The Path.

      

***

       [I prevail — I don't belong here]       Полгода спустя.       Сону бросает карандаш в стену, зарываясь пальцами в волосы и жмурясь крепко. После того столкновения он восстанавливался три месяца и получил пару пластин в позвоночник. Головную боль на всю оставшуюся, едва начавшуюся жизнь. И потерю главной цели в жизни — стать художником-иллюстратором. Потому, что сломанная рука, пусть и срослась, вполне себе двигалась, но карандаш держать, как раньше, отказывалась. Сжимать его, выводя линии, корпеть над холстами и листами по двенадцать часов, как Сону привык, он больше не мог. Да и спина постепенно начинала болеть тоже. После, из-за раздражительности, сильнее давила голова, отстукивая по вискам. Он не смог поступить, не смог устроиться на работу мечты. Все полгода провёл по больницам и хоть каким-то местам, где можно было заработать денег. Водитель, хоть и оказался добросовестным и оплатил ему всё лечение, но и только. Конечно, этого хватило на то, чтобы остаться в живых, но этого совершенно не хватило на то, чтобы эту жизнь продолжать. Ни денег, ни сил. Сону утирает подступающие слёзы жёстким рукавом толстовки. Как и каждый день до этого, вспоминает Юнги. Он так и не встретил его за всё это время, и вряд ли сможет, но это возможно встряхнуло бы его хоть немного. Хоть он и не знает причины. Ему пару раз даже снилось то помещение с текучей карамелью и узким темным коридором, и, просыпаясь в холодном поту, Сону задавался лишь одним вопросом: так ли выглядит его сознание? Так двойственно и неприятно? И как оно выглядит сейчас, после всего, что случилось? Сону точно знает, как выглядит его кошелёк и подработка в кофейне два раза в неделю. Вместо романтичного бариста он работает простым помощником, то таская подносы, то протирая столы, то расфасовывая поставки. Ещё полгода назад, он готовился поступать в университет и пытаться одновременно пробиться в издание, что сразу могло бы засчитать ему и практику на будущее. А теперь…никакого будущего у него, кажется, и нет. Бегло завязывая кроссовки, Сону набрасывает на плечи куртку, и выходит из квартиры. Денег мало, но едой закупиться бы не помешало, и желательно сразу на неделю. Теперь он осторожнее переходит улицу и только по пешеходному, теперь он по сто раз проверяет машины вокруг. Больше не смотрит в телефон или куда-либо ещё, желая как можно быстрее добраться до другой стороны дороги. Он на автомате проверяет почтовый ящик, хоть и знает, что квитанции придут не скоро, но хотя бы вытащить рекламный мусор не мешало. Именно среди ярких листовок он и находит неопознанный конверт. Простой, белый. Лишь с его адресом и адресом отправителя, и надписью «открой». Небольшой суммой и запиской внутри. Сначала Сону думает, что кто-то ошибся, потому что ему некому присылать деньги и подобные послания. Подшучивать над ним некому тоже, но в конверте настоящие деньги. И настоящее предложение, путь и бредовое абсолютно:       «Кажется, тебе некуда податься, как и нечего терять. Не хочешь заработать, помогая людям?» Сперва, вернувшись домой, Сону гуглит адрес, но он не пробивается ни в одном браузере. Он вроде как настоящий, а в то же время — его не существует. Конверт с запиской сверху лежит возле его ноутбука целые сутки. Сону смотрит на него, думает. С одной стороны — ему правда нечего терять; с другой же — как минимум, жизнь. Никаких деталей, никаких объяснений. Ему просто предлагают какую-то работу неизвестно где, и уже положили немного денег в конверт. Сону боится, что это что-то связанное с наркотиками. В последние месяцы это как чума распространяется по городу. Сону боится, что его просто хотят нагреть на деньги или, чего хуже, пустить на органы. Больницы сейчас тоже за любые копейки продают твои данные, а он как раз полгода уже как прописался в парочке. Он не знает, что ему делать и куда податься, но когда на следующий день, придя на свою полусмену в кофейню, он получает в лоб «вы нам больше не нужны», Сону, закусив от слёз губы, пишет короткое «я согласен». И отправляет это по несуществующему адресу, не надеясь ни на что и ложась спать заплаканным. И, если бы он тогда ещё знал, на что он подписывается…       

