Будь мы богами...

      ༄༄༄             Мир проносится перед глазами в смазанных пятнах, и небо несколько раз меняется местами с землёй.       Моё тело делает три оборота вокруг своей оси, бесконтрольно летя неизвестно куда, локти ударяются о мощённую плиткой дорогу, которая, словно обжигая, сдирает с них кожу в кровь, а мелкие камешки остро впиваются в бока, вдогонку пытаясь меня вспороть. Потом лицо утыкается в колючую, ещё сырую от утренней росы траву. И всё стихает.       В первый миг я не могу шевелиться.       «Это уже смерть?..»       Но кажется, нет. Судорога отступает, и я снова жив. Охнув, глотнув ртом воздух, который при падении выбило из моих лёгких, я переворачиваюсь на газоне на спину. Открываю глаза… пытаюсь. Но тут же меня бьют по голове чем-то тупым и твёрдым, как рукоятка кинжала или затвор пистолета, и перед глазами опять всё плывёт. От боли опять начинает тошнить.       Краем уха я слышу рядом возню и обрывчатое дыхание, что похоже на звуки схватки, и с трудом догадываюсь, что это, должно быть, Лоретто. Нападающих несколько, и не все они собрались, чтобы просто лупить меня по голове. «Они пришли за Лоретто. Кайл отыскал Тома».       Мысль о том, что Ло нужна моя помощь, чудесным образом придаёт сил и желания жить. С гортанным, рассерженным стоном, предназначенным, если не напугать напавших, то — хотя бы наконец вдохнуть полной грудью! — я отталкиваюсь от земли и наугад взмахиваю кулаком. Кто-то рядом отпрядывает, и у меня есть время вскарабкаться на четвереньки. Но этот кто-то не даёт мне подняться во весь рост, потому что тут же набрасывается сверху.       Я опять падаю наземь.       — Убила б тебя, если бы Аргиросу ты не был нужен живым!       Плывущим после удара по голове зрением я различаю мундир и копну рыжих волос, стянутых в короткий хвостик, прежде чем мы растягиваемся на сырой земле уже вдвоём.       — Гвен?       — Не рыпайся, а то рёбра сломаю!       — Почему… Арг-ай! — По рёбрам мне прилетает всё той же рукояткой. Это боевой нож. Из моей глотки вырывается хрип боли, и жгучая ломота вспыхивает в груди, но рёбра всё же, кажется, целы. Иначе бы вдохнуть глубоко я не смог.       Я хватаю Гвен за запястье, когда она замахивается, однако чтобы выбить у неё оружие или оттолкнуть её, у меня недостаточно сил: она альгвасил, ежедневно отжимающийся на тренировках, я — любитель кукурузных пирогов, который тяжелее книги шаманских рецептов за последнее время ничего в руках не держал.       Тем не менее, мне хватает проворства, чтобы вывернуть руку Гвен так, что она не может больше дотянуться и меня ударить. Мягкая клумба, в которой я валяюсь спиной, даёт отличную возможность упереться в землю разбитым локтем и зафиксироваться в таком положении с зажатым в руке запястьем Гвен. Её нож оказывается в сантиметрах от моей щеки, но ни замахнуться им, ни ударить как следует с такого близкого расстояния Гвен уже не может — по крайней мере, пока не сообразит, что можно вжать рукоятку мне в горло и тем самым попытаться меня придушить.       «Сестра Йена — одна из шпионок Кайла в Тик’але и пришла по его приказу за Ло? — всплывает в разуме запыхавшейся загадкой. — Но почему тогда она щадит меня ради советника Тихона Аргироса?»       Зная, что информации, чтобы отыскать ответ, пока мало, я судорожно поворачиваю голову в поисках Ло. И с новой волной рассерженной фрустрации понимаю, что на моего куратора посмел посягнуть не один стражник, а двое. «Нет, аж трое ублюдков на одного!» Однако первый уже лежит на дороге рядом — рот безвольно раскрыт, глаза закатились, а на лице сочащиеся кровью царапины. Его, видимо, ткнули этим лицом в шипастые кусты роз, прежде чем отправить то ли в нокаут, то ли на тот свет.       Двое же дружков Гвен, что пока в сознании, всё ещё норовят Лоретто скрутить. Один, обездвиживая, держит руки Ло за спиной, когда подходит второй — который тут же награждается в грудь смачным ударом увесистой подошвы Лореттова ботинка. «Вот для чего эти ботинки».       