Змеи с лисами не дружат

Как я оказался на лестничной площадке четвертого этажа, толком не помню — бежал я быстрее пули, накрутив себя, что Змей собрал пожитки в чемодан и уехал ночным поездом в неизвестность. И потому картинка пролетевшего мимо двора и набранного на автомате кода от подъездной двери подгрузилась в мозг с заметным опозданием. Я решительно надавил на кнопку звонка, плевав на то, что меня могли расстрелять на пороге за прогулянный менеджмент. Были дела поважнее учебы. Например, приглашение, которое никто не отозвал, хотя мог. Спустя десять секунд мне не открыли, поэтому я надавил на кнопку еще раз, задержав палец дольше, и для верности добавил нетерпеливого пинка в дверь. Но как бы я ни прислушивался, не уловил ни шороха по ту сторону. Змей ненавидел скрипучую мелодию собственного звонка и открывать старался сразу же, чтобы не наслаждаться симфоническим оркестром ржавых пил по второму кругу. Стоило об этом задуматься на тридцатой секунде игнора, и меня с головой накрыла жаркая волна паники. Он все-таки уехал? — Олег Андреевич! — закричал я, сорвавшись, бросился на дверь грудью и принялся бить о нее кулаками со всей дури, рискуя навлечь на себя проклятия соседей Змея по лестничной клетке. — Открой! Да как ты… — я задыхался от негодования и собирался не отходить от его двери, либо пока весь подъезд не узнает, какое Олег Андреевич динамо, пожалевшее заварочного пакетика для бедного друга, либо пока меня не пустят. — Как ты мог! Уехать! Ты не мог уехать, сука! Открой! Я знаю, что ты там! Чувствовал же, что надо было ответить сразу же, как прочитал его сообщение. Только боялся спугнуть проблеск интригующего ночного гостеприимства. А ведь Змей имел полное право обидеться. Но я пришел и готов был искупить свою вину! Полностью и любыми способами, только бы он пустил. — Олег Андреевич, либо ты открываешь мне, либо я тут… — поток возможных угроз, которые я не успел придумать, прервал щелчок замка. — Либо ты? — поинтересовался Змей сдержанно и шагнул на порог, подперев тяжелую входную дверь плечом. На лестничной площадке было темновато, свет в прихожей у Змея не горел. Но я все равно заметил, каким непривычно взъерошенным он выглядел. Будто я поднял его с кровати своим визитом. И тут же на смену гневу, страху и желанию орать на него до потери пульса пришло спасительное чувство облегчения. Да он ведь — не побоюсь этого слова — проспал! И присутствовал нехилый такой процент вероятности, что из-за меня и сообщения, оставшегося без ответа. Змей нахмурился. — Ты почему не на менеджменте? О, понеслась пизда по кочкам! А ты, сучара, почему не там? Очевидно, мы прогуляли оба, и из нас двоих именно для тебя это катастрофа апокалиптического масштаба. — А сам-то? — огрызнулся я, зябко покачиваясь с носков на пятки. Надо было обуться потеплее в минус семь, конечно, но кеды первыми под ноги попались. — Мне… нездоровится, — туманно ответил Змей, спрятав глаза, и шмыгнул носом, типа насморк изобразил. Артист больших и малых академических театров. — Врешь, — отозвался я, прищурившись. Заспанным он выглядел, а вот больным — ни капли. — Не вру, — упрямо ответил Змей, поджав губы. И мы… замолчали. Это уже входило в нездоровую привычку. Надо было срочно брать быка за рога. Он сделал шаг мне навстречу. Иначе я это, как ни старался, интерпретировать не мог, а значит, настала моя очередь показывать, чего я хочу. — Тогда иди ставь чайник, — произнес я безапелляционным тоном. — Тебе нужен горячий чай. — Чай? — Уголок губ Змея робко дернулся, почти изобразив улыбку. Мое сердце с тревогой и предвкушением затрепыхалось в груди. — Ты пришел пить чай?.. — Ты ведь приглашал. — «И я даже не знал, насколько это мне нужно, честно». — А что… — я постарался, чтобы голос не дал слабину, — уже поздно? — Да нет, — подумав, ответил Змей тихо, отлип от двери и шагнул обратно в прихожую. — Заходи. Вот так просто? Я, не будь дураком, немедленно юркнул за ним в квартиру и запер дверь на оба замка, закрыв нас изнутри. Ну все. Теперь я отсюда не уйду, пока не получу то, что принадлежало мне еще вчера. Не дождется. Пока я разувался и отдавал дань уважения Лосю, подставившему пузо под почесушки прямо посреди коридора, Змей скрылся на кухне и деловито загремел там посудой. Позволив Лосю мешаться под ногами, устраивая охоту за гостевыми тапками, я прошаркал следом и застал Змея, нависшего над включенным электрическим чайником и отбивающего пальцами нестройный мотив по кухонной панели. Не понял. Он реально будет нам чай заваривать? Змей не собирался облегчать мне задачу. И я нервничал — естественно, я места себе не находил и сомневался, что меня спасет уже родным ставшее место на угловом