Всё хорошо, Марго

«Перепиши свою жизнь на чистые страницы, И ты увидишь, что любовь не ведает границ…» Сплин «Что ты будешь делать?»

На широком подоконнике, отгородившись от всего мира задёрнутыми шторами, сидит рыжеволосая девчонка лет шестнадцати, крутит в руках большую толстую тетрадь, хмурится и сосредоточенно грызёт ручку, раздумывая над первыми строками. Открывает тетрадь, закусив от усердия губу, красиво выводит: «Дневник». «Понятия не имею, как начать, так что сразу к сути. Я, кажется, безумно влюблена в Сашу, чёрт возьми, Васильева. Сумасшедшая… Я не просто влюблена, я люблю его, люблю так, как не любила никого и никогда. Честно говоря, я и самой себе боялась в этом признаться. Мне казалось, что я просто люблю его музыку, и это, конечно, так, это само собой разумеется, обожаю просто, но… А когда я только слышу его голос, становится так хорошо, так легко-легко и почему-то хочется плакать. И его голос, такой до невозможного прекрасный, такой родной, такой тёплый, такой… будто он поёт для меня одной… Ну не идиотка ли? Плевать. Я пыталась забыть, пыталась не слушать его песни, пыталась выбросить из головы его голос, пыталась вытравить, выжечь калёным железом из сердца его бездонный взгляд синих глаз, улыбку, что меня околдовала. И поняла, что пропала, пропала навсегда. Пропала, кажется, ещё тогда, когда в музыкальном магазине увидела кассету «Пыльной были». Увидела, и сразу поняла, что она мне нужна, взяла, не раздумывая, и денег не пожалела. Может, это судьба? Тогда скорее злой рок. Хотя чего я так заморачиваюсь? Любовь — это же так прекрасно. Конечно, мне глупо и мечтать о взаимности, ну так я и не мечтаю. На концерт вот попасть мечтаю, да, обнять Сашу, лично за всё поблагодарить, рассказать, как много для меня значит его музыка, а остальное… Да глупости всё остальное. Главное, сейчас мне так хорошо, что другим и не снилось. Когда с утра иду в школу, а в наушниках — Сашин такой безумно прекрасный голос, и так хорошо, что хочется прыгать, петь и смеяться. А на улице весна, такая тёплая и солнечная, а мне шестнадцать, и в сердце столько любви, что хватит на целый мир. И я, черт возьми, счастлива. А потом в школе сидишь на скучных уроках и не можешь усидеть на месте, потому что тебя переполняет что-то такое новое и непривычное, отчего на сердце всегда так тепло и почему-то немного грустно. А потом свалить наконец из этой чёртовой школы и сидеть до вечера с гитарой, играть, конечно же, Сплин, забыв про домашку, про всё на свете, не слыша, как мама зовёт ужинать. Но это всё тоже неважно. Я восхищаюсь его талантом, уважаю как поэта, музыканта и человека, бесконечно благодарна ему за многое, а моя влюблённость… Влюблённость — это всё несерьёзно и не всерьёз. И слава богу. " Марго шумно вздохнула, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, написала прямо поверх текста вдруг пришедшую на ум строчку: «Что будешь делать ты, когда застучит в твоей груди часовая бомба?». Звонко рассмеялась от того, как хорошо было на душе и стала выводить на полях тетрадки красивым, почти каллиграфическим почерком: А.В. А.В. А.В. … Ночью Маргарите не спалось, поворочавшись немного, она встала, накинула на плечи куртку, сняла со стены гитару. «Всё равно ведь не усну», — прошептала она словно себе в оправдание и тихонько, чтоб никого не разбудить, прокралась на балкон. Распахнула окно, вдохнула свежий холодный воздух. За окном лишь шелестели листья берёз и пели птицы — одна из причин, почему Марго любила свой маленький тихий райончик города. Она провела рукой по струнам, подумала о Саше, и на глаза сами собой набежали слёзы. Маргарита и самой себе не смогла объяснить, отчего она плачет, почему. Просто на душе вдруг стало так печально и невыносимо горько. Просто ночью почему-то не спалось и почему-то из глаз будто сами собой лились слёзы. Марго начала играть, запела тихонько, вполголоса: — Никто не сделает шаг, не вспомнит, не заплачет… Марго много раз играла в компании, на семейных праздниках перед многочисленных роднёй, но всё это было совсем не то, чем петь вот так, одной, те песни, что заставляли замирать сердце, в каждой из которых было что-то такое родное, слова, что были так нужны именно ей. — Война со всех сторон, а я опять влюблен, что ты будешь делать? Ну почему этой весенней ночью так неспокойно на душе? Маргарита играла, пела, ветер трепал рыжие кудри, за окном светила полная луна, по щекам по-прежнему текли слёзы, и было в этом что-то такое неуловимо прекрасное. — Что будешь делать ты, когда застучит в твоей груди часовая бомба? «Я, наверное, взорвусь когда-нибудь», — прошептала Марго, отвечая на заданный самой себе в дневнике вопрос.