Higher than sun

      Оттолайн двенадцать и она в курсе, где расположена лестница, ведущая на крышу Собора Барбатоса. Она в курсе, что там ровно шестьсот сорок две ступеньки.       Ей двенадцать, и она вынуждена жить по правилам этого Собора. Подъём на рассвете, утренняя молитва, совместные трапезы, пение в хоре, потом на благо Анемо Архонта, вечерняя молитва и отбой.       Удивительно, насколько чёткость быта священнослужителей похожа на устав солдат в казарме.       Просыпаясь, Оттолайн обычно мысленно чертыхается и отсчитывает очередной день своего пребывания в рядах монахинь Ордо Фавониус. Но не сегодня. Сегодня — особый день.       Три года назад, когда её только приняли, Оттолайн нашла мелкий кусочек гравия и рисовала чёрточки на стене у кровати в конце каждого дня. Сестра Виктория поймала её на пятнадцатой чёрточке и заставила оттирать стену. Тогда, Оттолайн на неё очень сильно разозлилась, а сейчас она бережно потирает оставшиеся следы.       Сестра Джиллиана заходит проверить, что Оттолайн встала и собирается на утреннюю службу. Она молча смотрит на неё, удостоверяясь, что та не ляжет обратно в постель, а потом разворачивается, покидая комнату. Без слов.       На самом деле с Оттолайн разговаривают только две монахини — и её это более чем устраивает. Сестра Виктория исключительно из-за того, что является её духовным наставником. А сестра Барбара… Просто потому что она Барбара, у которой пунктик на оказании помощи: будь то физическая или ментальная боль. Нужно пройти всего шестьсот сорок две ступени. Дальше будет большая кованная дверь. Поверни ручку два раза влево. Скрип — и дверь открыта.       Оттолайн не может обвинять сестёр в том, что они её презирают и бояться. Ведь она презирает и боится себя тоже.       Стоя на коленях, сложив руки в молитве, Оттолайн просит Барбатоса, чтобы следующим утром она не проснулась. Но она просыпается. Она просит снова, и снова просыпается. Замкнутый круг. Ритуал.       Дневная служба начинается и заканчивается пением хора. Пение — один из многих отстойных навыков, которые монахиня должна освоить.       Оттолайн краем глаза следит за сестрой Викторией. Та не смотрит на неё, значит петь не обязательно — достаточно лишь открывать рот со всеми. Никто и не замечает.       Почти никто.       Почувствовав затылком взгляд на себе, Оттолайн слегка поворачивает голову. Пара лиловых глаз пристально следят за ней, ловя каждое движение.       Ах да, сестра Розария.       Оттолайн не раз слышала сплетни о том, как они на самом деле похожи друг на друга: обе попали в ряды монахинь не по своему желанию, обе замкнутые и молчаливые, у них обеих Крио Глаз Бога. Сестра Розария ревностно оберегала свои секреты и являлась не менее загадочной личностью.       Розария могла себе позволить нарушать все существующие правила. Она не приходила на молитвы, опаздывала на общие завтраки, не участвовала в литургиях, избегала общественного труда.       Ещё однажды Оттолайн видела, как сестра Розария покидает Собор после отбоя. Они переглянулись тогда, не проронив ни слова. Будто знали, что не сдадут друг друга.       Сестра Виктория давно махнула на неё рукой и смирилась с ситуацией. Всё равно отчитывать эту несносную монахиню бесполезно. «В одно ухо влетит, в другое вылетит» — жаловалась она.       И сейчас Розария даже не пытается делать вид, что поёт.       Это настораживает и интригует одновременно. Возможно, при других обстоятельствах они бы поладили.       Но не сегодня.       Оттолайн отворачивается, завершая противостояние взглядов. Если Розария что-то и подозревает, то это уже неважно.       После обеда Виктория просит помочь ей отчистить витражи в главном зале. Эта работа не сложная, расслабляющая. Из-за жалости Оттолайн другие занятия и не дают.       