Миазмы Котара

Он не чувствует своего рваного дыхания и тахикардию, пока в помещении не появляется Ичиро, который заставляет обратить на себя внимание и тотчас отойти к стене в ожидании следующего приказа. Тот с ленцой делает несколько шагов вперёд, хотя пронзительный взгляд говорит о полной сосредоточенности, когда тёмные омуты внимательно осматривают мужчину с ног до головы. Кажется, проходит не меньше пяти минут, прежде чем Ичиро, в конце концов, неопределённо хмыкает и смещает центр внимания. — アキラは何もわからないと言った. Натаниэль не уверен в том, что это произнесено с вопросительной интонацией, поэтому лишь после соответствующего взгляда вынужденно кивает в ответ. — アキラには何も言わなかった. 一言も. — Он молчал, — всё же пытается он, ощущая как в следующую секунду на его плечо ложится чужая ладонь и с силой давит, безмолвно заставляя встать на колени. Натаниэль настороженно сглатывает скопившуюся во рту слюну, но не решается посмотреть в чёрную бездну, поэтому в следующую секунду медленно опускается вниз и ткань брюк мгновенно тяжелеет, впитывая кровь. Ичиро держит его в этом напряжении, по-моему, вечность или всего пять минут. Во всяком случае у Натаниэля начинают болеть мышцы бёдер, когда касаются его подбородка и заставляют посмотреть на себя, чтобы установить зрительный контакт. И несмотря на очевидную злость, глаза Ичиро смотрят так же индифферентно и прямо, словно он способен одним рычагом погасить возможные эмоции и заставить это сделать других. Он смотрит в одну точку, не отрываясь, и Натаниэль уверен, что даже в своём лучшем состоянии не смог бы выразить подобное спокойствие и умиротворённость, словно юноша играет со своими друзьями в покер. — わかりました, — после долгих минут говорит Морияма, убрав свои пальцы с чужого подбородка. — あなたを信じています. После он вновь подходит к убитому мужчине и, в последний раз коротко взглянув на того, комментирует: — 20万ももらえません。 Натаниэль смотрит на лужи крови возле своих колен и не знает должен ли извиниться за то, что каждый орган был изуродован, а остальные непригодны даже для чёрного рынка. Хотя едва ли Лорд Морияма ожидает извинений. Вместо этого он покидает сырое помещение и, дав безмолвный сигнал одному из своих охранников, закрывает дверь с внешней стороны. Тогда юноша, наконец, позволяет себе встать и взглянуть на металлическую дверь, за которой теперь Акира будет ожидать кости и другие органы, что сгодятся для продажи. Он опирается на стену, чтобы не упасть после, кажется, не менее получаса в одном положении, но быстро отталкивается от неё, наблюдая как до сих пор капли крови падают вниз и образуют круги в лужах под металлическим стулом. И Натаниэль тонет в этой кровавой ванне, в которой плавают кусочки раздробленных костей, а тенёты вен и артерий тянут за ноги вниз, заставляя опуститься в жидкость с головой, когда Дэн неожиданно толкает его в плечо и предлагает один из кусочков торта. — Расти большим-большим! — говорит в это время Ники и со смешком добавляет: — Если не Аарон с Эндрю, то, может, у тебя получится. — Я здесь, — напоминает Аарон и встаёт со своего места, подходя ближе к кузену. — И через пару часов матч, а вы развели какую-то показуху. — Но ведь это праздник, — пытается Ники. — Тогда давайте заодно найдём и поздравим Зодиака, — легко предлагает он и переводит взгляд на виновника торжества. — Или Фантома. Кто тебе больше по душе? — Аарон!.. — тотчас восклицает Хэммик, но его вновь обрывают: — Да пожалуйста, но я не собираюсь и дальше это продолжать, — гневно говорит он напоследок и выходит из комнаты, громко хлопнув дверью. — Клянусь, я когда-нибудь ему врежу, — выдыхает Дэн. — Рискнёшь, Уайлдс? — незамедлительно реагирует Эндрю, впервые подняв свой взгляд выше уровня пола. — О, ты будешь мне угрожать после этой его выходки?! — мгновенно реагирует девушка, вспыхнув как спичка. Она