A Life, Redux

Лучи позднего утреннего солнца проникали в спальню, весело щебетали птицы, а в это время Гейль лежала в постели - умоляя ребенка успокоиться надеясь вернуть сон, но все же слезы разочарования наворачивались на ее глаза. Даже теплого присутствия тела ее мужа, прижатого к ее спине, и рук, обнимающих ее, было недостаточно для того чтобы успокоить ее. На самом деле слишком недостаточно. Когда ровное дыхание касалось ее затылка - это только усиливало ее собственное беспокойство. Она отчаянно хотела спать, но сначала ребенок не позволял ей этого сделать, а затем - ее собственные желания. Но Деймон сейчас спал, и он нуждался в этом даже больше, чем она сама. Ее муж относился к своим обязанностям Лорда-командующего Городской стражей очень серьезно. В этой роли он себя чувствовал как рыба в воде и со временем его первоначальный энтузиазм превратился в упорную решимость доказать свою ценность и сохранить должность. По мере того, как проходили недели, а затем месяцы и все ближе приближалось окончание отведенных ему шести месяцев - Деймон стал проводить все больше времени вне Красного замка, заползая в их постель только тогда когда небо начинало светлеть. Да и сама Гейль никогда не вставала с кровати, пока он не проснулся. Нет, она оставалась в его объятиях еще долго после того, как проснулась, в безопасности и тепле, и терпеливо ждала. И ее терпение всегда вознаграждалось. Всегда, напомнила она себе, отчаянно желая пошевелиться и прижаться к мужу сильнее, разбудить его и избавиться от своего беспокойства. Всегда, твердо напомнила она себе еще раз - поскольку беспокойный младенец заставлял ее вставать и бежать в туалет. Она угрюмо потыкала пальцем свой круглый живот. Гейль была очень беременна. Об этом не было объявлено, но теперь этого нельзя было отрицать, и только слепой мог попытаться это сделать. Но любой, у кого есть глаза, мог бы это понять. Хорошо, что она больше не рисковала прогуливаться по Красному замку. Хорошо, что внимание ее матери по прежнему было прочно сосредоточено на маленькой Дейлле и ее медленно выздоравливающей матери. Конечно это изменится как только Эймме снова разрешат покинуть ее комнаты и взять на себя заботу о дочери.  Сначала она не думала, что сможет скрывать свое состояние от матери так долго, но поскольку обязанности Деймона держали его в городе до предрассветных часов, а затем они оба предпочитали оставаться в постели до полудня - она все больше начала в это верить. У любопытных глаз не было особых возможностей узнать их секрет, ни тогда когда каждый их новый день начинался в полдень с занятий сладкой-сладкой любовью, прерываясь только на то чтобы разделить трапезу. Еще меньше шансов было, когда после этого они имели возможность проводить золотые часы с драконами: летая над море, гоняясь друг за другом в замысловатом танце высоко над облаками. И после, продуваемые ветром и задыхающихся от смеха, они возвращались в свои покои для того чтобы искупаться. После этого Деймон снова растворялся в своих обязанностях, а Гейль была слишком уставшей даже для того чтобы двигаться, не говоря уж о том чтобы что-то делать. Гейль, должно быть, довела бедную леди Мередит до слез - она не раз жаловалась мужу на это, точнее только тогда когда эти мысли начинали ее тяготить. На спине дракона она была сильной, легкой и полной жизни, но после... Вне внимательного взгляда Деймона - она была истощена, едва держала глаза открытыми. Леди Мередит все время находилась рядом с ней, сидела у ее постели и иногда ей казалось что игла ее фрейлины находиться в постоянном движении, в отличие от ее собственной иглы. Так же она рассказывала о том что происходило при дворе, но Гейль слушала ее едва ли вполуха. Гейль жила как во сне. Ярком сне, наполненном теплыми объятиями, тающими взглядами, затаившимся смехом и ветром в ее волосах. Сне - полном любви, свободы и радости. Сне - лишенном людей за пределами ее драгоценного маленького уголка мира. Слуги были всего лишь тенями, движущимися на заднем плане, леди Мередит — жужжащим голосом, заполняющим тишину. Только