Чернее ночи

К сожалению, сам я не видел, как Таэко безупречно вежливо, но довольно прохладно попросила Мида-сенсея не общаться с ней больше, чем это необходимо для уроков. Инфо-чан прислала мне видео, и я несколько раз пересмотрел его, восхищаясь своей чудесной музой, которая была подобная Глориане в своей решимости и отваге. Мида, не привыкший к отказам, сначала опешил, потом попытался переубедить её, пустив в ход весь свой шарм, но Таэко оказалась непреклонна, и ему ничего не оставалось, кроме как отступить. Он картинно пожал плечами и, бросив безразличное «как хочешь», удалился вдоль по коридору. Таэко некоторое время провожала его глазами, а потом, тряхнув головой, вернулась в классную комнату. И в этот момент я почувствовал абсолютное счастье. И дни пошли своим чередом. Солнце становилось всё ярче, учителя — всё мечтательнее, а ученики — всё активнее. И к тому моменту, как наступило двадцать третье июня, все уже с нетерпением ждали летних каникул. Мы получили домашние задания, список литературы, мудрые напутствия, а затем, в последний раз подежурив в школе, разошлись на летние каникулы. Семья Таэко уезжала на Сайпан: они уже давно готовились к этому радостному событию. Ацу с семьёй никуда не собирались, но несколько дней этого лета готовились посвятить культурному отдыху в Токио. Куша улетал за океан: у него планировался курс летних лекций в Массачусетском Техническом Университете. Сома Рику с родителями следовал на Хоккайдо — там открывалась целая цепочка предприятий «Сома Фарума», и они должны были присутствовать там, а это включало не только дела, но и программу развлечений: банкеты, театры, библиотеки, музеи, кино, езда на лошадях, прогулки на природе, банкеты… Он перечислял это таким будничным тоном, что не завидовать ему становилось почти невозможно. Но всё же я не завидовал. Моим родителям удалось договориться лишь о небольшом отпуске в конце июля — начале августа, как раз на мамин день рождения. Мы решили съездить на Окинаву, и эта поездка полностью окупила себя: мы плавали в море, ели местные блюда, катались на лодках и пару раз сходили в культурный центр, где посмотрели весьма интересную театрализованную постановку. Вернувшись, я провел весьма продуктивный месяц, успев и подготовиться к школе, и поработать в «Мире карри». Не забывал я и о столь важной для репутации социализации: мы с друзьями несколько раз встречались, чтобы погулять. Ближе к концу августа проливные полутропические ливни сменились серыми, прохладными дождями. Солнце уже не так интенсивно прогревало нашу землю, став мягче и всё чаще застенчиво прячась за облаками. Сочная зелень деревьев выглядела уже не так задорно, хотя пока не начала желтеть. Мокрый асфальт и прохладный ветер стали моими постоянными спутниками при каждом выходе на улице, и пусть днём отголоски летнего тепла ещё радовали, стоило уже начинать думать о ветровке. Первого сентября, в среду, я направился в школу. Академи совсем не изменилась; впрочем, с чего ей было меняться? Даже Киоши-сенсей, широко улыбаясь, стояла у ворот, как и до каникул. Я прошёл по ставшему уже очень знакомым коридору и завернул в классную комнату. Всё было на месте: и цветы, поливать которые по очереди приходили участники садоводческого клуба, и плакаты, и шкафчики с нашими учебниками и личными вещами. Парты стояли ровными рядами четыре на четыре, и солнечный свет проникал через большие окна, вселяя уверенность в том, что нас ждёт прекрасный день. Я глубоко вздохнул и улыбнулся. Вот и осень. В конце этого месяца моя Таэко празднует день рождения; можно постараться сблизиться с ней и Кодомо настолько, чтобы меня позвали, и там, на празднике, улучить момент, чтобы потихоньку начать приоткрывать завесу. Конечно, сразу признаваться не стоило: нужно