диванчике или остатки печенья в хрустальной вазочке на столе. Но вместе с тем я был преисполнен странной, как из ниоткуда взявшейся безумной смелости. Помочь и мне, и ему понять, что покоя мы не найдем, пока не попробуем кое-что конкретное. И речь не о ромашке или чабреце. — Тебе водой холодной разбавлять? — уточнил Змей ровно, и я вздрогнул, очнувшись и сообразив, что бестолково застыл у него за спиной, не зная, куда себя приткнуть. На Змее болталась безразмерная белая футболка, горловина которой сзади провисала до лопаток, демонстрируя фрагмент татуировки и выпуклые, даже на свету плохо различимые шрамы, искусно перебитые чешуей. Интересно, какие они на ощупь? — Не надо, — пробормотал я сдавленно, пялясь то на его спину, то на коротко остриженный затылок. И позволил себе короткий и дерзкий полунамек: — Люблю погорячее. Плечи Змея напряглись, мои щеки от прилившей крови запылали с энергетической мощностью ста сорока солнц Маяковского — это он не про закат, а про мои щеки придумал, иначе какого хуя я так горел от малейшего поползновения в сторону двусмысленности? — С сахаром, чтобы послаще, — проговорил Змей хрипло, все что-то высматривая на крышке чайника, — или крепкий, чтобы в голову дало? Я оцепенел. Олег Андреевич, если ты говоришь о чае, а не о том, о чем думаю я, у меня случится истерика! На моей кардиограмме, если бы ко мне подключили электроды, не проявилось бы, наверное, ни одного интервала — сердце шпарило со скоростью пулеметной очереди. — М-микс можно? — спросил я, слегка запнувшись. Мне на полном серьезе показалось, что плотность воздуха на кухне запросто составила бы конкуренцию желе, когда я с огромным усилием сделал два широких шага вперед. Почувствовал или услышал, но Змей резко выпрямился, перестав играть в гляделки с закипевшим чайником. — Можно. — Змей не оборачивался, а я бы с удовольствием посмотрел на его лицо. — Если хочешь. Он медленно поднял чайник и налил кипяток в обе чашки. Вернул чайник на место и стал молча разглядывать плоды своих стараний. Про заварочные пакетики я даже не заикнулся. Не время. Не тот случай. — Олег, — позвал я негромко, сделав еще один шаг. Тепло, исходящее от его тела, было уже физически осязаемым. Может, я настолько замерз. А может, он был настолько горячим. — Да? — Кипяток, — шепотом ему в лопатки, — убери. Змей замешкался ненадолго. Прежде чем отодвинул чайник вглубь кухонной панели, под навесную полку, а чашки, подцепив за ручки, с садистской нерасторопностью протащил под противный скрежет керамики к раковине. Над мойкой взметнулось облако пара, зажурчала по стоку вылитая вода. Мой шумный глоток больно ударил по заложенным ушам. — Супер, — сказал я глухо, борясь с дрожью в коленях и голосе. — Супер, — эхом отозвался Змей, развернувшись. Глаза. Темно-серые, лихорадочно поблескивающие и широко распахнутые, жадно рассматривали мое лицо. Бледные губы приоткрылись, будто он собирался что-то сказать, но мы оба не дали словам ни единого шанса. Резкий рывок ему навстречу, приподняться на цыпочках, поддавшись его ладони на моей пояснице, — мне хватило секунды на голом, бесконтрольном инстинкте. Вцепиться руками в его жесткие плечи и вскинуть голову, успев выхватить этот дикий, жадный взгляд из-под ресниц, когда он наклонился, чтобы впиться в мои губы своими. И я бы упал, если бы он не держал меня крепко, не позволяя отстраниться ни на миллиметр. Потому что его горячий влажный язык уже был у меня во рту, а меня ебануться как забрало от скорости переключения от ничего до всего, и я безвольно на Змее повис, боясь рухнуть ему под ноги и там же сдохнуть. Голова пульсировала и кружилась. Тянуло к полу. Мои губы скользнули по его подбородку, когда Змей позволил себе мгновение передышки, его губы — по моему носу. И я безбожно разозлился, что мы не целуемся вот в эту самую секунду. Поэтому, схватив горловину его футболки и скомкав в плотно сжатом кулаке, потянул на себя, за собой, нетвердо вышагивая по кафелю. Врезался задницей в стол — что-то зазвенело и с характерным глухим звуком шлепнулось на диван, — и я рухнул на него спиной так круто, что от падения захватило дух. Змей упал сверху, лишь чудом не въехав подбородком мне в переносицу. Кажется, я услышал стон деревянных ножек, звон разбитого хрусталя и шипение удравшего от кухонного хаоса Лося. Картина, наверное, была охуенная. Распластанный на столе я, едва достающий до пола носками в попытке вырваться хоть немного из-под Змея. И он, тяжело дышащий, застыл между моих разведенных ног, наклонившись слишком низко, чтобы контролировать силу, с которой вжимался своим пахом в мой. Я оттолкнулся, заерзал на лопатках, чувствуя, как вспотели бедра и напрягся