игнорирует руку Рене на плече и настойчивое «не надо», когда её злобный взгляд прожигает оставшегося близнеца. А Ники беспокойно переводит внимание с одного на другого, не зная, что сказать в такой ситуации. Натаниэль понимает, что таким образом команда молниеносно рассорится перед началом матча, поэтому с зычным стуком ставит на стол свою тарелку с куском торта и говорит: — Аарон прав. Через пару часов матч и нужно сосредоточиться на нём. — Нат, не делай вид, что это нормально! — не соглашается Мэтт, скрестив руки на груди. — Думать о матче? — продолжает он с напором, намереваясь в ту же секунду самостоятельно выйти из комнаты, чтобы найти тренера, но тот оказывается быстрее. — Так, время вышло, — говорит тот, открывая дверь. — Все в раздевалку. Ваймак смотрит на часы, когда заходит в помещение, после чего осматривает каждого Лиса и уточняет: — Мне стоит волноваться? — Нет, — отвечает Натаниэль и выходит первым, окончательно сбрасывая с себя оковы интродукции. Он быстрыми и рваными движениями берёт часть защиты и скрывается в туалете, прежде чем другие его остановят и попытаются сказать что-то ещё. В голове и без того набатом бьёт предупреждение от Морияма, не хватало переживаний о трудах старшекурсников. Натаниэль и до этого знал, что такой фигуре не положено радоваться ещё одному прожитому году. Он вообще не рассчитывал его прожить, а теперь якудза, словно раковая клетка, без предупреждения взяли расписку у Смерти, не говоря о точных сроках. Ничего более не зависит от него. Впрочем, как и всегда. Натаниэль слышит приглушённые разговоры команды в раздевалке, когда он выходит из кабинки и перед ним подобно каменной статуе возникает Кевин, который толкает его в грудь и заставляет упасть на крышку унитаза. Его яростный вид, возможно, испугал бы какого-нибудь фаната, но Веснински скорее видит в этом беспомощность, потому что уже знает следующие слова. — Ночью в интернете появились статьи о том, что Кенго увезли в больницу! — кричит Кевин, хотя на деле старается не выйти за рамки полушёпота. — Говори. Я не тупой. — Ты знал, что это произойдёт, — спокойно отвечает Натаниэль, пытаясь всё же вернуться в раздевалку, но Кевин вновь кладёт руку ему на грудь, не давая возможности встать с толчка. — Сколько? — продолжает он. Веснински шумно вздыхает и с силой убирает чужую руку, но напористости Кевину не занимать и тот взамен хватает его за плечо, впиваясь ногтём большого пальца в кожу. Подобная интервенция моментально раздражает и без того расшатанные нервы, отчего он лживо выплёвывает: — Пару недель. — Это даже не конец зимних соревнований! — моментально вспыхивает Дэй и ошарашенно прикрывает рот одной рукой, прежде чем добавить: — Нет, нет, нет, ты должен взять отсрочку. — У якудза? — скептично уточняет Натаниэль. — Блять, хоть что-то! Это конец! Конец, понимаешь?! Нам нет смысла выходить на поле даже сегодня! — И ты думаешь, что Морияма так просто заключат со мной ёбанную сделку?! — Что мешает рискнуть? — зло уточняет Кевин, словно и сам бы пошёл к Ичиро при случае. Не пошёл бы. И Натаниэль не пойдёт. Потому что любое неверное слово отразится на Лисах, а он… — Я не готов пожертвовать всем ради игры, — в конце концов отвечает он и толкает дверь кабинки, чтобы всё-таки выйти в раздевалку. — Да кто ты, чёрт возьми! — кричит ему в спину Дэй, прежде чем дверь открывается. — Ты жил экси. Считал минуты до того, как окажешься на поле. Каждый день чистил снаряжение, лишь бы дольше не уходить со стадиона. И что теперь? — Какая разница, — горько усмехается Натаниэль и говорит напоследок: — Если я этого даже не помню. Он подходит к своему шкафчику, чтобы надеть остальную часть экипировки и с разочарованием видит возле него Эндрю, отчего вновь шумно вздыхает. Он не готов терпеть ещё одни тычки в свою сторону, когда каждый разговор забирает у него