Получивший в грудь отлетает так, что шлёпается на задницу, рычит и начинает вставать, но Ло в этот момент успевает сделать уверенный шаг назад и, дезориентируя, стукнуть противника, что посмел вцепиться со спины в руки, позвоночником о дерево. А потом Тэйен резко запрокидывает назад голову, отчего враг получает ещё и затылком в нос. Нос хрустит. И как только покалеченный стражник взвывает, куратор вырывается из его лап, будучи уже готовым сражаться с тем, кто отковыривает свою задницу всё это время от земли.       Сложно сказать, на сколько таких пируэтов у Ло хватит запала. Неизвестно, насколько выносливы эти стражники.       Однако Тэйен выглядит как воплотившийся в человеческом обличие ураган, непокорный и непримиримый. «Завораживает…» Мой наставник, окружённый завитками дыма, что принёс с собой ветер, с шёлковым вихрем длинных волос за плечами и гордым подолом развевающейся на каждом шагу мантии — которую хоть кто-то и успел разодрать с одной стороны почти до бедра, обнажив штаны, но всё-таки не сумел сорвать.       Только вот стражники всё равно мускулистее и шире Ло раза в два. Это раньше я веровал, что у шаманов алмазная кожа, а теперь, сам став таким, понимаю, что мы родились людьми: уязвимыми, хрупкими, смертными. Не набитыми цветами, не окрылёнными аурой. Нож способен Ло ранить, пуля — убить. Может, куратору рано или поздно удастся всех одолеть, но какой ценой? Нас застали врасплох, и если Ло изувечат, аура хоть и исцелит, но мёртвых она не воскрешает.       Достаточно ли будет Тэйен мастерства, чтобы и впрямь самостоятельно вернуться ко мне из мира мёртвых как Первокровная? Не хочу проверять.       «И у Лоретто при себе больше нет кинжала, — понимаю с ужасом, когда Гвен пытается в очередной раз вывернуть руку с ножом, но я пока умудряюсь её сдержать. — Не знаю, где кинжал, но явно утерян в переполохе».       Несмотря на всю свою стать, Лореттова обнаженная смуглая грудь под распахнутой мантией уже блестит от пота. Щёки горят, а костяшки пальцев рук, сжатых в кулаки, побелели и все сбиты. Кольца, которыми удобно бить, сегодня куратор не успел надеть, и остаётся надеяться лишь на свою силу. Каждый выпад Ло против стражей точен и ловок, но искра в глазах — испуг — заставляет меня позабыть свои шок и растерянность, когда наши с Лоретто взгляды на кратчайший миг пересекаются.       Нет, Тэйен не выдержит в этой неравноправной битве долго. Тем более, если будет постоянно отвлекаться, коситься и проверять, жив ли я.       «Почему мы не используем магию?»       — Гадёныш! — Гвен вырывает запястье из моей руки.       Мне приходится опомниться и юркнуть в сторону. Я перекатываюсь по земле и отскакиваю до того, как сестра Йена успеет мне врезать по голове и на этот раз, если не подарить сотрясение, то уж точно вырубить.       Зрительный контакт с Ло обрывается, и я снова слышу лишь возню драки, рваные вдохи и неритмичный шелест травы. И свой пульс, барабанящий в висках с вновь нарастающей тревогой, напоминающий, что каждая прожитая секунда может принести боль как мне, так и куратору. «А может, и гибель».       «Магия…»       Лишь подумав об ауре, я ощущаю её мятное дуновение под сердцем, хотя обычно мне требуется покой, а не сумятица. Но моё желание жить, видно, нынче сильнее. Паническое рвение уцелеть и вера в меня в глазах Ло пробуждают в моих жилах связь с аурой мгновенно и даже будто бы чуть замедляет тягучим киселём время, обостряя чувства в моей груди.       В этом киселеподобном времени, пока Гвен не успела снова напасть, я мысленно ощупываю аурную энергию, которая танцует в мире вокруг, внимательнее. Никогда раньше не мог описать цвет ауры — она казалась мне просто тьмой — но сейчас понимаю, что у стен Великого Храма аура сквозь свою тьму полыхает призмой рубинового зарева, напоминающего любимый цвет Мариселовых мантий; куратор прав, там защитных чар мириады. И все они активны: испепелят любую простокровку заживо, сунься она без разрешения.       