сначала удостовериться, что Таэко готова к этому, а потом — начинать решительные действия. Моя любимая принадлежала к типу людей, с большим трудом принимающих решения, крайне застенчивым и добродушным, поэтому слишком напористая тактика могла её оттолкнуть или смутить, и затем она бы стала затягивать с ответом, который бы впоследствии превратился в отказ по умолчанию. А я этого вовсе не хотел. Погружённый в мысли о том, как обставить наше объяснение в любви, я добрался до кабинета школьного совета. Куроко уже устроилась там напротив своего ноутбука; при виде меня она улыбнулась и склонила голову в приветственном жесте. Мы начали рядовой светский разговор о том, как каждый из нас провёл летние каникулы. Сдержанность и воспитанность Каменага очень импонировали мне, а ей нравилась моя внешность, а также то, что я проявил себя старательным и усердным работником в совете. Как-то раз она даже сказала мне, что решение принять меня к ним в коллектив было одним из самых удачных за всё их существование. Я скромно ответил, что весьма польщён, и на этом наш обмен любезностями традиционно завершился, оставив после себя приятное послевкусие достигнутой цели. Я занимал одно из самых высоких мест в школьной иерархии, будучи среди лучших учеников, а также обладая должностью в совете. Моя репутация была практически безупречна, я не слыл одиночкой, активно участвуя в школьной жизни помимо учёбы. Я был окружен друзьями, а также подрабатывал по воскресеньям в ресторане карри, что также способствовало моей популярности. В общем, я был превосходной партией, и вскорости моей Таэко придётся в этом убедиться. Наши дети наверняка унаследуют её милую, нежную внешность, и пусть красавицей она вовсе не являлась, для меня не существовало никого прекраснее. Интересно, сколько детей у нас будет? Лично я согласен и на одного; мне кажется, это оптимальный вариант. С другой стороны, всё зависит от желания Таэко: если она не захочет детей вообще, я не стану настаивать. Подобные глубокие погружения в мечтания о будущем были совершенно мне не свойственны, но так случилось: я настолько отвлёкся, что прослушал часть речей Куроко. — … поэтому теперь нам нужно как можно быстрее оформить всё это, — Каменага покачала головой. — Конечно, у нас есть весь день, но я предпочитаю работать с опережением графика — так чувствуешь себя увереннее. В любом случае, я объективно поддерживаю этот новый приказ, а ты, Аято? — Несомненно, — глазом не моргнув, ответил я. — Это явно продуманный документ… Я имею в виду, он давно ждал своей участи. Это были довольно общие фразы, которые могли относиться к чему угодно, но Куроко, к счастью, приняла это чистую монету. Поджав губы, она несколько раз кивнула и провела ладонью по поверхности папки со входящими документами, лежавшей неподалёку. — У нас в школе всего девяносто семь человек, — вымолвила она, барабаня пальцами по папке. — Я полностью согласна с тем, что Секине-сенсей одна может испытать трудности, если, к примеру, срочная помощь понадобится сразу нескольким людям. — Секине-сенсей — очень опытный профессионал, — подхватил я. — Но соглашусь с тобой, Куроко: по нормам одной медсестры на достаточно большую школу мало. Каменага склонила голову. — Очень повезло, что этот студент согласился работать у нас, да ещё и в дневное время суток, — она раскрыла папку с входящими документами и указала на верхний. — Давай сразу же и займёмся его оформлением; ты не против? Я кивнул и деловито взялся за анкету, на которую она показывала. В правом верхнем углу была приклеена фотография, с которой на меня безмятежно взирал молодой человек с крашенными в блонд волосами. Его широко расставленные глаза смотрели на мир с выражением наивности и ожидания счастья, как будто невзгод и бед вовсе не