последние силы на сопротивление. Натаниэль и без того знает всё, что скажет ему проницательность парня и способность восстанавливать недостающие пазлы в единой картине. Поэтому он резко хватает форму и садится на скамье недалеко от Мэтта, который уже обувается. — Мы всё равно должны устроить вечером пьянку, — говорит тот. — Ни в коем случае, — поспешно отвечает Веснински и тотчас ловит удивлённый взгляд парня на пару с Дэн, что сидит рядом. — Мне… Мне ещё нужно подготовиться к тесту в понедельник. — Нат, у тебя будет два выходных! — напоминает девушка. — Чтобы избавиться от похмелья? — пытается он и тянет уголки губ в усмешке. Натаниэль надеется, что это хоть сколько-нибудь выглядит реалистично. И для правдоподобности предлагает: — Мы можем это сделать в следующие выходные. — Не кокетничай, — смеётся Элисон, проходя мимо, чтобы бросить в руки оставленный в комнате отдыха подарок. — Именинник должен нас порадовать хотя бы этим. Натаниэль с удивлением вновь смотрит на небольшую коробочку и под пристальным вниманием половины команды всё же развязывает узел ленточки. Ужасно неловко и стыдно, потому что день его рождения мало похож на праздник. Никогда не был и не будет. Как вообще старшекурсники могут желать здоровья и счастья человеку, что каждый день приносит за собой лишь огорчение и разочарование? Так по-детски глупо, что это отнимает все слова, когда он с удивлением рассматривает фотографию в рамке — общую фотографию Лисов на выездном матче. На ней Элисон с задором поднимает клюшку, показывая степень своей радости после матча, и обнимает за плечо рядом стоящую Дэн. Та улыбается со слезами на глазах, а Мэтт успокаивающе держит руку на её спине. Рене с Ники рядом улыбаются не меньше, хотя Натаниэль больше удивляется тому, что и он сам в тот день улыбался, пока Мэтт второй рукой шуточно взъерошивал его волосы на макушке. Так тепло и естественно, словно Натаниэль давно стал частью команды. Потому что на деле лишь близнецы не давили улыбку ради фото, словно на самом деле являлись шпионами соперников. Ведь даже Кевин здесь улыбается, хотя, скорее всего, тот красовался для других фотокамер, что также фиксировали момент. Он готов расплакаться в тот же миг, в очередной раз вспоминая, что больше не станет свидетелем подобной радости и успеха. Не услышит смех Мэтта, не поучаствует с Дэн в шуточном споре об открытой концовке в фильме, не станет случайным свидетелем вечерней молитвы Рене, не возьмёт клюшку в руки под крики Кевина, не станет отбиваться от грязных и пошлых шуток Ники и не увидит Эндрю на крыше с сигаретой в руках. Всё это исчезнет через пару часов, оставив неприятный осадок на душе. — Если бы у нас было больше времени, то была бы коробка побольше, — добавляет Элисон. — Нет, — Натаниэль вертит головой и, срываясь на полушёпот, чтобы всё-таки сдержать эмоции, говорит: — Это… прекрасно. Спасибо. — Детка, с таким лицом только умирать, — цокает девушка и подходит ближе. — Если пьянка переносится, то мне нужна хотя бы улыбка. Веснински удивлённо переводит на неё внимание и этот строгий взгляд всё же вынуждает вновь потянуть уголки губ. — Вот теперь я готова переключиться на Черепах, — улыбается Элисон в ответ и закрывает свой шкафчик. — Это будет лёгкая победа. — Мы ещё не победили, — смеётся Рене рядом. — Я сегодня собираюсь выпить хотя бы в честь победы, не разрушайте мои планы. — Для начала нужно отыграть два тайма, — напоминает Дэн. Впрочем, сегодня не только Элисон забегает вперёд и думает о предстоящей ночи. На деле Натаниэль не уверен даже в том, что Морияма не пришлёт ему новую смс-ку хотя бы во время перерыва между таймами, не говоря уже о том, что она может прийти в следующую секунду. И он будет вынужден покинуть стадион. Нет, нет, нет… Тогда падёт любая теория с несчастным случаем и все будут разочарованно вспоминать