disappearing — исчезая.

      Чонгук всегда был стереотипом обычного парня. Он обещал себе, что проживёт года, которые ему остались, в одиночестве, и если доживёт до пятидесяти, уедет далеко, где не будет ни одного человека, который его знает. Какой-нибудь Тибет был бы лучшим вариантом. Вся жизнь была распланирована. Возможно, он встретил бы какую-нибудь девушку с мозгами, которая хочет того же, что и он: по вечерам смотреть фильмы, читать книги, выбираться на кемпинги и удочерить одну девочку, ну или мальчика. Ему не нужны свои дети, ибо в мире и так полно детей, которым нужны родители. Какая разница кто их родил? Плюс Чонгук был не уверен в том, что сможет воспитать кого-то, поэтому в планах был уже взрослый человек. И надежда была на девушку, которая сможет позаботиться об этом аспекте жизни их ребёнка. А он постарался бы научить его или её играть в мяч, жарить мясо и добиваться успехов в жизни. Он умер бы счастливым и спокойным, а похоронили бы его у подножья горы, рядом с рекой.       Но в его жизнь ворвался апокалипсис, который снёс собой всё, что можно. Все идеи, мечты, надежды. Тот, кто сносит не только крышу, но и города. Тот, кому нет равных, кто победитель в любой войне, даже в той, в которой не участвует.       И вот он сидит напротив, а рядом с ним тот, кто не должен был никогда быть там, живи они в идеальном мире.       — Чонгук, ты слышал, что сказал этот подлец? — улыбнулась Мэди.       — Эй Чон! — Чимин, сидящий рядом с Чонгуком, толкнул его локтем, приводя в чувства.       — Да, Мэди, забей на Чимина, расскажи лучше, где ты пропадала? — убрав взгляд с руки Минхо, которая лежит на бедре Тэхёна, Чонгук размял свою шею, пытаясь держать себя в руках.       — У меня были отработки на конец года, теперь я свободна. Если бы знала, что ты сегодня будешь тут, я бы позвала наших тоже, — она отпила глоток мартини. — Хотя, если бы Суна встретила Тэхёна, мы бы не смогли спокойно посидеть, пришлось бы её везти с обмороком в больницу, — все рассмеялись, кроме Чонгука и Тэхёна, которые фальшиво улыбнулись. — Впрочем, я тоже очень счастлива, что мы смогли посидеть вот так. Минхо, вы тоже очень популярная личность в этих кругах, рада знакомству.       — Взаимно, но я вообще не в счёт, по сравнению с ним, — он пожирающим взглядом посмотрел на Тэхёна и облизнул губы.       Тэхён окинул скупым взглядом Чонгука, словно ожидая того, что он исчезнет или как минимум уйдет отсюда, но не будет делать того, что уже читается в его разъяренных глазах.       — Эй! Чонгук, давай мы с тобой пойдем на кухню? Давно хотел тебе показать моё рабочее место, — Чимин вскочил и сжал плечо Чонгука, который уже сжимал челюсти от злости.       — Я пойду в уборную! — воскликнула Мэди, и они втроем вышли из вип комнаты, предназначенной для самых почётных гостей.       — Бля, чуваки, этот Минхо максимально кринжовый. Не верю, что Тэхён, такая чувственная личность, с кем-то наподобие него, — Мэди скривила лицо, как только они вышли за дверь.       — У всех свои причуды. Ты иди в уборную, мы на кухню, — силой потянув за собой Чонгука, Чимин направился не в кухню, а на улицу.       Холодный воздух обдал их лица, сильнее взбудоражив, вместо успокоения. Чонгук не находил себе места. Он готов сорваться и уехать отсюда, как можно дальше, и больше никогда не встречать Тэхёна. Никогда не слышать о нём.       — Чувак, успокойся! Ты слишком явно злишься, — Чимин схватил его за плечи и развернул на себя.       — Ты видел, как они себя ведут?! При мне! Он делает это специально! Он показывает мне, что я ничего никогда не значил для него! — Чонгук оттолкнул Чимина и взмахнул руками со злости.       — Как Минхо нашёл вас? Тэхён его пригласил? Объясни!       — Не знаю. Мы только сели, и он зашёл, словно знал, где мы. Словно его и вправду пригласили… Тэхён… так оно и есть… — он схватился за бок, выдыхая.       — Подожди, вдруг он следил за ним? Ходят слухи, что он долго бегал за Тэхёном, но тот натурал, отказывает ему постоянно.       — Ага, он выглядел, конечно, растерянным, но с удовольствием сел с ним рядом и нежился в его ласке, — нервно прошёлся руками по своим волосам, не зная, куда себя деть. — Если бы ты не пришёл с Мэди, оттуда никто из нас живым бы не вышел.       — Послушай! — Чимин снова схватил его за плечи и посмотрел ему в глаза, стараясь утихомирить. — Я думаю, что всё не так просто. Я вижу то, что ему не комфортно с ним. Или мне кажется? Я не понимаю. Может, ты хочешь, чтобы всё, что ты придумал, было правдой?       — Зачем мне хотеть этого?       — Ты же говорил, что не чувствуешь к нему ничего, хотя ежу понятно, что чувствуешь. Но раз ты не хочешь быть с парнем и так сильно боишься этого, тебе не стоит лезть туда. Пусть они будут вместе, если хотят, для тебя же лучше.       — Просишь меня оставить его?       — Нет, прошу тебя вспомнить то, что ты сам говорил, и спросить себя, на чём ты сейчас? Что дальше? Пойдёшь ты, набьешь морду Минхо, если он тебя не пристрелит. И что в итоге? Что ты скажешь Тэхёну? Идём в крестики-нолики играть?       — Нет.       — А что ещё? Ты даже не разобрался в своих чувствах! По сути, вы никто друг другу, и ты не имеешь права что-то ему предъявлять.       — Я знаю его любимую песню, — Чонгук смиренно выдохнул, его веки дрожали.       — Чонгук, бред, этого мало… это ничего не значит. Ты должен понять, что можешь разрушишь его будущее, если будешь сейчас что-то делать, — он сжал его плечи, приободряя.       — Чимин, нельзя так, я не могу просто стоять в стороне. Меня влечёт к этому человеку во всех смыслах, меня разрывает, что кто-то может его касаться, я в душе не ебу, что это значит. Но я не могу просто физически и морально переносить это, меня будто в лаву закинули.       — Послушай! Давай не сейчас? Давай ты не зайдешь больше в ту комнату.       — Оставить его с этим… наедине? Никогда! Даже не проси.       — Они уже были наедине. И не раз. Без тебя, — словно пытаясь вернуть Чонгука из его мечтаний и надежд, произнес Чимин.       — Заткнись! — он оттолкнул Чимина.       — Я то могу заткнуться! Вымести свой гнев на мне, но не вляпайся в неприятности!       — Что происходит? Ты что-то знаешь? Кто этот Минхо? — он схватил Чимина за воротник его белой рубашки.       — Нет. О чём ты? — он замешкался.       — Ты врёшь! Скажи, что происходит? Тэхён в опасности?       — Нет, но мы все — да, если ты полезешь к нему.       — Твою мать! — закричал он, откинув Чимина от себя. — Скажи просто, кто он, и закончим на этом!       — Я не знаю, сука, кто он! Чонгук! Все, кто из членства, влиятельные люди! Поэтому успокойся сейчас. Идём уже, — он потянул разъяренного парня за собой. Они шли вдоль коридоров, и зашли на кухню Чимина. Подойдя к холодильнику, он достал алкоголь и налил Чонгуку.       — Выпей и успокойся.       Чонгук схватил и выпил залпом, жестом прося повторить. Выпив вторую стопку, он выпрямился и кивнул Чимину, указывая на то, что он готов.       — Что ты собираешься делать? — Чимин устало протёр свою переносицу.       — Хочу оторваться. Мы же в клубе. Почему мы такие унылые? — сквозь пронизывающую душу боль воскликнул Чонгук.       Чимин закатил глаза и поплёлся за Чонгуком.       — Есть у меня чутьё, что ты сделаешь что-то, о чём завтра пожалеешь, — кинул Чимин в спину Чонгука.       Однако Чимин ошибся на этот раз. Чонгука надолго не хватило. Во время расслабленного разговора с Мэди прямо в центре танцпола, Чонгук невольно взглянул в сторону барной стойки и увидел то, как Минхо скользит рукой под куртку Тэхёна. Ему показалось, что туман перед глазами схватил его и сжал для того, чтобы разорвать на мелкие кусочки. Голова начала кружиться, и он понял, что сейчас его стошнит. Извинился перед Мэди и выбежал из клуба. Непонятно как сдержал себя, дойдя до машины. Схватил бумажный пакет из бардачка и начал дышать, чтобы дело не дошло до панической атаки. Снова и снова повторял себе вслух, что он не умирает, это просто атака, и её нужно переждать. Но думая о руках Минхо на коже Тэхёна, он лишь сходил с ума от злости. Поэтому схватил ключи и сел за руль.       И снова это чувство, словно он опять теряет того, кто ему дорог. Он снова не удержал, не подождал, не вышел раньше, не притянул. Не сказал ему, что он дорог его сердцу, пока не потерял. А теперь он в руках другого человека, и Чонгуку снова жить с этим. Всю оставшуюся жизнь.       Если он останется здесь, всем будет только хуже. Он может не позволить судьбе отобрать ещё кого-то. Может сорваться и рискнуть жизнью других людей. Может лишить Тэхёна, возможного будущего, которое будет намного лучше, чем если Чонгук вмешается сейчас.       — Уж со мной у тебя точно нет будущего. Я не могу быть эгоистом, когда дело касается тебя… Тэхён.       Прощай.       