disappearing — исчезая.

🎵 Royalty — Egzod & Neoni.

POV Тэхён.

      Я всегда думал, что двое отчаянно любящих друг друга людей остаются вместе до самой старости, перед смертью они говорят много прекрасных слов и предаются воспоминаниям, держатся за руки, благодарят за былые года и красиво прощаются.       Чего я не мог представить даже в самых жутких кошмарах, так это, что мой любимый уйдёт от меня, когда я еле успел его обрести, да ещё и в момент, когда между нами был раздор.       Жизнь очередной раз доказала мне, что я не герой мыльной оперы. Что не бывает ничего идеального. Доказала, что я был шутом. Оказывается, она может преподнести такой сюрприз, который заставит тебя стереться в пыль эмоционально.       Оказывается, твой любимый может умереть просто в обычный будничный день, когда ты зол и обижен на него. В день, когда у вас не всё гладко, и вы не нацеловались вдоволь, не сказали друг другу важных слов, не успели сходить на свидание, не смогли насладиться друг другом. В день, когда ты уехал от него и ожидал, что он сейчас приедет за тобой, и вы страстно поссоритесь, после чего займётесь примирительным сексом, и за руки вернётесь обратно домой.       Оказывается, всё может случиться, когда ты больше всего не готов к этому. Да. Знаю. К этому невозможно подготовиться. Но он уж точно не должен был уходить так. Что угодно, как угодно, но не так. Я не сказал ничего, я не сказал, что люблю его, он увидел лишь трусливо трясущегося пса, вжавшегося в землю. Я должен был его поддержать. В тот момент я должен был хотя бы сказать, что понимаю его, что люблю. Но нет. Опять же. Оказывается, ты не живешь по идеальному сценарию, и такова судьба.       У меня не было ничего. Я остался голым посреди пустыни. У меня даже не было достойного прощания с ним. Я даже не увидел его лица. Я не знаю, каким оно было. Был ли он спокоен? Коснулось ли умиротворение его лица? А может он был напуган?       Хотя, нет. Я бы сошёл с ума, если бы увидел рану на его голове. Пусть. Я оставлю его в своей памяти храбрым, мужественным и самым красивым человеком на свете. Он никогда не будет в крови. Только не в моих мыслях.       Уже пол часа как разговариваю с самим собой, лёжа на кровати Юнги. Не знаю почему, но сегодня я не могу выйти отсюда, я боюсь внешнего мира. Теперь я боюсь комнаты Чонгука, она сжимает меня, кажется, что я оскверняю её своим присутствием, мне плохо от мыслей, что я боюсь туда входить. Однако комната Юнги мало чем отличается от Чонгука, тут всё также чисто и идеально расставлено. Как я раньше этого не замечал? Последний раз я был тут с Чонгуком. Он сидел на краю этой кровати и держал в руках книгу Юнги. Я тогда был таким беззаботным и счастливым. Это были лучшие дни в моей жизни. Даже не подозревал, что всё так быстро закончится.       Пытаюсь отвлекаться на разные мысли, понимая, что меня начинает охватывать паническая атака. И это то, что не должно происходить ни в коем случае. Потому что я становлюсь невменяемым. Но маленькая, потихоньку набирающая масштабы, мысль, которую я никак не могу заглушить, начинает давить на меня: Он. Под землёй.       Когда я замечаю ключи от машины на прикроватной тумбочке Юнги, эта мысль становится сильнее меня. Больше она не видит преград. И она поглощает меня всего. Подскакиваю с кровати, хватая ключи, выбегаю из комнаты. Боясь, что Юнги меня схватит и утащит обратно, покидаю дом. С босыми ногами бегу со всех сил к машине. Слышу как Юнги бежит за мной, но он ещё не знает, насколько безрассудно-шустрым и упрямым я могу быть.       Сажусь за руль и тут же выезжаю на трассу. Не замечаю ничего на своём пути, пока еду. Еду к нему. Туда, где мне и место. Туда, откуда я больше никогда не вернусь. Туда, где теперь мой дом.

