Мыши, персики и больше никаких перемещений во времени

      Паша за время отношений с Костенко успел привыкнуть, что тот совершенно нежный. Ну правда. Сергей всегда очень обходительный, осторожный, деликатный, причём во всех вопросах — от общественных и бытовых до интимных. Никогда сильно грозно не ругается, стараясь всё решить дипломатично, мирно. Он очень внимательный, не упускает никаких мелочей, особенно когда дело касается близких. Невероятно бережный и заботливый, всегда стремится поддержать, защитить, помочь, окружить лаской, теплом. С ним одновременно как за каменной стеной и как под пуховым одеялом. Его руки — самые мягкие и нежные, его поцелуи — самые аккуратные и трогательные, его объятия — самые крепкие и доверительные, даже его взгляды — самые кроткие и любовные. Серёжа невероятно тактичен, он рядом, когда нужен, и всегда знает самые правильные, дорогие, трепетные слова. Он самый хороший на свете. По крайней мере, для Пашки Вершинина. Юноша настолько привык к этому, что будто бы и не знал никогда Серёжу другим. Конечно, где-то глубоко в памяти хранились обрывки старых воспоминаний: сердитый Костенко или пытающийся не подпустить к себе, оттолкнуть, а ещё из снов о страшных параллельных реальностях; но всё это казалось столь далёким, да к тому же противоречащим тому образу Сергея, который Паша видел каждый день, что всё то прошлое казалось сущей неправдой, а потом затиралось, запылялось на задворках памяти. Но так в жизни случается, что старые вещи порой приходится вспоминать.       Воскресенье подходило к концу. На этих выходных Серёжу, благо, на работу не дёргали, и он имел возможность безмятежно проводить время с Вершининым. Весь прошлый день по настоянию Костенко прошёл за уборкой: мыли полы, накопившуюся посуду, протирали пыль, убирали разбросанные, преимущественно Пашины, вещи и всё в таком духе. Юноша не очень любил убираться, но, если Серёжа ворчит и сказал: «Надо», значит, надо. Зато воскресенье провели в основном в постели — это уже по настоянию Павла. Только к вечеру немного раскачались и заодно задумались, чем бы занять остаток дня.       — Может, сходим куда-нибудь? — спросил Вершинин.       — Есть предложения?       Юноша ненадолго задумался, а затем отозвался: — Просто погуляем?       Сергей рассмеялся: — Это тебе не май месяц, там уже прохладно, а к вечеру сейчас ещё похолодает. Сам же через пять минут домой побежишь.       Паша скорчил рожицу, дразня Сергея в отместку на чистую правду, а затем проговорил: — Тогда, может, в кино? Давно не были.       Костенко пожал плечами: — Можно бы. Надо только посмотреть, что там идёт.       С этими словами он выудил из кармана домашних спортивок телефон.       Несколько минут смотрели афиши фильмов, прикидывали подходящие сеансы. В итоге, решили сгонять на какой-то ужастик в один из скорых сеансов и принялись собираться.       Ближайший кинотеатр был чуть более чем в получасе ходьбы, поэтому они нередко ездили туда на машине, особенно вечером или когда погода не располагала. Собрались быстро, поэтому приехали раньше времени. Кинотеатр находился в торговом центре, в котором, конечно, всё бы хорошо, но платная парковка. Поэтому Костенко обычно оставлял машину где-нибудь в ближайших дворах, а до самого центра они с Пашей шли пешком. В этот раз ещё довольно долго сидели в машине, преимущественно целуясь и иногда слегка распуская руки, — надо ведь было как-то скоротать время до сеанса. Потом размеренно прогулялись до торгового центра, купили билеты и, по Пашиному хотению, ведро попкорна, и всё пацану, Сергей-то такое называет «пенопластом» и почти не ест. Впрочем, примерно пятую часть Вершинин весьма эпично рассыпал, едва только войдя в зал — там уже выключили свет и пустили рекламные трейлеры других фильмов, поэтому юноша в полумраке споткнулся о ступеньки и едва не полетел, что называется, «рогом в землю», но Костенко успел прихватить его за локоть и удержать, чтобы Пашка совсем уж тут не расшибся почти на ровном месте.       