стеклоре́з

«сколько же будет длиться

эта амбивалентность чувств?

хочется веселиться,но смерть держит у горла нож»

***

светлая спальня переполнена назойливым шумом: ежесекундный тик настенных часов бьет по ушам, отчего внутренности скручивает; учащенное дыхание хвана, не успевшего восстановиться после очередного марафона быстрого секса, заставляло кровь бурлить от ярости; даже мелкие капли, едва слышно скользившие по запотевшим окнам небольшой комнаты, заставляли дергаться правый глаз. ли вскипает и резко соскакивает с кровати. — давай собираться домой. — сумбурно натягивает мятые джинсы, подобранные с пола. — хо, давай ещё хотя бы полчаса полежим… время только полдень, а дом до вечера оплачен, зачем торопиться? — я не могу здесь больше находиться, хочу домой. — заходит в ванную комнату, открывает кран и небрежно умывается ледяной водой. хенджин приподнимается на локтях, потерянно смотря на суетящегося минхо сквозь дверной проем. брови сводит к переносице – понимает, что что-то не так. — лисенок, что-то случилось? — долго ждёт ответа, пока минхо шумно дышит, уперевшись руками в раковину, на которую с скульптурного носа капают множественные капли. — мне плохо. — в груди мечутся темные бесы, путая нити мыслей в бесформенный клубок — хенджин, я хочу домой. сердцебиение набирает обороты, а голову начинают кружить беспорядочные мысли. хенджин, не сводя глаз с минхо, поднимается с кровати и, кутаясь в одеяло, идет в ванную. подходит вплотную к потерянному силуэту, выключает бьющую ключом воду и поднимает чужую голову, касаясь пальцами подбородка. у старшего в глазах слезы: сквозь блестящие зрачки видны потерянные скитания души, тысячи перепутанных вопросов и безмолвные мольбы о помощи. хван испуганно обнимает дрожащее тело старшего – плечи того содрогаются, пока душа заходится в бесшумной истерике. пока минхо закрывает свое лицо ладонями, младший судорожно перебирает в голове способы помощи парню. — тшш, лисенок… я здесь, — слегка заикается; крепко держит в своих объятиях, правой рукой поглаживая чужой затылок — конечно, поедем домой. только сначала успокоимся и пообедаем, ладно?  — я схожу с ума, — ли шепчет едва слышно, пытаясь заглушить собственные мысли — я не могу так больше… я устал, хенджин. — знаю. — у хенджина в груди вселенные взрываются – делит все чувства старшего на двоих — знаю, хо. где таблетки? — отстраняется от парня; пытается заглянуть в мокрые от слез глаза — минхо? от таблеток станет легче, выпьешь и… — нет таблеток, блять! — резким движением отталкивает хвана, хватая за тонкие запястья. сжимает те с лишней силой, явно причиняя боль — не могу я их принимать. от них пусто. не могу.  ли выталкивает замершего хвана из ванной, захлопывая деревянную дверь. запирается и стекает по стене холодной рекой вниз, на пол. обнимает собственные колени и качается вперед-назад, игнорируя звуки, доносящиеся из-за двери. хенджин истерично дергает дверную ручку, задыхаясь от слез, а минхо закрывает уши руками – умоляет, чтобы черные мысли стали тише. спустя слишком долгий час, когда в голове утихла буря, дверь со скрипом открывается. хенджин вскакивает с пола, хватаясь за чужие холодные руки; тревожно рассматривает чужое тело, ища глазами следы самоповреждения. с волнением ждёт, что сейчас услышит извинения за очередной надлом души, а после почувствует горячие губы на своих. — давай пообедаем и поедем. — ли не смотрит в глаза, а в голосе звучит лишь пустое ничего. — минхо, что происходит? — тревога вновь набирает обороты, так как ли игнорирует вопрос, спокойно покидая второй этаж.  извинений не прозвучало, значит последняя стабильность, которая младшему была так необходима, растаяла в лесном домике под звук тикающих часов.  

