Змеи с лисами не дружат

К понедельнику я готов был тащить в универ наручники, чтобы пристегнуть себя к Елисею и совершенно случайно потерять ключи. Все выходные не виделись из-за его и моей подработок. В пятницу вечером я проводил его долгой дорогой до дома, поцеловал под перегоревшей лампочкой в подъезде, и больше наши свободные от дел часы не совпадали вовсе. Выть хотелось. И на стенку лезть. Даже жаль стало, что из-за эмоциональной встряски под стиралкой мы, еле отзанимавшись, доползли до кровати и благополучно проспали несколько часов вместо других интересных занятий. Елисей, судя по тому, как активно вертелся у меня под боком, то и дело случайными пинками вырывая из сна, участвовал в кампании по освобождению человечества из пут инопланетного рабства. Что подтвердилось, когда он заворочался, скинул с нас одеяло, вцепился в меня руками и ногами, как клещ, и тревожно забормотал в ухо: — Окружают… шансов нет… Мы должны преклонить колени, или из нас сделают топливо для их кораблей… — Давай просто грохнем их, а? — предложил я сонно сквозь зубы, мечтая снова обняться и прикорнуть в тепле. — Да, но как? — Елисей согнул ногу, притерся коленкой к моему паху, аж слезы на глаза накатили. Еще и простонал прямо в шею: — У нас не осталось заряженных бластеров… — У меня есть один. — Паникуя, что вот-вот проснусь и наброшусь на него, воспользовавшись невменозом, я нащупал край одеяла и сунул в его мигом сжавшиеся пальцы. — Круто… — пробормотал Елисей, перевернувшись на бок и потащив одеяло за собой. Накрыл нас и, прижавшись спиной к моей груди, довольно прошептал: — Не сдадимся… инопланетные морды… получайте… — и совсем тихо: — пиу… пиу… Мне мучительно не хватало его общества. Еще неделю назад, казалось, выживал относительно спокойно в привычном уютном одиночестве, а теперь сама мысль о пустующих кухне и кровати вызывала жгучее отвращение по пути со смен. Да, мы постоянно переписывались в вотсапе, когда выпадали свободные минуты, но километры букв и редкие селфи не могли заменить мне его смех. Мягкие, вкусно пахнущие волосы, в которые я зарывался носом, пока мы спали, утомленные обычной, сука, дрочкой. Его горящие взгляды, на меня направленные, из головы на раз выбивающие трусливые мысли, что я не нужен и меня рядом с собой не ждут. Его охуенный впалый живот, на котором я бы с удовольствием оставил роспись засосов. О том, что не постарался над этим в пятницу, жалел вдвойне, обнаружив в отражении зеркала подарочек от Елисея на лице. Мужики на работе ехидничали и выпытывали по поводу голодной подружки, а я только отмахивался и прятал пылающее от смущения ебало в ящике с инструментами. Неудивительно, что к воскресенью я маниакально мониторил появление заветного «в сети» в диалоговом окне, сажая и без того дохлую зарядку на телефоне. «Солнышко: [пересланное сообщение] Всем добрый вечер! Напоминаю, что деканат попросил первый курс организовать новогодний концерт. Я договорился с преподавателем по физической культуре, вместо первой пары встречаемся нашим дружным потоком во второй аудитории, будем обсуждать варианты. Всех поющих, танцующих и рисующих просьба отписаться заранее — ваше участие строго обязательно:)» «Солнышко: Видал, чо Никитос написал?? Полтора халявных часа!» Я был согласен свинтить с бестолкового мероприятия, базару ноль. Только как бы Елисей не расслабился окончательно на фоне прогулов, которые попахивали нездоровой тенденцией. «Вы: Мы должны принять участие. Не обсуждается». «Солнышко: Чивооо?? Ты поешь или пляшешь?? Обалдеть». «Вы: С чего такие выводы?» Елисей молчал несколько секунд, а потом скинул скрин нашего диалога, в котором криво обвел красным «Всех поющих, танцующих и рисующих