Змеи с лисами не дружат

Лучшее — враг хорошего. К такому выводу я пришел, в порыве вдохновения набросав в тележку креветок, сыров, пирожных, авокадо, спаржи и даже пресловутых улиток, которые в жизни не то что не готовил — не ел. Посмотрев в тележку, которая вот-вот должна была оставить меня без отложенной в течение двух месяцев заначки, я наконец-то задался главным вопросом вечера. А будет ли Змей это вообще есть? И дело не во вкусах, о которых я ничего не знал. Дело в гордости. Мне с трудом представлялся Змей, со слезами благодарности на глазах бегущий сортировать богатство по полкам холодильника. Либо он будет молча смотреть, как я ем то, что накупил. Либо… спаржа быстро окажется у меня в заднице, а сам я — за порогом его квартиры. Нет, в этом вопросе надо было действовать хитрее. Вспомнить хотя бы, как я уболтал шестилетнего Сеню пересесть на манку. Всего-то и стоило презентовать разок кашу как элитарную позицию меню, от которой давно все тащатся, а потом с сомнением посмотреть на Сеню и протянуть, что он, возможно, слишком мал и еще не дорос до «крутых взрослых пищевых привычек». После этого, разыграв театральное представление в духе «Ох, Сеня, ну и дурачок же я, да? Совсем не подумал», я отставил тарелку с манкой на свою сторону стола и предложил Сене попсовые гренки с сыром. Манка была украдена и уничтожена еще раньше, чем я успел потянуться за хлебом, и с тех пор авторитет каши не шатали даже сырки со сгущенкой. Может, со Змеем прокатит похожий фокус? Взять его на слабо будет явно проще, чем убедительно соврать, что я не подглядывал за ним в столовке и не делал никаких выводов. Если предложить ему нечто под соусом «Ты, небось, таким брезгуешь? До твоего уровня не дотягивает, да?», Змей пополам переломится, но не упустит случая со мной поспорить. Обрадованный недюжинной педагогической методикой, я кучу времени убил на то, чтобы развезти содержимое тележки обратно по своим местам и решительно двинулся к ящикам с заморозкой. Что вообще может подходить для поставленной задачи лучше, чем пачка чебупелей? Правильно, две пачки чебупелей! Достаточно вкусно и сытно для того, чтобы не опасаться голодной смерти Змея, и притом в идеальной степени дешево и сердито, чтобы в этом не заподозрили проявление жалости. А после, когда бдительность Змея притупится, я найду туториалы по приготовлению спаржи и улиток. Прогулка по продуктовому отняла столько времени, что я скрепя сердце откинул вариант тащиться домой за курткой, которая бы отвечала представлениям Змея о неприметности — и начал слегка паниковать. Телефон Змея записать не додумался, часики неумолимо тикали, а километровая очередь на кассе обещала мне нихуевое опоздание. Вы когда-нибудь опаздывали на аудиенцию с демоном, который начинает пускать дым из ноздрей и агрессивно смотреть на часы, если препод спустя тридцать секунд после начала пары не появляется на пороге аудитории? Капелька холодного пота уже стекала вниз по пояснице прямо в трусы, когда мужик передо мной решил устроить революцию имени туалетной бумаги по акции, которая, видите ли, оказалась однослойной, а не двухслойной, как обещали в рекламе. Мужик, ты бы очнулся и поблагодарил небо за то, что у тебя есть что подтирать, потому что меня и этого скоро лишат! Наконец расплатившись, я схватил пакет, вылетел из магазина в темноту ноябрьского вечера и ломанулся через тускло освещенные дворы напролом. Искренне собирался сделать нехилый крюк, как учил Змей, но на дисплее телефона светилось «восемнадцать двадцать три», противная морось, какая получается только из дождя, так и не превратившегося в снег, усиливалась с каждой секундой. И мне оставалось лишь надеяться, что асфальт перед подъездом не проломится, забрав меня в преисподнюю, если подбежать к нему с первого раза, а не с третьего, и сверху не раздастся громоподобный голос Змея: «ЕЛИСЕЙ, А Я ЖЕ ГОВОРИЛ!» Наверное, Леди Гага в платье из мяса не привлекала столько внимания на церемонии