Белый квадрат или хорошо забытое старое...

Доун всё же напился. Он бы и не подумал об этом, если бы не подвал на его цокольном этаже. Айрис попросила принести банку солёных помидоров и он охотно вознамерился исполнить просьбу. Подвал был глубоким и тёмным. Тусклая лампочка посередине низкого потолка почти задевала его шевелюру. Оглядевшись, парень понял, что здесь можно остаться надолго, не беспокоясь о голоде насущном. Полки были забиты до отказа всякой снедью заготовок. Тут были: кабачки, огурцы и помидоры, вперемешку со сладким и горьким перцем. Закатанные банки стояли стройными рядами и невольно вызывали во рту повышенное слюноотделение. Но не это вывело Доуна из себя. Когда он уже выбрал среднюю посудину с кроваво-красными томатами, его взгляд случайно зацепился за брюхатую бутыль огромного размера с тонким горлышком. Она была заткнута пробкой и казалась абсолютно непрозрачной на вид. Что за странное пойло? Хотелось понюхать и Доун откупорил бутыль. На это понадобилось слишком много времени и парень весь взмок, хотя в этом помещении было очень даже прохладно. Пробка поддалась, когда он уже решил плюнуть на затею. Из бутылки пахнуло чем-то знакомым и приятным. Он хорошо знал этот аромат и тут же улыбнулся своим воспоминаниям. Семейка Холмзи ведь не будет хранить в подвале то, что пора выбросить? Да и нет ничего плохого в том, чтобы снять пробу. Всего лишь глоток и он тут же отнесёт банку с томатами до адресата… Никто и не заметит его задержки! Бутыль казалась тяжёлой и просто приложиться из горла не было никакой возможности. Тогда Доун нашарил на полке пустую баночку умеренного размера и наклонил ёмкость двумя руками. Из неё вылилась небольшое количество жидкости и от жгучего алкоголя защекотало в ноздрях. Парень сделал глоток и с воодушевлением почмокал губами. Пойло было приятным на вкус и оттенки с привкусом можжевельника постепенно открывались его сосочкам на языке. Прочувствовав весь спектр вкусовых эмоций, Доун определил, что это джин. Причём не из худших. Почему бы тогда не выпить столько, чтобы не упасть тут мертвецким кулем и не ощущать потребность в недостатке веселья. Маленькой баночки с лихвой должно хватить. Парень вылакал всё до капли и перевернул баночку себе на голову, как видел это в фильмах. Он устроился на деревянной лесенке и посмотрел вокруг более целенаправленно. Всевозможные закуски торчали прямо перед глазами, но открыть банки было нечем. Тогда он нашарил на одной из полок сухофрукты: яблоки, груши, абрикосы, сливы и удовлетворённо улыбнулся. Вторая баночка напитка прошла на ура, и на сей раз Доун заел спиртное долькой какого-то фрукта с привкусом лимонной цедры. В голове зашумело и по желудку пробежала приятная волна жара. Этого так не хватало его организму, что защипало глаза от слёз. Да, Джэ, он зависим от алкоголя! И что? Теперь у него есть причина быть таким заинтересованным! Не фиг было вступать в неравный брак со стариком! Пожалев себя и посетовав на несправедливость, парень вылакал третью баночку джина и пустил слезу по-настоящему. Рыдания рвались из груди, но ком в горле не давал им выйти наружу. Тогда в ход пошла четвёртая баночка. Стало немного полегче и вспомнились все негативные случаи в его жизни, начиная с младенческого возраста, когда он начал осознавать себя. Однажды сестрёнка так приложила его крышкой от кастрюли, что парень упал навзничь и долго плакал, обливаясь потом. Его тогда никто не пожалел, потому что до этого, он подложил нуне муравьёв в постель и родители считали, что они квиты. Ну как можно сравнивать физическое насилие с моральным? Это же ни в какие рамки… Таких случаев было превеликое множество, но с возрастом всё менялось только в худшую сторону. Доун испытывал всякие неудобства от жизни и терпел, убеждая себя, что дальше всё изменится, нужно только немного подождать… И вот тому итог: он всё ещё ждёт у моря погоды… Чёрт возьми этого самого старшего! Размазывая по щекам слёзы, Доун гудел как тихоокеанское судно и жалел себя, не забывая опрокидывать банку за банкой. Когда захотелось растечься по ступенькам тёплой