новичка, что сбежал перед очередным матчем. На свой страх и риск он оставляет телефон в шкафчике, хотя болезненная нервозность твердит взять его на поле и проверять каждую секунду. И к тому моменту, когда Натаниэль берёт клюшку в руки, мелкая дрожь рук заставляет с силой вцепиться в неё так, что он через перчатку чувствует, как ногти впиваются в кожу большого пальца. Дэн воспринимает его бегающий взгляд как волнение перед игрой, поэтому хлопает по плечу и говорит, что Черепахи оправдают своё название. Натаниэль не уверен, что запомнит это. Когда заканчивается разминка и арбитры объявляют начало первого тайма, он понимает, что не видит перед собой даже номера соперников. Все мысли крутятся вокруг одной и той же тлетворности, когда звучит сирена и мяч оказывается в воздухе. И тогда перед глазами, словно в калейдоскопе смешиваются яркие картинки под громкий аккомпанемент болельщиков и команд поддержки. Кажется, Натаниэль слышит речёвки Лисичек, но забывает об этом также быстро, как и о цифрах на форме. Он физически чувствует как его глаза накрывает чья-то рука, а слух улавливает смешок сардонической улыбки, пока мимо проносится болотная мгла с листьями кувшинок. Возможно, среди этого гомона голосов, из-за которого закладывает уши так, что слышно лишь биение собственного сердца, ему что-то кричит Кевин. Но Натаниэль не слышит этого и лишь бьёт посильнее, отчего ему в первые же десять минут «вручают» жёлтую карточку. Боже, что за нелепица. Какая к чёрту жёлтая карточка. Он бы порвал её на кусочки, будь та в его руках. Однако приходится, стиснув зубы, лишь вдобавок получить наставления Ваймака и грозный взгляд Кевина. Второй, к удивлению, ничего не говорит и Натаниэль почти благодарен. Потому что нервы на пределе и каждое брошенное слово заводит похлеще мулеты. Он даже не смотрит на число забитых голов и едва ли слышит арбитров, так что отвлекаться на бессмысленные замечания подобно пытке. Веснинки и без того чувствует себя пойманной добычей, которую рачительно манежат перед пыткой, когда он уже несколько раз просил о смерти. Беспомощно и обречённо. Настолько знакомо и отвратительно, что хочется блевать. Перерыв между таймами даёт возможность вдохнуть недостающего воздуха, хотя грудную клетку продолжает сдавливать кряжистое нечто, которое вынуждает также крепко держать клюшку, словно она служила просекой среди царившей разрухи. И когда команда переходит к разминке, Натаниэль чувствует тяжесть гроссбухов на своих плечах, что придавливают к земле, минуя паркет и прочее. А вокруг стремительно наполняются илистые лужи с прорехами лазурных и рубиновых нитей. Они приличествующе напоминают о том, как отец в хорошем настроении любил извлекать особо толстые кровеносные сосуды и делать из них «бантики». Несколько раз он получал подобные подарки в детстве, пока это не надоело отцу. Мама пыталась выкидывать их из комнаты до того, как Натаниэль заметит, но тогда отец стал лично вручать каждый. Он удивлённо смотрит на свои бутсы, когда паркет вновь становится реальным, а кто-то с напором даёт клюшку в руки, заставляя сделать шаг назад. — Вернись в игру, — шипит Кевин под звук сирены. И Натаниэль напропалую хватается за реальность, когда начинается новый отсчёт. Кажется, рядом проползает несколько мокриц, но он знает, что те скорее заинтересуются изуродованным трупом позади, поэтому постепенно переходит на бег и цепляется взглядом за пролетающий мяч. Болотная вязь проносится мимо, когда он оставляет позади море пестролистных червей, королева которых продолжает что-то кричать, прежде чем мяч оказывается в сетке. Натаниэль сосредотачивается на красных лампочках после каждого удара, чтобы под его ногами вновь не образовались лужи крови, и выкриках знакомых голосов, которые рассказывают о правдивости настоящего. Хотя и кажется, что при ошибочном