Весь фильм Вершинин держал Сергея за руку. Не потому, что юноше было действительно страшно — он всё-таки не из пугливых, — а потому, что ему просто так нравится. И громко хрумкал попкорном едва ли не на ухо мужчине, который, впрочем, ни на что не возражал. Ему-то и так нормально, он не из привередливых, для него главное, чтоб ненаглядному пацану всё нравилось.       После фильма ещё заскочили на фудкорт, чтобы под занавес вечера нахомячиться чем-нибудь вредным — это тоже с подачи Пашки. Возвращались по дворам уже затемно. Было пусто и мрачновато, но и юноше, и мужчине так даже больше нравилось. Может, и пугающе, но всё равно отчего-то очень спокойно. Вершинин привычно уцепился за Костенко, пользуясь тем, что вокруг никого не было, а Сергей учтиво взял Пашу под руку. Тот, доверительно чуть склонившись к плечу мужчины, всё ещё делился впечатлениями от фильма.       — Закурить не найдётся? — раздалось откуда-то сбоку и немного в отдалении.       Вершинин хотел было повернуть голову к источнику звука, но Костенко его одёрнул.       — Игнорируй, — серьёзным тоном велел он.       Паша послушался и принялся было говорить дальше, но его снова прервали.       — Чё, оглохли? Э! — К возгласам добавился режущий уши свист. — Голубки, мля!       Вершинин, будто бы наперекор, только крепче стиснул локтем руку Сергея. Сжал зубы. В нём начинала закипать ярость. Костенко же на вид оставался невозмутимым.       — Хули на нашем районе забыли? — не унимались сзади. — У нас так не принято.       Пашу распирало на конфликт. Он не привык дипломатично ретироваться, слишком уж кипела внутри кровь. Он изо всех сил старался сохранять спокойствие, глядя на смирного Сергея и пытался в нём найти поддержку.       — Или чё, научить вас правильно себя вести?       — Ебало завали! — не выдержал Пашка, крикнув через плечо.       — Не надо было, — хмуро отметил Костенко.       — Чё сказал?       — Чё слышал. — Паша отпустил руку Сергея и развернулся с раздраконенным видом.       К ним двигалась компания из трёх человек, все пацаны, плюс-минус возраста Вершинина. Вид у них был угрожающий, но куда больше — деловой и понтовый. Это ещё сильнее взбесило Пашу — он терпеть не мог, когда кто-то вёл себя, как быдло, и этим козырял.       — Борзый, что ли? — поинтересовался один из парней. Судя по голосу, он и кричал всё это время. Видать, типа «главный», типа «переговоры» ведёт, ишь, дипломат.       Паша почувствовал, как быстрее забилось сердце, а на кончиках пальцев колкими искрами предвкушения заплясал азарт. Давненько он не дрался. Хищная ухмылка сама собой начала расползаться по лицу.       — Хули лыбишься, шпала? Я тебе щас зубы об асфальт пересчитаю. Пришли, ёпт, ходят по району, совсем страх потеряли.       — Щас твой найдём, — отозвался Паша.       Костенко пока вмешиваться не спешил и молча, с неодобрением наблюдал, стоя вполоборота на том же месте, где остановился, в отличие от Вершинина, уже пару раз до глупого отважно шагнувшего навстречу обидчикам.       — Попутал, шпала? У нас страха нет. Сюда иди, щас тебе по-мужски объяснять буду.       Впрочем, молодые люди тоже остановились в нескольких метрах и просто взирали с наглым видом.       — По-мужски? А мужики ваши где? — съязвил Павел. — Скоро подойдут?       Он буквально видел, как за доли секунды оппоненты вскипели. Его даже, пожалуй, раззадорило всё это. Юноша ощутил некое удовольствие от того, как ловко у него получилось задеть обидчиков.       — Зато ты со своим, — с плохой сдержанностью отозвался «дипломат». И продолжил, всё так же обращаясь к Паше: — Чё, гомик, коленки ещё не стёр?       