персональная панацея ким сону.

.. хочется миру позволить в холодной зиме приключиться. лиза пишет.

у сону лисьи глаза и плохие сны. и руки у него цепкие: они хватаются за все, что только видят, но, к сожалению, не удерживают. чонвон часто шикал на него, когда тот в очередной раз проливал кофе, чай, воду из заляпанной непроливашки, терял брошки, выпуская из пальцев, колечки и ручки, — особенно ручки. бесчисленное количество ручек — но никогда не повышал голоса; он вытирал заляпанную жилетку, улыбался, глядя в испуганные глаза сону, толкал плечом,  мол, эй, все нормально! успокойся! и трепал по голове. с людьми у сону точно так же. — а мы проспали, — чонвон с утра тактильнее, чем обычно. его конечности везде: обнимают за шею, свисают с кровати, прячутся в подушках и зарываются в складках одеяла. — сону, ты слышишь меня? если ты не встанешь, я столкну тебя на пол. тебе будет больно. сону разлепляет глаза, моргает быстро несколько раз, смотрит в потолок, разглядывая звезды — спрятались.  кряхтит: — очень жаль. я никуда не собираюсь. — а я собираюсь. твоя мама ушла к пяти, я видел её через щель в дверях, — чонвон убирает выбившуюся розовую прядку за уши, слышит шуршание и приподнимается на локтях. — так что можешь расслабиться. плечи сону опускаются. не то, чтобы он стыдился своей матери, нет, она прекрасная женщина, просто когда тебе неполных двадцать,  и ты живешь под родительским крылом, пока все студенты ютятся вне дома, становится неловко за то, что ты настолько калека. сону поднимается на подушках, прислушивается к своему дыханию, поправляет волосы, зачесывая розовые локоны назад и открывая лоб. в глухих лучах светильника он горит желтым; чонвону его голова напоминает цыплёнка. ян окончательно просыпается, пусть сону и знает, что тот каждый раз встаёт за несколько минут до будильника, поднимается с кровати,  зябко подпрыгивая по ковру босыми ногами, семенит к выходу: лёгкий, изящный, практически прозрачный. и ему никуда сегодня не надо, в отличие от сону, который никак не может собрать себя из состояния несостояния во что-то хотя-бы отдалённо напоминающее человека. ким спускает на ковёр босые ноги, машет ими над шершавыми ворсинками, садится, приглаживает розовую челку, с удивлением замечает, что цвет начинает вымываться, хотя красился он не так уж и давно. в ванной за стеной зашумела вода: чонвон всегда был предусмотрительнее, у него и одежда запасная всегда с собой, и не просто же так он встаёт за несколько минут до всех будильников сону. в горле пухнет кашель; ким усмехается, но выходит натянуто и вязко. он смотрится в зеркало у кровати, вертится туда-сюда, обратно, делает ещё кружочек,  улыбается глазами, хлопая себя по щекам пару раз. разве он не прелесть? - самая настоящая. из-за двери чернеет растрепанная макушка, и сону мысленно готовится: сначала появляется нос, за ним недовольная морда, вот она уже натягивает на голову капюшон, смотрит почему-то тоже с характерным хмыком в глазах. — вперёд и с песней, ким сону, — у чонвона по утрам волосы завиваются в кудряшки, выглядят просто очаровательно,  но ян упрямый, скрывает их за тканью и по рукам бьёт. и панамки у него есть, несколько даже валяются у сону дома: на чердаке с лета осталась белая пушистая,  на ней они вышивали цветочки и один раз пролили газировку chupa chups. чонвон тогда надевал её сону на голову,  чтобы тому совестно было; вторая ютится в полках с вещами — черная кожаная. — выглядит секси. — ты используешь эту формулировку через слово, позорник. — ты скучный,  ким сону. — на завтрак забежим куда-нибудь, — чонвон мажет скрученным полотенцем по чужой спине, печатает что-то в телефоне, не обращая внимания на сдавленные охи со стороны сону, машет рукой на время и, присаживаясь на край стола, позволяет губам сломаться в улыбке. — пак чонсон угощает! — кричит куда-то вглубь комнаты, но ему в ответ — плеск воды и шорох шторки. чонвон в комнате сону ощущает себя гостем. несмотря на то, что он знает эти стены достаточно хорошо, — точно так же, как эти стены знают его — вещи здесь теряются по своим собственным законам. иногда, что случается, почему-то, чаще и не подлежит объяснению — по четвергам. может быть, потому что