A Life, Redux

Деймон был не совсем бессердечен в своих развлечениях, и хотя здравый смысл подсказывал ему вернуться незадолго до рассвета, что вошло у него в привычку, он к нему не прислушался. Он вернулся как раз к ужину с подарками. В конце концов, его простили, и это в итоге привело к тому, что он снова смог испортить Гейль настроение. Ей не следовало ложиться спать, будучи обиженной на него. Он пожалел о своем выборе вскоре после того, как вошёл в Красный Замок. Внезапно обрушившая на него тишина и не слишком тонкие любопытные взгляды заставили его кожу покрыться мурашками и ускорить шаг. Что-то было не так. Хуже того, это что-то было связанно с самим Деймоном. К тому времени, как он добрался до Твердыни Мейгора, он едва смог удержать себя от того, чтобы не сорваться на бег. Но после того как он дошел до покоев, которые делил с Гейль, оставшееся расстояние он преодолел в мгновения ока. Именно в тот момент ему показалось, что перед глазами пролетела вся жизнь. Задыхаясь, Деймон ворвался в дверь. Страх охватил его сердце, но внезапно утих, стоило ему увидеть свою жену. Она находилась прямо здесь, а не в их постели, и выглядела, бесспорно, удрученно, с опущенными и опухшими глазами, но при этом всем она была невредима. Он почувствовал себя настоящим дураком, когда все ее тело дернулось при его появлении, и ее руки взлетели к груди. И так же он ощутил, как жар распространяется по его шее. Болезненный вопль, вырвавшийся у нее при виде его, не заставил Деймона чувствовать себя лучше. Невредима — не значит здорова, — поправил себя Деймон, когда бросился к ней. Он опустится на колени у дивана, на котором она отдыхала, и осторожно взял ее руки в свои. — Милая, что... — Эймма меня ненавидит! Деймон замер, ошеломленный очередным воплем и внезапным потоком слез. — Я... я... уверен, что она тебя не ненавидит. Конечно, их отношения не могли настолько испортиться за те несколько часов, что он отсутствовал. — Она ненавидит меня. Теперь она точно ненавидит меня. Она говорит, что это все моя вина! Что это я все испортила! Деймон пристально посмотрел на свою жену. Гейль была чиста и невинна, и часто так по-детски восторженна. Сейчас его жена как никогда была похожа на ребенка, — осознал он, наблюдая за тем, как она утирает слезы и сопли тыльной стороной ладони, а затем вытирает их о дорогую тканью платья. Он старался, чтобы его голос не выдал желания рассмеяться. — Я уверен, у вас все наладиться, если ты извинишься. Слезы резко прекратились, и жена смогла одарить его гневным взглядом. — Я не собираюсь это делать! Он это заслужил! — Аааах, что? — Он бросил слегка беспомощный взгляд на леди Дарк. Ее осанка демонстрировала истинное изящество, а взгляд был прикован к вышивальному кругу. — Визерис заслужил это! Эймма должна быть благодарна! Ты должен сказать ей! Деймон постарался сделать свой голос мягче. Его жена была беременна. В большой тягости. В обращении с ней в некоторых моментах может потребоваться огромное терпение, — напомнил он себе. — Милая, может быть, ты могла бы рассказать мне, что именно произошло, для того, чтобы я имел возможность правильнее объяснить Эймме возникшую ситуацию? — Я... я хотела показать ей яйцо. Это прекрасное яйцо, понимаешь? Деймон кивнул в знак одобрения и согласия. Это было действительно чудесное яйцо. — И ей оно понравилось. Ей понравилось. Но потом мы разговорились... и... пришел Визерис. И он был... просто ужасен. Невыносимо ужасен. Он не ухмыльнулся. Вместо этого он глубокомысленно кивнул. — Как это часто бывает с Визерисом. — Видишь? Ты понимаешь, почему мне пришлось его ударить! Деймон поперхнулся, а леди Дарк деликатно закашлялась. — Прошу прощения?! — О, он говорил такие ужасные вещи. Я не могла это игнорировать и ничего не сделать, не так ли? Не тогда, когда он так ужасно обращается с Эйммой. — Что? — Голос Деймона был слаб от шока. Он не знал, хочет ли услышать больше теперь, когда голос Гейль значительно оживился. У него было гнетущее чувство, что он снова знал, к чему это приведет. Его дорогая жена бросила на него сердитый взгляд. — Ты же сам знаешь, что он причиняет боль Эймме. Мама теперь тоже знает, и она позаботилась об этом. Он не сможет впредь это делать. В голосе Гейль слышалось явное удовлетворение, и он закрыл глаза. Бесчисленные невыразимые судьбы, постигшие его брата, проносились в его голове, пока он пытался собраться с мыслями. — Гейль, я не думаю... Если Эймма не считает произошедшее правильным... Может, она... Может, мы... — Он задавался вопросом, что, черт возьми, он должен