просьба отписаться заранее — ваше участие строго обязательно». «Солнышко: Вывод, что участие остальных как СТРОГО обязательное не рассматривается, логичен, не?)) Не стесняйся, скинь свои тиктоки, заценю)))» Я собирался записать ему гневную голосовуху на тему того, что моя координация явно будет получше любителей танцевать на развязанных шнурках и вообще мы должны зарабатывать галки за внеучебный студенческий движ, но взгляд упал на скрин, в шапке которого высвечивалось, как я забит в контактах у Елисея. «The best dick in my life». И эмодзи с глазами-сердечками. Никогда бы не подумал, что буду глупо подхихикивать и улыбаться тому, что меня обозвали лучшим членом в своей жизни. «Вы: А много конкурентов было?)» «Солнышко: Чо?..» «Солнышко: ОЙ». В следующую секунду скрин пропал, сменившись меткой «данное сообщение удалено», от чего меня еще сильнее пробрало на ржач. Фотки из вотсапа-то автоматически сохранялись у меня в галерее. Сердце и так шалило как не в себя в последние дни. Я не мог обожать этого придурка еще сильнее. Или все-таки мог? «Солнышко: ЭТО ФОТОШОП!!» «Солнышко: Сучара. Мне же тебя убить придется…» «Солнышко: Чего не пишешь??» «Солнышко: Ладно, ничего не говори…» «Солнышко: аааааАаааААА». Я не мог остановить припадок смеха, а Лось, явно решивший по косвенным признакам, что его человек умирает, драл мои ноги под столом, отчаянно мяукая и призывая кошачьих богов на помощь. «Солнышко: Не, ты-то и получше, наверное, варианты видел». Мой смех резко оборвался. «Вы: Не понял». «Солнышко: Ну… я догадался, что у вас с Гошей что-то было, мистер “шучу, я не гей”…» «Солнышко: Блин, прости, не знаю, к чему это. Забей». В груди засвербило. Он снова загонялся? Еще и — блядство, почему это мне в голову раньше не пришло? — сравнивал себя мысленно. Я быстро закрыл вотсап и набрал его номер. Выслушав продолжительную серию гудков, дождался ответа: — М? — и вой удаляющихся сирен на заднем плане. — Ты где? — моментально напрягся я, сжав телефон в руке. — А. Да с работы шел, маму решил с суток встретить, — робким, ни разу не похожим на его обычный беззаботный треп голосом произнес Елисей. — На скамейке у пожарки. Но их на вызов дернули. — Отлично. То есть хуево, конечно, если что-то горит. — Я подорвался, мягко отпихнув Лося, с диванчика. — Пять минут подождешь? — Зачем? — удивленно спросил он. — Ты сюда собрался?.. Зачем? — Мозги тебе вправлять, — прошипел я, распалившись еще больше от того, что Елисей, похоже, ни на секунду не задумался о ебанутости собственных выводов. — Жди. И куртку застегни. — Как ты?.. — Застегивай, говорю. Я скинул звонок и как был, в домашних штанах и футболке, только пуховик сверху накинув и ботинки натянув, бросился за дверь. Припорошенные свежим снегом дворы пролетели мимо, как и не было. Добрался я до пожарки минуты за три, но все равно ссался, ускоряя шаг, что он сбежит. Хотя Елисей терпеливо ждал — я издалека заметил одинокую фигурку на скамейке под фонарем. Шапку дурацкую с помпоном и розовую куртку. Сердце часто-часто застучало в груди, злость испарилась моментально. Я соскучился. Невозможно соскучился за эти два дня. — Привет. — Я плюхнулся на скамейку рядом, прижавшись к нему боком. Заметил краем глаза, как он улыбнулся с намеком на облегчение, спрятав губы в воротнике застегнутой куртки. — Привет, — пробубнил невнятно. Его ладонь забралась в карман моего пуховика, и я тут же сунул следом свою, сжав его пальцы. В узком клочке парка возле пожарки не было ни души, только какой-то дед выгуливал таксу, шаркая подошвами по щедро рассыпанному на дорожках песку. — Поговорим? — предложил я, когда Елисея перестало мелко трусить — не то от холода, что навряд ли, ведь на улице