Его подпевалы гнусно захихикали. Вершинин хотел было ещё как-нибудь зло и редко огрызнуться, но тут его опередил Сергей, который, обогнув юношу, приблизился к крикунам. Он двигался не очень быстро, но так ловко и проворно, будто и не шагал, а телепортировался в пространстве. То, что мужчина внезапно активизировался, оказалось настолько неожиданным для всех участников словесной перепалки, сконцентрированных на том, что бы придумать ещё какие-нибудь грязные, обидные вещи, что никто не успел среагировать. Сергей же, вдруг оказавшийся перед «дипломатом» с размаха впечатал ему в челюсть тяжёлый кулак. Парень коротко и тихо взвыл, пошатнувшись и отвернув лицо, хватаясь за него ладонями. Его компаньоны пару мгновений изумлённо глядели, а затем, видимо, поняв, что «долгожданная» драка всё же начата, один кинулся на Пашу, а другой — на Сергея. Вершинин, поражённый не меньше остальных, торопливо включился в процесс, немного втягивая голову в плечи и принимаясь то уклоняться от чужих ударов, то наносить свои. Паша дрался неплохо, но и ему перепадало: довольно болючий удар пришёлся в плечо, ещё один — немного по касательной в бок, даже по скуле заехали. Правда, боль только разозлила юношу, и он с новой энергией принялся колотить противника.       Сергей в это время стремительно, точно наносил точные удары по сразу двоим бросавшимся на него парням. Ему, очевидно, вполне хватало навыков, опыта и выносливости, чтобы умело атаковать сразу двоих нападавших. Молодые люди уже явно были не рады своей затее докопаться, поэтому скорее даже потихоньку ретировались, нежели по-настоящему дрались, отчего больше сносили удары, стараясь получше от них закрыться, а не били в ответ.       Паша дрался с энтузиазмом, зло, но быстро начал уставать, сноровка уже не та. Его противник тоже вымотался, однако всё ещё ловко заезжал Вершинину куда-нибудь в бок или скулу. Наконец, юноша уже немного пошатывался, отвечая чуть вяло и медлительно, как вдруг парня перед ним буквально снёс в сторону Костенко, который, видимо, улучил несколько свободных мгновений, когда его нападавшие утомлённо отпрянули. Паша, не ожидавший такого, на несколько секунд застыл в исступлении и попытке перевести дыхание. Сергей, откровенно говоря, метелил — по-другому и не назвать — едва успевавшего закрываться от ударов парня. Тому на выручку пришёл «дипломат». Но был встречен ловким, точным ударом Костенко. Парень, который прежде дрался с Пашей, поспешил ретироваться, пока не отхватил ещё оплеух. Он, другой товарищ и даже Паша уже не особо-то и хотели драться. «Дипломат», видимо, тоже, но у него уже не оставалось выбора. Они с Костенко крутились вокруг невидимой оси, огрызаясь и нанося крепкие удары. Правда, преимущественно бил Сергей — он оказался сильнее и стремительнее, поэтому несчастный парень больше концентрации тратил на то, чтоб закрыть голову, лицо, ещё какую-нибудь часть тела неумелым блоком. Он уже тяжело дышал, бока так и ходили ходуном, даже взгляд плыл. На лице — несколько последствий пропущенных ударов.       — Ну всё, хорош, — хмуро и утомлённо прогнусавил он, улучив пару секунд.       Однако Сергей будто и не думал останавливаться. Он всё напирал и напирал, словно сминая своей настойчивостью, несокрушимостью, мощными ударами. В какой-то момент у уже пошатывающегося парня заплелись ноги, он споткнулся и свалился на колени. Костенко вцепился одной рукой в его ворот, а другой — снова ударил.       Паша опомнился первым. Он с очумелыми глазами подлетел к мужчине, вцепился в его руки сзади.       — Серёж, перестань! Всё! Прекращай!       Юноша усердно пытался оттащить Сергея.       — Реально, Серый, прекращай... — уловив в словах Вершинина имя, слабо усмехнулся «дипломат», но сделал это не язвительно, а утомлённо.       Юноша толком Костенко не удержал, и мужчина всё ещё рвался накостылять оппоненту. Следуя Пашиному примеру, пришли в себя и двое парней, оба поспешили разнять дерущихся и, пользуясь тем, что Вершинин, то и дело просивший: «Успокойся! Серёж, успокойся, пожалуйста!», хоть и не мог утянуть Сергея назад, по крайней мере, удерживал его на одном месте, оттащили своего товарища из радиуса поражения Костенко.       К настойчивым просьбам Вершинина внезапно добавился женский возглас то ли из окна, то ли с балкона ближайшего дома: — Вы чё тут устроили?! Я сейчас полицию вызову!       