действии не стоит ждать индульгенции, которую вотум давно заменил на смертную казнь. Он старается это игнорировать, пока слышит возгласы болельщиков и чувствует тупую боль после каждого столкновения. Он замечает прядь волос Рене, что выбилась из-под шлема, как Дэн и Мэтт поддерживают друг друга, скрещивая клюшки после удачных бросков, или то, что Хэммик подозрительно долго смотрит на защитника Черепах в перерыве. Натаниэлю кажется, что он впервые замечает подобные детали, хотя теперь именно они и будут напоминать о корте. Будут напоминать о новоявленной христианке, бывшей стрептезёрше, наркоманах и Чудовищах, которые также в один момент получили шанс изменить жизнь. Натаниэль будет вспоминать и радоваться тому, что смог сохранить хотя бы одну вещь, которая была обречена на сожжение. И, наблюдая за тем, как Кевин победно улыбается, а Дэн кричит указания для каждого, он будет знать, что Лисы в действительности никогда не проиграют. — А так переживал! — поражённо смеётся Уайлдс и без предупреждений обнимает Веснински за плечи. — Заставил и меня волноваться! — Ты ему поверила? — усмехается Элисон. — Он же буквально пружинил во время перерыва. — Пружинил? Кто говорит «пружинил» о человеке? — Я, — невозмутимо отвечает девушка и толкает плечом рядом стоящую Рене. — Ты же тоже видела. — Только улыбку, — подтверждает та. — Я бы скорее сказала «наэлектризован». — А я «обдолбан», — вклинивается Кевин, который, благодаря своему росту, хорошо виден за взволнованными девушками. — Если хотел показать свой худший результат, то я тебя поздравляю. — Кевин, мы же победили! — напоминает Ники. — Прекрасно, — кривится он и тише добавляет: — Прекрасная последняя игра.

***

Когда команда возвращается в общежитие, Натаниэлю всё же удаётся сбежать от последующей колготни с выпивкой и нелепыми разговорами. В другой ситуации он бы вытерпел это ради мимолётных улыбок, которые раз за разом словно благодаря своей инвазии легко вытесняли из новых ран сукровицу и всю гнойную жидкость, что годами копилась под кожей. Однако сейчас это подобно пытке, поэтому Натаниэль прячется в спальне, просматривая все пришедшие сообщения и непринятые звонки. Не вчитывается в содержимое и лишь продолжает нажимать на кнопки, пока за стенкой Мэтт всё же предлагает перенести празднование победы в блок девочек. От этого юноша неосознанно облегчённо вздыхает, хотя Натаниэль солжёт если скажет, что его как-то раздражал шум. Не сегодня. Когда на третьем круге становится понятно, что в забытых сообщениях не появится новых слов, он встаёт чтобы достать из рюкзака коробку с подаренной фотографией. И во внезапно вспыхнувшей спешке дёргано достаёт фото из рамки и прячет его в задний карман джинсов. Возможно, то единственное, что позволит Натаниэлю сохранить новый наследник якудза. Он особо не надеется на благородство японской мафии, но остановить себя от этой попытки сохранить остатки пепла невозможно. Также нереально, как попытка убежать от грядущего. Натаниэль выходит в общую комнату, когда на часах немногим больше десяти ночи. Без старшекурсников здесь удивительно тихо и пусто. Настолько, что он невольно находит глазами столовый нож, когда звучит раскат грома. Юноша тотчас подходит к открытому окну, возле которого уже насквозь промок ковролин, и с горьким смешком наблюдает за тем, как гнутся ветки от сильного ветра, как несколько насквозь промокших студентов бегут в общежитие, как по парковке кружит мелкий мусор, который, кажется, вот-вот образует смерч. Натаниэль не обратил бы на это внимания, если бы не чёрный автомобиль, номер которого он увидел бы даже во время снежной бури. Он тотчас хватает в спальне свой рюкзак и беспорядочно пихает туда то зарядку для телефона, то ленточку от подарка. Бросает немного одежды и забирает несколько кусочков хлеба из кухни. Натаниэль на самом деле