существовало. Лицо его, довольно симпатичное, выигрышно смотрелось под форменной шапочкой, которая многим придавала слегка глуповатый вид. Муджа Тошаё — вот как его звали. Что ж, в школе явно не хватает медицинского персонала, так что в появлении в Академи Муджа я видел только положительное. Кроме того, раз уж я собирался пойти по стопам бабушки Каэде и стать врачом, то не мешало бы начать готовиться к этому, и общение с человеком, который как раз учился по нужной специальности, казалось неплохой опцией. Я принялся изучать его анкету, заполняя соответствующие графы в системе школьного документооборота. К сожалению, Муджа Тошаё учился не на врача, а на медбрата, посещая занятия в медицинском училище при больнице в соседнем крупном городе Сегава. Учился он не особо, с трудом переползал с курса на курс, и его оценки оставляли желать много лучшего. Что ж, идея пообщаться с ним на тему медицины была неудачной: лучше мне прибегнуть к помощи бабушки, чем его. Оформление документов заняло довольно много времени: все остальные члены команды совета успели уже прийти и даже обсудить новшества в нашей школе. — Наконец-то мир и покой, — Широми, картинно выдохнув, упала на свой стул и подмигнула мне. — Честно говоря, я скучала по таким моментам. — Соглашусь, — Рюгоку Аои коротко кивнула, скрестив сильные руки на груди. — Школа просто в идеальном состоянии: мы на славу поработали. Она была права: за последние несколько месяцев коллективными усилиями совета школа выглядела словно с открытки. Я регулярно помогал садоводческому клубу подстригать траву (и наконец-то уломал Мегами разрешить выделить немного бюджетных денег на покупку новой газонокосилки), наравне с дежурными убирался, подметал и мыл пешеходные дорожки, вымощенные нарядной белой плиткой. Остальные члены совета не вкладывались настолько интенсивно в физическом плане, но никто не сидел сложа руки. Что ж, это ещё один огромный плюс к моей репутации. Когда до начала урока оставалось около четверти часа, мы все вышли из кабинета совета и не спеша начали расходиться по аудиториям. Как только я вошёл в свой класс, меня тут же окружили друзья. Каждому из них безумно хотелось поделиться тем, как он провёл лето. Мне пришлось изображать заинтересованность и задавать вопросы, хотя в душе я стонал от скуки и молился, чтобы занятия начались поскорее. К счастью, приход Учимару-сенсея прервал словесный понос Сома Рику, который не переставал рассказывать про Хоккайдо с таким самозабвением, как будто он провёл там несколько лет, а не всего лишь один месяц. Мы снова привычно погрузились в мир знаний и науки. А на следующей перемене я поспешил в лазарет: мне нужно было взять у Муджа Тошаё его личную печать на документах, которые я подготовил. Трудоустройство его было полностью официально, что неудивительно в нашей стране, потому-то и бюрократической волокиты хватало. Осторожно приоткрыв дверь кабинета медсестры, я прошептал извинение и прошёл внутрь. Секине-сенсей не оказалось на месте: её стол, по обыкновению заваленный документами, медицинскими картами, ватными дисками и блистерами с таблетками, свидетельствовал о том, что его хозяйка уже пришла на работу, но самой её не наблюдалось. Скорее всего, они с Генка-сенсей вышли покурить: за ними обеими водилась сия пагубная привычка. Я осмотрелся и прислушался: Муджа-сенсей уже должен был прийти на работу, однако и его я не видел. И тут внезапно что-то громко бабахнуло. Иного слова подобрать было сложно: раздавшийся грохот услышали, наверное, даже на крыше, несмотря на толщину перекрытий в Академи. Этот звук доносился из лазарета, и я направился туда, не представляя себе¸ что же произошло. Распахнув дверь, я застыл на пороге. На полу сидел тот самый Муджа Тошаё, как две капли воды похожий на свою