сказать Эймме, дабы объяснить ей все, когда ему самому казалось, что бы ни случилось, его вмешивающаяся жена на самом деле была очень виновата. — Может, тебе следует извиниться, — перед Визерисом, скорее всего, больше, чем перед Эйммой. Бабушка могла быть жестокой. Она задрала нос. — Я не буду извиняться за то, что защищала твою честь, и уж точно не буду извиняться за то, что оберегала бедную Эймму. У Деймона вырвался сдавленный звук. — Мою честь? Что ты имеешь ввиду? Ее взгляд совершенно явно опустился ниже его пояса, и он вскочил, как ошпаренный. — Гейль! Она моргнула и невинно посмотрела ему в глаза. — Что? Я не могу быть обвинена в своих действиях, не тогда, когда он посмел подвергнуть сомнению твои способности при мне так явно... — Она указала на свой огромный живот. Он закрыл глаза чувствуя себя подавленным. Боги, иногда он тосковал по тем временам, когда считал ее тихой, робкой и скучной. По тем временам, когда она действительно была такой. — Гейль… — На мгновение у него не нашлось слов. — Моя честь не нуждается в защите. Особенно в этом отношении. — Я это знаю, но Визерис явно не понимает этого, и его нужно было хоть раз приструнить. Или дважды. Она носит его ребенка, и он любит ее, — напомнил он себе. Деймон не мог задушить ее, поэтому он резко открыл глаза и посмотрел на нее. — Я все еще считаю, что для тебя будет лучше извиниться. Перед Визерисом. Это показало бы высшую силу характера. Гейль пожала плечами, не обращая на него внимания. — Я не верю, что это принесет какую-то пользу. Я даже не уверена, что стражники позволят мне поговорить с ним. Он был ошеломлен. — Что за стражники? Она лукаво ухмыльнулась. — Те, которым отец поручил охранять его покои до тех пор пока он не уйдет на Стену. Деймон вслепую опустился на диван. — Что? Каким бы ни был Визерис, он был принцем крови, а принцев крови не отправляли на Стену за то, что они были плохими мужьями. Никто никогда такого не делал. Гейль нахмурилась, ее брови сошлись вместе, и она надула губы. — Будет создано новое посольство, для того чтобы иметь возможность следить за сохранением земель, которые отец отдал Ночному Дозору. Он снова закрыл глаза, пытаясь остановить метающиеся мысли хотя бы на мгновение, но это было безуспешно. Каким-то образом его когда-то тихая, робкая и скучная жена умудрилась сослать его брата на гребаную Стену. Деймон оттолкнулся от гребаного дивана. — Ебать. Ему придется извинятся перед Визерисом. У двери его брата действительно стояли стражники, но они пропустили его без проблем. Он вошел и обнаружил своего брата в глубоком опьянении. Деймон не мог винить его за это, у него самого было довольно сильное желание присоединиться к нему. Он глубоко вздохнул. — Визерис... — Уходи! — Приказ был невнятным, но от этого не менее решительным. Деймон продолжил как ни в чем не бывало, легко игнорируя слова брата. — Я пришел сюда, чтобы... — Уходи! — раздался второй приказ, и он едва сдержал дрожь от повышенного тона. — Я хотел... Визерис вскочил на ноги. — Давай начинай бахвалиться! Все ведь так? Разве тебе мало того, что ты отнял у меня все? Моих друзей! Мой трон! А теперь и мою семью! Мою чертову свободу! Он нетерпеливо выдохнул. — Визерис, уверяю тебя... Кулак, который врезался ему в лицо, застал его врасплох, и из-за шока он пошатнулся. Он в неверии уставился на брата. Визерис орал, угрожал, ругался и изгонял. Визерис никогда его не бил, как бы зол он не был. — Убирайся отсюда! Когда Визерис снова замахнулся, Деймон ушел. Когда Визерис сел на корабль, который должен был доставить его к Стене, Деймон все еще пытался понять, в какой момент все пошло так неправильно, когда именно он окончательно потерял брата, которого любил всем сердцем. Оба брата Деймона теперь были для него потеряны, каждый мертв по-своему, и вскоре с ним останутся только Гейль и их ребенок. Будучи совершенно опустошенным Деймон крепче прижал к себе жену и зарылся лицом в волосы на ее макушке. Мир вращался вокруг него, но он чувствовал себя оторванным от всего происходящего вокруг. Когда встревоженная королева приказала мейстеру Элисару осмотреть Гейль, и он, наконец, получил разрешение на визит, ворчание Гейль лишь отдавалось жужжанием в его ушах. Даже запрет мейстера на супружеские отношения не сумел взбудоражить его так, как саму Гейль. Слезы, блестевшие в ее глазах от несправедливости всего происходящего, едва ли вызвали тусклый прилив эмоций, и он обнаружил, что всего лишь вяло успокаивает ее, без всякого энтузиазма. Визерис ушел, а Гейль была достаточно близка к родам, так