***

      Лобовое стекло расплывалось под ударами ливня, превращая городские огни в размытые, дрожащие кляксы. Тэхён вдавливал педаль в пол, босые ноги скользили по мокрому коврику машины Юнги. И в этом миг пришло осознание: Это не машина Юнги. Это машина Чонгука.       Душа Тэхёна снова разорвалась на атомы, он схватил руль обеими руками и громко зарыдал, взывая к нему.       — Это твоя машина, Чонгук! Ты никому не давал её! Теперь она просто осталась. А ты ушёл. Я тоже просто остался. Зачем? Кому я нужен? Что мне вообще нужно на земле без тебя? — он ударил кулаком руль, слёзы не давали ему ясно разглядеть дорогу. Чонгук. Его Чонгук. Мёртвый. Похороненный. Неправильно. Невозможно.       Кладбищенские ворота были распахнуты, словно в зловещем приветствии. Дождь хлестал, как будто само небо оплакивало потерю. Тэхён выскочил из машины, не чувствуя холода, только обжигающую пустоту внутри. Он бежал, спотыкаясь о бугры земли, ориентируясь на свежий холм, на табличку с именем, которое он не мог видеть.       Добравшись до могилы, он опустился на колени, не обращая внимания на грязь, пропитавшую его лёгкую одежду. Руки задрожали, коснувшись влажной земли.       — Нет… нет-нет-нет! Тебе тут не место! Тут грязно! Ты не должен быть тут! Тут холодно!       Все ещё тая надежду, что под этим холмиком земли не откажется гроба и всё это просто страшный сон, он начал копать. Сначала неуверенно, потом, с каждой горстью земли, всё отчаяннее, яростнее. Глина забивалась под ногти, царапала кожу, но он не чувствовал боли. Только тошнотворное осознание того, что он понимает, что Чонгук там, под ним, в темноте, один.       — Чонгук! Чонгук! — кричал он, голос тонул в реве дождя, превращаясь в хриплый, надломленный вой. Слёзы смешивались с грязью, стекая по лицу, искажая его черты в маске отчаяния. Он рыл землю, как сумасшедший, яростно отбрасывая комья, пока пальцы не начали кровоточить, пока не почувствовал нечто твёрдое под руками. Дерево. Крышка гроба.       Тэхён замер, обхватив крышку побелевшими пальцами. Горький, невыносимый рык вырвался из его груди. Он закричал, завыл, из него вырывались лишь обрывки слов, молитвы, проклятия, мольбы, всё слилось в единый безумный вопль. Он не мог, не мог отпустить Чонгука. Он не мог позволить ему остаться там, в этой сырой, холодной земле. Он должен был его вернуть. Он должен был его спасти.       Собрав последние остатки сил, Тэхён попытался сдвинуть крышку гроба. Она не поддавалась. Он бил по ней кулаками, царапал ногтями, пытался подкопать, но дерево оставалось неподвижным, непреодолимым барьером между ним и его Чонгуком. Отчаяние захлестнуло его с новой силой, придавило к земле, не давая дышать.       Он уткнулся лицом в холодное, мокрое дерево, задыхаясь от рыданий.       — Чонгук... Чонгук, пожалуйста… — шептал он, словно надеясь, что его голос долетит до него сквозь толщу земли и дерева.       Тело пронзила дрожь, не от холода, а от осознания безысходности. Он опоздал. Он уже ничем не мог помочь. Чонгук был мёртв, а он, Тэхён, остался жив, чтобы нести на себе эту невыносимую тяжесть вины и горя.       Он лежал на земле, обнимая могилу, пока дождь не превратился в морось. Сознание начало мутнеть, тело ослабело. Он чувствовал, как ускользает в темноту, как его затягивает в пустоту, где, возможно, он сможет хоть на мгновение воссоединиться с Чонгуком.       В полумраке, между реальностью и забытьем, ему показалось, что он слышит тихий, едва различимый шепот. Голос Чонгука.       «Тэхён...отпусти…»       Он попытался что-то сказать, но горло сдавило спазмом.       — Я... я не могу... — прошептал он, задыхаясь.       Шепот повторился, более твердо, более настойчиво.       «Отпусти...»       Он медленно разжал пальцы, отпустил крышку гроба, отпустил Чонгука. Не потому, что хотел, а потому, что Чонгук его об этом попросил.       Впервые с момента похорон он поднял глаза к небу. Дождь лил, не прекращаясь.       — Как я отпущу тебя? Нет. Не тогда, когда ты плачешь от любви ко мне, — шепчет Тэхён и снова ложится на его гроб, вспоминая, как Чонгук впервые сказал ему эти же слова.       Он лежал, гладя рукой крышку гроба. Словно убаюкивая ребёнка, которого он так сильно любит. Словно он и вправду спит.       Солнце уже почти взошло, когда Юнги остановил машину у ворот кладбища. Он видел издалека силуэт, склонившийся над свежей могилой, и уже знал, кто это. Дурак. Чёртов дурак.       