лужицей, Юн понял, что пьян в стельку. Обрадовавшись, что ещё может соображать, он вылакал следующую порцию алкоголя, забывая про «закуску». В глазах всё расплывалось, мозги затуманились лёгкой дымкой. Очень сильно захотелось выплакаться на родном плече и он совсем не удивился, когда лицо самого старшего нависло над ним и полные губы сложились в презрительную гримасу. — Напился? — угрожающим голосом вопросил Джэ, — Тебя за чем послали? — Это джин… — глуповато сообщил Доун, стараясь сфокусировать взгляд на сверкающих очах самого старшего. — Ясен пень, что не сидр! — разъярился Джэ, — Свинья везде грязь найдёт, да? — Ты завёл свинку? — кривясь лицом, радостно воскликнул Доун, он тут же забыл про слёзы. — Зачем её "заводить", — горько усмехнулся Джэ, — если она уже есть? — Разве тебе мало четырёх собак? — облизывая губы, тихо заметил Доун. Его срубало, но на деревянных ступеньках было удобно лежать, посматривая на лицо самого старшего, которое нависало слишком низко. — Вполне себе достаточно, — вздохнул Джэ, пытаясь поднять его за шкирку. Доун распластался бесформенной тушкой и парень не смог сдвинуть его с места. — Почему бы тебе не поцеловать меня как спящую принцессу? — предложил Юн. — «Принцессы» не хлещут алкоголь вёдрами! — накинулся на него Джэ, — А я ещё песни ему писал… тупице… — Ты писал мне песни? — на секунду пришёл в себя Доун, — Правда? — Целый альбом… — задумчиво выпалил самый старший, — А ты даже не вспомнишь об этом, когда протрезвеешь… Убоище… Доун попытался сесть, но голова закружилась и он снова прилёг на ступеньки. Почему-то душа сладко заныла. Джэ сочинял музыку для него, Юна Доуна! Прекрасного и юного как спелая роза… — Ты всё ещё любишь меня, хё-ё-н… — состроил страдальческую рожицу парень… Джэ уселся рядом и снова вздохнул. Доун перестал видеть любимое лицо и сделал ещё одну попытку подняться. Не получилось и он почти заплакал от горя. Тогда Джэ опять над ним навис и мстительно произнёс: — И что, Креветка лупоглазая?! Для тебя же легче валяться здесь пельменем контуженным! Ты трус и щенок! Не захлебнись в собственном таланте! Но Юн уже не привязывался к словам. Конечно, Джэ его любит. По-другому и быть не может. — Помнишь розу, которую ты мне подарил? — с трудом выговорил он, — Твоё «сердце», хён… Оно живо. Стоит себе в горшке и пялится голубыми цветами. Нуна хотела срезать шипы, но я не дал. Должно же оно защищаться от всяких вонпилек… — Моя роза давно сдохла, — хмыкнул Джэ, — Бэм-Бэм заменил её на другую, если ты забыл… И не напоминай мне больше о прошлом, ясно?! — Ты бросил меня на страдания, хён! — вскричал вдруг Доун, — Я требую удовлетворения. Здесь и сейчас. — Что? — обозлился Джэ, — Это я тебя бросил? Ты же был первым, маленький засранец. Ты своими прекрасными ножками растоптал мою честь! Не помнишь, как отказался от меня? — Это было ошибкой!.. — снова вскричал Доун. — Люди часто ошибаются, ты не знал? — А ты?! Только и делаешь, что винишь других в своей собственной беспомощности. Нажраться в аэропорту и потерять смартфон! Верх тупизма, Юн Доун! Верх тупизма. А потом посеять свои вещи и сбежать. Только это и можешь! Кузнечик энцефалитный… Муха пучеглазая… Пьяница! Ещё смеешь просить поцелуя? А морда не треснет? Выжрать весь джин у людей, кто тебя приютил… Архаичный прохиндей. Идиотина. Вставай и иди! Хватит тут валяться. Не умеешь пить — зашей себе рот. Бездарность… Доуну очень захотелось уяснить смысл всех слов, что сказал ему самый старший, но он запутался и бросил это дело. Понятно было лишь, что Джэ обвиняет его во всех грехах и не склонен прощать его за бывшие промахи. И нынешние тоже… — Если бы ты не любил меня, хё-ё-н, — пробубнил Доун, облокачиваясь на локоть, чтобы встать, — Ты бы так не орал… — ему удалось подняться на четвереньки, но кружилась голова и мутило. Простояв в такой позе несколько секунд, Доун поднабрался сил, чтобы сесть; со второй попытки это удалось и он увидел совсем близко глаза Джэ. Сразу стало больно, потому что в этих омутах ничего не осталось, кроме жалости и брезгливости. Он и сам себя ненавидел, только смысла в