А ещё в моём ментальном мире появляется неясная россыпь бледных, как звёзды на рассвете, искр где-то поблизости: отдельные шаманы, что оказались на улице в этот роковой час. Несколько искр побольше, поглубже, потемнее — аурные фонтаны в разных частях Тик’аля; они тихие, но очень мощные, как спящие звери.       И лучше всего, конечно, я ощущаю Лореттову ауру — насыщенного цвета индиго, могучую, свирепую как ночная гроза и разряды молний, наполняющую пространство вкусом пьянящей, будоражащей силы… Однако как бы куратор ни намеревался эту ауру применить, она не работает. Не на нападающих. Вокруг них коконы, вакуум из враждебно мерцающих защитных Узлов, бить по которым — всё равно как сдувать пылинку, что прячется за стеклом.       Я перевожу взгляд обратно на Гвен, которая медленно, как удав, приближается. «И на ней тоже защита».       Только откуда, если на Гвен нет ни амулетов, ни талисманов с драгоценными камнями, какие могли бы создавать подобный барьер? «Чары, значит, шаманские». И искусные. Наложенные если не самой императрицей, то одним из её советников — разгадывать и распутывать их слишком долго, времени на то в битве нет.       Странно, однако, ещё и то, что насколько я могу судить, аурная защита на Гвен колеблется, — точно паутина на ветру, — только когда к ней тянется Лореттова магия. Когда к ней мысленно тянусь я, не происходит ничего. Будто меня эти чары не видят.       «Никто не подумал, что я могу быть опасен. Всё предусмотрено исключительно для боя с Ло».       Зря.       Я зол.       А значит, опасен. Только сегодня, быть может, но это так. Гнев поразительным образом придаёт мне спокойствия и уверенности, которые позволяют взять магию под контроль. Я нападаю решительно — или импульсивно? — но в любом случае действенно. Ауру призывать мне не нужно, куратор сделал это дело уже сполна, так что я лишь, как проводник, позволяю тёмной, пульсирующей энергии пройти через меня и направиться в нужное русло. Выпускаю на волю ту свирепость, которая плещется в душе Ло. Облачаю духовную силу в материальную.       Раздаётся тихий треск.       Лицо обдаёт морозом.       Гвен изумлённо вскрикивает, но ещё до того как сообразит что к чему, по земле от Ло к ней тонкой дорожкой пробегает намерзающий лёд. Он резво взбирается по ботинкам Гвен до колен и буквально приращивает к земле. Сестра Йена оказывается пришпилена к месту коркой льда точно застывшим цементом.       «У Ло эффектный способ выражать свою свирепость», — мелькает в голове. Лёд формируется белыми кристаллами, и иней блестит крупинками на травинках вдоль них точно горстки бриллиантов. В контрасте с духотой едкого пожара, что бушует за углом, это похоже на свежую благодать. И лёд даже не тает!       Двое, что ведут драку с Лоретто, замирают, таращась в растерянности, когда лёд ползёт, чтобы сковывать и их ноги. Это даёт Ло возможность ударить кулаком в горло ближайшего стражника и метнуться было ко мне…       — Сука-а! — взвывает Гвен. Решив, видимо, что магию на неё наслать, вопреки защитным чарам, каким-то чудом удалось Ло, она скалится. — Убейте эту двуличную мразь!       Противник, не отхвативший от Ло по горлу, хватает моего куратора за подол мантии. Лоретто поскальзывается на льду. Не падает, но чтобы поймать баланс нужно мгновение, и теперь шанс сбежать упущен, потому что парень уже вытащил боевой, как у Гвен, нож. И приставил к Лореттовой сонной артерии.       Ло приходится остановиться.       — Нас просили привести живым Тамма, — цедит сквозь зубы Гвен. Дёргает одной ногой, однако ледяной цемент держит намертво. Матюгнувшись, тогда она косится на меня с полным презрения взглядом, а затем переводит глаза на Ло и вытаскивает из-за пояса пистолет. — Но эту мразь калечить не запрещали. Тем более, раз она первая начала без правил играть.       Дальше всё происходит слишком быстро, чтобы вообще испугаться.       Над нашими головами проносится выстрел. Но не из оружия Гвен, а откуда-то сбоку: пуля свистит и врезается в дерево над моей головой. До ушей доносится чей-то возглас… Йен? «Его только не хватало».       