что она тоже могла вскоре покинуть его. Деймон постоянно ощущал тошноту. Он не мог заставить себя покинуть ее, несмотря на увещевания мейстера. Никаких отношений не было. Был только Деймон, обнимавший свою жену по ночам. Деймон все свое время проводил рядом с Гейль, хотя на самом деле он должен был служить в Городской страже, гарантируя, что его должность станет постоянной. Но в чем был смысл? Если он потеряет Гейль и ребенка, он все равно не сможет здесь остаться. Время Гейль пришло слишком рано. Слишком рано. Слишком рано даже для ребенка, зачатого с первой попытки. Еще слишком рано, и его вот-вот стошнит: мир вокруг него кружился слишком быстро, звуки, которые доходили до его ушей, звенели слишком громко, голова была слишком легкой, а ноги слишком тяжелыми. Его желудок сжался, и его содержимое грозило выплеснуться наружу, голова кружилась, когда его толкали снова и снова, чьи-то руки давили на его грудь, пока он не прошел мимо двери своей спальни, а затем и вовсе вышел из своих покоев. — Нет, пожалуйста, нет. Он обещал... Слова Гейль оборвались, когда дверь за ним закрылась, и он в недоумении уставился на нее. Он не мог вспомнить ни одного обещания. Конечно, он не стал бы давать таких обещаний, не после...? Нет. Во сне Гейль умерла. Ребенок родился мертвым, и Гейль осталась совсем одна, а потом умерла. Он ничего не мог сделать для ребенка, если сам малыш не будет способен бороться за свою жизнь, но он не мог оставить Гейль одну, не в этот раз, не сейчас зная что он может хоть что-то сделать. Искра жизни, пропавшая с тех пор, как Визерис ушел, вернулась, и он двинулся к двери, с силой толкнул ее и направился к кровати. Гейль была его чертовой женой, и он видел в ней все, что хотел бы видеть в своей жене. Гейль хотела, чтобы он был там. Все остальные могут идти к черту. Он обнял ее за плечи и закрыл глаза, спрятав лицо в ее волосах и держась за нее в течение бесконечных часов пыток, нашептывая бесполезные ласковые слова и заверения. Деймона невозможно было оторвать от его жены, как бы они ни старались. Он был там для нее, он пришел чтобы остаться. Он был ей нужен. Она была ему нужна. Они были нужны друг другу. Он заплакал, когда вопли наконец наполнили комнату. Младенец сделал свой первый вздох. Гейль дышала, все еще испытывая боль, все еще крича, все еще борясь, поэтому он не отпускал. Он держал ее крепче. В его ушах звенел ее последний ужасный надломленный всхлип. В его эхе он мог поклясться, что слышал рев драконов, слившийся друг с другом, в тот момент ослабленное тело его жены рухнуло в его объятиях. Он всхлипнул и прижался к ней еще крепче. — Мой принц, вы должны отпустить. Бедная девочка просто измучена. Слова проникли сквозь туман, в котором находился его разум, и он слегка ослабил хватку и прерывисто вздохнул. Гейль еще дышала. Гейль все еще дышала, ее брови дернулись, глаза начали открываться, и тугой узел в его животе начал ослабевать. Гейль была жива. Теперь, когда его слух прояснился, он смог услышать оглушительный плач ребенка. Боги, у них родился ребенок, и он был там с ними. Живой и с сильными лёгкими, несмотря на то, что он появился слишком рано. По комнате разносились недовольные вопли, даже когда Гейль с большой осторожностью передали сверток. Его жена издала смешливый всхлип, поглаживая мягкую щёчку, и он, завороженно наблюдая, захотел последовать ее примеру. — У меня получаются красивые малышки. У Гейль вырвался легкий смешок от его тихих слов, но она легко согласилась с ним, явное обожание было слышно в ее голосе. — Это действительно так. — Да, так и есть, — раздался обиженный голос его бабушки, и он дернулся от того, что не ожидал услышать его рядом с собой. — Но, возможно, тебе следует встретиться с ними обоими, прежде чем делать такое заявление, а? Деймон повернулся к ней с широко распахнутыми глазами, и когда он это сделал, она протянула ему еще один сверток. Еще один сверток. Еще одного ребенка. На руках у Гейль был младенец, и на руках у Деймона был младенец. Две малышки. По одной на каждого из них. И они были… громкими. Скорее не совсем так; младенец на руках у Гейль прижался к соску и успокоился. У него не было таких прелестей, которые можно было бы предложить малышке, он мог только смотреть на все происходящее с трепетом. Раздраженный вздох раздался позади него. — Если вам интересно знать, то хочу сообщить, что у вас сын и дочь. Кто бы мог подумать, что них может быть по одному для каждого. Гейль наконец-то повернула к нему свое лицо, которое было пронизано восхищением. — Геймон и Дейна.