***

— сука!  удивленные студенты синхронно поворачиваются на черноволосого парня, грубо нарушившего аудиторную тишину, отвлекаясь от собственных работ. осознание того, что эмоция была озвучена вслух, приходит с опозданием. феликс подкатывается на своем стуле к другу, беззвучно задавая ожидаемый вопрос. — хван, выбирайте выражения, вы в аудитории находитесь. — преподаватель сухо отчитывает, не поднимая глаз со своего мольберта. — простите, грифель сломался. — трет переносицу, пачкая кожу серой пылью от карандаша. — хенджин, что происходит? — феликс шепчет, боясь гнева преподавателя — минхо? — давай потом, у тебя в работе куча правок. до конца пары нужно доделать. — как и у тебя, — феликс хмурится — но я тоже не могу рисовать, когда мне тревожно. а сейчас мне тревожно за тебя. хван устало кладет карандаш, вытирая руки грязной тряпкой. смотрит на переживающего друга, а к горлу подступает слезный ком. в последние дни хенджин много плакал. — я переживаю за него. очень переживаю. — тянется к чужой руке, ища поддержку — но минхо против того, чтобы я обсуждал его с кем-то. — хенджин, обсуди со мной не его, — блондин встречает непонимающий взгляд, отчего на лице вырисовывается глупая улыбка — а себя. не ваши отношения, а твои чувства. что происходит с тобой? хван теряется от такого вопроса. за эти полтора года он ни разу не задумывался о том, что он чувствует. в мыслях всегда был минхо: его чувства, действия, переживания. в этом и была проблема: хван был зависим от другого человека, забывая о себе. — ликс, я не знаю… мне плохо, потому что ему плохо. с того момента, как они вернулись в город, прошло около двух недель. за это время они виделись лишь трижды, но каждую ночь созванивались. минхо говорил мало – в основном слушал разнообразные истории хвана, потягивая виски со льдом. хенджин понимал, что старшему стало значительно хуже, поэтому болтал без остановки, стараясь отвлечь того от бесконечных размышлений. а в те моменты, когда пытался узнать чужие мысли, задавая прямые вопросы, диалог тотчас же обрывался.  оттого и дрожали его руки, ломались тонкие грифели карандашей, проливалась вода мимо стакана, рвалась бумага. мама тревожно стучалась в комнату вечерами, оставляя подносы с едой у закрытой двери. а хенджин плакал: до того душа его ныла, что кожа потеряла живой оттенок, а синяки под глазами темнели с каждым днём все больше. — хорек, ты делаешь больше, чем можешь себе позволить. — пытается привести друга в чувства, с надеждой заглядывая в тусклые глаза; хенджин отзывается милой улыбкой на любимое обращение — что вообще происходит? все же было хорошо. — было, но депрессия… — услышу ещё одно слово, и ваши арты полетят в мусорку. — темноволосая женщина прожигает взглядом молодых людей, отчего те тушуются. феликс тоскливо смотрит в темные глаза, а хенджин натянуто улыбается в ответ, пытаясь сказать лживое «все хорошо». знает, что друг ему не верит, но все равно старается создать видимость чего-то светлого. хотя чувствует, что беспросветная тьма уже окружила, играясь скользкими щупальцами с обессиленным телом.

***

warning: письмо №14 «дорогой стеклорез.  в аудитории случайно наткнулся на кейс с твоими работами. знаешь, ты гениален. я переносился в истории, изображенные на этих картинах, лишь взглянув. и мне становилось не по себе. сколько же пережил ты, если так точно изображаешь людскую боль? каждый раз, когда я сталкиваюсь с твоими глазами, я падаю в бездну. там так темно и холодно, что хочется убиться об стену. но я не посмею бросить тебя в этой пустоте. буду рядом, даже если ты этого не захочешь. прости, если становлюсь надоедливым, но я так хочу тебя согреть.»