фотографию в личном деле. Он держался за голову и виновато улыбался, а рядом лежала ширма, вернее, остов от ширмы и зеленая ткань для натяжения — отдельно. Он перевёл взгляд на меня и пожал плечами, продолжая глуповато улыбаться и держаться за прикрытый форменной шапочкой затылок. — Вот… Решил поправить, а оно… — протянул Муджа тихим голосом, словно оправдываясь. Просто замечательно. Боюсь, с таким работничком травм у учеников Академи только прибавится. Я сделал шаг вперёд, чтобы помочь незадачливому медбрату, но внезапно дверь, ведущая из лазарета в коридор, распахнулась, и перепуганная Таэко заглянула внутрь. Увидев Муджа, она подбежала к нему и, прижав руки к щекам, спросила: — О, боже, вы не сильно ушиблись? Муджа перевел взгляд круглых, широко расставленных глаз на неё и улыбнулся ещё шире. — Я… Я, наверное, в порядке. А вот ширма — нет. И он хихикнул. К моему удивлению, Таэко улыбнулась ему в ответ и присела рядом на корточки. — Вы можете встать? — спросила она. Муджа кивнул и попытался подняться на ноги, но случайно встал на раму от ширмы, всё ещё лежавшую на полу, и снова упал; на этот раз — прямо на пятую точку. — О боже! — Таэко резко встала и протянула руку незадачливому медбрату. — Вы в порядке? В её милых глазах плескалось искренне беспокойство. Она прижала руку к груди и смотрела на Муджа так, как будто хотела… Я склонил голову набок. В книге Гилберта Арчера имелись иллюстрации на подобную тему, но я никак не мог вспомнить ту самую, конкретную, которая бы подходила под выражение лица Таэко. — Благодарю, — Муджа взял Таэко за руку и поднялся. — Я такой неуклюжий… И зачем он говорит о чём-то очевидном?.. Я подошёл ближе и, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно участливее, вымолвил: — С вами всё в порядке, сенсей? Муджа посмотрел на меня удивлённо, словно только что заметил, хотя мы уже успели обменяться репликами, причём не так давно. — А кто вы такой? — спросил он, держась за голову и глядя на меня. — Я из школьного совета, сенсей, — мне понадобилось сделать над собой усилие, чтобы говорить ровным и любезным тоном. — Нужно, чтобы вы поставили свою именную печать на документах, которые… — Печать? — глаза Муджа округлились, и он посмотрел на меня растерянно. — Да, печать, — терпеливо вымолвил я, протягивая ему бумаги и показывая, где именно должен красоваться красный кружочек. — У вас же она есть? Муджа потер затылок и туповато улыбнулся. — Это тот штампик, который с фамилией, да? — он хихикнул. — А я его потерял. Серьёзно? Я склонил голову и посмотрел на него, гадая, не кретин ли он. К моему вящему удивлению, Таэко хихикнула и пробормотала себе под нос слово «мило». Мило? С каких это пор глупость считается милой?! — Вам нужно восстановить вашу печать, сенсей, — я подавил тяжёлый вздох. — Вы можете заказать новую: в торговом центре «Шисута-Молл» есть подходящая мастерская. Но лучше с этим поторопиться, так как оформление документов должно пройти в соответствии с заведённым… Не дослушав меня, Муджа махнул рукой и сделал шаг вперед, но снова наступил на ту часть ширмы, которая лежала на полу. Он покачнулся, но устоял на месте, схватившись за меня, и этим вызвал улыбку Таэко. — Опять чуть не упал, — Муджа пожал плечами и потрепал меня по локтю. — Спасибо, что спас меня… Как тебя зовут? — Айши Аято, — отозвался я, стараясь, чтобы мой голос не звучал чересчур холодно. — Аято, — Муджа кивнул. — Неплохое имя. Он повернулся к Таэко, и она улыбнулась ему так, как будто никогда не встречала никого прекраснее. Только не это. Теперь уже точно: она неравнодушна к этому убожеству. Я поклонился и вышел из лазарета, но этого никто не заметил: Муджа и Таэко были слишком поглощены беседой. А я шёл вперёд, к лестнице, и моё зрение застилала красная пелена.