Медленный спуск.

      Они об этом не говорили.       Опять.       Только на этот раз у Люцифера всё внутри сжималось и переворачивалось от злости.       Он перебирал в голове все их взаимодействия за последние несколько дней.       Мысленно возвращался к ночи, размытой крепким алкоголем, силясь вспомнить, как они попали друг к другу в объятия.       Вертел в руках маленькую записку, оставленную Аластором.       Он не понимал, правда.       Почему Аластор мог ловить его ладони в свои, отбирая дыхание, в незатейливой ласке скользить пальцами по чужим костяшкам?       Почему ему можно было делать один лишний шаг, чтобы встать совсем близко, ненароком задевая чужое бедро и смешивая все мысли в одну большую, нечленораздельную кучу?       Почему ему было позволено проскальзывать к Люциферу за спину, придерживать того за плечи, окутывать дерзким чувством защищённости и запахом кедра?       Почему любое его касание сквозило осторожной нежностью?       И почему Люциферу было нельзя?       Он же ничего не сделал.       Нет, он сделал, конечно, но ничего такого, что превосходило бы в своей наглости все предшествующие этому собственнические порывы радио демона.       Он, блять, уже валялся с ним в одной кровати, в смысле он не мог положить голову к нему на колени в пустой гостиной?       Нет, дело было даже не в этом. Люцифер знал, что такое границы, и он был готов их уважать. Он, может, и дьявол, типа, из библии, но сама мысль о том, чтобы навязывать кому-то то, что им неприятно, была ему противна.       Но Аластор не сказал ему: «Перестань, не делай так.»       Нет.       Он просто оттолкнул его и съебался, как ёбаный трус.       И теперь Люцифер в напряжении наворачивал круги по собственной комнате, пытаясь совладать с желанием с кем-нибудь подраться.       Может, он вообще всё придумал?       Неправильно считал сигналы и теперь был пленником своего собственного, обманчивого взгляда на мир?       Может, не было никакой нежности, не было искренности, а ночная, задушевная болтовня на балконе так и оставалась всего-навсего болтовнёй, или, на крайний случай, особо искусной манипуляцией?       В любом случае, это был ёбаный пиздец.       Люцифер устало стащил с себя шляпу. Не глядя, он отбросил её куда-то в сторону. Упал лицом в кровать.       Приглушенный вой вырвался из его груди. *** — Выглядишь, как кусок дерьма.       Первый уже-не-совсем-человек во всей своей уродливой грешности распластался на высоком стуле перед барной стойкой, а его голос сочился неприкрытым энтузиазмом. Хаск, угрюмо сгорбившийся над бутылками и стаканами по другую сторону стойки, одарил вошедшего в помещение Люцифера отрешённым взглядом. — И тебе того же, Адам, — покачал головой король Ада, не совсем понимая, как реагировать на такой комментарий. Из уст почти любого другого грешника это было бы оскорблением. Из уст Аластора это могло бы быть даже учтивым комплиментом. Нет, нахуй Аластора сейчас. Он кивнул бармену и усилием воли возвратил своё внимание к нежеланному собеседнику. — Пропустишь со мной по стаканчику? — миролюбиво предложил тот. Люцифер помрачнел: — Обойдусь, — бросил он грубо. Адам пожал плечами: — Ну и нахуй пшёл.       Желание кому-нибудь врезать вернулось с утроенной силой. Правда, пока он обдумывал, как оправдать появление лишнего фингала у Адама под глазом так, чтобы отвести подозрения от собственных кулаков, тот вдруг опять повернулся к нему, заискивающе заглядывая ему в глаза. — Слушай, — позвал он, отчего-то замявшись, и сцепил пальцы перед собой в замок. Он вздохнул, а потом принялся сбивчиво объяснять: — Знаю, я тут накуролесил порядком… Извиняться не собираюсь, кстати, вы все — те ещё говноеды, и заслужили. Но, это… Может, ты знаешь, как отправить весточку в рай? Лют такая сучка, но, знаешь… Она, наверное, пиздец как волнуется за меня. Мы, типа, присматривали друг за другом. Хочу дать ей знать, что я не подох.       Люцифер замешкался. Он даже не знал, что удивляло его больше: тот факт, что Адам о чём-то просил (почти нормально, между прочим!); что Адам просил именно его, короля Ада, даже учитывая их недолгую, но крайне живописную историю взаимодействий; или что тот же Адам сейчас умудрялся демонстрировать что-то, похожее на заботу о ком-то другом. Ему точно следовало сказать об этом Чарли.       Похоже, что Люцифер задумался слишком надолго, потому что прежде, чем он успел хоть как-нибудь отреагировать, в их разговор вдруг вклинился Хаск. — В таких ситуациях говорят «Пожалуйста». — пробасил он с упрёком, всем своим видом показывая, что ему отнюдь не улыбается здесь торчать и поучать всяких… Гостей. Но на Адама это, кажется, произвело нужный эффект. — Бля, — спохватился он, — точно. Пожалуйста, чувак? Хаск закатил глаза и, сцепив зубы, снова поправил его: — Этот, кхм. «Чувак», для тебя — «Ваше Величество». — Спасибо, Хаск, правда, — Люцифер, наконец, очнулся от размышлений и нашёл в себе силы заговорить вслух, пытаясь сделать свой тон мягким и ненатянуто дружелюбным, — Я… Посмотрю, что можно сделать. — Ахуенно! — оживился Адам, —Спасибо, чел! Ой, то есть, твоё вашество. Бля. В общем, с меня станется, да, во!       Люцифер хмыкнул. Он с благодарностью забрал у Хаска стакан воды — серьёзно, такой понимающий сотрудник был на вес золота — и, быстро осушив его и вернув опустевшим на стойку, встал, чтобы отправиться в сторону выхода. Сейчас он нуждался в небольшой прогулке. Хаск окликнул его, прежде чем Люцифер успел сделать хоть шаг: — Кхм. Босс просил передать, чтобы Вы зашли к нему. — Спасибо. Я приму к сведению. — ответил король, не совсем понимая, почему в его словах зазвенела холодная сталь.       На улицу.       Прямо сейчас.