Аманаты

Жил-был безумец, которому казалось, что в одной из бутылок он держит китайскую принцессу (вам, конечно, известно, что это самая прекрасная принцесса в мире). П. Мериме.

— Хочу также напомнить вам, господа, что завтра вечером посольство Нухутского султаната устраивает у себя прием, на котором Его Величество очень хотел бы видеть некоторых из вас, — объявил кансилльер в конце очередного не то королевского совета, не то придворного вечера без дам, на котором Рокэ, вернувшись в столицу, был вынужден присутствовать. — Только некоторых? — спросил Рокэ. — Кого же это? Король откашлялся, и все взгляды обратились к нему: Рокэ помнил это благодушное выражение на его лице — именно с таким Его Величество в свое время всучил ему опеку над маленькими Окделлами. Было понятно, что король опять предвкушает какую-то романтическую или лирическую историю — казалось бы, женившись и обзаведясь двумя детьми, он должен был излечиться от желания устраивать чужую личную жизнь, но нет: например, он регулярно угрожал Рокэ, что если тот не найдет себе невесту, то ему будет приказано обвенчаться с сестрой бордонского дожа. — О, друг мой, — заговорил король. — Дело в том, что наши друзья из Нухута привезли для нас брачное предложение: насколько я понимаю, их правящая семья никогда раньше не роднилась с государствами Золотого Договора — поправьте меня, друзья, если я ошибаюсь, — и вот наконец они решили, что для этого пришло время. У них есть принцесса… — Нухутская принцесса? — переспросил супрем: похоже было, новость оказалась неожиданностью не только для Рокэ, который всю зиму и половину весны провел вдали от двора. — Нухутская? В его тоне слышалось одновременно и «У них есть принцессы?», и «Кому же в голову придет жениться на дикарке?» — Вы не ослышались, — с милой улыбкой подтвердил кансилльер: вот кто наверняка узнал новость одним из первых. — Так вот, господа, — продолжал король. — Я бы, конечно, и сам рад был упрочить связи с султанатом, но принц Карл только что родился, а девушке, как я понял, уже лет тринадцать — посудите сами, такая серьезная разница в возрасте, когда супруга старше… — Кроме того, — вставил кардинал и посмотрел на кансилльера, — мы же все понимаем, что королева из-за границы — это не то, что нам сейчас нужно, учитывая, скажем так, опыт прошлого. — Да, — согласился король неожиданно легко. — Поэтому, господа, мы решили, что герцог — как титул, ближайший к королевскому, ближе только принцы крови — тоже устроит наших друзей из Нухута. И я бы хотел, чтобы прием посетили те из вас, господа герцоги, у которых есть сыновья лет тринадцати, четырнадцати, пятнадцати: господин супрем, господин обер-прокурор, господин Первый маршал? О, и, конечно, вы, герцог Фиеско, у вас же есть сыновья? — Да, Ваше Величество, — сказал Фиеско откуда-то из-за чужих спин: никто не заметил, как он появился и присутствовал ли в зале с самого начала. — Приблизительно два. — Я думаю, что мой сын вполне может найти себе более подходящую невесту! — заявил Колиньяр и в упор уставился на Рокэ. — Всегда можно обратить внимание на кого-то поближе, на девицу, равную по статусу и положению, да, герцог Алва? Рокэ пожал плечами: — Не все желания имеют свойство исполняться, герцог Колиньяр! Тем временем супрем убеждал короля, что его сыновья, ни один из них, не в столице — хотя Рокэ был уверен, что старший появится возле юбки королевы так скоро, как ему дадут отпуск в армии, — а самому ему идти на смотрины нет смысла, потому что, конечно, родители могут выбирать для детей пару, но главное слово остается за детьми. Рокэ вспомнил слухи, которые ходили о скоропалительной женитьбе самого господина супрема, и подумал, что тот в этом вопросе хотя бы последователен. Обер-прокурор тоже выглядел так, как будто собирался пренебречь просьбой короля и проигнорировать прием, а Фиеско опять словно растворился в толпе. Постепенно дворяне потянулись к выходу, и Рокэ тоже двинулся к двери, но король окликнул его: — Друг мой, постойте! — О, Ваше Величество, мы с герцогом Окделлом обязательно придем, — заверил его Рокэ. Король отмахнулся и слегка поморщился: — Я не