Новая пуля. Она появляется вместе с выскочившим на дорогу и несущимся к нам на полной скорости Йеном, и — насквозь пронзает шею стражника, что угрожает ножом Ло, а потом летит дальше и застревает в правой руке у Гвен. Одна пуля — калечит двоих, да ещё и по траектории, для которой нужны, коль не магия, то, видимо, божественный дар.       Я, опешив, столбенею.       Гвен роняет свой пистолет и хватается за простреленную руку, начиная истошно, безбожно и уже не особо связно орать. Убитый стражник падает со взрывом кровавых брызг спиной на лёд, который всё ещё держит его за ступни. Падает как жуткая человекопобная кукла, сшитая из мяса и кожи, и я таращусь, оторопев и не веря своим глазам. Почувствовав и самого себя на волоске от смерти под свистом пуль. Только Ло не теряется. Куратор вылавливает ножик, что теряет убитый, на лету, вонзает в живот второму своему противнику, и наконец отскакивает, подбегая ко мне.       — Имбецил! Стреляй в эту суку! — вопит Гвен на подоспевшего Йена. — Ты всё испортил! Испортил! Убей!       Только вот Йен не может. Пистолета у него нет.       Из-за дыма следом за ним выходит Ялин: её лицо бесстрастно как водная гладь, а рука не дрожит и сжимает оружие, под дулом которого идёт небезызвестный селёдкоухий. Увидев своего брата в заложниках, Гвен затихает. Гримаса ярости на её лице сменяется маской ужаса.       Преспокойно подойдя к нам, Ялин тыкает Йена в затылок дулом, призывая остановиться, и тот останавливается — покорно, будто и не противясь своей участи. Его взгляд проходится по льду, крови, убитому стражнику, мимо нас с Ло… и зацепляется за сестру. Изумление, смешанное со страхом и печалью, стоит в глазах Йена так ярко, что мне становится его жаль. «Он тоже не думал, что его сестра способна затеять такое».       На миг между выжившими воцаряется растерянная тишина.       И только теперь, слушая молотящееся в ушах сердце, я могу прийти в себя поразмыслить как следует.       «Гвен и впрямь здесь по наши души по приказу Её Величества, не Кайла». И выполняла она этот приказ с неподдельным энтузиазмом: я впервые вижу Гвен такой остервенелой. С циничной, грубой ненавистью в замерших на Ялин глазах. Это не вяжется у меня с неунывающим добродушием, с каким Гвен однажды принесла мне посылку от домочадцев в Тик’аль. И с каким рассуждала о Лореттовых шампунях, делилась со мной бутербродами. И шутила о своём влюблённом брателле… Хотя очень даже вяжется с до жестокости безразличной лёгкостью, с которой они с Йеном некогда заковали меня в наручники, подловив с аурой и приведя к шаманам. Вот она, выдрессированная военная выправка, не так ли? Вот, что имеют в виду, когда говорят, что опасность приходит оттуда, — и от того, — откуда ждёшь меньше всего? Бесшумно и неприметно, как истинный ассасин, Гвен шла к своей цели у всех на глазах.       Однако зачем тогда сам Йен помогал мне всё это время?       Пока я раздумываю, а остальные напряжённо молчат, Лоретто поднимает с земли пистолет и нож Гвен, делает шаг куда-то в сторону, а потом возвращается ко мне, уже найдя в кустах свой посеребрённый клинок и кивнув Ялин в знак благодарности. Только тогда, чувствую, Ло немного расслабляется. И тишина, висящая между нами, ощущается почти что гнетущей. Мёртвой. «Вероятно, это так и есть — возле нас трупы».       Оглядев месиво из крови и инея ещё раз, я понимаю, что тот стражник, выживший, которому мой куратор воткнул в живот нож, исчез. Его пустые ботинки стоят в кольце ледяных кристаллов, от них тянется кровавая дорожка, ведущая за цветник… Но его нет.       Обеспокоившись, что он может напасть со спины, я вновь обращаюсь к ауре, ощупываю с её помощью мир вокруг, но понимаю, что парень слишком сильно ранен, чтобы нападать — его энергия похожа на остывающий в ночи камень. Ло специально или случайно, но удалось попасть ножом в какой-то жизненно важный орган. Стражник ползёт босиком прочь на последнем издыхании.       — Что ты наделала, Гвен? — спрашивает Йен, наконец разорвав тишину и вырвав меня из мысленного изучения мира.       