не знает, что должен туда положить. В любом случае рюкзак отправится в ближайшую мусорку. Однако, учитывая погоду и время, это будет легенда о внезапном побеге. И на деле он не знает для кого старается сохранить подобную легенду, но руки двигаются сами. И как только они остановятся, Натаниэлю вновь придётся посмотреть на чёрный автомобиль и спуститься вниз. Да, да, да. Всё хорошо. Если расторгнуты все договорённости Балтиморского Мясника с Морияма, то журналисты отыщут информацию о психлечебнице. Станут донимать врачей, учителей и друзей семьи лишь бы добраться до сенсации. И всё, что они получат по итогу, только подтвердит побег в никуда. Никому даже не нужно будет стараться, чтобы что-то придумать, СМИ всё сделают сами. Однако сейчас идти по парковке равно добровольному разоблачению, поэтому Натаниэль натягивает рюкзак на одно плечо и спускается по лестнице к чёрному входу. Его ладонь скользит по деревянным перилам, когда юноша раз за разом надеется, что хотя бы воспоминания о Лисьей Башне не канут в лету. Здесь он проводил большую часть времени со старшекурсниками, смотрел матчи с Кевином на ноутбуке и находил всё больше бычков в жестяной банке на крыше. Здесь Элисон стригла его после зимних каникул, Дэн помогала с расписанием, Мэтт предлагал кусочек пиццы, а Рене рассказывала о своей благотворительности. Здесь Кевин пытался воззвать любовь к экси, Ники, избегая летящих подушек после всех диффамаций, предлагал настольные игры, а Аарон вечно маячил где-то на периферии и скорее всего сбегал к девушке при первой возможности. Натаниэль не запомнил её имени. Ещё был Эндрю. Наркоман, мудак, агрессивный торговец моралью, вратарь, Лис, один из близнецов Миньярд. Тот, кого чаще увидишь на трибунах или крыше, нежели на тренировке или своей комнате. Тот, кто несмотря на тлетворные паттерны и рекогносцировки, потянул за собой, словно это не было обсценным проступком, а релевантным подвигом. Словно валидные сведения врачей в один миг вызвали лесной пожар и любая инсинуация не имела смысла. Так грубо и топорно. Цинично и бесцеремонно. Коряво и просто по-хамски. Он подобно инвазивному жуку, проник куда-то глубоко, образуя чёрное пятно, которое каждый день напоминало о себе. Это не были только повязки. Натаниэль уверен, что сейчас бы узнал придурка, только посмотрев в знакомые глаза, которые всегда говорили больше, нежели что-то другое. Узнал бы в переполненной блондинами комнате, точно зная в какой позе обычно сидел или стоял Эндрю. Узнал бы по одежде, потому что в отличие от своих братьев, он готов отдать сотни баксов ради хорошей вещи. Хотя на деле хватило бы одного взгляда глаза в глаза и давящего молчания, которое каждый раз что-то разрывало внутри и перестраивало заново. Эндрю оказался на удивление глуп, когда раз за разом сковывал невротика новыми обещаниями. Он продолжал патово и безрезультатно твердить «суицидник», словно пытался в этом убедить себя, и всё выведывал одну тайну за другой, будто это могло спасти ситуацию. Глупо. Нелепо и абсурдно. Несуразно, бестолково, по-идиотски… да только и сейчас Натаниэль смотрит на чёрные повязки и всё ждёт того, что подтолкнёт его выйти на улицу к машине. Остаётся лишь открыть дверь и через пару секунд прыгнуть на заднее сиденье. Слышно два новых раската грома, когда становится понятно, что и замок взламывать не нужно. Беги. Просто беги. И, возможно, когда-то это действительно удастся. И вместе с третьим раскатом грома Натаниэль дёргает ручку и выбегает на улицу. Из-за проливного дождя одежда намокает быстрее, нежели он успевает найти взглядом контейнер и бросить туда рюкзак. И сначала приходится убрать мешающие пряди волос, прежде чем всё же избавиться от вещей. Маленький Натаниэль тотчас забежал бы в дом, завидев грозу, а теперь свинцовое небо с мокрым асфальтом последний осколок его