Он вышел из машины, не говоря ни слова. Под ногами хлюпала грязь, но ему было плевать. Он видел Тэхёна: измазанного грязью, окровавленного, дрожащего, как загнанный зверь. Истерзанного горем, которое Юнги знал слишком хорошо. Только он прятал его глубже, под слоем цинизма и сарказма.       Он подошёл ближе, остановившись в нескольких шагах от могилы. Смотрел на Тэхёна сверху вниз холодным, изучающим взглядом. Ни сочувствия, ни жалости. Только ледяное спокойствие, которое он оттачивал годами, чтобы не сломаться под гнетом собственных демонов.       — Всё? Ты закончил? Получилось? — он присел на корточки, всматриваясь в размытые слезами глаза Тэхёна. — Вижу, что нет. Ты неправильно копаешь. Нужно выкопать всю землю, чтобы достать его оттуда. А у меня идея получше, давай я сейчас же позвоню всем, кто закапывал: друзьям, семье, и скажу, чтобы они вернулись и отмотали церемонию обратно? М-м? — Юнги усмехнулся. — Вставай, блять, — прошипел он и, пытаясь не смотреть на могилу Чонгука, снял с себя куртку, кидая в сторону. Он пошёл за лопатой, а когда вернулся, понял, что Тэхён даже не сдвинулся.       — Извини, это какой-то романтический жест? Хочешь воскресить его поцелуем? Или просто решил показать всему миру, насколько ты несчастен? — он снова присел на корточки.       В его голосе не было удивления. Только презрение. Презрение к слабости, беспомощности, к этому театральному горю, которое он сам никогда не позволял себе.       — Я, блять, сегодня эту могилу закапывал. Неужели ты настолько эгоистичен, что тебе плевать на то, что другие люди тоже потеряли близкого? Что скажет его мать, когда поймёт, что ты снова его раскопал? — он сделал паузу, обводя взглядом раскопанную могилу.       — Ты же знаешь как он ненавидел драму! И вот ты, его великая любовь, превратил его похороны в чёртов балаган. Приди уже в себя! — он наклонился ближе, его лицо было в дюйме от лица Тэхёна, его глаза горели холодной яростью.       — Нет. Заткнись. Я не уйду отсюда. Я должен его увидеть! — он снова подскакивает и начинает рыть, отбрасывая землю в разные стороны.       — Остановись! — Юнги хватает его за предплечье и отбрасывает в сторону. — Ты не понимаешь? Блять! Он умер! Его нет! Ты его не воскресишь! Можешь копать хоть до самого Ада, но его там не будет. Прекрати это! Прекрати! — Юнги готов разорвать его вклочья, но эта боль в глазах Тэхёна не даёт ему даже притронуться.       Он яростно хватает лопату и начинает молча забрасывать землю обратно в яму. Его движения были резкими, точными, словно он вымещал на земле всю свою собственную боль. Он работал молча, не говоря ни слова, пока могила не была снова засыпана.       Закончив, он вытер руки о штаны и повернулся к Тэхёну.       — Поехали, — сказал он, его голос был снова ровным и безэмоциональным. — Я отвезу тебя, в последний раз. Больше не хочу никогда тебя видеть.       Не дожидаясь ответа, он развернулся и пошёл к машине. Он знал, что Тэхён пойдёт за ним. Потому что, несмотря на всю свою боль, он всё ещё нуждался в ком-то. Даже в таком циничном и безжалостном ублюдке, как Юнги.       Они ехали в тишине, внезапно Тэхёна захлестнула волна вины. Он почувствовал себя ничтожеством. Тем, кто заставил Юнги дважды закопать своего друга.       — Прости, — осевшим шёпотом произносит Тэхён, наблюдая за тем, как грязные руки Юнги сжимаются на руле от гнева.       — Ты уже говорил это сегодня. Больше не хочу слышать.       — Нет. Это другое. Прости за то, что забыл о том, что другим тоже больно. Что заставляю тебя возиться со мной.       — Куда тебя отвезти? — холодно спрашивает Юнги.       — В клуб. Поехали в клуб? Давай напьёмся? — Тэхён откидывает голову на сиденье.       — Нет. Я отвезу тебя к Мэри. Искупаешься и успокоишься. Не хочу видеть свои фото завтра утром в статьях рядом с тобой.       Тэхён молчит. Он всё понимает. Но вдруг просыпается ненависть к себе. К своей профессии. К своему существованию. Ненависть ко всему, захлестывает его. Он не видит смысла в существовании. Ведь живи он и дальше так, будет приносить всем вокруг только боль и разрушение.       Юнги молча довёз Тэхёна до дома Мэри. Он не обмолвился ни словом, просто остановил машину, бросил короткое «Вылезай» и уехал, не дожидаясь, пока Тэхён войдёт внутрь.       

