Белый квадрат или хорошо забытое старое...

У Доуна помутилось в голове от сладкого запаха, шедшего от волос Дэвида. Губы были мягкими и нежными, словно к нему прикоснулся мотылёк. Но потом этот «мотылёк» разорвал паутину его рта и проник глубже, чем бы этого хотелось. Доун вжался головой в подушку. Его зацепило вдохновение, с которым Дэвид его целовал: так напористо… на грани безумства. Было в этом что-то необузданное, первобытное и в то же время — хрупкое…трогательное. В голове мелькнул образ самого старшего и пропал, так и не коснувшись сознания. Захотелось вдруг окунуться с головой в эти чувства и ни о чём не сожалеть. Головокружительный полёт продолжался, но почему-то стало не хватать воздуха и Доун осторожно отодвинул Дэвида от себя. Тот поддался лишь на крохотное мгновение, а потом снова накрыл его собой бережно и нежно: так мать укрывает малыша одеялом… река омывает берег тёплой волной… укутывает мощным крылом птица вылупившегося птенца. Тело Дэвида принесло кучу ощущений, а его губы сжигали все нервные окончания, затаившиеся внутри. Почему-то на мозг обрушились воспоминания, как Доун с помощью семерых человек пытался забыть Джэ… Но не смог…не получилось. А восьмой сбил его с ног… Заставил отречься от себя за тысячную секунды и тут же отказался от этого «отречения». Можно же поддаться искушению и кинуться в этот омут, называемый "Дэйв", со всеми потрохами! А потом — трава не расти! И пусть весь мир катится к праотцам! — Тебе нравится… — прохрипел ему в губы Дэвид, отрываясь от него как насосавшаяся пиявка, — Кто бы мог подумать… Доун молчал, всё ещё пребывая в агонии страсти. Он даже потянулся вслед нежным губам, как младенец за материнским соском, но Дэйв усмехнулся и прикрыл его рот пальцами: — Достаточно, малыш… — прошептал он едва слышно, — Если ты не знаешь, где следует остановиться, слушай свою душу… — Я не хочу останавливаться, — дерзко заметил Доун и потянул ослабевшее тело на себя, — Мне плевать на душу. — А если бы в этот момент Джэ стоял рядом и смотрел… — уже более цинично проговорил Дэвид, — ты бы продолжал? Доун очнулся. Что он делает в этой кровати с человеком-провокатором? В уме-ли он? Юн быстро сел, лишь откладывая в подкорке, как Дэвид оставляет его наедине с собой, поспешно скрываясь в ванной комнате. Внутри всё ещё колыхалась нежность, прикрытая страстью, но уже шёл некий диссонанс, приводящий сознание в порядок. Как он мог купиться на этого шута?! На этого паяца, чьи ужимки и противоречия уже по гланды надоели! Боль вернулась в истерзанное тело и была сейчас спасением от собственного сокрушения. Доун поправил пластырь на пальцах и упал в подушки, бессильно выдыхая воздух. Дэвид вернулся через несколько минут, и, как ни в чём не бывало, принялся заканчивать свою работу на другой ноге Доуна. Он аккуратно приклеил пластырь на каждый больной пальчик и даже подул, словно Юн — неразумный ребёнок и не умеет терпеть боль. — Зачем ты это сделал? — уставшим голосом спросил Доун, — Чтобы просто посмотреть на мою реакцию? Дэвид усмехнулся и брызнул зеленью своих глаз. Его лицо приблизилось: — Да что ты… — прошептал он, — Как бы я мог… — Я изменял Джэ… — вдруг сказал Доун, — Семь раз… Лицо Дэвида стало совсем жалостливым и он притворно поджал губы, словно сдерживал неуместный смех. — Надеюсь, ты использовал средства защиты? — Что? — вспыхнул Доун и облизнул губы. Ему вдруг захотелось оказаться как можно дальше от пытливых глаз и от ощущения собственной беззащитности перед этим человеком. Почему Дэвид имеет на него какое-то влияние? Этого же совершенно не должно быть! — Ладно, буду надеяться, что ты знаком с правилами личной гигиены и безопасности при хаотичных связях, — всё же засверкал глазами Дэйв, — Не маленький же ты… — Тебя только это волнует? — изумился Доун. Он даже забыл про боль в своих пальцах. Да как смеет это шут совать свой нос в его личное пространство? — Конечно, — уже серьёзным голосом