вручения музыкальных наград, сколько я в розовой куртке нараспашку и галстуком-бабочкой набекрень, бегущий наперегонки с ищущим парковочное место лихачом на «Ауди». Я бежал по тротуару, лихач мчал по проезжей, окатывая меня из каждой встречной лужи, и я так вошел в азарт нашей гонки, что не заметил, как тротуар, предательски вильнувший вправо, кончился под моими ногами. Протяжно взвизгнули шины о сырой асфальт, я резко отшатнулся от тормознувшей в последний момент тачки и чуть не сбил мусорную урну, споткнувшись о бордюр. Свет фар ударил по глазам, сердце сильнее забилось в груди. Я не сразу понял, что жив, здоров и цел — за исключением, быть может, пятки, которую ушиб о металлический заборчик. — Падла, ты куда чешешь?! — Водила, парень, по виду не сильно старше моего, насколько я мог оценить сквозь свет и густую морось, выскочил из «Ауди» и в два шага оказался рядом, схватив меня за грудки. — Ты мне тачку решил обговнять своими кишками, а? Я знал, что сам виноват. И от мгновение назад пережитого ужаса оказаться под колесами едва мог пошевелить губами. Но даже это не помешало мне расценить здраво, что водила тоже пренебрег правилами дорожного движения — разве по жилым дворам можно гонять с такой скоростью? — Че молчишь и зенками хлопаешь?.. Родь, он, кажись, немой, — бросил водила через плечо и дернул за мою куртку со всей дури: она до боли впилась в подмышки. За спиной парня хлопнула дверца тачки, раздались шаркающие шаги по мокрому асфальту, и рядом нарисовался «Родя», раза в два шире и страшнее водилы. Родя вылупился на меня большими карими глазами, которые на лице пупса из магазина детских игрушек смотрелись бы мило, а на его — вызывали желание убраться куда-нибудь подальше. Желательно на другой континент. — Еба-а-ать нарядный. — Родя поднял руку и потянул за галстук-бабочку. Слава богу, детище «Алиэкспресса» крепилось на кнопке и сразу слетело с моей шеи, а не отправило ее в удушающий захват. Галстук тотчас скрылся в кармане растянутой спортивки Роди. — Ты откуда такое вылупилось? — Я… — воздуха в легких катастрофически не хватало, но я кое-как наскреб жалкие остатки мужества на ровное, преувеличенно спокойное: — Я к другу шел. — К другу он шел, — хмыкнул водила и перевел взгляд на пакет, который я прижимал к животу, будто от него зависела вся моя жизнь. Хватка водилы ослабла, а в голосе прорезался ничего хорошего не предвещавший интерес: — Че другу несем? — Че-че-че… — и я был бы рад им отдать и чебупели несчастные, и куртку, и даже любимый брелок с Пикачу, лишь бы отстали, только какого-то черта стал заикаться в самый неподходящий момент. — Ты че мне тут чокаешь, мудила?! — возмутился водила, встряхнув меня грубо, как автомат, зажевавший сторублевую и не выдавший в ответ шоколадный батончик. Зато поток невразумительного бубнежа, лившийся из моего рта, это мигом заткнуло. — Жить расхотелось? Я уже приготовился к тому, что меня не просто гопанут и грабанут, а отправят на шаурму. И на глаза накатили горячие и позорные слезы обиды, что я не послушался Змея, хотя он будто бы знал, сучара, что именно сегодня и именно сейчас с моей тушки спросят если не за яркую внешность, то за покушение на чистоту «Ауди» не первой свежести. Но не успел я попросить законное право последнего слова, как слева от меня бесшумно мелькнула тень, на полном ходу врезавшись в Родю. Тот, вскрикнув, схватился за голову и, скуля не хуже побитой псины, отступил обратно к тачке, навернувшись с того же бордюрного выступа, который подарил моей пятке синяк. А водила, отпустив меня моментально и вскинув руки раскрытыми ладонями вверх, спиной попятился следом за Родей. — Э, э, Олег, остынь... — проговорил водила с кривой ухмылкой, в которой даже сквозь мешанину теней и света окутанного моросью двора угадывался подстегнутый опытом страх. — Какого хуя вы двое тут забыли? — спросил Змей тихим, вкрадчивым голосом, от которого мурашки побежали по шее. Я повернул голову и уставился на