***

      Мэри открыла дверь. Увидев Тэхёна, она ахнула и сразу же обняла его, не обращая внимания на грязь, которая пачкала её одежду. Она молча завела его внутрь, усадила на диван и начала осторожно вытирать его лицо влажной тряпкой.       Тэхён не сопротивлялся, но и не реагировал. Он сидел, как сломанная кукла, взгляд был устремлен в одну точку, тело было напряжено, словно готовое в любой момент сорваться в бегство. Он не говорил ни слова, не плакал, не двигался. Он просто был там, физически присутствуя, но ментально отсутствуя.       Следующие несколько дней были адовыми для Мэри, она всё время пыталась накормить его, предлагала чай, пыталась заговорить с ним, но всё было тщетно. Тэхён не реагировал ни на что. Он отказывался есть, пить, отвечать на вопросы. Он просто лежал, неподвижный и безмолвный, словно превратился в статую.       Дни тянулись медленно и мучительно. Мэри не отходила от Тэхёна ни на шаг, стараясь окружить его заботой и любовью. Она укладывала его спать, включала его любимую музыку, показывала разные ролики психологов, о том как справиться с горем. Но Тэхён оставался в своём замкнутом мире, отрезанный от внешнего стеной горя.       Он перестал ухаживать за собой, перестал мыться и переодеваться. Он целыми днями сидел в одной и той же позе, его взгляд был устремлен в никуда. Он похудел, его кожа стала бледной и болезненной, глаза запали. Он медленно угасал, как свеча на ветру.       Каждый раз, когда родные приходили с ним увидеться, он не реагировал. Он никого не помнил. Ничего не хотел.       Мэри была в отчаянии. Она понимала, что Тэхёну нужна профессиональная помощь, но он отказывался идти к врачу. Она боялась, что если попытается уговорить его, он окончательно замкнётся в себе и тогда уже ничего нельзя будет сделать.       Наконец через неделю приехал отец Тэхёна. Мэри позвонила ему в ту же секунду, когда обнаружила его, сидящего на полу в комнате с ножницами в руках, царапающего надпись на своей руке. И он почти закончил, когда она выхватила их из его рук. Она поняла, что больше не может справиться самостоятельно.              Отец и раньше пытался его забрать, но тот сопротивлялся, однако сейчас Дэхён был с командой помощников. Он понимал, что если не вытащит его из этого болота, то никто этого не сможет сделать. Его ребёнок угасал на глазах. Его жена была в том же состоянии, но если у неё был Хосок и Сэён, плюс её двоюродные братья и коллеги, то у его сына не было никого. И даже тех, кто был, он не подпускал.       Дэхён вошёл в квартиру Мэри, его лицо было напряжённым. Он окидывает взглядом полумрак, неубранные вещи, Мэри, сидящую в углу с заплаканными глазами. Его взгляд останавливается на Тэхёне, сидящем на диване, поникшем, словно вырезанном из камня.       Он подходит к сыну, приседает перед ним на корточки.       — Тэхён, — говорит он, его голос полон беспокойства, но в нём чувствуется стальная нотка. — Посмотри на меня.       Тэхён не реагирует.       Дэхён сжимает его руку, чувствуя, насколько она холодна и безжизненна.       — Я знаю, тебе тяжело. Чонгук… Он был нам обоим дорог. Я очень сожалею о случившемся.       Он замолкает, подбирая слова.       — Я чувствую себя виноватым. Я познакомил вас, надеялся, что вы станете братьями, опорой друг для друга. Я никак не мог предвидеть...       Тэхён резко выдергивает руку.       — Что ты не мог предвидеть? — его голос хрипит от невыплаканных слёз. — Ты ничего не знал! Ты думал, это просто братская любовь? Что мы просто друзья?       Дэхён отшатывается, словно получив пощечину. В его глазах мелькает непонимание.       — Я... Я просто хотел, чтобы ты был счастлив, Тэхён. Чтобы у тебя была семья.       Тэхён поднимается с дивана, его глаза горят безумным огнём.       — Счастлив? Семья? Если бы не ты! Я бы так и остался один. Я бы не стал входить в его жизнь. Я бы остался парнем из директа. Я не разрушил бы его. Не посмел бы явиться к его порогу! Ты во всём виноват! Он умер из-за тебя! — он бьёт рукой в плечо отца.       — Тэхён, что ты несёшь? Чонгук умер, это трагедия, но это не моя вина!       — Твоя! — кричит Тэхён, его голос срывается. — Если бы не ты, мы бы никогда не встретились! Я бы никогда не узнал, что такое настоящая любовь, а потом ты бы не забрал у меня всё.       — Ч…что ты несёшь? Успокойся. Я понимаю, что вы успели сблизиться, ты всегда мечтал о брате… я всё понимаю, но…       — Сблизиться? — Тэхён усмехнулся, прерывая его на полуслове. В его голосе звучала тихая истерика. — Мы были больше, чем братья, отец! Гораздо больше!       