сказал Дэвид и глаза его превратились в два стальных лезвия, — Хотелось бы, чтобы и восьмому человеку повезло… Доуну кровь бросилась в голову и захотелось растерзать парня своими руками. Заткнуть его ехидную харизму собственной значимостью. Но вместо этого он вдохнул побольше воздуха и расслабился на подушке. Даже сосчитал про себя до двадцати, чтобы сбиться с шага. Потом ещё раз посчитал, уже до тридцати и сказал спокойным голосом, хотя внутри бушевала ярость: — Ты про себя? Зря надеешься. Тебе и двадцатым не быть… Дэвид искренне рассмеялся, поднимая лицо кверху; его глаза ярко вспыхивали изумрудами и затухали как угли. Успокоившись, парень потянулся к волосам Доуна и потрепал его по голове как маленького щенка. — Почему у меня такое ощущение, что ты очень сожалеешь, что я буду лишь двадцатым… — ухмыльнулся он, — Так долго тебе не протянуть… Доун проглотил обиду и снова сосчитал до двадцати, сказал: — И не надоело тебе паясничать?.. Взрослый, вроде, человек… — почему-то он поймал себя на мысли, что разговаривает словами Сонджина. И это его слегка разозлило, — Давай забудем уже обо всём, что тут произошло. Нам же надо как-то сосуществовать дальше. — Только если ты расскажешь мне про семерых счастливцах… — томно проворковал Дэвид, косясь на Доуна зелёными «моргалками», — Они тоже были айдолами или ты снизошёл до смертных? Юн вздохнул. Дэвида не переделаешь и остаётся лишь терпеть его выходки. Он не умеет серьёзно думать, говорить и действовать. Пусть тогда всё превратится в шутки и смех. — Они были людьми из стаффа… — поглумился Доун, — Им пришлось уступить айдолу… — Как это низко… — покачал головой Дэйв и его лицо снова приблизилось, — Ты склонял простых людей подчиниться себе? И на сколько им повезло? Они отделались лёгким испугом или было кое-что большее? — Я никогда не останавливаюсь на достигнутом, — язвительно заметил Доун, — И тебе тоже следует задуматься над этим. Мало ли… — Хорошо, — покивал Дэвид, — Я задумаюсь… — он еле сдержал улыбку, прыснул сам в себя, проговорил, — Когда в следующий раз ты поцелуешь меня, я буду точно знать, что я — восьмой и шансов спастись у меня не будет. — Ты такой болван… — вздохнул Доун, — И шутки у тебя дурацкие… — При этом я никогда не шучу, — продолжил Дэйв, — Ладно, пробежали… Чем займёмся до ужина? Попробуем наладить сексуальные отношения или просто опустим этот момент и перейдём к дальнейшему? — «Перейдём к дальнейшему», — улыбнулся Доун, который тут же забыл, что ещё минуту назад готов был размазать парня по постели. Куда только пропадают странные желания и рождается позитив? — Тогда прежде чем ты поведаешь мне о своём богатейшем любовном опыте, набросаем наш "дальнейший" план: мы останемся здесь залечивать твои раны и я буду прислуживать тебе до отбоя. Потом мы ляжем спать на одну кровать как асексуальные индивиды. А поутру я пригоню за тобой машину. Думаю, твои пальчики ещё долго будут болеть и мне придётся таскать тебя на своём загривке дней так пять. Ты согласен? Доун кивнул. Не то, что бы он был согласен, а просто нельзя ввязываться в спор, который априори проиграешь. Дэвид был ушлым и беспощадным циником, который из всего сделает спектакль и обведёт Доуна вокруг пальца. Чтобы такого не случилось — не нужно давать пищи. Или как-то так… — Почему ты киваешь мне, как попугай? — привязался Дэвид, — Разговаривать больше не хочешь? После всего, что я сделал для тебя? — парень принялся перечислять, загибая пальцы с мизинца, — Я притащил тебя сюда на своём горбу, раз… Покормил тебя — два… Пальчики твои драгоценные вымыл и перевязал — три… Даже предоставил тебе свои губы для пользования… — четыре… Да тут десять пунктов наберётся! А ты просто киваешь? Не стыдно? — Не стыдно, — усмехнулся Доун, — Тебе бы надо было актёрское мастерство преподавать… — Так и я о том же! — вскричал парень, — Постой, какое ещё «актёрское мастерство»? — посмотрел он ошарашенно на Доуна, — Я же тебе