Истратив весь свой запас матов, Гвен лишь плюёт на лёд. А потом и сама на него садится. Они с Йеном такие разные и одинаковые одновременно, что это в очередной раз меня поражает: одно и то же веснушчатое лицо, но на одном ненависть, а на другом шок. Одно в крови, другое в пыли. Одно мне противно, а при виде другого сердце сжимается… «А каково им? Наверное, это будто смотришь в зеркало, но видишь смеющегося над тобой демона с твоими глазами. Вселенная явно посмеялась на славу, когда изобрела близнецов».       — Это ты что наделал, придурок? — сердито выдыхает сквозь зубы Гвен, уставившись исподлобья на брата. — Шаманы теперь нас казнят.       — Ты что? — Йен растерянно качает головой. — Нет, революция уже в самом разга…       — Революция? Клали они на твою революцию, знаешь, что? А революционеров шаманы убьют.       — Кто бы говорил. Ты зарезала Валто! — Заявление Ялин повисает в воздухе каменной, наполненной кладбищенским торжеством тучей.       Когда мои брови начинают ползти вверх, Ялин переводит взгляд на меня. Всё сжимая пистолет в одной руке и держа Йена на прицеле, она быстро перебирает пальцами другой руки:       — Я объясню, я всё выяснила. Не нарочно, мне просто было скучно, поначалу… А эти двое постоянно ошивались у нашего Студенческого дома, помнишь, Елисей? Гвен приносила тебе посылку, Йен болтал с Валто. Я даже думала, у кого-то из вас интрижка, если не у всех вчетвером. Но вот Валто нашли убитым, и этих двоих как смели дочиста, ни сочувствия, ни горя утраты. А позже, через какое-то время, они опять начали ошиваться вокруг тебя, даже когда стало очевидно, что ты спишь с… ты понял. — Ялин учтиво не смотрит на моего куратора.       Я открываю рот — закрываю. Плохая привычка так реагировать на происходящее, надо от неё избавляться. «Но стало очевидно? В какой момент? В наш последний разговор Ялин разъяснялась о Ло так, словно в Ло невозможно влюбиться. И при чём тут, боги вас подери, Валто?»       Но Ло ничего не отрицает, хоть и не подтверждает, и это, пожалуй, лучшая тактика. Я тоже продолжаю молчать.       Ялин объясняет дальше:       — А потом Марисела, которая приходила в мой книжный клуб, намекнула, что ты, Елисей, родственник кабраканского мятежника, что замышляет государственный переворот. Намекнула, что ты можешь тоже оказаться опасен. Только вот когда я начала присматриваться к близнецам в надежде выведать что-то о тебе, то поняла, что опасны они. Йен то и дело гулял с коррехидорами, которые близки с преступными простокровками, а Гвен вечно маячила у кабинета Императорского Совета, точно поджидая удобного случая, когда можно напасть — даже в день смерти Валто, будто ей крови мало. И я вспомнила…       Зажимая свою кровоточащую руку, Гвен безъюморно хмыкает.       — …вспомнила, что Гвен приносила тебе что-то в Студенческий дом, когда ты только прибыл в Тик’аль. Она была в твоей комнате, видела обстановку, оценила её, Елисей. И раз Валто убили в твоей постели, то убийца мог пробраться к нему в темноте, только зная что да как, нет ли? Через нужное окно. Я была в доме в тот вечер, в гостиной, и никого не видела у дверей. Значит, это либо она, — Ялин кивает на Гвен, — либо всё выведал у неё и провернул дело он, — смотрит на Йена.       Гвен снова угрюмо смеётся.       — Он только и может, что совать нос куда не надо, — говорит она, когда Ялин виляет в руке пистолетом, намекая, что пустит его в ход, если Гвен не признается. — Мой тупой брат испортил всё даже сейчас. Да! Да, я убила Валто. Но только потому, что он сам передо мной влез.       — И ты не думала, что убиваешь меня? — уточняю негромко я. Я был почти уверен, что Валто мёртв из-за того, что занял моё место. В какой-то момент даже начал винить себя за то, что я жив за чужой счёт.       — Тебя? Я же сказала, ты нужен живым, — ворчит Гвен. — Мой приказ был следить за тобой, Тамм. Выведать планы твоего брата и Первокровной. Я залезла обыскать твои вещи, а тот белобрысый валялся у тебя на кровати. Проснулся, собрался кричать. Он бы меня выдал! А тогда… тогда бы убили мою семью.       