***

в тишине с постоянной периодичностью раздается щелчок зажигалки, что гулом гуляет по черепной коробке, раздувая огонь напряжения. ли вновь закуривает, развалившись в объемном кресле – теперь даже не выходит на балкон. пепел стряхивает прямо на белоснежный паркет – настолько наплевать. да, и в квартире его осталось только плюнуть: каждая светлая поверхность покрылась видимым слоем серой пыли, а пустые стеклянные бутылки и упаковки от еды быстрого приготовления разбросаны были повсюду. вообщем, куда не глянь – везде грязь. — а ты что сегодня делал? — хван тянется пальцами до чужой запятнанной одежды, но минхо одергивает руку, не давая коснуться даже рукава своей толстовки. хенджин сглатывает, нервно тряся ногой. — ничего. — глубокий голос, точно бьющееся стекло, проезжается прямо по сердцу — как и вчера, и три дня, и неделю назад. мне нечем поделиться, расскажи лучше ты ещё что-нибудь. — конечно, лисенок. что тебе интересно? с уст минхо срывается нервный смешок. вопрос показался ему неимоверно глупым: очевидно ведь, что ли ничего не интересно. без малейшего интереса он выполнял все, казалось бы, базовые вещи: утром открывал глаза, разочарованно вздыхая; принимал холодный душ только потому, что ненавидел ощущение липкости на теле и сальные волосы; ставил очередную старую пластинку на современный проигрыватель; с балкона смотрел на фонтан в людном сквере, параллельно пропитывая альвеолы табачным дымом; заказывал доставку очередной острой еды; лежал посреди гостиной, смотря на переливающуюся люстру; наблюдал из того самого кресла, как садится желтое солнце; наконец, ложился в мятую постель с надеждой о том, что «сегодня» не повторится. — как феликс и чонин? — слегка врет, но отвечает на вопрос своего парня. — о, у них все хорошо. чонин все также пытается добиться той девчонки с потока, но она до сих пор не оставила ему номер. а ликс итоговый пленэр вот завалил, препод доебался до колоринга. — хван замечает слабую улыбку, отчего сердце пропускает удар — хо, а ты когда… ну, экзамены, все такое. — не знаю, — тусклый силуэт излучает тотальное безразличие — когда-нибудь.  — любовь моя, тебе нельзя сдаваться, ты же понимаешь? это твое призвание! — младший пытается приободрить; замотивировать делать хоть что-то — хочешь, помогу с чем-то? ты только попроси, я все сделаю! — убей меня. — стены содрогаются; по крайней мере, так показалось хвану в этот момент — я серьезно. это единственный способ помочь мне, и я буду очень благодарен за это. — минхо… — слезы. опять — не говори таких вещей, пожалуйста… ты же знаешь, что мне даже подумать о таком невыносимо. — мне сейчас невыносимо. каждую секунду. в груди зияла невидимая черная дыра, которую заткнуть не в силах, кажется, ни одна таблетка. разве что, в большом количестве. одновременно. — давай к врачу поедем завтра. надо будет, отдохнёшь в клинике, это ведь нормально… — запинается практически на каждом слове, борясь с истерикой — блять, ну почему ты отказываешься от лечения? минхо казалось, что он потерял способность чувствовать, но он ошибался. за секунду кровь забурлила в телесном чане от накрывающей ярости. с одной стороны, к счастью, а с другой, к сожалению, но парень все ещё чувствовал. — уходи, пока я не уебал тебя головой об стол. — цедит сквозь зубы, сжимая кулаки — сейчас же. — подожди, лисенок… что я сказал? что я сделал не так? из-за слов про ле… — уйди нахуй из моей квартиры! — все же срывается на крик, подрываясь с нагретого кресла и бросая попавшуюся под руку бутылку мимо хвана. тот пугается – вжимается всем телом в диван, а после поднимает полные соленых слез глаза на старшего. смотрит с таким же страхом, что и жертва на свою убийцу – почему ты меня не слышишь? слишком грубо хватает испуганного хенджина за предплечье, поднимая того с дивана. быстро ведет сопротивляющееся тело к двери, а после прижимает к серой стене. в голове настоящий смертоносный шторм: то ли страстно поцеловать эти губы хочется, то ли неаккуратно вырезать самым острым ножом вместе с глупыми ямочками.  в глазах ли минхо – цунами. вот-вот снесет своими синими волнами каждое хрупкое здание. будет нестись с безумной скоростью, уничтожая все живое на своем пути, до тех пор, пока само не разобьется об острые скалы. в глазах хван хенджина – космос. и совсем не тот, о котором пишут романтики. в этом взрываются вселенные. не одна звезда или планета, а крупные соединения космических тел целиком. где-то развивалась жизнь, текла вода и взрастали семена, но все уничтожено. мелкой пыльцой разлетается по бесконечному пространству, оставляя сверкающий след. — уходи! — бьет ладонью по стене вместо такого красивого в своей боли лица — пожалуйста… не хочу видеть твои глаза, слышать твой голос, чувствовать это морской запах! хван беззвучно задыхается, вздрагивая от каждого громкого слова. в голове тихо, пока тело атакует паника от происходящего.  минхо понимает, что сам хван уйти не способен, поэтому бесцеремонно выталкивает младшего за дверь. пару секунд смотрит в мокрые глаза, которые кричат о чем-то важном, и хлопает черной дверью. да так громко, что сам вздрагивает. разворачивается к той спиной, стекая вниз, превращаясь в грязную лужу. с усилием оттягивает, слегка влажные от проступающего пота, волосы назад, истерично смеясь.  — блять, прости, но я больше не могу.