совсем не о том… — Ты уже сам запутался, — вздохнул Юн. Он отвернулся на бок и положил руку под подушку. Улыбнулся, представляя недоуменное лицо Дэвида. — Я же специально заговариваю твою боль, — хмыкнул Дэйв, — А ты просто отворачиваешься и спишь? — Я знаю, — ответил Доун, — Спасибо. Дэвид подкатил ему под бок и тоже улёгся, пыхтя в лопатку, долго не смог лежать молча и снова заговорил: — Ты целуешься очень здорово… мастерски… — Спасибо, — снова ухмыльнулся Доун, чтобы не провоцировать парня на новую волну красноречия, но тот на этом не остановился: — Богатый опыт и всё такое? Но меня-то ведь не обманешь… Не было у тебя никого, кроме Джэ… И меня ты захотел всей душой, минуя тело…это же не замаскируешь под типичный сексуальный интерес… Бестолочь… Слово «бестолочь» прозвучало так нежно, что на Доуна обрушились мурашки и пустились галопом по спине. Стало неспокойно на душе, словно он уже изменил Джэ. Да, не было у него никого! И что? А теперь будет. Почему бы этому не случиться? Доун взрослый человек, который вполне созрел для отношений… В солнечное сплетение ударила волна тех ощущений, что он только что испытал. Если бы на свете не было Джэ, он бы обязательно досконально изучил Дэвида. Ему принесло бы незабываемое удовольствие разбирать этого человека на соцветия и песчинки… А потом узнавать снова и снова, задыхаясь от полного с ним единения! Если бы не было Джэ… Доун в своих желаниях уже пустился во все тяжкие, представляя запрокинутую шею Дэвида, но сам всё ещё оставался на месте. Это всего лишь плоть… А сердце молчит… Ах, что за ерунда! Он мечтает о поцелуях Дэвида с тех самых пор, как увидел его взъерошенные волосы…ещё тогда…в первую встречу… Нет, нет…всё не так… Просто эти герои анимэ, в комнате Дэйва, родили какую-то бурю в душе. Ведь это было так похоже на самого Доуна… Его детство, совсем короткое… но проведённое в спальне вместе с такими же героями… Сладкий аромат только что съеденной шоколадки и замирание души от предвкушения чего-то особого…нового… Доун повернулся и встретился с такими опасными зелёными омутами, что захолонуло сердце. На миг он скорее почувствовал, чем увидел растерянность Дэвида, его секундное замешательство. Любые слова сейчас были бы лишними и Доун просто протянул руку и притронулся к тёмным локонам. Осторожно провёл по ним пальцами, наслаждаясь их пушистостью. Дэйв вздрогнул. Отодвинулся. Во взгляде мелькнуло что-то настороженное и тревожное. Испугался своих мыслей? Или мыслей Доуна? — Всегда хотел это сделать… — улыбнулся Доун, — Они мягкие… — А твои жёсткие, — хрипло проговорил Дэвид, — И короткие. — Но тебе же нравятся? — придвинулся Доун, — Я всегда мою их медовым шампунем, но здесь такого нет, они не привыкли к другому. — Я закажу, — усмехнулся Дэвид, его глаза стали почти чёрными от страсти, но он изо всех сил пытался это скрыть. — Я сам, — Доун придвинулся вплотную и даже ощутил всё тот же сладкий аромат от волос Дэвида. Чем он их моет? Шоколадом? — Почему твои волосы такие тёмные? — задал вопрос Юн, но сам удивился, зачем ему это? — У Рут они такие светлые и тонкие совсем… — У меня отец был блондином, — вздохнул сыщик, — Рут похожа на него. И глаза в него — зелёные. А у мамы вот карие… и у Дэнни карие…так интересно разделились… — Вы были близки с Дэнни? — запинаясь, спросил Доун. Ему не хотелось снова затрагивать эту тему, но что вылетело — обратно не сожрёшь. — Так, как могут быть близки друг с другом близнецы… — горько усмехнулся Дэвид, — Извини, что я потащил тебя с собой. Я не думал что так получится… — Ерунда, — смутился Доун, следя за блестящими глазами, — На мне всё как на псине заживает. Я же Щенок… — Расскажи мне что-нибудь из айдольской жизни… — попросил вдруг Дэвид, он перевернулся на живот и устроился поудобнее, не спуская с Доуна глаз, — Всегда хотел попросить тебя об этом. Доун чувствовал как его состояние меняется. Внутри дрожала натянутая струнка, готовая лопнуть