Впервые за сегодняшний день на лице Гвен проскальзывает горесть, знакомая мне. Та самая, с которой она однажды сказала, что у них с Йеном нет родни — никого, кроме друг друга. Он её единственная семья.       — Кто будет беречь этого имбецила, если не я? — продолжает Гвен, скашивая глаза на Йена. — С тех пор как мать умерла, я всё на себе тащу. Этот увалень ничего не понимает, то в революции играется, то слюни на шаманов пускает, не думая о завтрашнем дне. Прям за матерью в гроб собирается и тоже хочет бросить меня. Все меня бросают… Влюбился он, тоже мне, блядь! Аурокровку прибежал спасать! А тебя кто спасёт, а, брателла? — Она встречает взгляд Йена, глядя на него как на недоразвитого, нашкодившего ребёнка. Это выглядит дико, потому что в её глазах воюют отчаяние и надежда. Она любит брата и в то же самое время терпеть не может. «Как я Кайла». — Если бы ты не глазел на свою двуличную мразь, дура не начала бы копать под меня! Ты меня подставил, смекаешь?       Йен подавленно, молча пялится на сестру.       Ялин недовольно зыркает, явно прочитав по губам Гвен, что та назвала её «дурой».       Ло игнорирует титул «двуличная мразь».       Но Гвен на их мнения плевать.       — Мало того, что мой брат подлизывался к твоему шаману, которого Иш-Чель на дух не переносит, так ещё и шарохался с твоими бандитами, Тамм, — говорит она мне, слова срываются с её языка вперемешку с шипением боли. — Всем рассказывал, как припеваючи будет жить без шаманов. Его ж как-то раз чуть не вздёрнули, когда он помог твоим братьям слямзить ауру, в курсе? Если б я не согласилась шпионить за тобой, его бы казнили!       Облизав пересохшие губы, ощущая на них вкус грусти, дыма и пота, что выступил над верхней губой и по ней стёк, я прокручиваю в голове признания Гвен. Разум отзывается неохотно, тело всё ещё тянет и ломит, будто готовясь биться, в ожидании новых угроз.       Однако Ялин права, близнецы ведь часто оказывались близко ко мне очень вовремя. Гвен меня арестовала, потом её же отправили в мой дом сообщать о моём аресте — хотя она тик’альский страж, элита альгвасилов, как я теперь знаю, а не кабраканский патрульный, как Йен, чтобы выполнять подобные мелкие поручения.       Что же касается Йена, он тоже очень уж легко меня отыскал, когда раздобыл мне кольцо — наверняка, Гвен ему подсказала, где меня найти, раз следила, но не подошла с ним тогда, рассчитывая, что брат будет её глазами и прикроет её, маячащую рядом и без того часто.       А он её невольно рассекретил.       Может, Йен и поступал глупо, якшаясь с повстанцами, но разве можно осуждать его за свои собственные представления о том, как сделать мир лучше? Он хотел помочь простокровкам свергнуть аурокровок, в то время как Гвен шла противоположным — и, быть может, чуть более законным, а оттого на тот момент безопасным — путём, когда зарабатывала благосклонность Совета.       «Только вот потом Йен влюбился в Ло». И начал околачиваться поблизости чаще, чем надо, а говорить больше, чем следует. Конечно, его интерес к шаману вкупе со связами с повстанцами начали навлекать далеко не самые добрые подозрения, и они в свою очередь перекинулись на его сестру и привели к Гвен Ялин.       Да и Марисела сама себе палки в колёса вставила, силясь наслать по мою душу побольше шпионов: и близнецов, и Ялин… А эти трое не созданы, чтобы доверять друг другу.       Поэтому двое из трёх, сами того не осознавая, нас с Ло сегодня спасли.       Очевидно, Йен до сих пор влюблён в моего куратора несмотря на наш с ним последний разговор и все циничные слова, какие он мне тогда озвучил, наслушавшись злобной сестры и поддавшись скоротечной обиде — да, он слишком доверяет сестре. Всем доверяет. Он наверняка мог бы сейчас выхватить пистолет из худеньких рук Ялин. Мог бы застать её врасплох, сбить с ног, побороть…       Приглядываясь сейчас, я понимаю, что Ялин не так уж и уверенно держит оружие — делает вид, что пышет бравадой, но на деле это просто фасад. Фарс, выполняющий роль самозащиты по принципу: ты или тебя. Её подбородок подрагивает, лоб бледный. Она действовала по наитию, а ещё скорее всего тоже отведала серебра в кафетерии с остальными, а значит, не сможет колдовать в полную силу. Хоть Ялин и не тошнит как Фариса, так как она сильнее в магии, чем он, раз смогла впечатлить однажды Совет и получить куратора, но всё равно у неё есть слабости.       