***

             Он привык к кошмарам. А потому, не особо пугается и не удивляется, когда открывает глаза в заброшенном доме. Для него это — привычные декорации любого страшного сна. Он поднимается на ноги, отряхивая пыль со спальных штанов, оглядывается. И лишь тогда задумывается о том, что сон этот — чересчур реален. КАк минимум потому, что обычно, в любом даже самом реалистичном сне — Сону видит всё под углом и немного снизу. Здесь же — он ощущает всё также, как наяву. Щупает грядушку старой кровати, она скрипит и холодная. Проводит рукой по дырявому одеялу, хлопает, взбивая в воздух столб дыма, кашляет по-настоящему. Да и время здесь…оно ощущается иначе. Оборачиваясь, Сону замечает пустой проём, ведущий в коридор, и чувствует, как по рукам крадутся мурашки. Он должен пойти туда? В голове вдруг звучит почти забытым хрипатым голосом: «да, ты должен пойти туда, Сону». И ему ничего не остаётся, кроме как сделать шаг. И ещё. И застыть на первой ступеньке, услышав женский крик.       — Эй?! Кто-нибудь?! Здесь кто-нибудь есть?! Откликаться страшно, да и не можется. У Сону горло перехватывает от страха. Он в каком-то полуразрушенном старом доме, с неизвестной женщиной (и как знать только ли с ней?), ничего не понимающий. Непонятно как туда попавший. Он почти не дышит, выжидая, пока крик раздастся снова.       — Эй! — сменяясь после тихим эхом. — Что за чертовщина вообще… Он задавался этим вопросом лишь однажды. В желудок проваливается камень, а в глазах секундно темнеет. Вспоминается и конверт с предложением, и то, как он уснул в своей постели в этой же пижаме. И Юнги, встретивший его в ненастоящем сладком магазине-доме. Так вот как сюда попадают? На негнущихся ногах, он решает спуститься всё же вниз. Он прекрасно помнит как дизориентирован и напуган был сам. Он знает, что может твориться в голове женщины сейчас. Но он совершенно, абсолютно не знает, как сможет ей сейчас помочь. И сможет ли вообще? Вот бы сейчас контакт Юнги и звонить ему, звонить…       — Простите? — окликает он женщину, что уже искала что-то среди книжных полок. Она ожидаемо вздрагивает, оборачиваясь к нему с немым вопросом в глазах. — Вы не помните, как оказались здесь?       — Совершенно, — мотает она головой. — Сегодня я должна была встретиться с подругой, но… Она хмурится, опуская взгляд и явно силясь вспомнить все события. Давая Сону время её рассмотреть. Но она не выглядит как-то странно. Простое твидовое платье, тёмные колготки и ботинки, каштановые волосы, собранные в хвост. Никаких ранений, крови или следов происшествий. Сону поджимает губы.       — Ничего не помню, — выдыхает она в итоге. — А вы… А что Сону? Сам не знает, кто он и где. Лишь поверхностно может представить всю эту ситуацию для себя, да и то, благодаря тому, что уже проходил подобное. И спасибо Юнги. Что он может сказать ей и как утешить? Что он будет делать, если его первое задание в итоге окончится смертью?       — Вам… — он сглатывает, быстро осматриваясь; замечает множество закрытых дверей, ведущих «в комнаты». — Прозвучит странно, но вам нужно найти дверь.       — Что?       — Дверь. Они…как только вы подойдёте к нужной — вы поймёте.       — Молодой человек, что вы несёте? — хмурится женщина, упирая руки в бока.       — Я знаю, вы можете сейчас не поверить, но вам придётся. Поэтому сперва, пожалуйста, просто найдите нужную дверь. Знал бы ещё сам Сону, что значит это «нужную» и как их искать, если только не подходить к каждой. В его случае, первая дверь просто удачно оказалась правильной. Вторая же преобразилась на его глазах. А у других людей это как происходит? Он удивлён, как Юнги не сошёл с ума в первый же раз, но ничего не обещает за себя.       — Я вдруг оказываюсь в этой развалине, — взмахивает руками женщина, — какой-то подросток говорит мне о дверях. Меня ударили по голове и затащили в секту, да? Я вызову полицию! Она судорожно оглядываться по сторонам, видимо пытаясь найти свою сумочку, но её конечно же нигде нет.       — Украли, да?! — вскидывается она, подступая к Сону. — Обобрали и теперь убьёте?!       — Вы и так умираете… — слетает с его губ, пока он опешивше пятится назад. Гнев сменяется на ужас на лице женщины в тот же миг. И Сону так жаль, правда, но он понятия не имеет, как сказать иначе. Ему не дали инструкций и скриптов.       — Что?       — Этот дом — что-то состояния между жизнью и смертью, — пересохшими губами пытается объяснить Сону. — И вам сейчас нужно найти дверь.       — Жизнью и…боже мой… — кресло, так удачно стоявшее позади, подхватывает женщину.       — За дверьми…за дверьми будут ваши воспоминания.       — Какие ещё?       — Крайне тяжёлые? — осторожно подбирает он слова; и не знает совсем, будет ли там у неё что-то похожее на его или это у каждого разное? — Вам необходимо будет войти, пережить это. И когда всё кончится — вы вернётесь. К себе.       — Своему телу? — догадывается постепенно она.       — Да. Или нет. Сону молчит об этом, но думает. Не может «не», он помнит, Юнги говорил, что исходы бывают разные.       — Но, если вы не будете ничего делать, то застрянете здесь навсегда.       — А ты тогда кто?       — Проводник? — предполагает он единственное. — Я должен рассказать вам это и пройти с вами все воспоминания.       — Может быть я и вовсе уже умерла, раз вижу это всё…       — Пока нет. Но, если…       — Дверь, да? — Сону коротко кивает. — И какая по-твоему дверь нужная?       — Это сможете узнать только вы. Попробуйте?       — Может меня просто отрубило в автобусе? Дорога до Джинсу не близкая… Она бормочет себе под нос, но поднимается с кресла, отходя к первой двери, что находилась под лестницей. Сону не идёт, его буквально тянет следом за ней, как бы не хотелось остаться. Он должен, обязан быть рядом и видеть это всё. Интересно, а Юнги всё ещё помогает людям?       — Ничего, — пожимает плечами женщина, дёргая ручку. — Мне так к каждой что ли подходить?       — Попробуйте просто пройти мимо. Дверь…она изменится.       — Боже прости…       — Вы узнаете это, поверьте. Женщине ничего и не остаётся, кроме как поверить. Она идёт вперёд, а следом за ней Сону, как тень. Это странный дом. Огромный холл, двери расположены вкруг и их не так много, как было у него, что странно. Их возраст разнится прилично и, если количество дверей зависит от воспоминаний, то почему у неё их так мало? И кем это всё определяется? Он останавливается, потому что женщина замирает напротив двери, что меняет свой облик. Старые иссохшиеся балки из серого дерева окрашиваются в ярко-красный, а текстура плавно становится железом. Краска кое-где облупившаяся, а над залепленным глазком Сону видит криво прибитые цифры «41».       — Это оно? — уточняет он.       — Это дверь в квартиру…я росла там до шести лет, — рассеянно отвечает женщина. — Почти забыла, как она выглядела.       — Тогда нам туда.       — Обязательно?       — К сожалению. Сону может понять этот страх и нежелание. Сону пытается себя морально подготовить к тому, что увидеть за дверью может всё, что угодно, когда та отворяется с неприятным скрежетом. Но перед его глазами — грязная и разрушенная кухня, почти как и дом, в котором они находились секунду до. Квартирка в каком-то из бедных районов города, больше пригодная для сноса, нежели жизни. Но за небольшим столиком он видит ребёнка лет пяти, девочку.       — Так вот… — осекается женщина, приковываясь взглядом к себе из детства. — Я так и не смогла забыть этого за всю свою жизнь… Сону стоит позади неё и наблюдает. Как в кухню вваливаются с криками, вероятно, родители. Как зажимает уши девочка, забираясь под стол, что никак её не спасёт. Как словесная перепалка перерастает в драку и под руку идёт всё, что только лежит рядом. Гремят кастрюли, рассыпаются грязные тарелки. Но на шее загнанной в угол худощавой женщины смыкаются крепкие пальцы невменяемого мужчины. Они оба не то пьяны, не то под кайфом. В глазах пустота напополам с ненавистью. Решимость с отчаянием. Девочка выбирается из-под стола, слыша хрипы вместо криков. Она в ужасе, паника заметна во всё чаще вздымающейся груди. Взгляд больших невинных глаз падает на кухонный нож, лежащий так близко, после на лицо матери, что уже синеет, пока тело её вдавливают в холодильник, не думая даже отступать. Она смотрит на нож ещё раз, но никто не замечает