от пытки тесным контактом член. Мне удалось отползти по столу глубже к стенке, но легче не стало — теперь член терся сквозь штаны о теплый жесткий живот Змея под задравшейся футболкой. И сквозь туман, заливший голову, и сдавившее горло желание призывно застонать я не вспомнил момента, когда надевал трусы перед выходом из дома. Блядство. По утрам, надев часы, не забудьте про трусы. Надо же было так спешить! Я уже предвкушал, как охуенно свободно будет стояку в трениках Ренаты — тоже, к слову, имевших несчастье первыми попасться под руку, — но Змея мои напряги и беспомощные попытки уйти от конфуза вообще, судя по мутному взгляду, не волновали. Потому что мое лицо вновь оказалось на уровне с его, а значит что? Правильно. Самое время как следует приложить меня затылком о столешницу, протолкнув свой язык в мой приоткрывшийся для робкого предложения поменять дислокацию и позу рот. И ладно бы я сопротивлялся. Но, обрадованный, что меня прижали и целуют, как в последний раз, я был занят целиком и полностью вовсе не тем, что у меня вот-вот встанет, а занимательным стягиванием футболки со Змея. Задачка, скажем прямо, была не из легких. Я рисковал оторваться от его губ, протаскивая ворот через голову, и почему-то, как ни пытался себя уговорить, что это на секунду-другую, не мог решиться на паузу. Поэтому одной рукой хозяйски исследовал спину Змея, скользя по горным цепям его шрамов дрожащими от напряжения пальцами, а другой, схватившись за болтающуюся на горле футболку и не отпуская дальше расстояния скромного выдоха, не специально, но очень увлеченно его придушивал. В результате Змея, похоже, это так забодало, что он, резко оттолкнувшись ладонями от столешницы и выпрямившись, сам сдернул футболку, вытер ею пот со лба и волос и отшвырнул на диван. И я снова пересекся с ним взглядами. И снова застыл, завороженный этим выражением. Голодным, отчаянным. Будто он пытался запомнить меня таким — валяющимся на его столе, разнузданно стонущим, поймавшим ненормальный кайф от мысли, насколько похабное зрелище из себя представлял. Заведенным и доведенным до ручки, бесспорно, лучшим и самым крышесносным поцелуем в моей жизни. Больше того — я хотел, чтобы он видел меня таким. Чтобы чувствовал мое желание. Видел, как меня ломает от его губ и взглядов, минуты всего, проведенной под его разгоряченным телом. Мой взгляд перетек бездумно с его лица на острые, мокрые от пота ключицы, налившиеся красным царапины на груди, которые, кажется, я только что и оставил. Подрагивающий на выдохах живот. В жизни не видел ничего привлекательнее дорожки русых волос, идущей от пупка к резинке трусов под приспущенными домашними штанами. В этот самый момент я знал с пугающей точностью. Моя сексуальная ориентация — Змей, готовый наброситься на меня с первого же просительного: — Иди ко мне… И он снова был на мне, а мои ноги обхватили его за талию. Его пальцы запутались в моих волосах, мешая челке падать на лоб. Сил не осталось терпеть и скрывать стояк, как только я ощутил его губы, неожиданно мягко скользнувшие по моим губам. Будто Змей обещал без слов, что у нас будет и так. Будет по-разному. И мягко, и жестко, и медленно, и в бешеном, до потери памяти, темпе, и вдумчиво тоже — до в деталях записанного на пленку памяти кино. Как я захочу. — Я хочу… — прошептал я ему в рот в полубреду, когда этот нежный, чертовски умелый поцелуй досуха меня выпил ленивой неспешностью. Выкрутил до желания кончить и пристыдить его тем, до чего он меня довел. — Чего ты хочешь? — спросил Змей хрипло, отстранившись, чтобы посмотреть мне в глаза и уверенно сказать: — Я сделаю. Боже. Он знал. Подсказала улыбка, мелькнувшая на его губах. Набравшая в уверенности, быть может, оттого, что я дрожал под ним, как припадочный, и лип к его горячей груди, с нескрываемой манией демонстрируя обороты своего помешательства. Прямо сейчас он знал, чего я хотел. Он знал, что сделает это. — Хочу все, — признался я смущенно, вжавшись носом в его щеку. Услышал тихий, не то удивленный, не то довольный, теплый смешок прямо в ухо, вспомнив нечаянно, как он лег рядом и обнял меня, когда это было мне нужно. Я ведь уже тогда немножко пропал. А теперь пропал окончательно. Потому что он пообещал на грани слышимости, заставив сердце заныть, как никогда прежде: — Я сделаю с тобой все. Его пальцы мягко надавили под челюстью, заставив повернуть голову и подставить губы под новый настойчивый поцелуй. Его рука забралась под мою кофту, костяшки, обжигающе холодные на контрасте с ладонью, невесомо прошлись вниз по животу. И в момент, когда его пальцы зацепились за резинку моих штанов, а я затаил дыхание, грянувшую тишину разбил громкий дверной звонок.