сжатый кулак Змея. Перевел взгляд выше и испытал крайне странное чувство. Ненормальной, пугающей правильности. Этот выхваченный из жизни стоп-кадр, темный двор, выражение холодной ярости на бледном лице — все это так подходило Змею, будто его только что придумал уличный художник и выписал простым набором баллончиков с краской — белый, черный, немного серого, вкрапление красного на костяшках — прямо в неспокойном осеннем вечере посреди разбитой тишины скучного спальника. — Мы ж не знали, что этот твой! — взвизгнул Родя жутко не подходящим его мясистому лицу и угрожающему виду голосом, трусливо нырнув на пассажирское сиденье тачки. — Увижу еще раз в моем дворе, — предупредил Змей водилу, задницей уткнувшегося в капот, все тем же ровным тоном, — услышу только, что вы к кому-то здесь лезете, расскажу Гоше, где его шавки шляются… А может, и сам вами займусь, а? — Понял, не кипятись… — Водила опустил медленно ладонь и, нащупав ручку, открыл дверь и неуклюже плюхнулся за руль. Он стартанул с места под задорный визг шин, и «Ауди», повернув за домом, скрылась из вида. Я не знал, что сказать. Даже какая-нибудь стандартная глупость на ум не шла. Но Змей, видно, от меня ничего и не ждал, потому что вдруг, как по щелчку пальцев, превратился обратно в привычно капающего ядом зануду. — Сказал же тебе одеться неприметно, — прошипел, схватив меня за рукав куртки и потащив к подъезду. Я только теперь обратил внимание, что умудрился напороться на гопарей ровнехонько у его двери. — Сказал… — согласился я, шагнув за ним в подъезд. Напряжение схлынуло, уступив место оглушительному облегчению и простой надежной мысли, что пока Змей тащит меня за руку по лестнице, со мной точно не произойдет ничего страшнее его выволочки. Да я бы сто лет подряд слушал, как я его бешу! И поддакивал бы — если не сто, то годик точно. — Сказал же идти дорогой, которую показал, — все не унимался Змей. — Сказал… — Елисей, ты меня убиваешь. — Я тебя убиваю нечаянно, прости. — Сказал же, что ты тупой, как пробка винная. — Я тупой, как пробка винная, — послушно повторил я. Змей раздраженно хмыкнул, что я расценил как сдержанную удовлетворенность моей сговорчивостью. Он достал из кармана джинсов ключ и отпер дверь. — Заходи. Повторного приглашения не потребовалось. Никогда еще не питал к чужой квартире такого нежного восторга. Я оставил куртку на крючке, скинул ботинки и посмотрел с сожалением на джинсы, до колен забрызганные грязной водицей из местных луж. Лось, чинно выплывший из спальни навстречу, обнюхал мою ногу, о которую собрался было потереться, не то кашлянул, не то чихнул и, распушив хвост, умотал от греха подальше. Мол, не суйте свои вонючие ноги под нос благородным британским котам. — Сейчас что-нибудь сухое дам, — сообщил Змей с тяжелым вздохом и скрылся за дверью спальни, тут же захлопнув ее перед моим любопытным носом. Прошло где-то две минуты, прежде чем он вернулся с потертым, но чистым полотенцем, футболкой и серыми трениками. Отдал мне и кивнул на дверь напротив. — Можешь принять душ и кинуть джинсы в стиралку. — Окей, спасибо, — я даже взбодрился и повеселел. Ладно, хуй с ним. Мало ли уродов в мире? Никто не застрахован, зато теперь я твердо решил, что буду передвигаться по улицам исключительно шагом, быть может, даже черепашьим. Да и Змей пригрозил этим гопарям таинственным Гошей — значит, ко мне они больше не сунутся. Знать бы еще, с какой радости гопари вообще Змея слушались. Вопросов была целая куча, но я предпочел сузить их круг на время до насущного: — Слушай, а не сунешь пока чебупели в микроволновку? Я что-то разволновался, надо заесть. — Какие еще… чебупели? — Змей моргнул. — Да я нам захватил пожевать. — Я указал на пакет. К счастью, он пережил тяготы столкновения с врагами, от которых так тщательно шифровался Змей. Только зачем, спрашивается, если они, каждый на полголовы Змея выше, а Родя еще и шире в пару раз, даже не подумали его задавить очевидным преимуществом