Никто особо не обратил на неё внимания, хотя все услышали. Паша упорно тянул Сергея в сторону. Разгорячённый мужчина вдруг попытался извернуться и вырваться из чужой хватки, а, когда ему это не удалось, развернулся с таким видом, будто готов был без колебаний втащить любому, кто его держал в этот момент. Даже почти замахнулся, но увидел перед собой бледневшее в свете фонаря обеспокоенное лицо Пашки и замер. Вдох-выдох. Ещё раз и ещё. Костенко слегка успокоился. Юноша, не очень уверенный в том, что мужчина сейчас же не бросится обратно, пока не рисковал его отпускать. Сергей обернулся, глянул на парней, почти перепугано поймавших на себе его взгляд и ещё больше заторопившихся, затем высвободился из рук Вершинин, схватил его за плечо и потащил за собой, удаляясь по двору в том направлении, где была поставлена машина. В один момент Сергей вновь резко обернулся и крикнул напоследок: — Ещё раз я вас тут увижу, нахуй, бошки поотрываю!       — Пойдё-ё-ём, — нервно потребовал Паша, мгновенно схвативший Костенко под локоть, стоило тому обернуться, и потянувший его дальше по улице.       Мужчина без пререканий поддался, и они вдвоём торопливо, рваными шагами направились дальше. Машина стояла ещё через пару дворов, и если обычно Паша с Серёжей неспешно и умиротворённо прогуливались в полумраке микрорайона, то теперь они сбивчиво спешили короткими рывками. Дойдя до автомобиля, юноша отцепился от Костенко и предложил: — Серёж, давай я поведу.       — Сядь в машину, — мрачно, строго повелел мужчина.       Паша пару секунд помедлил, но спорить не решился и послушно сел на пассажирское сидение. Сергей уже занял водительское место и хотел завести машину. Вершинин торопливо перехватил его руку с ключами, заставляя мужчину обратить на него внимание.       — Что это было? Что с тобой сегодня?       — Нормально всё, — буркнул Костенко максимально будничным тоном, однако в его голосе всё равно проскользнул то ли сарказм, то ли издёвка.       — Давай серьёзно, — нахмурился Паша.       — Что ты хочешь услышать?       — Я ничего не «хочу услышать». Что ты хочешь мне сказать?       — А что сказать? Нефиг было заводиться, ясно? Тебе только повод дай поогрызаться. Игнорировал бы, ну, поорали бы они нам вслед, и всё.       — Согласен, нарывался, это я люблю, — мрачно отозвался Паша, которому явно не очень-то хотелось всё это признавать. — Извини. Скверно вышло. Но я тебя не об этом спросил, не переводи всё на меня, ладно?       Он старался быть терпеливым и мягким. Иногда Вершинин мог побыковать при выяснениях отношений, но сегодня он хотел быть максимально осторожным в разговоре, поскольку был по-настоящему взволнован — он таким Сергея ещё не видел.       — Скажи, пожалуйста, что случилось, — аккуратно продолжил юноша. — Ты же знаешь, я не отстану.       — Не, ну, Паш, какого ответа ты ждёшь? Я просто злой, ясно? — резковато отозвался мужчина, поглядывая на Вершинина исподлобья.       Юноша фыркнул с мягкой усмешкой: — Брось, глупости, — начал он.       — Нет, Паш, ты не понял, — очень серьёзно, почти пронзительно заговорил Сергей, перебивая Вершинина. — Я постоянно злой. Понимаешь? Я не про качество, я про состояние. Меня всё время разрывает это. Какая-то ярость.       Паша спокойно глядел в лицо Костенко, но внутри у него всё холодело — до того был страшным, ледяным взгляд Сергея в тот момент. Но юноша старательно сохранял самообладание.       — «Постоянно» это когда? Ты же не можешь испытывать её круглые сутки.       — Могу, Паш. Всё время. На работе, на улице, где-нибудь, ну, не знаю, в магазине. Где угодно. Она просто клубится во мне, понимаешь? И иногда нужен только повод, чтобы она вырвалась наружу.       — А сейчас что за повод был? Сам же сказал, поорали бы, и всё.       — Он про тебя говорил, — крайне серьёзно, безапелляционно ответил Костенко. — Мне всё равно, что говорят про меня, но не мог же я позволить, чтобы тебя оскорбляли.       От этих слов у юноши потеплело на душе. Ну, да, в этом весь его Серёжа — и ухом не поведёт, пусть его хоть до бесконечности поносят, но стоит зацепить что угодно из дорогого его сердцу, и он готов рвать и метать.       — Но ты же такой мирный, сдержанный. Как же ты можешь таким быть, если в тебе, как ты говоришь, всё время ярость клубится?       — Вот именно, что «сдержанный», — буркнул Костенко. — Не могу же я её постоянно выпускать. Я просто, ну, живу с ней внутри. Каждый день.       Паша, с каждой минутой этого вечера всё сильнее чувствовавший, как внутри что-то даёт трещину, аккуратно придвинулся ближе, погладил мужчину по плечу.       — А почему ты мне об этом не рассказываешь?       — А должен? Зачем я буду тебя своими проблемами грузить?       Вершинин не выдержал и шумно вздохнул с некоторым снисхождением: — Ты иногда такой упёртый, как баран. Ну, правда. — Он помедлил немного, а потом добавил: — А со мной?       — Что?       — Рядом со мной ты ведь другой. Ты такой мягкий, заботливый, бережный, спокойный. Это тоже всё притворство? Не по-настоящему?       Костенко мгновенно перестал хмуриться, черты лица его разгладились, он придвинулся к Паше.       — Нет, что ты? — проговорил мужчина торопливо, будто спохватившись. — Конечно, нет.       — Ну вот. Видишь? — почти торжествующе сказал Вершинин.       — Не понял, — смятенно отозвался Костенко.       — Ну, рядом со мной ты ведь другой. Со мной ты открытый и искренний, потому что доверяешь. Так?       — Так, — согласился Сергей.       — Ну так это и есть ты, понимаешь? — мягко проговорил Паша. — Настоящий ты. Которому не надо притворяться кем-то другим или ждать подвоха. — Он почти самозабвенно начал поглаживать выглядящего несколько растерянным Костенко по голове, стараясь повыразительнее заглянуть в его лицо. — Ты, как колючка, всё время ждёшь от других плохого, щетинишься, выставляешь свои иголки. Пожалуй, на твоей работе это подходящая стратегия, но в остальном — просто пережиток прошлой жизни, понимаешь? Тебе не надо всё время огрызаться. К тому же, у тебя есть я, — Паша тепло и лучисто улыбнулся, — тебе не нужно всегда быть самым сильным, самым стойким, самым устрашающим. Всем иногда нужно немножко побыть беззащитными. И я всегда рядом, чтобы поддержать тебя.       Вершинин всё ещё упорно заглядывал в лицо мужчины. Тот старательно отводил глаза — Серёже всегда трудно удавалось сохранять зрительный контакт во время очень уж личных разговоров. Поразительно — он мог допрашивать и, пожалуй, пытать людей, и глазом не моргнув, но, когда дело доходило до того, что на душе, он терялся, замыкался и старался уйти, будто бы даже боясь лишний раз взглянуть. Паша прекрасно понимал, что это тяжело, поэтому, разумеется, никогда лишний раз не требовал.       Теперь он осторожно, бережно погладил Сергея ладонью по щеке, чувствуя, как тот ласково и, пожалуй, и впрямь беззащитно чуть жмётся к его руке.       — Поехали домой, — тихо прошелестел Паша, выдержав паузу. — И давай всё-таки я поведу, — добавил он, дождавшись согласного кивка мужчины в отношении первого вопроса.       Костенко не стал спорить, и они, выйдя из автомобиля, поменялись местами.       Заводя машину, Вершинин обратил внимание на руки Сергея. Дрался он умело, поэтому особо без травм, хотя всё же слегка ободрал пару костяшек.       — Домой приедем, обработаем, — отметил Паша.       — Тебе бы тоже моську обработать, — отозвался Костенко, разглядывая подбитую скулу и треснувшую губу.       — Там уже всё запеклось. И дай мне, в конце концов, о тебе позаботиться, — с притворным ворчанием ответил Паша. Потом вдруг хихикнул: — Сергей Колючко.       Мужчину это тоже слегка позабавило, и он усмехнулся вместе с юношей. Вершинин повёл машину, выезжая из двора. Костенко слегка, насколько позволял ремень безопасности, привалился к плечу Паши.       — Прости, что завёлся, наворотил сегодня делов. Да и тебе досталось.       — Ничего, для меня это ещё цветочки, — бодро усмехнулся юноша. — А эти упыри, может, хоть научатся не лезть на рожон.       Вершинин на секунду отвлёкся от дороги, поглядел на мужчину сверху и ласково поцеловал его в висок, тут же возвращаясь к ведению машины. Сергей умиротворённо прикрыл глаза. С Пашкой ему действительно спокойнее, легче. Пожалуй, юноша прав, что с ним Костенко — самый открытый, настоящий. И Серёжа был искренне благодарен юноше за то, что с ним можно было таким быть. Что благодаря ему можно было таким быть.