об этом! Хотел вам напомнить, чтобы вы вели себя как положено, а не как в прошлый раз! Не хватало нам еще войны с Нухутом! — Такого не будет, — пообещал Рокэ. ~ ~ ~ Прошлый раз, действительно, вышло не очень хорошо. Тогда прием устраивало гайифское посольство — это было два года назад, Ричарду только исполнилось двенадцать, и Рокэ, как и теперь, привез его с собой в столицу и водил по светским развлечениям, чтобы мальчик постепенно привыкал к придворной жизни. Увлекшись разговором с друзьями, он слишком поздно заметил, что гайифский посол, склонившись к Ричарду, шепчет тому что-то на ухо, а рука его тянется потрепать мальчика по спине — по крайней мере, хотелось бы надеяться, что именно по спине. Рокэ подозвал Ричарда и, когда тот подбежал, спросил вполголоса: — О чем вы там беседовали с господином послом? — Да ни о чем особенном. Он спрашивал, чей я, и я сказал, что ваш. Он скривился и прошипел что-то вроде: «А, фаворит герцога Алвы, ну понятно», и тут вы меня позвали. Эр Рокэ, почему фаворит? Вызвать чужого посла на дуэль неминуемо означало бы объявить этой стране войну, поэтому Рокэ просто разбил мерзавцу нос с одного удара и добавил бы еще, если бы его не оттащили. Разразился жуткий скандал. Гайифа послала ноту протеста, ведомство экстерриора ответило официальными извинениями, и войны вроде бы удалось избежать — правда, тем же летом она все равно началась, только не с Гайифой: эти предпочитали воевать чужими руками. Какие-то очередные кочевники, вдруг явившиеся непонятно откуда, как будто из Холты, хотя сама Холта уверяла, что не имеет к ним отношения, напали на восточные границы Талига, и Рокэ, победив их, как раз и получил звание Первого маршала. ~ ~ ~ Дома Рокэ сообщил было Ричарду, что завтра их ждут в нухутском посольстве, но тот пропустил его слова мимо ушей, отмахнулся и поспешил поделиться тем, что сейчас занимало его ум: — Эр Рокэ, я почитал дневник матушки, и она там пишет о своих женихах, которые были до отца. Сначала к ней сватался кансилльер, но там все быстро закончилось само собой. — Ну надо же, — Рокэ засмеялся. — Представляешь, ты был бы сейчас сыном кансилльера? Вырос бы таким же скучным, зато всю жизнь провел бы при дворе. — А потом был какой-то жених, которому матушка отказала, и знаете почему? Потому что выяснила, что он ходил в… веселые дома. Никогда не думал. Так забавно, надо будет рассказать Айри! Или нет, ей нельзя, она же девочка. — Радикальный подход, — оценил Рокэ. — Знаешь, я даже понимаю в чем-то твою матушку: есть масса способов получить то же самое, не прибегая к продажной любви. Всегда можно придумать, чем привлечь к себе девушку, помимо денег. Оставив Ричарда в задумчивом настроении, Рокэ зашел к нему только на следующий день — напомнить о приеме — и в очередной раз убедился, что расположение духа у подростков способно меняться ежедневно безо всякой причины. Ричард валялся на кровати, уткнувшись в книгу — очередной сентиментальный древнегальтарский романчик: прелестные пастушки, потерянные дети, слезы и невинные поцелуи на фоне зеленой дубравы — конечно же, в переводе (а обещал ведь, что за время поездки подтянет гальтарский), — и не собирался вставать. — Я никуда не пойду. Идите без меня. — Ричард, — строго повторил Рокэ. — Его Величество настаивал, чтобы на прием пришли герцоги с сыновьями — твоего, между прочим, возраста. — Ну вот тем более, у вас же нет сыновей, идите один. — Тебе надо учиться бывать в свете, посольский прием — такое же светское событие, как бал или вечер во дворце. — Не хочу. Ну что там, нухутцы, что они могут показать! О чем вообще разговаривать с этими дикарями? — Кстати, примерно то же самое заявил и господин обер-прокурор прямо в лицо Его Величеству, — заметил Рокэ. — Правда? — Ричард оживился, отложил книгу и спустил ноги с кровати. — И он туда не собирается? Значит, и граф Сабве не придет? Тогда пойдемте, надо же посмотреть, чего они лишились! Но, знаете, если вы идете только потому, что там наливают какое-то необычное нухутское вино, то сами будете виноваты, если мы будем весь вечер скучать! ~ ~ ~ Прием в нухутском посольстве начался, действительно, с