свободолюбивой иллюзии. И так хочется смеяться навзрыд. Новый раскат грома и он вновь пускается в бег. Натаниэлю кажется, что за этим ливнем не слышно даже собственных мыслей, но когда набатом звучит неправильное «Абрам», словно возникший из неоткуда кряжистый апокриф, он тотчас оборачивается. И поражённо замирает, пытаясь разогнать видение как инфекцию из организма. — Ты никогда меня так не называл, — хмуро всё же отвечает он и делает шаг назад, как загнанная добыча, которая знает, что всё равно окажется в сетях охотника, но продолжает трепыхаться. — Это твоё имя, — напоминает Эндрю и в одно мгновение оказывается рядом, хватая за предплечье. — Нет, — мотает головой Натаниэль и с силой упирается другой рукой в чужую грудь в попытке отгородиться. — Не зови меня так. Иначе я не смогу… — Сбежать? — легко заканчивает он и пуще прежнего сжимает предплечье. — Ты обещал остаться. — Я не обещал!.. — отчаянно выкрикивает юноша и бьёт кулаком в грудь, прежде чем всё-таки отстраниться. — Я не обещал, что это навсегда! Чего… ты ожидал от того, кто в первый же день тебе сказал, что продолжает жить из-за минимального интереса? — Этот интерес возник из-за экси. Хочешь сказать, что теперь без этого легко бросишь команду в разгар сезона? — Да тебе плевать на команду! — рассерженно выпаливает Натаниэль. — Тебе нет, — пожимает он плечами, точно зная, что такими словами способен выбить воздух из лёгких похлеще удара в солнечное сплетение. — Это нечестный приём, — хмурится Натаниэль и делает ещё один шаг назад. — Неважно. Я не могу и дальше их подвергать опасности. — Он переводит взгляд на отскакивающие от асфальта капли, отчего сразу не замечает, когда Эндрю вновь оказывается на расстоянии полуметра. — Ты… и сам это знаешь. Лола была меньшим злом. — Это не всё, не так ли? — в противовес спрашивает он. — Тебе не хватило тех секунд, когда ты думал, что она схватила твоего кузена? — с поражённым смешком уточняет Веснински, словно до этого не сталкивался с твердолобостью мудака. — Больше репетиций не будет! И я не могу гарантировать такое же стопроцентное лечение! Таких же тихих «уборщиков» или связей в полиции. Думаешь, никто не слышал блядских выстрелов в твоём доме?! — Всё ещё не всё. — Тебе что-то наплёл Кевин, — догадывается Натаниэль и разозлённо говорит: — Тогда что ты хочешь услышать?! — Правду. И Натаниэль смеётся. Какую к чёрту правду, когда за углом поджидает машина, которая увезёт его в мир, где не существует десятого игрока Лисов. Какая к чёрту правда, если в кармане джинсов в любую секунду завибрирует телефон, оповещая о новом сообщении на японском. Какая к чёрту правда… если лишь она и запустит смертоносную машину, которая напропалую поглотит каждого соучастника. И хоть Эндрю всегда был достоин честных ответов, Натаниэль не может вновь в угоду своему эгоизму разрушить хрупкое равновесие. Он вообще не должен был об этом думать. После зимних каникул продолжал из раза в раз пытаться оттолкнуть настойчивость парня и незримое любопытство, скармливал факты о Мяснике, чтобы отвести подозрение от Морияма и — блять! — страстно желал своей расторгнутой сделкой поставить точку. Только даже после продырявленного бедра Эндрю просто сказал «ハリケーン», доказывая, что экзогенные факторы никогда не являлись настоящей угрозой. Так легко, словно его истошный порыв защитить Лисов, никогда не стоял выше собственной устойчивости. — Я не хочу возвращаться домой, — в конце концов говорит Натаниэль вместо всей правды о Морияма. Это тоже правда. Потасканная и истёртая до дыр, но всё ещё правда, которую он говорит много тише, опасаясь того как может надломиться голос. Он никогда в этом не признавался вслух и точно не трепался о подобном в школе. Этот беззвучный крик всегда медленно погибал, когда Натаниэль спускался по ступенькам в подвал. Раз, — и она попала в