этом не было. Все отвернулись от Юна Доуна, так что, теперь ему себя отвергнуть? Что тогда останется-то? — Разговаривая с тобой, я зря сотрясаю воздух… — уже тихо проговорил самый старший, — Ты никогда не делаешь выводов. Любить тебя просто невозможно… Джэ встал и принялся подниматься по ступенькам, стараясь обойти Доуна и не задеть его случайно. — Хё-ё-н! — окликнул его Юн. Ему показалось, что на него обрушились все несчастья мира, — Не уходи… Я так люблю тебя, что могу умереть… Джэ вернулся и сграбастал его за шиворот так сильно, что стало трудно дышать. Доун увидел близко-близко тёмные зрачки и сердце совсем ушло в пятки. — Бросаешься такими словами… — свистящий шёпот ударил в солнечное сплетение, — А что ты знаешь о любви? Ты, мелкий, шелудивый щенок… Говоришь мне о смерти? Не смей манипулировать мной! Ты понял? Доун кивнул так быстро, что снова зашумело в голове и захотелось упасть как можно глубже за плинтус, чтобы гневные фразы не смогли задеть его душу. Джэ уже ушёл, забрав с собой большую банку томатов, а Юн всё ещё чувствовал его присутствие. Самый старший очень обижен… Он так сильно разочарован, что его любовь превратилась в ненависть… Но почему? Разве это не Доун должен дуться? Ведь это его предали и забылись в чужих объятиях… Доун прикрыл глаза, не в силах справиться с головокружением. Но стало только хуже. Снова замутило и зачесалось в горле. Джэ прав. Он — никчёмный Юн Доун, не знающий удержу. Но ведь именно из-за Джэ он и пьёт! Почему рядом с Дэвидом не хотелось забыться в вине? Есть причина? Представились вдруг зелёные глаза и стало не хватать воздуха, словно Доун проваливался в липкое и бесформенное ничто. Он вцепился руками в верхнюю ступеньку лестницы и сжал зубы. Скоро мир перестанет вращаться и снова всё будет по-прежнему. Наверное… — Малыш, тебе помочь? — голос раздался так неожиданно громко, что Доун вздрогнул. Не хотелось отвечать на этот маразматический вопрос, но это был голос хозяина дома у которого он только что воровал джин… — Помогите… — прошептал Доун, — Мне не подняться из этой бездны. Холмзи спустился и уселся рядом на ступеньку, стараясь удержать его в положении сидя, заглянул в глаза и закусил губу: — Больно? — Больно, — Доун просто повторил слово в слово, не хотелось даже искать что-то другое. — Нельзя напиваться в одиночку, — ласково сказал Холмзи и погладил его по голове. — Я похож на собачку? — удивлённо заметил Доун. Как всё просто в этом мире. Не надо и спорить. — Ты похож на Юна Доуна. Замечательного барабанщика группы Дэй сикс, — чуть улыбнулся мужчина, — Посидим здесь или ты хочешь наверх? — Посидим… — Доуна качнуло и он припал к груди Холмзи. Тот добродушно обнял его за плечо и вздохнул: — Прости, что вместо того, чтобы показывать вам с Сонджином красоты Лондона, мы вместе с Джэ занимаемся своими собственными делами… Доун попытался сфокусировать взгляд на одной точке, но всё плыло перед глазами. Он с глубоким достоинством проговорил: — Да что вы, господин Холмзи… я всё прекрасно понимаю… Нам с вами выбирать не приходится. Мы зависим от обстоятельств. — Джэ готовит альбом, презентация не за горами, — словно извиняясь, обронил хозяин дома, — Прости его. — Да хватит вам, — Доун боднул головой Холмзи в плечо, — Не надо больше извиняться. Я рад, что просто попал в этот дом, повидался с каждым из вас. Узнал новое… На самом деле Доун кривил душой. Он бы сейчас послал всё к чёрту и вернулся в Сеул, укутанный летним теплом. Ему до предела надоел сам Лондон и его домочадцы. Сверху раздался волчий вой и в дверь поцарапались. Юн поднял голову. — Это Редди, — сообщил Холмзи, — Он потерял тебя… — Даже не знаю, что сказать… — прошептал Доун, представляя шкодную морду волка, — Он словно мне родня… Единственная родня, что здесь есть… Холмзи изумлённо глянул на него. Вздохнул, направляя взгляд в пространство: — Боль рано или поздно проходит, ты знаешь? — проговорил безэмоционально. — Да нет уже никакой боли! — разозлился Доун. Почему надо всё время кого-то жалеть? Пусть этим занимается благотворительная организация! В самом деле! — А что тогда