еженедельные визиты акушерки, которую нашел для нее Деймон, и редкие частные ужины с ее мужем и его отцом нарушали этот магический сон. Бейлон знал. Ее отец знал, и слуги тоже, но никаких объявлений не было сделано, и ее мать не преследовала ее на каждом шагу, поэтому ей оставалось только предполагать, что о ее состоянии вообще не было известно широкой публике. Ее мать еще не знала, и она так хотела, чтобы это продолжалось как можно дольше. Было так много опасностей, и она так боялась. Она по-настоящему не слушала Деймона в самом начале, но потери Эйммы и ее матери начинали преследовать ее всякий раз, когда она позволяла своему разуму блуждать. Все это было так мучительно сладко - ее сон. Все это было так прекрасно, и любяще, и тепло, и безопасно. Безопасно, пока реальности не позволялось вторгаться слишком часто - сказала она себе. Это было безопасно, пока у нее был Деймон, и пока она могла летать на Гаэлитоксе каждый день, чувствуя себя сильной и свободной. Но она была так истощена, и ее тело болело, а слезы наворачивались на ее глаза, умоляя позволить им упасть. Она раздраженно фыркнула, вырвалась из объятий Деймона, осторожно, чтобы не потревожить его, и поднялась с кровати, накинув халат, выбежала из спальни. Она жила мечтой, напомнила она себе, когда сгорбилась в кресле у окна, обняв колени, устремив невидящий взгляд на безоблачное небо. Она была счастлива, свободна и любима. У нее были Деймон, Гаэлитокс и Мередит, и она разговаривала с Бейлоном больше, чем когда-либо прежде. Она не пряталась от матери. Просто она не хотела мешать Эймме в ее выздоровлении. Она не хотела отвлекать внимание от своей невестки и ее милой, милой малышки на себя. Когда раздался стук в дверь, ее взгляд метнулся к ней, а затем к двери в спальню. Это Деймон отважился выйти во внешний мир, и именно он впускал его в их собственный волшебный сон. Именно он позаботился о том, чтобы сон оставался не потревоженный. Но Деймон все еще спал, и ей казалось, что он в этом очень нуждался, к тому же Гейль напомнила себе, что она не прячется, и дала разрешение войти. — Рада видеть, что ты жива, невестка. Голова Гейль резко повернулась на голос. — Эймма! Что ты здесь делаешь? Ее невестка слабо улыбнулась и нежно погладила лицо спящего свертка в ее объятиях. — Мейстер Элисар объявил, что я наконец могу покинуть свои покои, и я подумала, что мы придем посмотреть как ты. Я думала...— Ее голос затих, а взгляд опустился в пол. — Я думала, мы друзья. — Так и есть, — Гейль почувствовала, как будто чей-то кулак сжимает ее сердце, она задохнулась, и повторила: — Мы друзья. — Мы?! — Голос Эйммы повысился, и ребенок у нее на руках недовольно заскулил, она подбросила ее и заговорила с ней успокаивающим голосом, прежде чем перевести взгляд на Гейль. — Мне так не показалось! Ты была рядом со мной, изо дня в день, а потом просто перестала приходить и оставила свою мать, чтобы та заняла твое место! Без предупреждения! Без объяснений! Ты оставила меня одну! — Ты была не одна, — протест Гейль прозвучал слабо даже для ее собственных ушей, но она не могла... — Не одна! Ты хоть представляешь, как одиноко я себя чувствовала с бабушкой, ее дамами и септами, когда мне нужна была только ты?! Как забыто? Слезы наконец хлынули, и Гейль резко повернула голову к небу. Она знала, каково это — находится в окружении людей и быть такой совершенно, совершенно одинокой, но она не могла... О, Боги, она не могла... — Мне жаль. Мне жаль, но я не могла там быть. Я не могла! — Она решительно покачала головой, а затем положила ее на колени, горячие слезы катились по ее лицу, пропитывая ткань, прикрывающую ее живот. — Почему бы и нет?! Ты мне была нужна! Голос Эйммы надломился, и Гейль зарыдала еще сильнее. — Мне тоже нужна была я! — Что? Что это вообще значит? У тебя была ты. У тебя есть ты. Так и есть и это было правдой. Но она боялась. Гейль могла быть сама собой, пока у нее был Деймон. Гейль могла быть сама собой, пока у нее был Гаэлитокс, пока она верила, что она сама дракон. И она боялась потерять это. Она боялась потерять