Ночь окутала мир тёмным покрывалом, когда Чонгук, немного поддавшийся алкоголю, сел за руль. Его мысли были смутными, а сердце тяжёлым от постоянной боли. Он проездил три часа словно в забытье, и каждое мгновение пути тянулось бесконечно. Когда он уже вышел из машины и, словно сломанная кукла, поплёлся уже по знакомой до боли дороге, в голове крутились мысли о том, что это и было то, чего он боялся. Столько лет не испытывать ни к кому такие чувства, и в моменте его накрыло. Как те вампиры из пресловутых Дневников, где они могут отключить свои чувства, а потом эти чувства возвращаются ещё сильнее и больнее, чем раньше. Вот и Чонгук не знает, как справляться с таким потоком эмоций: зависимость от его запаха, ненависть, ревность, влечение.       Когда он наконец добрался до места назначения, а точнее — могилы Шинхо, ночь уже полностью окутала всё вокруг. Лунный свет пробивался сквозь облака, создавая таинственную атмосферу. Его шаги были неуверенными, а в груди раздавался гулкий стук сердца. Он подошёл к могиле, где лежал его друг, и опустился на колени, чувствуя, как алкоголь придаёт ему смелости, но и одновременно затуманивает разум.       — Привет, Шинхо… — прошептал Чонгук, сидя напротив могилы и отпивая глоток воды, которую принёс с собой. — Давно не говорили с тобой. Надеюсь, ты не сильно скучал тут, — он сжал челюсти, вспоминая, каким жизнерадостным был мальчик, лежащий в холодной могиле. — Вижу к тебе по соседству поселилась красотка, — он приподнялся и прочёл имя девушки, изображенной на надгробном камне. — Ли Сон, двадцать пять лет, — произнёс он. — Ты как раз любил чуть помладше, поздравляю, дружище, — поднял в воздух бутылку и отпил, словно за их счастье.       Каким бы ты был, Шинхо? Как бы сложилась моя жизнь, если бы ты не унёс с собой часть меня?       — Не злись на меня, я давно собирался к тебе. Но ты знаешь, я встретил кое-кого, кто разрушил мой обычный распорядок жизни. Он тебе понравился бы, вы во многом похожи. Я не знаю, как он смог, но он откопал во мне то, что я даже не подозревал, что оно есть. Прости меня… наверное, я не должен рассказывать тебе про того, кто заставляет меня ощущать, что я живой. Про того, кто заставляет меня забыть, о том, о чём должен всегда помнить. О тебе. О том, как я не смог спасти тебя. О том, как не смог даже попрощаться. Знаешь, иногда я думаю, может это и хорошо, что я не смог увидеть тебя в гробу, не смог стать свидетелем твоего погребения. Иначе я сошёл бы с ума. Я не отдал бы тебя земле. Шинхо… прости. Прости, что я впустил его в свою жизнь. Прости, что отдал ему твоё место в своих мыслях. Но я не могу с ним бороться. Я пытался… Знаешь, я даже старался избегать его, сто раз говорил о том, что он ничего не значит для меня. А он всё не унимается. Я устал бороться с ним в своей голове.       Он забрался на соседнюю могилу и лёг на неё, смотря на звёзды.       — Если бы ты услышал его голос, сразу понял бы, почему он так популярен. Если бы ты увидел его глаза, полные боли и тоски, и натянутую улыбку, понял бы, почему мне так сильно хочется его защищать. Шинхо, я никогда не замечал, как тебе больно. Я так долго пытался вспомнить хотя бы день, когда ты был грустным. Прости, ты был в таком плохом состоянии, а я даже не замечал этого. Я винил себя каждый день. Думал, что день перед твоей смертью был моей ошибкой, что мне не стоило взваливать на тебя весь груз своей боли. Лучше бы я спросил: как твои дела, как ты себя чувствуешь. Я видел только то, что беспокоило меня. Прости, я ничего не замечал… Но в его глазах я вижу каждую эмоцию. Я ощущаю, когда ему грустно, когда он хочет кушать, когда он весёлый, когда игривый, когда сосредоточен. Представляешь, он рисует глаза, похожие на сиськи. Он создал целую стратегию для выявления моего любимого артиста. Когда я смотрю на него, мне кажется, будто я выиграл какую-то лотерею всей своей жизни, раз у меня есть эта привилегия. Он самая настоящая привилегия. И не потому, что он звезда, а потому, что он тот, кто заслуживает быть ценным для всего мира. Он настолько добр и искренен, что кажется, будто он с другой планеты.       Он замолк, садясь на холодный камень, провёл нервно рукой по волосам, ощущая пламя, сжигающее изнутри.       — Прости меня… прости, что я так много говорю о жизни… о нём… он заставляет меня хотеть жить. Будто, если я умру, всему миру придёт конец. Он заставляет меня ощущать это. Но в то же время, я чувствую себя клоуном, который зациклился на нём. А он лишь из жалости подыгрывает моим жалким попыткам проявления чувств. Он так легко решил уйти из дома, и так же легко согласился поцеловать меня. И с такой же лёгкостью он говорит про мои проблемы с менталкой. Я ещё никогда не встречал никого, кто мог бы быть похожим на него, он на всё смотрит по-другому. Когда он говорит, что кто-то хороший, даже если я считал иначе, автоматом осознаю, что всё время ошибался. Он мило морщит нос, когда зол, его губы расплываются в квадратной улыбке, когда он смеётся. Он очень часто кончиком языка облизывает нижнюю губу. А его запах… Знаешь, когда я его поцеловал, очень боялся, что не смогу… думал, что мне будет плохо, или я оттолкну его. Но запах его кожи сводит с ума, словно он и вправду сделан из мёда.       Он лёг обратно и ухмыльнулся.       — Я и вправду сошёл с ума, Шинхо. Я несу какой-то бред. Он бы рассмеялся, услышав то, что я говорю. А знаешь, кто рассмеялся бы сильнее? Его парень. Да, у него есть парень. Говорят, он долго добивался его… Видимо, добился… Я же знал, что всё напрасно. Знал, что есть много препятствий для нас. И вообще нет никаких нас. Просто есть я и мой воспаленный мозг. Понимая всё это, я разрешил себе впустить его в свою голову. Идиот.       Прошло уже два часа, как Чонгук болтал обо всём с Шинхо, и не заметил, как уснул на чьей-то могиле, когда уже рассветало. Его телефон давно вибрировал в кармане, он старательно игнорировал это, пока тот не отключился.       Ощущая ослепляющий свет солнца в конце осени, он встал с камня с затёкшими мышцами и, попрощавшись с Шинхо, пошёл к своей машине.       Схватив бутылку уже ледяной воды с переднего сиденья, он сполоснул лицо, стараясь прийти в себя. Голова уже по традиции трещала с утра. Включил машину, чтобы она разгорелась, и подсоединил телефон к мобильному зарядному устройству. Начал разминаться, чтобы хоть немного согреться. Услышав звонящий телефон, он взглянул на экран через окно. Увидев, что это Юнги, он не спешил отвечать, ещё немного размялся и сел в уже достаточно прогретую машину.       — Да? — взял со второго раза.       — Чонгук, чтобы тебя черти драли! Быстро езжай домой!       — Всё?       — Твоя мать чуть коньки не откинула от переживаний. Ты почему не берешь телефон?! — он сильно злился, кажется, Чонгук ещё никогда не слышал его таким злым.       — Мне уже под тридцать, почему я должен отчитываться перед вами? И с чего она начала переживать за меня?       — Не надо было вести себя всю жизнь, как монашка, которая постоянно сидит дома, и люди не стали бы переживать о том, что ты сдох просто из-за одной ночёвки вне дома.       — Тогда привыкайте.       — Где ты?       — Не твоё дело! — он уже хотел отключиться, начиная выезжать в сторону дома.       — Отвечай!       — Успокойся. Еду уже… — Чонгук запнулся, услышав знакомый голос за кадром. — Кто с тобой?       — Какого хуя ты не берешь телефон? — закричал Тэхён, кажется, выхватив телефон у Юнги из рук. — Ты где вообще? Где ты ночевал?       — А тебе какая разница? С шлюхами тусил!       — Я из тебя сделаю сейчас шлюху, заткнись и езжай домой!       — Ага, бегу и спотыкаюсь! — отключился.       Чонгук не мог притворяться, что его сердце не трепещет от того, что Тэхён так переживает о нём. Что он уже дома, и что они с Юнги уже, наверное, говорили о многом. Только не понятно, что именно он рассказал. Меньше всего Чонгуку хотелось бы слушать подколки соседа о том, что он гей. Хотя, по правде говоря, ему уже плевать на всю эту ересь. И не только на это… теперь ему плевать на всё… пусть все исчезнут из его жизни, пусть дадут ему жить спокойно! Всё должно идти по его плану, они портят его. Он хочет, чтобы всё исчезло. Хочет снова оказаться в своей стерильной комнате, и никого, никогда, не касаться и жить на берегу океана, где нет людей.       А может, он бежит от того, что неизбежно настигает?       Чем дальше он отъезжал от могилы Шинхо, тем сложнее ему становилось на сердце. Уезжать, просто оставляя его там, в холодной земле, поехать домой и жить дальше… это не так просто, это ломает его изнутри.       …       Спустя три часа пути, наконец, Чонгук медленно переступил порог своего дома, и мгновение спустя его охватило нечто более тяжёлое, чем физическая усталость. Это было чувство, которое не поддавалось описанию — смесь горечи, печали и пустоты. Он закрыл дверь, но шум за её пределами не исчез, он продолжал гудеть, словно напоминание о жизни, которая прошла мимо него. Он не заслуживал жить такой жалкой жизнью, Шинхо прожил бы её намного правильнее. Внутри него бушевала буря, и единственным желанием было заткнуть её, закрывшись в своих мыслях.       Вчерашняя ночь была кошмаром. Он не мог забыть, как Тэхён смеялся и флиртовал с другим парнем. Чонгук помнил, как его сердце сжалось, когда он увидел, как он притягивает к себе этого Минхо, словно тот был единственным человеком в мире. Он чувствовал себя лишним, как будто его присутствие не имело значения. Он не мог понять, почему это так сильно задело его. В конце концов, они были никем друг другу… верно?       Он медленно прошёл в свою комнату, оставив за собой все мысли о вечеринке. Тишина, царившая в комнате, была угнетающей. Он сел на край кровати и уставился в одну точку, не в силах собраться с мыслями. В голове снова и снова прокручивались образы: смех Тэхёна, его улыбка, и Минхо, который, казалось, был готов забрать его навсегда. Чонгук закрыл глаза и попытался избавиться от этих мыслей, но они были неумолимы.       Он встал с кровати, будто в трансе, и направился к ванной. Вода, струящаяся из крана, казалась ему единственным спасением. Он включил горячую воду и, не раздумывая, шагнул под струи. Она обжигала кожу, но это было приятно — она как будто смывала грусть, но Чонгук знал, что это всего лишь иллюзия. Он тёр кожу, пока она не покраснела, не замечая, как слёзы смешиваются с водой.       Каждое движение было механическим. Он не думал о том, что делает, он просто действовал. Он чувствовал, как его тело начинает дрожать от тепла, но это было не важно. Он продолжал тереть кожу, словно надеясь, что с каждым движением сможет очистить не только своё тело, но и душу. В голове снова и снова звучали слова о том, что он недостаточно хорош, что не достоин Тэхёна. Он пытался избавиться от этого ощущения, но оно только усиливалось.       После долгого душа он вышел и, не глядя в зеркало, направился к своей комнате. Он осмотрел пространство, и его охватило желание навести порядок. Всё должно быть идеально. Он начал убираться, расставляя вещи по линейке, стараясь достичь идеала, который, казалось, был недостижим. Каждый предмет, каждая деталь должны были находиться на своём месте. Он не мог позволить себе беспорядок, ведь это означало бы, что его жизнь вышла из-под контроля.       Чонгук снова и снова возвращался к уборке. Он мыл полы, протирал поверхности, проверял, чтобы ни одной пылинки не осталось. Он чувствовал, как внутри него нарастает тревога, когда замечал малейшие недостатки. Он не мог остановиться, не мог позволить себе расслабиться. Каждый раз, когда он убирал, его мысли возвращались к Тэхёну. Почему он? Почему они не могут быть теми, кем хотят быть? Почему именно он тот, кто стоит за дневником? Чонгук не знал ответа. И, возможно, даже не хотел его искать. Вместо этого он разрушал себя, чтобы стереть его из своего разума.       С каждой минутой уборки его состояние ухудшалось. Он чувствовал, как руки начинают дрожать от усталости, но он продолжал. Он не мог позволить себе остановиться. Он снова и снова проходился по комнате, словно недостатки могли быть устранены с помощью чистоты. Его разум зацикливался на этой навязчивой мысли: «Если всё будет идеально, то и я смогу быть идеальным». Он не осознавал, как его поведение становится всё более страшным, как его одержимость чистотой перерастает в нечто большее.       Чонгук не замечал, как время летело. Часы пролетали, и он продолжал мыть, убирать, расставлять. Он снова и снова возвращался к тому, что уже сделал, проверяя, всё ли на своих местах. Каждый раз, когда он отводил взгляд от идеального порядка, его охватывало беспокойство, будто все его усилия могли в один миг рассыпаться в прах. Он снова протирал полы, снова вытирая каждый уголок, пока его руки не начали болеть от постоянного трения с тканью. Он выбросил полотенце, расчёску и гель, которых касался Тэхён.       Два раза простирал постель, на которой тот спал после того, как они поцеловались, лёжа на газоне. Когда Чонгук поклялся, что не притронется к нему, попросив того по спать в его комнате, а сам лёг на диван, до утра наблюдая за спящим Тэхёном. Той ночью он чувствовал себя самым богатым человеком на свете, словно весь мир лежит перед ним. Это и был мир. Он — весь мир, но в этом мире никогда не будет места Чонгуку.       