сону четверги не любит, и комната для него, как собственный крошечный мирок, разделяет его чувства, непременно,  поровну. чонвону интересно, когда исчезнет сону, что станет с комнатой. он трясёт головой, тянется к ночнику,  выключая с характерным щелчком лампу, и кладет на стол горсть конфет. как подношение. ему совсем не хочется прощаться с сону. — я тут подумал, — он всегда врывается в его мысли прохладным вихрем, сносит все со своего пути, заставляет вздрагивать и улыбаться — просто так, — давай сегодня мы побудем обычно? — в каком смысле? — в самом прямом. — хорошо. сону улыбается, разглаживает полотенце, вывешенное на спинку стула на посушиться, семенит к шкафу, доставая ту самую панамку,  и кидает её чонвону. ему в ответ кидаются конфетами — в благодарность. — если я надену что-то белое, я не буду выцветать? чонвон отрывается от ковыряния какой-то старой наклейки на стаканчике с засушенными цветами, выгибает бровь, пробегается взглядом сверху вниз и снова, показушничая,  хмурится. — зачем тебе выцветать? у тебя на голове шухер из розового. тебе цвести только. — осень, какой там цвести. — ей завидно просто. сону хмыкает, натягивает на себя белую рубашку, поправляет бежевые брюки, разглаживая образовавшиеся складки. буквально сливается со стенами, и чонвон не сдерживается, протягивает руку, касаясь тонких манжетов, проводит большим пальцем по пуговице и отпускает. проверяет, что ему не показалось. — выдвигаемся? сону в своей одежде каждый раз выглядел как фея; мало того, что все его рубашки были воздушные, светлые, полупрозрачные на солнце, так он ещё в них светился, словно таял. весь образ дополнял рюкзак: зеленый, но не такой, каким дети в раскрасках мажут.  этот совсем иной, мягкий, приятный глазу. с сону было необъяснимо уютно,  и чонвон, щебетал с ним, ютился под боком синицей, водил за собой хвостиком и каждый раз оборачивался: идёт или нет? — совсем не хочется,  — ким завязывает на шее бантик, подходит к стеллажу,  бегает взглядом по книгам и, находя ту самую, достает, постукивая пальцами по бумажной обложке. — сону-хен,  — чонвон валится с места, и сону сразу понимает — паясничает. — ну мы уже опаздываем.  ты опаздываешь. в конечном итоге, зря я поднимал джей-хена в такую рань нас завтраком угощать? — не забывай ничего, я окно закрою, — ким пропускает вперёд младшего, оборачивается, всматриваясь в улицу за стёклами, и покидает комнату следом. — мы же все равно сегодня у меня собираемся, — чонвон тонет в своей огромной куртке, дышит загнанно,  пытается дотянуться до шнуровки на ботинках и жалеет, что слабость к вещам размера оверсайз сама по себе не проходит. — таблетки взял? или что тебе там ещё надо, микстурки, ингаляторы? — все с собой, — у сону в рюкзаке спрятана ещё одна вселенная, которая будет покруче его комнаты. если же в четырёх стенах потерянная вещь находится сама, то в тканевых кармашках она пропадает бесследно. это зелёное безобразие из своей ткани выплевывает только ключи и наушники, и те приходится искать несколько минут. — джей-хен нас где встретит? не слишком ли мы наглые, нет? — забей на это, — чонвон выпрямляется, шнурок его ботинок предательски свисает из петельки и бьётся о высокий язычок. — он сам нам сказал, чтобы мы обращались к нему по поводу и без. крутой сонбэ, понимаешь? сону кивает; джея он помнит отрывками: то блондин, то брюнет, кричит много, очень громкий в движениях, очень неловкий в объяснениях и очень, очень хороший. одним словом, пак чонсон  — смесь всех его "очень". — точно ничего не забыл? возвратиться я не осмелюсь. — пошли уже. у выхода в вазочке лежит конфета.  