себя. Были и другие вещи, которых стоило бояться, но именно этого она боялась больше всего. Гейль знала свою мать, и она знала, что в тот момент, когда та узнает о ее беременности - она не оставит ее одну. Она знала, что ее мать посмотрит на Гейль и не увидит ее. Для ее матери не будет Гейль вообще. Она будет просто тенью Дейллы, Алиссы и каждого ребенка, которого потеряла Добрая Королева, и никогда той, кем она старалась быть до сих пор. Гейль смертельно боялась этого - посмотреть в глаза своей матери и увидеть всего лишь тенью себя, потерять себя. Она слишком долго была заменой и не могла вынести того, чтобы снова стать ею теперь, когда она была самой собой, только не сейчас, когда она вкусила жизнь. Теперь Гейль жила как во сне, и она будет продолжать жить в нем как можно дольше. Она будет игнорировать свою собственную усталость, не будет обращать внимание на то, как она себя чувствует, смотреть сквозь пальцы на темнеющий фиолетовый цвет под глазами Деймона с той же легкостью, с которой она игнорирует свое собственное изнеможение. Они были вместе. Они были счастливы, и они были сами по себе, и никто не мог отнять это у них. Их жизнь была похожа на сон, на мечту, и никто не мог отнять ее у них, пока они сами не решали кого-то впустить в нее. Теперь она пожалела, что встала с кровати. — Я просто... Я не могу сейчас находиться с ней рядом. — Не с таким количеством страхов. Так много всего, чего стоит бояться, и это даже не учитывая страха потери себя. — Я бы ее отослала. Если бы ты этого захотела, я бы ее отослала. Все, что тебе нужно было сделать - это сказать мне! Гейль снова покачала головой и повернула лицо к небу. — Это бы не сработало. — Конечно, сработало бы! — Слишком резкий тон Эйммы заставил малышку разрыдаться, и она переключила свое внимание с Гейль, которая внимательно наблюдала за происходящим, на ребенка. Она положила маленькую Дейллу себе на плечо и успокаивающе поглаживала ей спину, издавая успокаивающие шипящие звуки, ее голос изменился в мгновении ока. Гейль едва дышала, когда вопли малышки превратились в мяуканье, а затем и вовсе затихли. Она завороженно смотрела за разворачиваемой перед ней сценой. Должно быть шум оказался слишком громким даже для ее истощенного мужа, потому что дверь спальни открылась, и он шагнул внутрь, щурясь от яркого света, халат беспорядочно свисал с его плеч, когда он шел к ней слегка спотыкаясь.Что-то в ней растаяло при виде этого зрелища, и улыбка пробежала по ее лицу, когда она поспешно поднялась и бросилась обнимать его. Он с благодарностью и жадностью навалился на нее, его нос тут же скользнул ей за ухо, и он начал оставлять небрежные поцелуи проводя губами сверху-вниз по ее шее. — Деймон... — его имя было едва слышно, и она положила руки ему на плечи, чтобы оттолкнуть его, но как она могла это сделать, когда его руки проделали путь по ее спине, чтобы погладить ее попу, и ей пришлось сдерживаться изо всех сил? — Мне тебя не хватало в постели. Слова были прошептаны Гейль в губы, и ей не дали возможности ответить, объяснить, так как ее дыхание перехватило, когда она обнаружила, что ее подняли в воздух. Всего через мгновение она сидела на столе, и ее рот был полностью занят. Она была уверена, что ей нужно было что-то ему сказать, но все мысли покинули ее, и осталась только нужда. Громкий вопль разорвал воздух, она обнаружила себя чего-то лишённой, когда Деймон резко отстранился, глядя на нее дикими, растерянными глазами, и ее губы внезапно стали очень холодными. Она уставилась прямо на него, ощущая как будто находиться под толщей воды. — Что вы делаете?! — голос Эйммы был высоким и пронзительным, и Гейль в ужасе закрыла глаза, опомнившись и схватившись за лацканы распахнутого халата Деймона так сильно, что побелели костяшки пальцев. Деймон продолжал тупо моргать, глядя на нее, его брови сдвинулись в очаровательном замешательстве. — Что...? — Неужели вам не стыдно?! Гейль отказалась открыть глаза и взглянуть в лицо своей невестки, но что-то в ее словах, должно быть, разбудило ее мужа, потому что он заговорил