её. Рука её дрожит, дёрнувшись, но тут же опускается, потому что хрипы кончаются. А тело матери рушится мешком с костьми под ноги отца, тяжело дышащего и глядящего сверху вниз надменно и безжалостно. Их взгляды встречаются лишь на секунду, после чего девочка срывается на бег и убегает из кухни. Сону чувствует натяжение, словно его за рубашку оттягивают назад, и хватается за локоть женщины, уводя её за собой. Спиной к двери, в которую они вошли. Только когда они вновь оказываются в холле заброшенного дома, Сону отпускает её, а его отпускает эта леска в груди. В глазах напротив, к его удивлению, ни слезинки.       — Я могла спасти её, — задумчиво произносит женщина. — Потом, с возрастом, стала понимать, что не получилось бы. Я ранила бы его, и он убил бы меня тоже. А после и вовсе казаться начало, что так и должно быть. Они оба употребляли и не думали о детях совсем. Отпустило. А оказалось вон, — машет она рукой, — всё ещё жалею и думаю, что был шанс.       — Дальше… — Сону сочувственно поджимает губы. — Дальше будут ситуации подобные этой. Если у вас их много…       — Придётся увидеть все, да?       — Да.       — Самой бы знать, сколько, — горько усмехается женщина. — Порой кажется, что я жалею обо всём на свете. Тогда нам тут с тобой за неделю не управиться. Но она оказывается не права. И дверей остаётся всего четыре. Сону не выдерживает на третьей, потому что видит впервые за всё время слёзы на чужом лице. Это кабинет в городской больнице, ещё до ремонта, пять лет назад. Женщине приходится сделать аборт, потому что ей сказали, что анализы плохие и вскором возможен выкидыш. Она верит и сквозь слёзы подписывает бумажки. А после оказывается, что её результаты были ошибочными, и беременность, которую она ждала всю жизнь, оказалась бы удачной. Только после аборта она не может иметь детей, из-за чего развелась с мужем, и жила в одиночестве до дня встречи с Сону, лишь иногда разбавляя серость будней общением с подругой. И бутылкой чего-нибудь крепкого.       — Я жалею, что не объездила все клиники. Не нашла деньги на анализы и консультации, — она плачет тихо, лишь утирая рукавами платья слёзы, пока они с Сону идут к последней двери. — В последние пять лет только и задавалась вопросом: зачем вообще живу? Ребёнок стал бы моим смыслом, даже если бы муж ушёл однажды. Я хотя бы знала для чего жить.       — А подруга? У вас только она? — грустно смотрит на неё Сону, не зная куда себя деть.       — Да, но у неё тоже своя семья и заботы. Встреча с ней, на которую я торопилась, стала бы первой за прошедшие полгода. Она становится всё более занятой. А мне всё ближе бутылка, — хмыкает женщина, останавливаясь возле двери, похожей на подъездную. — Вот отсюда я вышла к ней.       — Вам нужно туда.       — Знаешь…а прости, как тебя зовут?       — Сону. Простите, что не представился сразу.       — Это и правильно. Это лишнее. Но знаешь, Сону? Посмотрев на это всё, прожив заново, вспомнив…ты прости меня, что потратила твоё время. Но я пожалуй останусь здесь.       — Что? — у Сону дыхание перехватывает. — Как? Но вы же…       — Спасибо тебе за компанию, но я хорошо подумала за это время.       — Вы даже…не попытаетесь?       — Иногда, Сону, есть ситуации, в которых ты, как в закрытую дверь не бейся, а она не отворится. Уж прости за такое явное сравнение. Глаза жжёт от подступающих слёз.       — Не обижайся на меня, пожалуйста, если тебя вдруг кто-то там, — поднимает женщина палец вверх, — будет ругать за то, что ты не проводил меня к моему свету в конце туннеля. Но я надеюсь, ты будешь в порядке.       — Простите… — дрожащими губами лепечет Сону, смаргивая слёзы.       — Я буду умирать с мыслью о том, что таким милым мог бы вырасти мой сын, — слабо улыбается она. — Это тоже дорогого стоит. Береги себя. Он хочет обнять её, попробовать умолять жить дальше. Но как только руки его тянутся к ней, всё исчезает. А в следующий миг — он уже смотрит в потолок своей спальни, ощущая как по вискам катятся слёзы. За окном — едва рассвет, а в сердце Сону неподъёмная тяжесть, не позволяющая ему даже подняться на постели. И, если так теперь будет всегда, то как он это всё вынесет?