сети охотника, три — ей перерезают сухожилия, пять — она молит о помощи, семь — потеря сознания не помогает избежать пыток, десять — игра окончена. И круг замыкается. — Могу ли я… — неувереннее продолжает он, чувствуя как после ледяного дождя тёплые слёзы обжигают щёки. — Могу ли я сбежать, когда впервые имею эту возможность? — Ты не бегунок, — отвечает Эндрю, чуть наклонив голову вбок. И Натаниэль не успевает парировать, когда его заставляют установить зрительный контакт из-за руки, что теперь лежит на затылке. Удивительно тёплая, отчего он резко вскидывает голову, кажется, только теперь осознав ничтожную дистанцию. Там всё ещё стоит двухкамерный стеклопакет, но Натаниэль впервые позволяет себе взглянуть через прозрачный материал, а не довольствоваться преломлением света в угоду собственным терзаниям. У него больше нет времени, чтобы вновь откинуть решение проблемы в дальний ящик. Поэтому сейчас здесь только Эндрю и его рука на затылке, которая не позволяет сделать очередной шаг назад. Только его карие глаза топлёного золота и лишние килогерцы. Только это и ливень, из-за которого едва слышно: — Да или нет? — Да, — не задумываясь, беззвучно отвечает Натаниэль и на полпути встречает чужие губы, пока в ушах звучит оглушительный треск стекла. Он знает, что пожалеет об этом уже в следующую минуту, но Эндрю всё ещё достоин честных ответов. Даже если эта правда и означает самосожжение. Вопреки этому сейчас он чувствует яремную напористость, которая на несколько мгновений словно останавливает время и студёные капли отскакивают от осколков, продолжая парить в воздухе. Прежде чем в следующий миг с грохотом упасть на асфальт, напоминая о собственной мелкой дрожи из-за ледяного душа. Эндрю одним толчком перемещает их под узкий козырёк, заставляя плечом упереться в кирпичную стену, когда обжигающий холод волной проходится по собственному позвоночнику. Натаниэль мог бы посмеяться, заметив в этих движениях некую брезгливость, но не решается первым прервать зрительный контакт, когда он впервые смотрит на парня без всех незримых барьеров, которые они оба выстраивали не один день или год. Вместо этого он ловит все лучины и прорехи в омутах напротив и чувствует, чувствует тяжесть руки на затылке, большой палец которой упирается в угол челюсти. И хотя тот не двигается, Натаниэль поспешно предупреждает: — Не трогай лицо, — что всё равно звучит как просьба, потому что никто и никогда не учитывал его желаний. И он почти давится воздухом, когда палец сначала опускается ниже по влажной коже, а после перемещается на затылок. Отчего новое «да» такое же беззвучное, но не менее уверенное. И, вероятно, единственное искреннее звено, которое сейчас способно удержать падение груза с большой высоты. Единственная вещь о которой он будет сожалеть до конца своей жизни. И как истинный невротик возвращаться к этому день ото дня, выстраивая вокруг другие крупицы воспоминаний. Натаниэль знает это. Знает, что его время истекло. Знает, что ему уже давно стоило сесть в машину. Знает, что долгожданная вибрация означает лишь одно. И всё же продолжает смотреть в чужие глаза, которые никогда не были ответом на его вопросы. Эндрю и сам большая загадка, которую он не успел разгадать. Головоломка, которая обрастала всё новыми условиями игры. Ребус в книге по высшей математике, которую положили в секцию поэтов золотого века. И эти вековые слои пыли легко поставят дураков в тупик. Потому что даже в этом Эндрю нашёл свою силу, которая помогала жить. Натаниэль знает, что поможет и дальше. Этого не изменит мимопроходящий суицидник с целым конвоем убийц и маньяков за спиной. Поэтому вместе с новой вибрацией Натаниэль тянет уголки губ и говорит: — Спасибо. Ты был великолепен. — Голос всё же срывается на последнем слове как расстроенное пианино и он поспешно добавляет: — Leb wohl.