есть? Посттравматический синдром? — мужчина надавил ему на плечо и Доун снова упал ему на грудь. Притих, обдумывая ситуацию, сказал иронично: — Хорошо хоть не стокгольмский… — Любовь не должна приносить страдания, иначе она не любовь, — словно себе, сказал Холмзи, — Не я придумал, но как-то дошёл до этого, однажды увидев жену, плачущей в ванной. И это были часто повторяющиеся ситуации. — Тогда вы её бросили? — поднял голову Доун, — Как безмятежно правильно. — Мы прошли через расставание и это оказалось единственно правильным решением. Если двое несчастны вместе, им следует задуматься — почему, — хозяин дома снова погладил Доуна по волосам, взъерошив их от корней. — А с Джэ вы безусловно счастливы… — скривил рожицу Доун, — Прямо вот бесспорно. — Чтобы привязать к себе человека — не надо его привязывать… — улыбнулся Холмзи. Он посмотрел Доуну в глаза и подмигнул, — Ну что, идём наверх. Я хочу познакомить тебя с Пчёлкой. — Спасибо, — снова скривился Доун, — Премного благодарен. Но ваша собака слишком вредная. Редди мне нравится больше. — Хочешь его приручить или сам приручиться? — непонятно спросил Холмзи, а Доун всерьёз задумался. Скоро он уедет, а волк останется в старой семье. Хорошо ли им будет порознь? Раньше он никогда бы об этом не подумал… А что теперь? Неужели что-то изменилось? Ни-че-го… Джэ всё так же его любит какой-то всепожирающей любовью, которая не приносит никому радости. Нелегко признать, но это так. — Идём, — повторил мужчина, — Не надо тебе здесь сидеть одному… — А то что? — ехидно промурлыкал Доун, — Крамольные мысли посетят мою голову? — Мне нравится твой бунтарский характер, — усмехнулся Холмзи и резко поставил его на ноги. Они вместе легко поднялись по ступенькам и открыли дверь. Редди сразу кинулся ему на шею и заскулил так страдальчески, что Юн рассмеялся. Визг пса перешёл на более высокие ноты, а потом стал требовательным. — Пошли, — обнял его парень, — Только ты у меня теперь остался… только ты… Холмзи глянул вслед этой парочке и улыбнулся открыто и по-доброму. Потом, словно очнувшись, сделал невозмутимое лицо и шагнул в кухню-столовую. Послышался его приятный баритон: — Мама, ты собираешься меня убить? Разве мне столько съесть? — Да здесь же половина порции… — ответил женский голос. Доун уже не чувствовал себя разбитым как корыто, Редди словно поддерживал его; не давал собраться с мыслями и окунуться в беспросветный негатив. Волк скакал возле него и радовался так, будто ничего другого не было. Его «языческие пляски» смешили и ни о чём плохом не вспоминалось. *** — Так и будешь валяться целый день в постели? — Рут вошла и кинула в брата полотенцем, — Мог бы помочь мне… Дэвид отвернулся от сестры к стене и прикрыл плечи одеялом. Он лежал в своей спальне с анимэшными героями и отмалчивался. Рут вздохнула. Постояла над душой. Прошла к окну и отдёрнула тяжёлые портьеры: — Зачем надо было забивать дверь гвоздями?.. — уже спокойным тоном спросила она, — Там же нужно прибираться… — Не нужно… — проговорил Дэвид глухим голосом, — Считай, что этой комнаты больше нет… — Мы просто можем выбросить двухъярусную койку…а комната-то чем виновата? — пыталась добраться до благоразумия брата Рут, — Ну нет больше Доуна и что? Можно подумать, он принадлежал тебе безвозвратно! Ты не можешь удерживать людей возле себя силой, как ты этого не понимаешь-то? А ты забиваешь дверь гвоздями и не вылезаешь из своей спальни! А если я не буду тебя кормить — сдохнешь от голода? Дэвид напрочь проигнорировал сестру, тогда она продолжила: — Ах, конечно, не от голода… А… от тоски? — Можешь проваливать… — прошептал Дэйв, — Не надо бегать за мной, как мамочка… — Конечно, — сделала руки в боки Рут, — наша мамочка не больно-то старалась… — Зато ты превзошла все ожидания… — мрачно сказал Дэвид глухим шёпотом, — Голову некуда приткнуть… — Ну и валяйся тут целыми днями… А я выброшу твои барабаны и продам этот дом вместе с тобой! — Валяй… — процедил сквозь зубы парень. Рут постояла возле него несколько мгновений, стараясь утихомирить свои эмоции, добавила уже вполне доброжелательно: — Ты погибнешь