Она начинает протирать разноцветные стёклышки, пока сестра Виктория заливается в своей вечной проповеди «О благонравии, бескорыстии и благородстве». Заветные три б. У Оттолайн уши заворачиваются в трубочку от слов наставницы, но она сохраняет бесстрастное лицо и выслушивает, терпит и молчит.       Сестра Виктория определённо не заслужила такого отношения к себе, ведь она не виновата в том, что Оттолайн сирота.       Не она придумала, что стоит отдать девочку на попечение церкви Ордо Фавониус.       Тогда, три года назад, на воспитание монахиня получила упёртого, обиженного на мир ребёнка, который хотел разрушить всё вокруг себя. И себя самого.       Оттолайн могла на сутки запираться в маленькой комнатушке, что ей выделили, и смотреть в стену. Она отказывалась от еды, пила только воду, противилась молитвам, её выворачивало от удушливого запаха ладана.       Она прогоняла от своей двери всех, кто хотел её проведать.       Оттолайн уже смутно помнит при каких обстоятельствах согласилась впустить монахинь помочь ей — видимо, всё-таки общее ослабление организма сыграло свою роль.       Сёстры, конечно, выходили её насильной кормёшкой. Благо хоть не выпороли за неповиновение.       С тех пор Оттолайн поняла одну вещь — если молчать и кивать, то от тебя отстанут вероятнее, чем, если бы ты вступал в открытую конфронтацию.       Шестьсот сорок две ступени. Два поворота налево. Двенадцать шагов по карнизу. Дивный вид открывается оттуда.       После обеда им выделяется свободное время для себя. Кто-то в это время молится, кто-то вышивает или вяжет, некоторые читают книги. Сестра Барбара проводит встречи со своими фанатами или занимается целительством.       Оттолайн не строит из себя айдола, потому мирно проводит время в самом дальнем зале. Сюда почти никто не заходит в обычное время, так как этот зал предназначен для отпевания усопших. Идеальное место, если хочешь побыть одному.       В зале пахнет пылью и воском. Комната освещается десятком свечей, но их света недостаточно, чтобы полностью развеять мрак.       Нежно-голубое свечение идёт из угла, где сидит Оттолайн. Её Глаз Бога слегка отдаёт холодом в руки и еле слышно потрескивает.       Она закрывает глаза и концентрируется. Желаемый образ возникает в её голове и Оттолайн резко взмахивает рукой.       Бесформенная горстка снежинок появляется с кончиков её пальцев и, кружась, оседает на каменный пол. Ничего не вышло. Опять.       Оттолайн со вздохом упирает голову в стену. Занятия по врачеванию не дают результатов уже который месяц. О чём может идти речь, если она не может даже сформировать свою Крио энергию в что-то конкретное? На её фоне водные ноты Барбары выглядят ещё лучше, чем они есть на самом деле.       На фоне сестры Барбары она проигрывает во всём.       Та, как будто даже не замечает этого. На общем ужине она весело щебечет об очередном удачном прошедшем дне. Оттолайн, которая сидит рядом, не вслушивается в этот бессмысленный поток информации, без энтузиазма жуя недоваренные овощи.       С другого конца длинного стола на всё также пялится сестра Розария. Она буравит её взглядом весь ужин и Оттолайн гадает не появилась ли у неё дырка в виске.       Она ждёт, что Розария захочет с ней поговорить после ужина, но ошибается: Розария исчезает незадолго до конца.       «Даже "спасибо" не сказала» — с неприкрытым недовольством комментирует её уход сестра Джиллиана.       Звон колокола знаменует начало отбоя. Все говорят друг другу спокойной ночи и расходятся. Оттолайн желает добрых снов сестре Виктории, на что та удивлённо вскидывает брови. — Ты никогда раньше не говорила мне такого, — с изумлением протягивает монахиня. — Может стоит начать, — стараясь звучать как можно беззаботнее, Оттолайн разводит руками.       Уходя, она чувствует, как сестра Виктория провожает её подозрительным взглядом.       Вместо того, чтобы лечь спать Оттолайн ложится на заправленную кровать, утыкаясь лицом в жёсткую подушку. Она хочет заплакать, потому что в таких обстоятельствах люди обычно плачут, но не может выдавить из себя и слезинки. Видимо, её запас слёз закончился ещё тогда.       