застолья: Рокэ не считал себя знатоком восточной кухни, но даже он заметил, что сегодня нухутцы превзошли сами себя в экзотичности — кроме уже знакомых блюд, похожих одновременно на холтийские и морисские, подавали еще какие-то маловразумительные кусочки непонятно какого мяса или не мяса, обильно политые соусом — таких перемен было больше десятка, и все они различались по вкусу и были, надо признать, неплохи. Возможно, нухутцы хотели этим что-то сказать, а возможно, посольский повар просто был тем еще экспериментатором. Вина, между прочим, вообще не предлагали — по морисскому обычаю, — а вместо этого исправно подливали в маленькие чашечки — по обычаю холтийцев — теплый напиток, похожий на шадди, но менее горький и более водянистый. Вся нухутская культура стояла на перепутье между холтийской и багряноземельской и представляла собой их смесь: Нухут, занимая узкую полоску суши вдоль побережья, вынужден был развивать мореходство и даже сумел наладить, в обход Кэналлоа, морскую торговлю с восточной оконечностью Багряных земель. В одежде и быту же нухутцы предпочитали всё холтийское и поэтому на больших дипломатических мероприятиях смотрелись форменными дикарями. Струнный квартет, инструменты в котором тоже были неизвестны Рокэ, наигрывал что-то необременительное, слуги разносили блюда, и вот наконец подали десерт — шербет, крошечные мягкие булочки на меду и круглые красные ягоды, целиком покрытые застывшей карамелью, — и нухутский посол, поднявшись с места, попросил внимания. — Сегодня, господа, я бы хотел говорить от имени наших давних друзей и торговых партнеров — Срединной Империи из Бирюзовых земель, — начал посол. — Многим из вас, конечно, знакомы вазы, шелк и другие товары, которые привозят из этой богатой и древней страны. Человек, сидевший по правую руку от посла, привстал и поклонился. Он был одет не по нухутской моде — в балахон с длинными широкими рукавами, свисавшими почти до земли, сшитый из знаменитого плотного шелка и украшенный рисунками фантастических птиц и зверей. — Я знал! — прошептал, нагнувшись к Рокэ, Марсель Валме, оказавшийся сегодня здесь же: старший сын Валмона не пропускал ни одного столичного приема. — Я всегда подозревал, что не могут люди, которые одеваются буквально в шкуры, производить вот такие вазы! — Я даже не задумывался, мало ли кто во что одет, — прошептал в ответ Рокэ и повернулся, чтобы узнать мнение Ричарда — но тот сидел, скрестив руки на груди и мрачно глядя в сторону, и изо всех сил делал вид, что он не с ними. С десертом он уже расправился, ободрав всю карамель и съев только ягоды, а речи посла о международной торговле ему было слушать откровенно скучно. — К сожалению, в наше время обитатели разных континентов знают друг о друге совсем мало, — продолжал тем временем посол: Рокэ, отвлекшись на разговор, пропустил все славословия в адрес бирюзовоземельской империи. — Хотелось бы надеяться, что новое начинание исправит эту ошибку и поможет наладить связи… И так далее: дипломаты могли вести подобные речи часами. Рокэ опять потерял нить и принялся разглядывать публику, пытаясь по нарядам и внешности отличить нухутцев от их «торговых партнеров». Вскоре он вычислил, что нухутцы — и посол, и другие, которых он никогда не встречал, — носили халаты из толстой ткани, тогда как бирюзовоземельцы предпочитали более свободные, легкие одеяния. Марсель, известный модник, конечно, утрировал: никто сегодня не был одет в шкуры, а сам посол и его бессменный секретарь уже так долго прожили в Олларии, что их манеры почти не отличались от золотоземельских, оба чисто говорили на талиг, и даже традиционный наряд теперь смотрелся на них немного чужеродно — Рокэ отметил, что раньше этого не замечал. — …свою дочь — принцессу Срединной Империи, — сказал посол. — У всех вас, господа, будет сейчас возможность ознакомиться с портретом. Будьте добры, пожалуйста. Посол принял у слуги, уже ожидавшего за его плечом, небольшую — ладони в три высотой — картину в простой раме и, повернув, продемонстрировал гостям. Портрет был написан в традиционной манере, маслом — нухутцы (или бирюзовоземельцы) явно