Дэхён застыл, словно его ударили. Он посмотрел на сына, пытаясь понять смысл его слов.       — Что... Что ты имеешь в виду?       — Что я имею в виду? Да то, что я любил его! Любил больше жизни! А ты со своим дурацким желанием создать семью привёл меня в его дом, чтобы потом отнять его у меня навсегда.       Дэхён покачал головой, не веря своим ушам.       — Тэхён, ты… Ты болен. Ты просто запутался в своих чувствах...       — Запутался? — Тэхён рассмеялся, его смех был полон горечи и отчаяния. — Нет, отец! Я всё прекрасно понимаю! Я любил Чонгука так, как любят мужчину! Я спал с ним! Ты понимаешь? Я занимался сексом со своим сводным братом! И мне было хорошо!       Дэхён отшатнулся, словно получив удар по лицу. В его глазах отразился ужас.       — Что ты несёшь, Тэхён? Это… Это невозможно! Это неправильно…       — Неправильно? — Тэхён шагнул вперёд, приближаясь к отцу. А что неправильного в любви? Что неправильного в том, что два человека нашли друг друга в этом дерьмовом мире? Это ты неправильный, Дэхён! Ты, со своими ханжескими взглядами и тупыми правилами! Ты сам разрушил весь этот мир ради своей любви. А теперь называешь мою любовь неправильной? Думал, только ты можешь любить так сильно?       Дэхён смотрел на сына с ужасом. Он видел в его глазах безумие, отчаяние и невыносимую боль. Он не мог поверить в то, что услышал. Его сын… Его сын любил Чонгука. Любил так, как мужчина любит женщину. Это было… Неправильно. Невозможно.       — Я… Я… ладно! Прости! — пробормотал Дэхён, отступая и вытирая своё лицо от проступившего пота. — Я немного удивлён. Перегнул. Но ты… пойми, я не хочу для тебя плохого. Мне жаль, что ты потерял кого-то, кого так любил. Я понимаю тебя… Я могу понять всё, Тэхён. Я твой отец. Я приму всё, лишь бы ты пришёл в себя. Я отвезу тебя в клинику. Там тебе помогут, — он сжал руки в кулаки, стараясь держаться. На фоне слышались всхлипы Мэри, которая наблюдала всю эту картину. Пусть никто и не говорил ей этого в слух. Но она давно поняла, что Тэхён любил Чонгука. Что они были вместе. Но когда она слышит это напрямую из его уст, становится невыносимо больно.       — Нет, подожди. Ты думаешь, я болен? Мэри, он думает, что я болен, — Тэхён горько смеётся, разводя руки. — Это ты болен! Ты болен своей моралью, своими предрассудками! Ты не даёшь мне жить! Ты не даёшь мне любить!       — Я же не говорю тебе ничего. Не расстраивай меня, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты был здоровым. Чтобы ты был счастлив.       — Нет! — закричал Тэхён. — Я не поеду ни в какую клинику! Я хочу быть с Чонгуком! Ты ничего, блять, не понимаешь!       — С кем ты хочешь быть, если его больше нет, Тэхён?! — крикнул в ответ Дэхён. — Он мёртв! Ты хочешь пойти за ним? — он схватил перевязанную бинтами руку Тэхёна. — Думаешь, это выход? У нас у всех есть обязательства перед родными. Если хочешь знать, я тоже хотел уйти за твоей матерью! Хотел скинуться с этой чёртовой башни! Я любил её! Не смотря ни на что! Любовь бывает разной. Я любил её больше жизни. Она подарила мне сына, мы прожили столько лет вместе. Я души в ней не чаял. Какие-бы обидные и бессмысленные вещи она не делала, я всё прощал. Никогда не обделял её заботой. Она и ты были моим миром. Но я не смог сброситься. Потому что у меня был ты. Были те, кто меня любит. Уйти — это самое лёгкое и слабое, что ты можешь сделать. А вот остаться, на это нужно мужество, нужны силы. Никакого эгоизма, — он подходит к Тэхёну, берёт его за руку. — Мы едем в клинику. Там тебе помогут справиться с горем. Ты поговоришь с врачами, ты разберешься в своих чувствах. И, возможно, когда-нибудь ты сможешь простить меня за то, что я сделал.       Тэхён пытается вырваться, но Дэхён держит его крепко.       — Нет! Я не поеду ни в какую клинику! Оставь меня в покое!       — Мэри, пусть они зайдут, — он кивает в сторону выхода.       — На этот раз ты сделаешь так, как скажу я. Я твой отец, и не позволю тебе разрушить свою жизнь, — он отдаёт его в руки врачей, которые тут же тащат его в сторону машины скорой помощи.       Тэхён сопротивляется, отчаянно цепляясь за всё, что попадается под руку. Но они сильнее.       Тэхён бьётся в истерике, кричит, умоляет, но они молчат, глядя прямо перед собой. Ему вкалывают успокоительное, и он моментально впадает в глубокий сон.