Внезапно раздался стук в дверь. Чонгук замер. Он узнал этот голос. Это был Тэхён. Страх охватил его, и он не знал, как реагировать. Как он мог встретиться с ним после того, что произошло в клубе? Как он мог объяснить, почему его комната стала его крепостью, а он — затворником? Он не хотел видеть его, не хотел, чтобы тот видел его в таком состоянии.              — Чонгук, ты там? — спросил Тэхён, его голос звучал беспокойно. — Всё в порядке? Я уснул, пока ждал тебя. Открой.       Чонгук не ответил. Он просто стоял и прислушивался к звукам за дверью. Тэхён продолжал барабанить в дверь, и с каждым ударом в его груди раздавался глухой стук, как будто кто-то пытался вырваться наружу. Но он не мог. Он не мог позволить себе открыться, показать свои слабости.       — Чонгук, пожалуйста, открой. Я волнуюсь.       Чонгук глубоко вздохнул и подошёл к двери. Он открыл её, но только настолько, чтобы видеть Тэхёна. Его лицо было взволнованным, а глаза томились тревогой.       — Что тебе нужно? — спросил Чонгук, стараясь сделать голос строгим, чтобы скрыть свои истинные эмоции.       — Я просто хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. Ты не ночевал дома, и я волнуюсь, — ответил Тэхён, его голос был полон заботы и боли.       Чонгук стиснул зубы. Он не хотел, чтобы Тэхён волновался. Он не хотел, чтобы кто-то видел, как он страдает. Но в то же время его гнев на самого себя выливался на Тэхёна.       — Ты не должен был приходить, — произнёс он, стараясь звучать холодно. — У тебя есть своя жизнь. Не трать время на меня!       Тэхён нахмурился, его лицо исказилось от боли. Чонгук заметил это, и внутри него что-то оборвалось, но он не мог позволить себе сдаться. Он не мог позволить Тэхёну войти в его мир, в котором всё было так запутано. Тем более, Тэхён вчера показал, что ему это не нужно.       — Чонгук, — сказал Тэхён, его голос стал более настойчивым. — Я не уйду, пока не узнаю, что с тобой происходит. Ты не можешь просто закрываться от всех. Только не это. Снова.       — Снова? Ты понятия не имеешь, кто я и что происходит. Твои психологические практики на мне не сработают, занимайся своей жизнью, пожалуйста, — он нахмурился. — Нам было весело, круто, да, я не скрываю, но всё, пора заканчивать эти игры, в итоге это ни к чему хорошему не приведет. Поэтому занимайся собой.       — Эй, Чонгук… что с тобой? — Тэхён приблизился к нему и протянул руку, чтобы коснуться его щеки. Но Чонгук мигом отпрянул. — Эй… — он снова приблизился, а тот снова отпрянул. — Ч-что? Ты… не говори, что ты теперь и меня…— его веки задрожали.       — Да. Больше нельзя. Больше ты не можешь касаться меня.       — Нет! Слушай! Не делай этого! Это я, Тэхён, я всё ещё тут. Я купался утром, я чистый, никто меня не трогал. Клянусь… я… — он словно пытался найти хоть что-нибудь, за что мог зацепиться, прежде чем Чонгук окунёт его в лаву безразличия и добавит в список всех тех, кого он не может касаться. — Чонгук! Я не позволю!       — Ты знаешь, что это зависит не от тебя, и не от меня тем более. Просто уходи, — он уже хотел закрыть дверь, но Тэхён ворвался внутрь, отталкивая его, и закрыл за собой дверь.       — Ты что делаешь? — Чонгук воскликнул в гневе.       — Чёрт! Что за… чем вообще тут пахнет? Дышать невозможно! Открой окна, ты задохнешься! — он подбежал к окну.       — Остановись! Не трогай ничего!              — Успокойся… пожалуйста, ты меня уже пугаешь.       — Просто не трогай ничего. Даже не думай.       — Ты не мог так поступить с нами… я…       — С нами? Воу! Притормози, никаких «с нами». У нас ничего нет общего, и не было никогда. Мы повеселились, и на этом всё. Вчера могло быть что-то, но ты доказал, что это было плохой идеей. Поэтому считай, что между нами лишь неудачная попытка сближения.       — Это из-за Минхо? Ты так ведёшь себя из-за него?       — Нет. Это не из-за кого.       — Ты ревнуешь и злишься, да? Я не хотел тебя в это вмешивать, но я могу объяснить тебе, почему я не оттолкнул его. На это есть одна при…       — Остановись. Мне плевать на твоего друга гея. Можешь не объяснять, — он прервал Тэхёна на полуслове, заставляя того опешить.       — Ты шутишь? Снова отмечаешь то, что он гей? Это всё, что тебя волнует из того, что я собираюсь рассказать? Какие у тебя проблемы с геями? Объясни! Почему ты так сильно боишься даже этого слова?!       — Я очень устал, и обсуждать какие-то неинтересные мне темы я не хочу, как и не хочу обижать тебя. Очень уважительно прошу, выйди отсюда и больше никогда не заходи, пока я не позволю, — указал на дверь.       — Хах… ладно… но скажи мне одно, я больше не зайду сюда, только дай ответ. Где ты был? — Тэхён проглотил нахлынувший ком и взглянул в его глаза, которые Чонгук всё время отводил от него в сторону.       — Тебя это не волн…       — Ты был в Тэгу, да? — он прервал его.       — Не твоё дело!       — Ты ночевал на его могиле?       — Уходи! — он подошёл к двери, открывая её. После минуты молчания, Тэхён прервал тишину и взглянул на Чонгука, словно поняв истину всей жизни.       — Чонгук, я всё понял… ты был влюблён в Шинхо?       — Тэхён! — он соскочил с места и, схватив его за предплечье, сжал сильно, словно стараясь привести в чувства.       — Наконец-то ты назвал меня по имени, я уже думал никогда не назовёшь, — его губы дрожали.       — Ты ненормальный, я клянусь. Тебе надо лечь и лечиться в психиатрическом отделении.       — Только если ты будешь в соседней палате, — напомнил он.       — О Боже, ты невыносим, — Чонгук отпустил его и прошёл к кровати, стараясь не замечать того, кто не хочет выходить. — Мне нужно вызвать полицию, чтобы ты ушёл? — он опять развернулся на тихо стоящего парня, который обнимал себя за плечи, погрузившись в мысли.       — Точно… ты был в него влюблён. Ты боялся этого чувства? Поэтому ты так страдаешь из-за его смерти? Поэтому ты ненавидишь само упоминание нетрадиционной ориентации?       — Ты заходишь слишком далеко, не смей упоминать его! И не смей ставить свои эксперименты на мне. Я не твоя подопытная крыса, — Чонгук злился на Тэхёна так, как не злился никогда ни на одного человека.       — Ты всё еще любишь его?       — Блять, я клянусь, ты сейчас очень сильно пожалеешь! — он схватил его за воротник, но не смог скрыть слёзы, подступившие к уголкам глаз. — О какой любви ты говоришь? Мальчику было тринадцать лет, он перерезал себе горло! — закричал Чонгук в непоколебимое лицо Тэхёна.       — Ему давно не тринадцать, он рос с тобой, в твоей голове, ты его не отпускаешь. Вы росли вместе. Ты не собираешься отпускать его. Он там, на твоей кровати, на диване, он в твоей ванной, он в твоих мыслях, он везде. Ты засыпаешь и просыпаешься с ним. И больше никому нет места рядом с тобой. Верно? — он указывал на каждую деталь в комнате, а в конце коснулся его головы пальцем и пронзил его взглядом.       — Молчи, просто… — Чонгук закрыл глаза и пытался не дать вылезти наружу всем эмоциям, что его сейчас захватили.       — Ты винишь себя за то, что потеснил его в своих мыслях и впустил туда меня? Ты боишься меня?       — Тэхён… не надо, — он открыл глаза и взмолился.       — Чонгук, ты не должен был так делать… Тебе не надо было скрывать и подавлять в себе то, что тебе понравился мальчик. Но я знаю, из-за чего ты это сделал. Ты боялся осуждения и издевательств. Но это абсолютно нормально, каждый имеет право любить тех, кого они хотят. Ты не должен был избегать этого.       — Ты не знаешь, о чём говоришь! — отошёл от него и сел на диван, закрывая лицо руками.       — Тогда скажи, что я не прав. Скажи, что всё это чушь собачья, и прямо сейчас в этой комнате нас только двое. Тут нет Шинхо? — Тэхён искренне волновался.       Спустя минуты тишины, которые казались вечностью, Чонгук произнёс еле слышно:       — Есть.       Тэхён, казалось, был шокирован. Он стоял, не в силах найти слова. Ведь он только предполагал, и всё подтвердилось. Чонгук почувствовал, как его собственные слова эхом отдаются в голове, и он сам был поражён тем, что только что произнёс.       Он не хотел показывать свою уязвимость, но именно это он и делал.       Тэхён медленно шагнул ближе, но Чонгук инстинктивно отсел, не желая, чтобы тот приближался. Он не мог позволить себе это.       — Я не могу позволить никому войти в мой мир, — произнёс Чонгук, его голос стал тише, но гнев всё ещё бурлил внутри. — Я не могу позволить тебе этого.       Тэхён замер, и Чонгук заметил, как его глаза наполнились пониманием, но это понимание лишь усиливало его гнев. Он не хотел, чтобы Тэхён чувствовал жалость.       — Ты не должен думать, что ты какой-то ненормальный, — наконец сказал Тэхён, его голос был спокойным, но полным решимости. — Просто дай себе ещё один шанс.       Чонгук покачал головой, не желая принимать эти слова.       — Ты не понимаешь, — он усмехнулся, вытирая слезу. — Мне не нужен шанс. Мне ничего не нужно.       — Позволь мне быть рядом? — Тэхён вздохнул, и в его взгляде появилось что-то новое — не только забота, но и стойкость.       — Знаешь! — Чонгук вытер щёки насухо и встал, расправляя плечи, словно готовясь сказать то, что может его сломить. — Вчера, когда увидел тебя с Минхо, я понял — ты мне совершенно безразличен.       — Вот как? А в тот раз ты не так реагировал, — Тэхён скрестил руки на груди, чувствуя, как его сердце разбивается.       — Наоборот, я уже говорил, что старался защитить тебя как сводного брата, чтобы дома не было лишней шумихи, — его лицо выглядело совершенно равнодушным.       — Не делай этого. Ты сам же пожалеешь потом.       — Мне не о чем жалеть, ты завтра уезжаешь, и я буду рад, если больше не попадёшься мне на глаза.       — Я уеду. Но ты останешься. Один. И никогда не сможешь выйти отсюда. Твой придуманный парень не существует! Ты сдохнешь за ним, если продолжишь в том же духе!       — Подбирай слова, ублюдок! — он подбежал к нему и замахнулся в попытке ударить, но Тэхён увернулся.       — Ты… хотел меня ударить? Ты вообще с ума сошёл? Из-за него? Ты хочешь ударить меня ради того, кого даже не существует? Того, в чьей смерти ты не виноват, но винишь себя?       — Ты меня выводишь из себя! Уходи! Пока не стало поздно.       — Хорошо, я никогда не смог бы принять то, что кто-то чуть меня не ударил. Но я готов принять тебя со всем, что у тебя есть! Я готов попробовать! Я даю шанс нам обоим! Впервые я сам прошу об этом… — голос шёл из отчаянной глубины души.       — Ты. Мне. Не нужен. — прошипел Чонгук сквозь зубы, вкладывая всю ненависть в каждое слово.       Тэхён долго всматривался в его красные, горящие ненавистью глаза, словно стараясь разглядеть в них фальшь. Но он не смог.       — Ты говоришь правду. Я тебе не нужен. Теперь я это вижу. Хорошо… Чонгук, — он развернулся, чтобы выйти.       — Ненавижу эти сопли и драмы, — произнёс Чонгук за спиной Тэхёна, продолжив заниматься своими делами. Словно его совершенно не волнует всё, что произошло.       — Прости, больше не будет никаких драм. Прощай… — он вышел и захлопнул за собой дверь.       Чонгук моментально рухнул на колени и зарыдал так сильно, как в тот день, когда он потерял Шинхо. Того, в кого влюбился так сильно, что не мог поверить в это.       Каждое утро он собирался так долго, словно на свидание, и чувство трепета, что у двери тебя ждёт тот, кто является теплотой в твоей холодной жизни, сводило живот. Шинхо умел рассмешить его в любой ситуации, он всегда ждал его после школы и нёс его портфель. Чонгук не понимал, что он чувствует. Только когда его друзья описывали свои чувства к другим девочкам из класса, он осознавал, что то же самое чувствует к Шинхо. Он подозревал, что это неправильно. Но однажды, когда он спросил у матери, почему ощущает это к мальчику и их подслушал отец, он навсегда запомнил урок: никогда не только не произносить такое вслух, но даже не думать об этом.       Он усвоил то, что ему диктовало общество, мать, отец, друзья… Он возненавидел это чувство. Он возненавидел Шинхо. За то, что тот заставлял его чувствовать, что-то неправильное. Это он во всём виноват. Он его заразил непонятными чувствами.       Однажды, когда Шинхо не понимал, почему Чонгук его избегает, он не удержался и рассказал ему обо всём. Тогда, когда они играли в том самом заброшенном доме. Шинхо улыбнулся и обнял его так, как раньше никогда не обнимал. Он отстранился и, наклонившись, чмокнул его в губы. Впервые Чонгук ощутил, как живот разрывает от нахлынувших эмоций. Он сильно покраснел, но Шинхо погладил его по щеке и заставил взглянуть в свои глаза, сказал ему, что это нормально, что он никогда не стал бы отталкивать его из-за такого. И что ему не надо бояться своих чувств, даже если весь мир осудит, и даже если они будут невзаимными. Взявшись за руки, они дошли до дома. Чонгук ощущал дикую тоску и приятное волнение в эту ночь, в предвкушении утра, когда они снова встретятся.       Утром Шинхо покончил с собой.       Таков был конец у его первой любви. Таков был конец, который Чонгук навсегда закопал глубоко внутри и пытался забыть.