подтаивало и, кажется, перевалило в плюс, не то от беспокойства. — Про нас, про Гошу. Про что хочешь? «Потому что я готов обсудить с тобой все». Мне выпал один шанс на миллион, и я не собирался так просто и банально, из-за сраных недосказанностей, его потерять. — Я… не напрашивался ни на что, глупо с сообщениями вышло… — произнес Елисей с тяжелым вздохом, подняв голову и подперев подбородком воротник. — Я просто… — Он обернулся на меня, наконец наградив долгим взглядом карих глаз. Сознался приглушенно: — У меня же были… типа отношения с парнем… — Слава Решетов? — поинтересовался я ровно, стараясь не спугнуть момент его смелости. — Угу. — Уголок его губ невесело дернулся. — Точнее, у нас не получилось ничего определенного — просто секс. В-втроем. С Ритой, девушкой одной, и с ним. — Этих подробностей я не знал, но кивнул серьезно. Я же не говна кусок, чтобы осуждать его за попытки найти себя, за сексуальный опыт. Мне, наоборот, было приятно, что он со мной поделился. Он мне доверял не самую легкую часть своего прошлого. Елисея, кажется, моя реакция успокоила, потому что он продолжил: — Я себя убеждал, что, возможно, придумал, что за обе команды играю… слишком, типа, себя накрутил на теме открытости ко всему. Но мне, скорее, на самом деле… когда Слава предложил большее, уже тупо вдвоем, не хотелось… с ним. Он был не мой. А ты… — Елисей прошелестел что-то еле слышно на выдохе, отвернулся на пару мгновений. Его пальцы в моем кармане сжались нервно, но он не остановился: — А ты — понимаешь? — мой. С тобой… у меня не возникает подозрений, что я себе это специально и по фану придумал… Поэтому мне страшно… облажаться. Сейчас, когда я точно знаю, чего хочу. Он замолчал. Мы оба какое-то время смотрели на девиз «Предотвращение. Спасение. Помощь» на большом потрепанном временем синем рулоне, закрепленном на пожарной части. — Мне тоже страшно, — признался я наконец в ответ, поглаживая его руку в кармане. Елисей глянул на меня, недоверчиво приподняв брови. Догнав, в чем дело, я фыркнул: — По мне, наверное, не видно… Но я, вообще-то, тоже переживаю, что недостаточно для тебя хорош. — Елисей просто смотрел на меня, без слов и лишних эмоций во взгляде поощряя продолжать, и я с удовольствием поддался тихой, ненавязчивой атмосфере откровенности. Откинулся на спинку скамьи и рассказал: — У меня наоборот было. Я хотел большего, а Гоша — только секса. Целая трагедия была. В трех актах. Сейчас понимаю, что мы бы друг друга загрызли, попробуй настоящие отношения. Он лучший на свете лучший друг. Но мне понадобилось прилично времени, чтобы понять, что он, как ты выразился, «не мой»… — Я толкнул Елисея легонько плечом, добавив ехидно: — И нет, я не видел вариантов получше. Ты мне, так-то, выбора не оставил. — Какой я, оказывается, плохой. — Елисей улыбнулся. Спокойно, беззаботно почти, в своей привычной манере. У меня потеплело в груди. Он же просто себе не представлял, насколько дорогой была каждая его такая улыбка. Зато я представлял ясно, как докажу ему это. Постепенно. День за днем. Докажу, насколько он красив. Не словами, которые он слышал, но пока не умел в них верить. Глазами. Губами. Объятиями. Всем, что сделаю с ним, — и чего он хотел бы сам. — Еще какой, — пробормотал я, посмотрев на его губы. Он посмотрел на мои. Мы оба понимали, что не стоит. Но также мы оба, кажется, догадывались, что момент для поцелуя был бы самым что ни на есть подходящим. Разве что не на улице и не под прицелом зажженных окон ближайшего дома. — Я еще никогда, — протянул Елисей, дернув зябко плечом, — так ни с кем не разговаривал. Это круто. — Разговоры? — уточнил я. — То, что с тобой хочется быть честным, — подумав, ответил он, и