***

      Дни в клинике слились в один серый, бесконечный кошмар. Сначала он пытался сопротивляться, объяснял, что ему нужно домой. Нужно прибираться в комнате Чонгука. Что он должен устроить вечер памяти о Чонгуке. Но ни один его аргумент не работал. Он был опасен. Для себя.       Его жизнь теперь состояла из больничной рутины. Подъём в шесть утра, холодный душ, безвкусный завтрак в компании других пациентов, чьи взгляды, казалось, были заперты где-то глубоко внутри. Терапия. Индивидуальная. Групповая. Тэхён ненавидел обе.       На индивидуальных сессиях доктор Сэм, молодая женщина из Минисоты с проницательным взглядом и мягкой улыбкой, пыталась вытащить его на разговор. Она спрашивала о его детстве, об отношениях с Чонгуком, о его чувствах. Тэхён молчал. Он не хотел делиться своей болью с чужим человеком. Он не хотел, чтобы кто-то копался в его душе, как в грязном белье. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое. Однако, иногда он просто расшифровывал те или иные вопросы, которые она задавала, пытаясь показать, что он знает, куда она копает. По причине этого он был любимым пациентом Сэм, она любила с ним спорить, это его явно больше отвлекало, чем разговоры.       На групповых сессиях было ещё хуже. Он сидел в кругу с другими пациентами, слушая их истории о депрессии, тревоге, зависимостях. Он чувствовал себя чужим, лишним. Его проблема, его любовь к Чонгуку казалась ему настолько личной и особенной, что он не мог представить, как её можно сравнить с чужими страданиями.       Его лечили медикаментозно. Ему давали антидепрессанты, транквилизаторы, нейролептики. Таблетки притупляли чувства, делали его вялым и апатичным. Он ненавидел их, но их заставляли принимать, следя за каждым глотком воды.       Иногда Тэхён срывался. Он кричал, бил мебель, пытался бежать. Однажды ночью он разбил окно и порезал себе руки осколками. Его связали, сделали укол успокоительного и заперли в палате с мягкими стенами.       Дни проходили в полузабытье. Тэхён жил, как во сне, не чувствуя ни радости, ни боли. Только пустоту. Пустоту, которая была больше и глубже, чем когда-либо прежде. Он пытался убедить отца, что нет смысла хранить его в больнице, как тепличный цветочек, потому что рано или поздно он уйдёт, потому что нет смысла в его существовании.       Дэхён пытался его чаще навещать. Он приходил с виноватым видом, приносил книги и журналы, пытался заговорить с сыном. Читал ему статьи, где его фанаты горюют и ждут возвращения. Рассказывал, как он важен для мира. Как они переживают за него. Тэхён молчал, смотрел на него пустым взглядом, словно не узнавал. Дэхён уходил с тяжёлым сердцем, обещая вернуться.       После тщательного обследования и нескольких консультаций с психиатрами, Тэхёну был поставлен диагноз: Сложное расстройство адаптации с выраженными депрессивными и диссоциативными симптомами.       Врачи считали, что его горе было настолько сильным, что привело к развитию серьёзного психического расстройства. Они также подозревали наличие недиагностированного расстройства личности, которое обострилось на фоне пережитой трагедии.       Ему наконец запретили встречи с родными, потому что это приводило к ухудшению. Он просил их отвести его на могилу Чонгука. Просил принести яд, чтобы он смог покончить собой. Совершенно серьёзно, пытаясь подкупить, как было с Чимином, он обещал ему миллион долларов за флакончик с ядом.       Лечение продолжалось. Терапия, медикаменты, строгий режим. Тэхён медленно, но верно переставал сходить с ума. Кажется, он смирился и подстроился под этот ритм.       Он даже привык к этому месту. Оно не казалось злым. Когда ему становилось невыносимо, он просто мог попросить порцию лекарств, и эмоции успешно подавлялись.       Кабинет доктора Сэм был пропитан запахом лаванды и тишиной, нарушаемой лишь тихим тиканьем настенных часов. Тэхён сидел в мягком кресле, отвернувшись к окну, за которым виднелись безжизненные ветви голых деревьев. Он приходил сюда каждый день, но казалось, будто он по-прежнему сидел в тёмной комнате своей души, отказываясь впустить свет.       