наняли художника из Золотых земель, должно быть, из Агариса: то, что выдавалось за «нухутскую живопись», обычно выглядело более схематично, а люди изображались совсем условно. С портрета смотрела прелестная девушка — девочка, не старше Айрис. Темные глаза необычного разреза были подведены, широкие скулы набелены, высокий лоб открыт, черные волосы забраны наверх, в сложную прическу, украшенную золотым гребнем и маленькими подвесками с самоцветами; два волнистых локона спускались вниз по вискам. Три слоя бирюзового шелка разных оттенков оформляли прямой ворот ее платья, а в руке красавицы лежал полураскрытый веер. Рокэ с удовольствием представил себе, какие выражения появятся на лицах обер-прокурора и супрема, когда те узнают, что именно они упустили, и легонько толкнул Ричарда локтем в бок, чтобы тот тоже обратил наконец внимание на посла. Ричард не пошевелился, и Рокэ, взглянув на него, понял, что тот справился и сам: мальчик не отрываясь смотрел на портрет, застыв и как будто даже перестав дышать. — …заключить договор о помолвке, — сказал посол и кивнул бирюзовоземельцу. — О, конечно, — Рокэ встал. — Я с радостью подпишу все, что вы укажете, господин посол, на правах опекуна юного герцога Окделла. Он не будет возражать. Да, Ричард? Рокэ потряс Ричарда за плечо, не получил ответа и двинулся к послу, рядом с которым секретарь посольства уже поставил конторку и раскладывал на ней бумаги. Бирюзовоземелец оценивающе оглядел Ричарда, улыбнулся в длинные усы, сложил ладони под подбородком и что-то пробормотал послу; посол слегка поклонился, пожал Рокэ руку, и на этом устный договор был заключен. Бирюзовоземелец опять обратился к послу с какой-то фразой: тот, видимо, ко всему прочему играл роль его толмача. — Может быть, молодой господин хочет что-то уточнить? — перевел посол. — Мне кажется, молодого господина и так все устраивает, — сказал Рокэ. — Герцог Окделл! Отомрите и подойдите уже сюда! Ричард наконец сумел оторвать взгляд от картины и, моргнув, поднялся и послушно подошел. — Молодой господин желает что-нибудь спросить? — повторил посол. — Да, — сказал Ричард. — Как ее зовут? Бирюзовоземелец разразился тирадой, состоящей, вероятно, из имен и титулов принцессы, но посол оставил из нее только пару слов: — Принцесса Юэжань из рода Чжао. — Ю-э-жань, — пробормотал Ричард про себя. — Почти Юджиния. И, господин посол, скажите, можно будет… забрать портрет? — О да, конечно, — посол обменялся взглядами с бирюзовоземельцем, который снова снисходительно улыбнулся и кивнул. — И мы пришлем нашего художника, чтобы он написал портрет молодого господина. И молодой господин может отправить письмо, но ответ мы обещаем нескоро: во-первых, почта идет долго, а во-вторых, дева Чжао еще только начала изучать талиг… — Это неважно, — сказал Ричард и, протянув руку, провел пальцем по раме портрета. — Я все равно напишу. ~ ~ ~ Завладев портретом, Ричард, с трудом дождавшись окончания приема, умчался в особняк, а Рокэ в компании Марселя Валме, увязавшегося за ним, неспешным шагом ехал следом. — Удивительно, — заметил Валме. — С первого взгляда влюбиться в портрет. Как будто и не у вас воспитывался. Рокэ хмыкнул и не стал его разочаровывать: на самом деле, никакого противоречия здесь не было — Ричард оказался так близок Рокэ, как будто в их жилах текла одна кровь. Не так ли, в самом деле, и сам Рокэ влюбился в ту, лишь единожды увидев ее в окне? Душа Ричарда была уже подготовлена долгим ожиданием любви — одно к одному, намеки Берто, несостоявшиеся свидания с астэрами, обсуждения помолвок, наконец, дневник Мирабеллы, — и его сердце уцепилось за первое, на что упал его взгляд. Его случайной избранницей могла бы оказаться любая прелестница — фрейлина на королевском балу, сама королева, горожанка, помахавшая из окна, цветочница, дочь рыбака, встреченная на берегу моря — и хорошо еще, если бы возлюбленная (допустим, не считая фрейлины, если бы это была девица на выданье) быстро наскучила ему, и любовь прошла, не успев как следует разгореться. Нет, портрет невесты, право, — один из самых удачных вариантов, какой только можно представить.