желание поцеловать его стало попросту неодолимым. — И то, что тебе тоже хочется быть честным со мной… Я сильнее сжал его пальцы. У нас уже ладони в моем кармане вспотели, но я бы не отстранился от него ни в жизни, если бы не звук приближающихся шагов по мокрому снегу в смеси с песком и оклик: — Лисяшка! Ты чего тут? Говорила же — не жди. Так бесшумно, оказывается, подъехала пожарная машина к части. Я только заметил огни мигалки, расчертившие густоту вечерней темноты. К нам подошла низенькая, худая, как спичка, что видно было, даже несмотря на объемную форму, женщина. Стянула защитный шлем, и по ее плечам рассыпались светлые пушистые волосы. Мама Елисея, по виду, была совсем молодой, чего я не ожидал по той тупой причине, что меня предки заделали за сорок, и в башке собирательный образ родителей моих сверстников сложился железобетонно. Она выглядела так, будто вышла из забугорного сериала. Типа «Пожарных Чикаго». Я совсем другой ее представлял, когда Елисей разболтал, где его мама работает. — Ты быстро, — сказал Елисей сдавленно. — Ложный, что ли? — Да. — Ма, это Олег Андреевич, — представил Елисей, встрепенувшись, растерявшись и слегка покраснев. Он по-прежнему не вынимал руки из моего кармана, только сидели мы уже не так близко. — Олег Андреевич, это ма… тьфу… Алиса Эдуардовна. — Просто Алиса, — поправила та, с нескрываемым любопытством сначала оценив прописку наших рук в моем кармане, потом проследив за беспомощным взглядом, который Елисей на меня кинул. Алиса вдруг спросила весело: — В пожарной машине посидеть не хотите? Мы с Елисеем переглянулись. Судя по тому, как он изумленно заморгал, ему такую роскошь предлагали нечасто. — З-зачем? — спросил, запнувшись, Елисей. — Ты мне вечером нужен антресоли перед праздниками разгребать. Рената подъедет тоже. Мальчика хламом своим смущать не будем, ладно? — отозвалась Алиса невозмутимо и еще раз, уже с явным намеком, кивнула в сторону. — Посидеть не хотите? — Хотим, — высказался я за обоих, поняв, что до Елисея дойдет такими темпами только через неделю. И тогда он, зависнув посреди семинара по литературе, глубокомысленно скажет: «А! О-о-о…» — Не все потеряно, — рассмеялась Алиса и махнула свободной от шлема рукой. — Пойдемте. Я сцапал Елисея за рукав куртки и, решительно встав со скамейки, потащил за собой. Мой дурашка, бедный, кажется, так и не воткнул, в чем дело. Даже когда Алиса пустила нас в салон пожарной машины и, деликатно прикрыв за нами дверцу, до смешного показательным шаркающим шагом удалилась к курящим у части коллегам. Я нащупал в кромешной темноте салона первое же в ряду кресел и дернул Елисея к себе на колени. Подцепил пальцами его подбородок и мягко, не дав времени спросить, какого черта происходит, прихватил зубами его холодную нижнюю губу. — Н-не понял! — выдавил Елисей сконфуженно, но одна его ладонь уже легла мне на затылок, а вторая расстегнула шустро мой пуховик и нырнула внутрь, соскользнув на спину. — Мама твоя зато поняла, — фыркнул я, давясь нервным смехом. Елисей приблизился в темноте и поцеловал меня сам. В глухо запертом салоне его сладкий полукоматозный выдох и влажный звук — столкновения наших губ наугад — слышны были особенно четко. Я так от его раскованности, интуитивной, полной слепого доверия, только для меня, дурел, что целовал его и целовал, плевав на ограничения во времени, до онемения губ, вжимаясь носом в его щеку. Нас друг от друга оторвали спустя необходимую вечность стук в дверь и бодрое заявление: — Засиделись. — Бли-и-ин, я понял, — громким шепотом, едва дыша, сообщил Елисей. Я не выдержал и заржал, уронив голову ему на плечо. Как-то часто в последнее время меня пробивало на смех. И это было круто.