ледяным голосом. — Невестка, как приятно видеть тебя здоровой. Было бы еще приятней, если бы мы увидели тебя в твоих покоях, а не в наших. — Вы двое вообще не видели меня в моих покоях! Вот почему я пришла! Я думала… — взволнованный голос Эйммы затих. — Когда вы перестали приходить, и не было ни слова о… Я думала… — гнев вернулся в ее голос, когда она продолжила. — Я думала, тебе нужна поддержка! Но теперь я вижу, что с тобой все в порядке, и все, чего ты на самом деле хотела, — это продолжать жить как… как… Голос Деймона был обманчиво мягок. — Женщина, вышедшая замуж и разделяющая постель со своим мужем. Ты это имеешь в виду, невестка? Щеки Гейль горели, она открыла глаза и, наконец, полностью повернулась к своей невестке, не отрывая взгляда от своих рук, ласкающих свой округлившийся живот. — Я благодарю тебя за твою заботу, Эймма, но то, чего я действительно хотела это покоя. И я уверена, что не смогла бы получить его если бы моя мать узнала об этом...— нахмурившись она потерла живот. Эймма ахнула, и Гейль подняла на нее глаза как раз в тот момент, когда она с гримасой перекладывала на руки маленькую Дейллу. — Ты беременна! Боги, о чем ты думала?! Гейль покраснела еще сильнее и открыла рот, но ее невестка продолжала возмущенным тоном. — Как ты можешь быть таким эгоистом?! Неужели тебя действительно никто не волнует, кроме тебя самого?! Тебе должно быть стыдно за себя! Навязываться ей, несмотря на то, что она уже выполнила свой долг! Гейль разинула рот, а Деймон покраснел, когда Эймма кричала на него, размахивая указательным пальцем у его лица. Он мятежно пробормотал: — Гейль в порядке. Эймма издала бессловесный крик, и Дейлла снова начала рыдать. — Ты, бессердечная тварь! Ты не можешь этого делать! Я думала... — По ее лицу катились крупные слезы, а глаза были полны болезненного разочарования, когда она смотрела на свирепо нахмурившегося Деймона. — Как ты можешь быть таким жестоким? Гейль обняла Эймму за плечи и нежно отвернула ее от молчаливого мужа, удивляясь странности всего происходящего, пытаясь ей мягко все объяснить. — Это не эгоизм, уверяю тебя. Мне... это очень нравится. Ты могла бы... я полагаю... Хм... Мы семья всадников драконов, Эймма. Ты можешь винить меня за то, что я балую себя? — Винить тебя…? Почему я должна…? Как я могла…? Как ты могла…? — Голос ее бедной племянницы был совершенно потерянный и смущенный, но Гейль не собиралась отступать. — Я имею в виду… это… довольно весело, понимаешь? Когда мы только поженились, Деймон объяснил мне все это, и мы оба предпочитаем, когда это весело. — Как ты можешь называть это весельем?! — Эймма звучала так как будто была в ужасе от происходящего, и Гейль начала беспокоиться за нее. — Это может быть весело. Это… — Она нахмурилась и закусила губу. — Это немного похоже на… Ты помнишь, как в детстве играла в «Приходи в мой замок»? — После смущенного кивка Эйммы она продолжила, и ее голос стал немного сильнее. — Это немного похоже на это. — Что? — Твое тело — это замок, а у каждого замка есть стены, через которые нужно пройти. Если муж все делает правильно, делает правильные шаги, его приглашают в замок, и это… приятно для вас обоих. Воздух шевельнулся за ее спиной, и дверь в спальню захлопнулась, и она была так благодарна, потому что, в отличие от Гейль, у Деймона не было привычки спать в ночной рубахе, и он не удосужился подпоясать свой халат. — Но... эм... замок можно взять и силой. В этом случае... в случае, когда муж не делает правильных вещей... Тогда это не... хорошо.— Как Эймма могла этого не знать? — Вот видишь... Тебе не нужно беспокоиться обо мне. Деймон знает... Яростный румянец, который растекался по ее лицу, заставил ее довольно резко замолчать. Разве такое можно было говорить о своем муже? Эймма задумчиво нахмурилась, подбрасывая свою малышку. — О. Я думаю... Я думаю, Визерис, возможно...этого не знает. Гейль открыла рот, а затем резко его закрыла. Она уже спрашивала об этом Деймона, и он категорично отказался говорить об этом со своим братом. Она очень сомневалась, что теперь он передумает.