чонвон искренне надеется, что задобрить у него получилось. дверь хлопает, с другой стороны звенят ключами, щёлкает замок, и осень снаружи встречает слякотью и туманом. сону жалеет, что надел свои белые кеды и длинный кофейный плащ — отстирывать будет тысячу лет, и ещё тысячу сверху ему будет чонвон повторять, чтобы тот начал интересоваться таким приложением на телефоне, как погода. они идут неспешно: у сону привычка глазеть на все своими большими глазами, у чонвона — заплетающиеся ноги от ранней прогулки и неудобные ботинки. ветер сбивает панаму набекрень, и сону хватает чонвона под руку; тому чувствуется тепло и щекотка, хотя лисья лапка просто сжимает плотную ткань его куртки. — вчера днем к нам в гости заходила наша соседка, — у кима щеки от ветра порозовели, стали совсем как волосы. — она ещё зонтики с собой таскает вечно. — а, — чонвон понятливо тянет и поправляет съехавшую панамку. — она ещё все время пьёт кофе, а на веранде у неё штук сорок котов. — ага, — сону кивает ему в ответ и ускоряет шаг. — только продолжения я тебе не расскажу. у чонвона брови выгибаются домиком, и весь он пыжится как воробей в своей этой дурацкой куртке. — а почему? секреты? секретики? — не, — сону закатывает глаза и, проходя под фонарным столбом, походит на приведение. чонвон задерживает дыхание, чтобы тот не расстаял. — я поздоровался и ушёл к себе. тексты сами себя не переведут, хотя очень хотелось бы. они безнадёжны. — смею предложить, что они с твоей мамой опять разговорились о погоде и ужасном давлении. сону смеётся и алеет, болтает безумолку, скачет с темы на тему: то книга, за которой он гонялся в прошлом месяце, появилась в продаже, то первый курс для него оказался слишком жестоким своими непереводимыми текстами,  то пластыри в магазине недалеко есть смешные,  надо обязательно сходить купить. чонвон на все кивает, кудряшки из-под панамки выглядывают, и сам он напрягает щеки, чтобы не улыбнуться от очередной такой прелестной глупости. в университете стены холодные, сону касается их пальцами и ведёт незамысловатые линии. на ступеньках чонвон спотыкается, ругается на плохую погоду и лужи, отряхивая коленки, и плетется хвостиком дальше.  сону терпеливо его ждёт, улыбается глазами, придерживая тяжёлую дверь, и пропускает младшего вперёд. — тебя долго не будет? — я понятия не имею, но староста просила всех присутствовать. скорее всего, будем разбираться с  долгами. — вас там совсем не жалеют, как я погляжу. — за всех говорить не буду, но я просто ленюсь. чонвон многозначительно фыркает. — там есть площадка детская, ну, если обойти здание, — он трет мочку уха, между пальцами сверкает сережка — клипса. — мы с джеем будем там. позвони, как все закончится. я собираюсь отыграться. — обязательно,  — пропадает в дверях, и сону на автомате тянется к портфелю, стараясь нащупать наушники в кармане через зеленую ткань. студенты сидят вразброс; староста приветливо улыбается,  кивая на пустые ряды, и продолает что-то чиркать в своём блокноте. ничего серьёзного, как ожидал ким, не оказалось: дело велось по поводу итоговых проектов и долгов. он записал все в свою тетрадку,  отметил галочками выполненное, определился с дедлайном, довольно вычеркивая пару пунктов в сложном плане, и вышел из аудитории вполне себе довольным. джей замечает его ещё издалека: розовая макушка приветливо машет им рукой, перепрыгивая через лужи, и двигается размеренно. это так свойственно сону. чонвон качается на качелях, трещит безумолку что-то о поразительном новичке, бьёт джея по макушке,  оказываясь у земли, и, снова поднимаясь вверх, спрыгивает, пачкая ботинки в лужах. — ты быстро, — чеканит и хватает за рукава. — там ерундовая ситуация. доброе утро, джей-хен и.., — сону цепляется взглядом за соседнюю фигуру. — пак сонхун с архитектурного. не ожидал вас тут увидеть. сонхун улыбается,  кивает, выглядывая из-за плеча чонсона, и протягивает ладонь. — и тебе доброе утро, ким сону из соседнего подъезда. — стоп, — джей возникает перед ними, расставляя руки по обе стороны, смотрит поочерёдно сначала на сонхуна,  изящно выгибая бровь, затем на сону, хлопает глазами несколько раз, выражая полное непонимание происходящего,  и отмирает.  — мы должны были вас познакомить. я знаю, что ты, сону, дальше чонвона и собственных книжек ничего не видишь, но он вьется с нами уже как недели четыре. — мы случайно встретились,  — сону жмет протянутую ладонь, на секунду задерживается и тут же убирает свою лапку в карман. смущается. — я тогда погреться зашёл, а он подошёл поздороваться. ким кивает на сонхуна. тот стоит с протянутой рукой; джей шикает ему в макушку, бьет по пальцам, и тот в ответ пинает его под коленом, смеётся во все горло, когда куртку тянут вниз, и наклоняется. — чудные, — думает сону и не понимает, почему не замечал их раньше. — они вместе немножко придурки, — чонвон жмется к уху, словно говорит не очевидную вещь, а настоящий секрет. — но сонхун-хен хороший. может, сложный в плане характера, но классный. — не знаю, — сону жмет плечами и старается не смотреть на возню перед носом. — может быть. толпа для утренних кафе кажется слишком громкой. чонсон говорит и спрашивает у сону так много, что в ушах жужжит,  но объясняет это тем, что они редко видятся, а он, как порядочный - самый - лучший - твой - хен хочет общаться и узнавать о делах. ким неловко протягивает телефон, позволяя старшему вбить свои данные в контакты; джей подписывает себя со всеми сердечками, какие только находит в эмоджи. — мне тоже, — сонхун перехватывает гаджет в пальцах сону, и тот думает, что на сегодня их прикосновений оказывается слишком много. — спасибо,  сонбэ. — хен, — перебивает абсолютно неприлично. — просто хен. — да, точно, — у сону уши краснеют, и он так рад, что вместо блондинистой макушки у него сахарная вата. — мы сегодня у меня будем в игры рубиться. если сону не против, то вы можете присоединиться, если хотите, конечно же. дверь хлопает, и в щеки бьет жаром и пряностью. киму кажется, что горят они не от перепада температуры. чонвон машет ему рукой, занимая столик у окна, и подгоняет, нетерпеливо топчется на месте. вылитый воробушек. — готовься потратиться, джей-хен, — чонвон прячется за меню, качает ногой, задевая под столом брюки сону, и извиняется, продолжая изучать пластмассовую книжку. — я не ожидал, что на один рот будет больше. сонхун по ту сторону стола прячет улыбки в рукавах своего свитера. — я заказал тебе на свой вкус, — чонвон жмется щекой к худому плечу сону, хлопает глазами, и тот сразу понимает: перед ним кокетничают. — ты питаешься только таблетками и конфетами,  я видел, не отрицай. ты врунишка,  сону-хен. ян говорит это на границе с шепотом,  чтобы сидящие за столом не разобрали его болтовни. пусть думают, что секретничают. — не стоило, — в коленку прилетает, и чонвон выпрямляется, довольно сверкая ямочками. — спасибо большое,  что бы я без тебя делал. джей что-то рассказывает, и сону кажется, что этот день не впишется в поля его тетрадки. видимо, придётся завести новую. им приносят блюда;  яблочный джем приходится делить поровну с сонхуном, они иногда сталкиваются ложками, и ким, не решаясь поднять глаза,  пододвигает пиалку со сладостью ближе к новому знакомому. чонсон хрустит сахарной выпечкой,  даёт попробовать свой кофе чонвону, и тот морщится, не понимая,  как можно пить такую гадость. сону смакует на языке засахаренные фрукты. воскресенья, оказывается, могут быть не такими плохими. — сону, ты всегда такой молчаливый? ким отрывается от разглядывания блюдца,  принимает из рук чонсона салфетку, вытирая пальцы, и жмет плечами. — иногда. иногда для сону — это "мы с тобой не знакомы". чонвон видит в нем настоящую занозу, которая и  подерётся тобой за кусок булки, и в лужу упадет, и смеётся он всем телом, сваливаясь с диванов и любых поверхностей в принципе. сону спорит так, словно от этого зависит его жизнь, он громкий для своих, и чонвон такие ситуации видит каждый раз, как остаётся с ним. — я могу на пальцах пересчитать, сколько раз за наши с тобой прогулки ты не стеснялся. — я просто очень серьёзный. — врёшь? — вру. просто мне нужно время. столик пустеет, покидая заведение; чонсон расплачивается, смотрит на сонхуна, и тот в ответ показывает ему язык. — вот этому, кстати, тоже время нужно, — джей тычет в темную макушку пальцем, и сонхун, пытаясь выбраться из чужих рук, врезается плечом в дверь. — больно? потерпишь. мы общаться нормально начали только после того, как узнали, что джейк является нашим общим другом. — вы буквально за него дрались. — но сейчас мы как братья. — да, а ещё джей много болтает и мало делает. чонвон хватает сону под локоть, смеётся, запрокидывая голову назад, и ким разделяет его смех, прикрывает рот рукой, стараясь не глотать холодный воздух. сонхун пихается, показывает что-то чонсону и обходит парочку, подстраиваясь под шаги сону. — кстати, можем зайти купить мятный шоколад, — джей кривится от упоминания любимых снеков кима, и тот, оскорбленный до глубины души, протягивает