от любого дуновения ветерка. Душа страдала и пела от радости одновременно. Почему этому парню удаётся прогрызть в его сердце дыру и спокойно устроиться там, свернувшись в комочек? Это позволено только Джэ… Ведь никто и никогда не сможет даже претендовать на это место, не то, что занимать его без спроса. Но вместо того, чтобы прогнать это зарвавшееся существо, Доун сказал: — Да что там рассказывать… Ничего интересного… Тренировки и концерты. Некогда даже в туалете почитать. Иногда мне казалось, что я сойду с ума от усталости. Но, ничего, выдержал… Самое приятное ощущение от концертов, где ты напрямую встречаешься с людьми, которым нравится твоя музыка. Это восхитительно. Доун вдруг подумал, что Дэвиду тоже хочется почувствовать это. Он же мечтал стать музыкантом… Каково же ему сейчас всё это слушать? — Можешь мне что-нибудь спеть? — Дэвид глянул искоса и смущённо улыбнулся. Откуда вдруг здесь взялось это милое создание? У Доуна зачесались пятки и намозоленные пальцы снова заныли. — Ты же знаешь, я не пою, — басовито заметил он. — Поёшь… — прошептал парень, — Я знаю. — Хорошо, — кивнул Доун. Ему было даже интересно, как долго продержится Дэйв. Возможно — не дослушает и первый куплет. Нужно было только придумать, какую песню петь. Но он уже знал… Когда-то…ещё совершенно в другой жизни… он придумал концепт и написал музыку и слова. Но эта песня так и не увидела свет… Джэ уехал и больше ничего не осталось. Почему-то именно сейчас захотелось поделиться этим с Дэвидом. Поймёт он или нет, это не имеет никакого значения… Доун прочистил горло и лёг на спину, чтобы не пережимать горло. Он не собирался вставать на больные ноги. Сойдёт и так, не на концерте же… Дэвид смотрел на него и ждал. Доун почему-то поверил этим восторженным зелёным глазам. Таким нежным и вместе с тем серьёзным… Я живу в своём мире, таком знакомом до слёз… Таком простом. Однажды воспоминания меня раздавят… Не смей трогать мою душу холодными руками, Я всё ещё здесь… Первые строчки были спеты хриплым голосом, но потом Доун освоился и продолжал уже более свободно: Протяни ладонь и ты наткнёшься на пустоту. Одиночество лишь в моей голове, Ведь так много кругом людей. Они мелькают перед глазами и хочется их закрыть. Останови всё это — Отпусти меня, Ведь я всё ещё здесь… Я хочу остаться один на один с собою. Выпить за разорённую душу. И каждый день проклинать свою свободу… Я радуюсь, что меня никто не ждёт, Пусть разбивается в осколки моё сердце. Я не одинок с самим собой Но я всё ещё здесь… Сохранить этот миг навсегда И довериться попутному ветру, Попробуй, останови этот бег, Этот невероятный полёт в никуда. А я всё ещё здесь… Но ты видишь лишь пустоту Отпусти всё ненужное. Оставь только свою свободу. Одиночество лишь в твоей голове… Оно всё ещё здесь… Случайности — случайны, Они — наброски и лишь мешают жить. Всё подчиняется своему циклу. Просто позволь остаться мне одному Со своими белыми пятнами. Я сам задую свою свечу… Песня закончилась и Доун уже просто пялился в потолок, но Дэвид всё ещё молчал. Он не аплодировал как восторженные фанаты, а просто смотрел очень внимательными глазами. Потом облизал губы и позвал: — Иди ко мне… Доун понял. Перевернулся на бок, протягивая руки. Дэйв обнял его крепко за спину и притянул к себе. Они лежали впритык и смотрели друг другу в глаза. Доун вздохнул. Внутри лопнула натянутая струнка. Но стало легко и свободно. — Как называется песня? — осторожно спросил Дэйв. — "Опустошение"… — также ответил Доун, — Она так и не увидела свет…эта песня. — Почему? — удивился сыщик, — Она хороша… Это ведь ты сам написал её? — Я даже придумал концепт…но ничего не довёл до конца… — Почему? — снова спросил Дэвид. Он всё ещё обнимал Доуна и смотрел слишком серьёзно и требовательно, словно имел на это право. Откуда только берутся такие пронзительные и чистые глаза? Знать бы… — Джэ уехал… — совсем тихо проговорил Доун, — а одному мне ничего