И Йен их игнорирует. Из-за чувств к Ло или от шока перед признаниями сестры… но он сейчас нам помогает.       — Зачем Елисей сегодня понадобился Иш-Чель? — подаёт внезапно голос Ло. Спрашивает ровным, почти отчуждённым тоном учителя, умело пряча за ним все свои эмоции.       — Зачем? — переспрашивает Гвен мрачно. — Оглянитесь, Ваша Всемудрость. Мы горим. Иш-Чель и её Совет знают, что это ваших рук дело. Они не знают, как вас убить, не навлекая на себя осуждения в лице остальных подданных, но тайком попытаться не прочь. На худой конец, сделать вам больно с помощью вашего верного хвостика Тамма. — Покачав головой, добавляет: — Ненавижу тебя, Тэйен. Разбить моему брату сердце… сломать нашу жизнь, даже этого не заметив… Типичный шаман. Ненавижу.       Обида и боль в простреленной руке берут своё, и слёзы начинают катиться по её щекам. Несдержанные, яростные, отчасти истеричные. Вытирая их, Гвен размазывает заодно и кровь с руки по щекам. Я вижу, как Йен сглатывает, подаётся было вперёд, точно собираясь подойти и утешить сестру, но потом, вспомнив о пистолете в руках Ялин, отказывается от этой идеи и продолжает стоять.       При виде его нерешительности мне в голову приходит идея самому залечить руку Гвен магией. Йен ведь с ума сойдёт, если придётся хоронить сестру. Да и, пожалуй, мы с ним слишком похожи нашей с ним влюбчивой опрометчивостью: мучить его — будто мучить себя. Вся моя ревность и недовольство, какие я раньше испытывал по отношению к брату Гвен, куда-то вмиг улетучиваются. Может, конечно, виновата аура, что обострила мою эмпатию, но скорбь Йена, такого затравленного, ошеломлённого, потерянного, дребезжит где-то у меня внутри, точно моя собственная. Точно это моя сестра истекает кровью у меня на глазах, а я сбился с пути. «Арьане было бы очень больно…»       Я уже делаю полшага вперёд, но Йен переводит на меня взгляд так резко и с такой мольбой, похоже, решив, что я хочу добить его сестру, что я замираю.       — Не трудись, — говорит мне шёпотом Ло, словно тоже прочитав мои мысли. — Пока будешь возиться, нас могут найти. Она сильнее, чем кажется, Еля. Внешне смирилась, но на деле будет ждать момента, чтобы снова напасть, иначе Иш-Чель её и правда за дезертирство казнит.       — Но она же страдает. — «Может, у меня всё-таки сотрясение, раз я хочу помочь убийце, что только что хотела заставить страдать нас».       — Лёд растает, как только мы уйдём на безопасное расстояние. Йен дотащит её, если не до лазарета, то до повстанцев, у них должен быть врач. А если не дотащит… ну, не все выживают. Это уже война. — Подняв взор на Ялин, Ло добавляет: — Останешься с ними?       Ялин округляет глаза и тут же встревоженно мотает головой из стороны в сторону. Бледнеет ещё пуще и кажется испуганной теперь, когда адреналин от битвы стих. Уж не знаю, как она отыскала Йена и где взяла пистолет — у него уговорами забрала? — но вряд ли рассчитывала, что проведёт своё утро так. Единственная причина, по которой Ялин вообще могла оказаться на улице в столь ранний час, — завтрак. А потом начался погром и пожар. И увидев знакомое лицо, Йена, Ялин бросилась, вероятно, за ним, а он привёл её к нам.       И она будет и правда дурой, если не пожелает вернуться поскорее в Великий Храм, чьи стены до сих пор стоят незыблемой обороной, пока вокруг всё полыхает. Крики и дым со стороны главной площади не утихают, а следовательно, скоро нас действительно кто-то отыщет в этих кустах, если мы не уйдём.       Глянув напоследок на всё стенающую, перепачканную кровью Гвен, мы с Ло и Ялин идём прочь от неё, Йена, трупов на льду и грохота простокровного боя.       Обратно в Великий Храм, стан шаманов, которому отныне я и принадлежу.

      ༄༄༄