руку, щипая за нос. — мятная паста на вкус лучше, серьёзно. убери от меня свои руки, мы сейчас поссоримся. это чонвон так на тебя влияет. сонхун молчит, разводит губы в улыбке и не может прекратить сжимать и разжимать пальцы в карманах пальто. дома у чонвона не было своей вселенной, но были тёплые ковры и смешная собака. родители вечно на работе, и каждый раз, когда сону или чонсон оставались у яна, тот чувствовал безграничное счастье и готов был разорваться. — а как вы познакомились между собой? все сидят на кухне; сону болтает ногами, перелистывая страницы книги, и клеит стикеры, тянет чонвона за рукава на моментах, которые особенно впечатляют, и подчеркивает себе строчки. джей возится с малявкой — у неё, вообще-то,  есть имя — маыми.  будь добр называть её так. — и дразнит яна. приставучий до ужаса,  но никто не жалуется. — мы с сону давно дружим, — чонвон пихает ногу джея со своих, встает со стула, подходя к шкафчикам,  достает стакан, разукрашенный цветами и планетами, — сону подарил, когда они были ещё мелкими — и наливает воды. — может, лет с двенадцати? — да, где-то так, — откликается ким, продолжая шуршать страницами. — а с джей-хеном случайно.  он на практике мне по голове зарядил, потом ходил извинялся. так общаться и начали. — мы договорились это не вспоминать,  — чонсон закатывает глаза, теребит белые уши маыми и, наклоняясь,  отпускает. — а сону я встретил в начале сентября ещё до знакомства с чонвоном. тогда жарко было, а он ходил в толстовках пушистых и в шарфах. я тогда хотел подойти спросить, откуда ты такой взялся, но ты словно исчез куда-то. сону, привлечённый разговором, поднимает голову. — ты смотрел на меня так, словно убить хотел. — неправда, просто думал, кто в жару может носить на себе столько тёплых вещей. а потом чонвон мне все рассказал. сону в ответ поджимает губы,  передразнивая мимику джея. — ты тогда еще светленький был, — чонвон ставит стакан на стойку, брякая донышком, и кладет ладонь на голову кима, зарываясь пальцами в розовые волосы. — я думал, вообще потеряю. — я тут, как видишь.  от тебя не спрячешься. чонвон невольно вспоминает о стенах кимовой комнаты. по коже ползут мурашки. — а вот с этим, — джей встаёт со своего места, широкими шагами режет комнату и, указывая пальцем на сонхуна, садится тому на колени, игнорируя протяжный выдох и отчаяние в чужих глазах. — вот с этим мы дрались за джейка. я думал, что он какой-то зазнайка,  но нет, как оказалось. тот ещё интроверт. сону смеётся тяжёлой головой, кашляет в рукава рубашки пару раз и облакачивается на плечо чонвона. время ползёт по циферблату часов быстро, стрелки упираются в четыре сорок семь, и сону, проснувшийся на диване в коконе из чужих курток и одеял, спохватывается. свет в комнате выключен,  из-за соседней двери в щель бьёт тёплая полоска, подсвечивая тёмные углы. по ту сторону слышится шум, бряканье тарелок о стол, шипение джея на сковородку и смех. сону не помнит, в какой момент уснул. книга лежит рядом, из середины торчит пластмассовая закладка. из-за таблеток его режим сбился, приходится позволять чонвону дёргать себя за кофты и громыхать вещами, чтобы не засыпать. тепло одеял и курток греет холодные пальцы и щеки. сону закрывает глаза, кто-то скрипит дверью, и горячая ладонь мажет по лицу,  убирая волосы со лба. — спишь? — нет. — так и знал, — сонхун сдвигает ноги сону к спинке дивана, ютится рядом, забираясь и кладя голову себе на колени. — ты напугал, когда чуть не упал со стула. чонвон поймать успел. сону сворачивается в куртках, шелестит, поворачиваясь,  и правда старается не пялиться. — я не специально. сонхун кивает, кладет руку на плед, покачивая, как младенца; сону чувствует, как  уши начинает печь. — выглядишь крошечным, полезай в карман, — сону улыбается. высокий, какой там карман. — джей приготовил много всего вкусного, а чонвон достал приставки. пойдешь? — пойду, — ким поднимается лисенком,  щурит глаза, приглаживая руками волосы. — чонвон-и обещал мне поддаваться. сонхун смеётся, сгребает куртки и пледы; щеки щиплет, и он отстраняется, вызволяя сону из тёплого кокона. — тогда я тоже буду. — хорошо. улыбается, и сонхун слышит, как внутри что-то трещит и ломается.