так, Дэйв! Я не смогу потерять и тебя… — лицо девушки сморщилось и стало почти детским. Глаза заполнились слезами, — У меня ведь больше никого нет… — Не забывай про деда! — воскликнул парень, — Он ещё жив, не хорони его раньше времени! — А что я должна делать? — слёзы Рут выбрались из берегов и брызнули нескончаемым потоком, она вытирала их тыльной стороной руки и зло говорила, — Я не могу всё успеть! Тут — там! Убери за тобой, съезди к деду, успей выдержать четыре работы и продолжай улыбаться? Думаешь — это легко? — Не делай ничего, мне всё равно… — А на что ты будешь жить? — вскрикнула сестра, — Заниматься своими расследованиями? Этим не покрыть даже наших жилищных расходов! Может, ты будешь барабанить с утра до вечера? Только пока что твой милый инструмент загибается от пыли! Когда ты спускался в подвал в последний раз? Когда здесь был Доун? — Не кричи… — спокойным голосом попросил парень, — Ушные раковины из-за тебя болят… — Вставай и займись делом! — не выдержала девушка и скинула одеяло Дэвида на пол, — Посмотри на себя! Одни мослы остались… Так не пойдёт, Дэйв! Я заставлю тебя двигаться! Парень усмехнулся и снова отвернулся к стене. Его спина замерла в напряжении. Рут уселась прямо на пол и безудержно зарыдала. Её переполняли эмоции, с которыми она не в силах была справиться. Ей до одури было жаль Дэвида, но нужно было прекратить его мучения и заставить жить дальше. А как? Она не знала… Кое-как успокоившись, девушка поднялась и вытерла слёзы полотенцем. Подошла близко к кровати Дэвида, внутренне раскаиваясь в том, что не смогла сдержаться. — Ты же можешь позвонить ему… — сказала совсем тихо, — Сам. — Кому — Дэнни? — злорадно повернулся Дэвид, — Ты с ума сошла? — Доуну! — отчётливо произнесла Рут, — Ты не из-за Дэнни тут помираешь… — Не смей произносить это имя… — спокойно сообщил парень, — Я не знаю его. — Тогда почему, чёрт возьми, я всё время чувствую его присутствие? — Тебе только так кажется, — пробормотал Дэвид. Он снова отвернулся и замер. Будто уснул. — Мне пора на работу, — сообщила девушка, — У меня — полёт. Ты хоть понимаешь, что теперь будут трястись руки? Мне не справиться со штурвалом! — Кто же просил тебя выходить из себя? — глухо проворчал Дэвид, — Я не звал тебя в МОЮ комнату… — Ну и пропадай! — воскликнула Рут, снова давясь слезами, — Доун бросил нас обоих и только ты превратился в старую развалину! А я должна подумать о нас одна. Как и всегда… — Ты не очень заботилась об этом, когда мы были с Дэнни маленькими, — крикнул вслед уходящей девушке Дэвид, — А сейчас-то чего сотрясать воздух? — Неблагодарный… — прошипела Рут, — Можешь валяться здесь всю жизнь! — Пока не сдохну… — закончил Дэвид и улыбнулся демонически. Дверь захлопнулась и парень остался один. Он тут же пожалел о сказанном, но слова не убьёшь как надоевших тараканов… Пока Рут спускалась по лестнице и слышны были её дробные шаги, Дэвид лежал, не шевелясь, и проклинал себя за несдержанность. Надо было просто игнорировать свою сестру, как он делал раньше. Но она специально вывела его на эмоции. Хоть какие-нибудь. Чем это всё закончится — не знал никто. Юн Доун снился каждую ночь и Дэвид был счастлив. Там… во сне… А когда солнце пробивалось сквозь плотные шторы — он погружался в такую открытую бездну, что сводило от ярости скулы. Ах, о чём он? Какая «ярость»? Сначала это было отчаяние…до такой степени жёсткое, что холодели пальцы. Через несколько дней пришла глухая тоска и ему стало плевать на всё остальное. Жизнь словно остановилась или закончилась? Ярость пришла только потом. Она поглотила остатки живого мозга и заставила люто ненавидеть. Именно тогда Дэвид забил гвоздями комнату, где обитал Доун и решил никогда не вспоминать об этом парне. Но обида растаяла как прошлогодний снег… И больше ничего не осталось… Дэвид уткнулся носом в стену и постарался слиться с окружающей средой. Похороните его за плинтусом…когда придёт время… Но живой образ Юна Доуна — барабанщика Дэй сикс, навязчиво преследовал его и на дне самой глубокой бездны. Юн Доун улыбался ему и твердил, что вечного ничего не бывает…