Оттолайн прокручивает самые счастливые воспоминания, которые у неё есть. Они связаны только с одним человеком. Ей очень жаль, что она не сможет с ним поговорить. Не сможет встретиться, обнять, уткнувшись в плечо.       Чувство вины, начинает подыматься где-то из области живота, и монахиня стремительно встаёт, не давая этому чувству развиться.       Тихонько открыв дверь, Оттолайн осматривается. В коридоре никого нет. Она выходит из своей комнаты.       Чтобы попасть на крышу собора нужно пройти по главному коридору, найти лестницу, ведущую наверх. На лестнице ровно шестьсот сорок две ступени. Сначала подыматься будет тяжело, но потом станет легче. Впереди кованная дверь. Два поворота ручки налево. Оттолайн наваливается на дверь, на что та отвечает противным скрипом. Свежий ночной воздух служит ей наградой.       Луна освещает ей дорогу и, шатаясь, она идёт по карнизу. Оттолайн останавливается прямо перед концом крыши, с настороженностью смотря вниз. Отчего сердце начинает стучать особенно громко, отдаваясь пульсацией в голове.       Она поднимает глаза. Как на ладони перед ней ночной Мондштат. Оттолайн хотела бы оставить его в своей памяти со всеми подробностями: с этими аккуратными домиками, фонарями, стенами и статуей Барбатоса. Незаметно для себя она понимает, что улыбается. Когда она улыбалась в последний раз? — Не думала, что ты из «этих», — внезапно раздаётся у неё из-за спины.       Оттолайн вздрагивает и резко оборачивается. Сестра Розария неспешно зажигает сигарету, зажатую меж её темных губ. Между ними около десяти шагов. «Определённо недостаточно для того, чтобы успеть сделать что-либо» — думает Оттолайн, но всё же произносит: — Н-не подходи ближе, иначе… — Иначе что? — Розария пускает дым в её сторону. — Сиганёшь вниз?       Она не спрашивает. Она знает.       Со смесью ужаса и удивления Оттолайн смотрит на неё. Её бьёт мелкая дрожь, несмотря на то, что тело напряжено до предела. В отличие от неё сестра Розария абсолютно расслаблена. Она следит за развернувшимся перед ней спектаклем. И если судить по её лицу, развязка ей вряд ли интересна. — Т-ты должна уйти, — тихо говорит Оттолайн, сжимая кулаки. — Ты мне ничем уже не поможешь, поэтому, просто не мешай мне. — А кто сказал, что я пришла тебе помогать? — Розария вопросительно изгибает бровь.       Оттолайн растеряно моргает. Её смутившийся вид веселит Розарию, отчего она хмыкает и пуская кольца дыма. — Я хотела всего лишь поговорить с тобой до всего этого. Было любопытно узнать правду. — сказала она. — Ведь Церковь скорее всего выдумает предлог твоих действий.       Сестра Розария выбрасывает сигару в сторону и медленно поднимает руки вверх, показывая, что она без оружия. «Позволь, пожалуйста» — осторожно подходит ближе, чуть огибая Оттолайн, и садится на край крыши, хлопая на месте рядом с собой.       Да, Розария не похожа на ту, кто побежит доносить на неё старшим сёстрам, но Оттолайн продолжает следить за ней недоверчиво. Она всё ещё находится в замешательстве, хоть опасности и не чувствует. Чуть подумав, она садится, одергивая монашеское платье.       Они сидят в тишине. Розария смотрит куда-то вдаль, за Мондштат, а Оттолайн, чуть сгорбившись, сморит на свои пальцы, сцепленные в замок. — Так… Как ты это видишь? — вдруг спрашивает Розария, поворачиваясь к ней. — Ты про что? — Ну, про твою смерть. У тебя есть возможность детально рассказать, как ты хочешь это видеть. А я благородно возьму на себя долг осуществить волю усопшей. «...