не было нужно… — А другим? — напомнил о себе Дэвид. Его голос вдруг стал таким настырным. — А зачем мне «другие»? — удивился Доун, — Мне бы с собой разобраться. — Ты расскажешь мне, что за концепт? Или нельзя? — Дэйв почему-то опустил глаза и Доуну снова захотелось его поцеловать. Но стражники души уже вернулись. — Ты когда-нибудь слышал "Прощальную" симфонию Гайдна? — Это когда в конце остаются две скрипки?.. Дэвид знал и это было приятно Доуну. Всегда легче поймёт тот человек, который настроен с тобой на одну волну. Но ведь Джэ тоже знал… — Так вот, представь огромную вогнутую сцену… ну, как амфитеатр… И нашу группу… в полной темноте… И только маленькие фонарики возле каждого музыканта освещают сцену… — продолжил Доун, посматривая на Дэвида, убеждаясь, что он следит за его мыслью, — Мы играем мою песню, а потом, во время исполнения, каждый встаёт и уходит, потушив свой фонарик. В конце остаюсь я один со своими барабанами… — Я даже знаю, где можно это исполнить! — заинтересовался Дэйв, — Здесь есть такая сцена… Это будет смотреться феерично. Со стороны зала сцена будет просматриваться, словно ночное небо. Будто оно внизу, а не вверху… Очень эпично… — Ну да, — обрадовался Доун. Дэвид понимал его с полуслова и это было чертовски приятно, — Я так и хотел… — Согласно твоим словам из песни, ты действительно должен остаться один. Так задумано изначально… Но что если нас будет двое? — вдруг сказал Дэвид, — Два барабанщика на сцене и две свечи… прямо как у Гайдна*… — Ты так говоришь, как будто всё уже готово и осталось лишь сыграть… — вздохнул Доун, — У нас ещё группы-то нет. Да и не имею я права ничего затевать без согласования Джуп… Вот если бы ты был вместо меня… Я бы согласился… — Да ты что?! — вскричал Дэвид, сверкая глазами. Его лицо было так близко, что Доун ощутил шоколадный аромат, — Никто не имеет права на эту песню, кроме тебя! Ты сам будешь играть и группа у нас будет. Ты же обещал. — Но ты не нашёл Джэ… — саркастично заметил Доун, — А тогда наше соглашение отменяется. — Я не отказываюсь от своих слов… — почему-то совсем тихо сказал Дэйв, — Найду я твоего Джэ… — Вот тогда и поговорим… — хмыкнул Доун. Он прикрыл глаза и сделал вид, что проваливается в сон. Но на самом деле внутри бушевали такие страсти, что хотелось вскочить и порвать в клочки весь мир. Только такое всё равно невозможно и пострадаешь при этом лишь ты сам. Это ведь будет и твой мир… А в комнату прокрались сумерки и лишь окно выделялось на тёмном фоне светлым прямоугольником. Никто не вставал с постели и не пытался прогнать эту черноту светом. Будто тогда случится что-то плохое и поломает эту волшебную атмосферу. То, что она была волшебной, Доун понял через минуту, когда Дэвид снова обнял его нежно и зашептал прямо в губы: — У тебя всё получится… Потому что ты особенный… ТЫ — ОСОБЕННЫЙ… ясно? А не Джэ… У тебя гениальный ум и нежная душа… Доун видел перед собой расплывающееся лицо и зелёные огоньки, сверкающие на дне почти чёрных глаз. Теплота вползала в сердце плавными волнами, словно его обволакивает прогретая солнцем вода. Представилось изумрудное море и жёлтый песок и он даже улыбнулся этой картинке, будто не сам оказался на пляже, а увидел это со стороны. Доун уже проваливался в сон, но всё ещё чувствовал на своих губах чьё-то ласковое дыхание и запах горького миндального шоколада… Проникновенный взгляд малахитовых глаз так и лез в душу, а лёгкий шёпот приятно холодил губы. Ему даже приснилась большая чёрная птица, которая перепутала его с птенцом и пыталась укрыть своими мягкими крыльями. Он хотел возмутиться, а потом понял, что эти крылья помогут пережить ему холодную ночь... Тополиный пух* - в Лондоне есть Восточный район - Тополь, где остановились парни, а пух - это взрывной материал, который исчезает так же быстро, как появляется. Автор объединил два слова. *Дэвид имеет в виду, что в Прощальной симфонии Гайдна остаются в конце две скрипки.