дури и мышечной массы? — Захрена? — Змей напрягся и сощурил серые глаза. — А что, брезгуешь? — разыграл я заранее заготовленную карту, скорчив оскорбленную мину. — Ну извините, блин, не знал, что ваш желудок не для нашей еды плебеев… — Чуши не неси, — буркнул Змей недовольно, и я еле подавил улыбку, когда он прошаркал мимо и схватил пакет с пола. Да, детка! Волдеморт, Мегамозг, тот таракан из «Спанч Боба» и прочие злые гении отдыхают. — Нормас. Разогрею. Змей ушел на кухню, позвав с собой Лося шуршанием пакетика с дорогущим кошачьим кормом. А я свернул в ванную, задвинул щеколду и скинул вещи. Джинсы и рубашка, на которую попало тоже, отправились в стиралку, я быстро ополоснулся под душевой насадкой и, вытеревшись полотенцем, натянул вещи Змея. Треники пришлось три раза подвернуть, под тонкой футболкой в облипку (судя по принту со «Смешариками», Змей носил ее в глубоком детстве) неизящно выпирала пирса в пупке и, кажется, просвечивали соски, — в общем, про появление на красной ковровой дорожке в таком виде можно было не заикаться. — Нет, я все понимаю, — проворчал Змей, когда я появился на пороге кухни, будто только и ждал возможности продолжить увлекательную головомойку. На мой вид он не обратил ровно никакого внимания, шмякнув на стол две порции горячих чебупелей. Опустился на узкий угловой диванчик рядом с Лосем, восседавшим на расшитой бисером подушке, и кивком пригласил занять место напротив. Едва я прилунил задницу на стул, Змей продолжил читать мне мораль: — Но если бы я не палил из окна? А если бы ты нес с собой что-то дорогое? Например, ноут? — А если бы он вез макароны? — жизнерадостно отозвался я любимой фразочкой из арсенала маман. Змей непонимающе выгнул бровь, и я объяснил, схватив чебупелину пальцами и отправив в рот: — Ну, это из совкового фильма. Там мужик докапывался до опоздавшего с поручением пацана со словами «А если бы он вез патроны»? Пацан все оправдывался, такую милую историю задвинул про знакомство с девушкой, в которую влюбился и не мог без нее уехать — древние ж времена, «вэкашечку» не спросишь, разъедешься и рискуешь никогда больше не увидеть. Мужик все прикапывался и прикапывался. Мол, ну ладно, ситуация разрулилась, несмотря на опоздание пацана, но «если бы он вез патроны?» Всех достал, и ему уже в итоге ответили ироничненько: «А если бы он вез макароны?» Типа дядя, не гунди, все же пучком, никто ж не умер. — Интересно. — Змей тоже взял чепубелину, не спуская с меня глаз. — И часто ты советские фильмы смотришь? — Ну, с маман разве что за компанию. — Я пожал плечами. Проследил, чтобы Змей первую прожевал и проглотил, а затем потянулся и ко второй, и только тогда спросил: — Так что мы делать будем? — Да ничего, — фыркнул Змей, почесав шею. Из рубашки он так и не переоделся. Как и в четверг, когда мы занимались. Неужели он реально в ней все время ходит? — Ты ж перенервничал. — Так я уже отнервничал обратно, — поспешил обрадовать его я. — Вода и еда — лучшие лекарства! Но Змей покачал головой. — Нет, отложим, делу это не повредит. Поедим, твои вещи постираются, и провожу тебя до дома. — Ну… окей. — Я, если честно, малость подрасстроился, что «дело» снова отодвинулось куда-то в сторону, а подробностей я по-прежнему не выведал. Но в том, чтобы сидеть и жрать чебупели на кухне со Змеем, было что-то приятное. Как минимум потому, что меня не пытали домашкой, Змей на моих глазах ел что-то горячее и вел себя достаточно… расслабленно. Он откинулся на спинку диванчика, отправил в рот уже пятую чебупелину и сообщил с кривой ухмылочкой: — У тебя соски просвечивают. — Да ладно! — ужаснулся я картинно, схватив две чебупелины и прикрывшись. — Как некультурно, Олег Андреевич! Змей приглушенно рассмеялся. — Может, что-нибудь посмотрим? — предложил он вдруг. — Пока вещи стираются. — Давай, — пожалуй, я тоже был не против отложить туманное «дело» в долгий ящик. — Тот фильм и посмотрим... Только сначала я запишу уже твой номер телефона.