Что?» — девушка ошеломлённо уставилась на монахиню. — Не шути так, — нахмурилась Оттолайн, оскорблённая таким заявлением. — Я и не шучу, — сказала Розария со всей вдумчивостью. — Утром Сестра Джиллиана найдёт твоё тело, лежащее в собственной крови и с расквашенными мозгами по брусчатке. Ставлю пять бутылок вина, что именно меня заставят оттирать твои останки от площади, так как других будет рвать только от одного их вида. У них просто кишка тонка. Они просто не смогут осознать произошедшего. Вот в один день ходишь с ней вместе, принимаешь пищу, молишься, а в другой день её уже и нет вовсе, и всё, что от неё осталось сейчас лежит там, прямо перед собором.       Она замолкла на пару секунд. — Может уже на следующий день ты будешь лежать в отпевальне в гробу среди белых сесилий. На твоей голове будет праздничный платок, укрывающий то кровавое месиво, что останется у тебя на затылке. Во время службы соберутся все монахини. Все они будет плакать навзрыд и причитать, как же такое горе могло стрястись с их церковью. Возможно, придут даже несколько горожан, в том числе и суровые рыцари Ордо Фавониус, которое заревут, как дети, пряча свои слёзы в белоснежных платках. И все будут задаваться вопросом, как такая славная девушка могла сделать с собой зло?       Стало тихо. Только из города доносились приглушенные отголоски ночной жизни. Сестра Розария достала пару сигарет. Покрутив их в руках, она произнесла: — Будешь? Оттолайн подняла на неё глаза впервые за долгое время. В её взгляде читалось сомнение. — Предлагаю только один раз, — Розария протянула сигарету, зажатую между её длинных пальцев с этими жуткими стальными напёрстками.       И в конце концов, чего она боится?       Взяв зажжённую сигарету, девушка украдкой посмотрела на монахиню. Сестра Розария курила непринуждённо и, несомненно, с долей элегантности. — Поднеси к губам и сделай глубокий вдох, — скомандовала та.       Стараясь изо всех сил, Оттолайн набрала как можно больше воздуха в лёгкие. — Кха-кха-кхе, — она захрипела и в уголках её глаз собрались слёзы. — Ну и дрянь! — Поздравляю с первой затяжкой, — засмеялась Розария, даже не скрывая своего насмешливого вида. — Это всегда так интригующе видеть.       Зашедшаяся кашлем девушка не считала это интригующим. Горло и глотку будто царапали изнутри, побуждая выплюнуть внутренности.       Но после второй затяжки стало чуть-чуть легче. Горло всё ещё ныло, но теперь появилось необычное чувство безмятежности: то ли сам процесс был монотонным и вызывал состояние успокоения, то ли это было облегчающее действие никотина.       Больше с Сестрой Розарией они не разговаривали тогда. Ближе к восходу солнца она ушла, не попрощавшись и не оглянувшись назад. Сжимая холодными руками оставшийся окурок, Оттолайн встретила рассвет.       И Джиллиана, как обычно закончив свой обход утром, сказала: «Кажется, всё в порядке».

***

Из доски объявлений таверны «Кошкин хвост»:

      «Что у тебя на сердце? Сомнения? Проблемы? Хорошие новости? Поделись этим со всеми! «Кошкин хвост» приготовил эту доску объявлений специально для тебя!»       «…Здравствуйте! Я самый обыкновенный искатель приключений и моя жизнь довольна проста и непримечательна. У меня есть пара друзей, отряд приключений и любящая семья. Я благодарен Архонтам за всё это, но… Видите ли, у моего хорошего приятеля есть одна проблема: несколько лет назад из-за определённых событий он перестал общаться с близким для него другом. Они отдалились, и он очень переживает. Он хочет вернуть старую дружбу, но не знает как. Мне кажется, что он боится обнаружить, что человека, которого он знал уже нет. Боится, что она его ненавидит. А ещё ему очень стыдно. В тот момент, когда больше всего нужна была поддержка, его не было рядом. Я…я буду благодарен, если вы посоветуете, как поступить в такой ситуации, а я передам ваш совет своему приятелю.»

Ответ таверны «Кошкин хвост»:

      «Добрый день! Очень жалко вашего приятеля. Советуем ему всё-таки набраться смелости и поговорить с его другом. Если дружба настоящая, то она способна выдержать проверку временем! После примирения ждём всех в нашей таверне, чтобы отпраздновать воссоединение друзей!»