Доктор Сэм молчала, позволяя ему самому определить ритм их беседы. Она знала, что доверие не рождается мгновенно, особенно после такой душевной травмы. Она начинала сессии с невинных вопросов: «Как вы спали сегодня ночью? Что вы сегодня ели? Что вам сейчас приходит в голову?» Казалось, это пустая болтовня, но доктор Сэм умела улавливать в ответах тонкие нити, ведущие к более глубоким чувствам.       — Вчера в столовой был картофельный суп, — как-то сказал Тэхён, глядя в окно. — Он пах как тот, что готовила моя бабушка.       Доктор Сэм тихо улыбнулась.       — А вам нравился этот суп?       Тэхён пожал плечами.       — Он был слишком солёным. Как мои слёзы.       Это была первая трещина в его стене молчания. Доктор Сэм осторожно подхватила нить разговора.       — Вам больно вспоминать о Чонгуке?       Тэхён молчал, а затем тихо прошептал:       — Больно дышать.       Стадия теретья: Обратное искупление.       Симптомы:       1. Отказ от самоидентификации: Потеря интереса к своим увлечениям, мечтам, своей личности. Отсутствие видения смысла в своём существовании без объекта обожания.       2. Самоизоляция: Отстранение от друзей и семьи, чувство, что никто не может понять его боль. Ощущение чрезмерного величия своей потери, чем у других.       3. Подражание: В попытке сохранить связь с умершим, начинает неосознанно копировать его манеры, привычки. Не имея чувства собственной значимости, старается дать миру того, кто заслужил существовать вместо него.       4. Искажение бытия: Процесс переписывания реальности. Стирая себя из прошлого умершего в попытке спасти его хотя бы в параллельной реальности, не встретившись с ним никогда.       С каждой сессией он становился чуть более разговорчивым. Он рассказывал о Чонгуке, о его рассуждениях в разных направлениях, о его любви к музыке, о его мечтах. Но он никогда не говорил о нём в отношении себя. В его рассказах они никогда не встречались.       Доктор Сэм внимательно слушала, не перебивая, не осуждая. Она просто принимала его чувства, позволяла ему выговориться, выплеснуть всю боль, которая копилась в нём годами. И касательно не только недавней смерти. Однако она понимала, что это может быть тактикой Тэхёна, чтобы его выписали и дали свершить задуманное. И чтобы не терять его доверие, они перевели его в обычную палату.

***

      В один из вечеров Тэхён, выпив снотворное, возвращался в свою палату. Он разулся и выключив лампу на прикроватной тумбочке, лёг на бок, накрываясь одеялом. Но в миг, когда он посмотрел в сторону окна, застыл в ужасе. Кто-то сидел на его подоконнике с внешней стороны. Он хотел нажать кнопку вызова персонала, но что-то остановило его. Возможно отсутствие страха перед опасностью.       Он медленно подошёл к окну и нерешительно открыл его в той части, где никто не сидел.       — Рапунцель. Я думал ты уже никогда не вернёшься в свою палату, — Юнги повернулся в его сторону и ухмыльнулся, выпуская дым сигареты изо рта.       — Ты?! — по коже Тэхёна прошлись мурашки. Он думал, что больше никогда не увидит Юнги. — Ч-что ты тут делаешь? Как ты вообще залез на третий этаж?       — Я, конечно, не такой спортивный, но по пожарной лестнице подняться ещё могу, — он отвернулся, делая затяжку. На его голове был капюшон, а ноги свисали вниз. Кажется, его вообще не пугала эта высота.       — З-зачем? — Тэхён заикался, холодный ветер пронизывал его насквозь, он не подозревал, как сильно скучал по ночному воздуху.       — Что зачем? Зачем нужна пожарная лестница в зданиях? — он выгнул бровь. — Ну знаешь, когда внутри здания пожар, люди выходят через окна, а так как мы всё же живём на земле и тут немного иная гравитация, чем на других планетах, выход в окно может оказаться смертельным. И для тех, кто не любит испытывать удачу, создали пожарные лестницы.       Тэхён закатил глаза, садясь на подоконник, но уже с внутренней стороны. Он откинул голову на решётку, чувствуя, как ветер начинает играть с его отросшими волосами, и взглянул на Юнги.       — У тебя губа разбита, — тихо произнёс Тэхён.       — Что? Серьёзно? — Юнги наигранно начал трогать своё лицо.       — Прекрати. Что случилось? Ты подрался с кем-то? — устало спросил он.       Юнги затянулся и выдохнул большое облако дыма, после чего взглянул на свои костяшки, также разбитые в кровь.       — Пару дней уже прошло. Почему-то не заживает. М-да уж, лет десять назад всё намного быстрее заживало, — он усмехнулся.       — Сколько тебе лет? — также тихо спросил Тэхён.       Юнги удивлённо взглянул на него.       — Серьёзно?       — Я… забываю некоторые детали из-за лекарств… — он ткнул пальцем себе в голову, будто в ней была вся проблема.       — Ладно, не отмазывайся, ты и так не знал сколько мне лет.       — Тоже верно, — Тэхён пожал плечами.       — А у вас тут крутая столовая, — Юнги снова затянулся, смотря в даль.       — Откуда ты… Что ты делал в нашей столовой? — Тэхён нахмурил брови.       — Шутишь? Поварихи в таких местах самые безбашенные в постели, — он скривил лицо, словно не понимая, как Тэхён может не знать таких элементарных вещей.       — О Боже… откуда ты… — Тэхён поморщился, словно вдохнул что-то отвратительное.       — Откуда я знаю? Так это же логично! Они проводят много ночей на смене, в этом богом забытом месте, на окраине города, где нет ни парней, ни мужей. Они готовы выгрызать свой шанс на удовлетворение, — Юнги подмигивает и отбрасывает докуренный окурок.       — Блять, теперь я буду кушать только доставки, не хочу жрать еду, сделанную руками, которые трогали твой хуй, — Тэхён нервно вздохнул, словно это действительно проблема.       — Доставки откуда? — Юнги сделал задумчивое лицо, словно настроенный вспомнить хоть одну доставку с курьерами, с которыми он не спал.       — Фу, блять, заткнись, — Тэхён снова сморщил лицо.       — Не будь так радикален, — он достал новую сигарету и протянул Тэхёну.       — Воу, ты делаешь запрещенные вещи, они столько дерьма в меня влили, чтобы я не хотел курить, — он взял сигарету и засунул в рот.       — И что они сделают? Лишат тебя подливки к макарошкам? — он хмыкнул и, протянув руку, поджёг сигарету в губах Тэхёна. — Ничего, у нас связи в столовой, я замолвлю за тебя, — он подмигнул.       Тэхён затянулся и подавился, когда он это сказал, потому что яркий смешок тут же вырвался из него.       — Идиот! — Тэхён пытался откашляться, искры слёз брызнули из глаз.       Юнги откинул голову назад и взглянул на небо, задумавшись.       — Как ты, Тэхён? Уже пять месяцев прошло. — тихо спросил он.       — А ты как думаешь? — Тэхён поворачивает голову в сторону, выдыхая дым на улицу.       — Хах… — он усмехается. — Думаю, тебе неплохо бы подстричься, — он, собравшись, снова делает пафосное выражение лица и смотрит в глаза Тэхёну.       — А ты из легавого превратился в стилиста? — Тэхён затянулся, мурашки прошлись по телу от давно забытого кайфа, когда организм получает никотин.       — Я и не был легавым, — он засунул руки в карманы куртки и ухмыльнулся.       — М-м, вот как, и что у тебя за профиль сейчас? — он выгнул бровь, вдыхая дым.       — На данный момент я самый крутой доставщик сигарет, — он пожал плечами, гордясь.       — М-да тут и не поспоришь. — Тэхён взглянул вниз, оценивая насколько он высоко залез. — Но не стоило. — Соврал он, и поправил свои волосы, зажав сигарету между губами.       — Неужели? — Юнги протянул руку через решётку, и выхватил сигарету с его губ. — Тогда она тебе ни к чему. — Он выбросил её смотря ему прямо в глаза.       — Блять! — Тэхён впечатался в решётку, кидаясь за сигаретой. — Идиот! — фыркнул он, злостно.       — Я пошёл, не скучай, пей вовремя свои таблеточки, и будь хорошим мальчиком. — Поддразнивая он перелез на пожарную лестницу и помахал.       — Больше не смей сюда приходить! — Тэхён поднял средний палец и резко закрыл окно.       Он впервые за эти месяцы, чувствовал злость, и это было лучше, чем ничего. А ещё… он улыбнулся, искренне, впервые. Подумал что возможно Юнги всё-таки сможет его простить за то, что он заставил его пережить. Даже если ему для этого понадобилось пять месяцев. Даже если ему для этого понадобиться ещё пять лет.