Стесняшкинс

На следующее утро Таня проснулась в 6 утра от ноющей боли в… кхм… ягодицах. Чуть помедлив, она встала с кровати, поёжилась от утреннего холода и направилась в санузел, где повернулась спиной к зеркалу и посмотрела в него на свои ягодицы. Они были цвета далёкого космоса. Всего один день лечения, всего 2 укола — а она уже вся покалеченная, вся в синяках. Для чего её положили в больницу? Ей было бы гораздо лучше дома. Уж лучше умереть, чем лечиться у Валерии Сергеевны. Девочка вышла из санузла и посмотрела на свое окно. Только сейчас она обратила внимание, что на окне была решетка. Подготовились, суки. Знали, что дети захотят выйти в окно от их лечения. Таня полезла в смартфон. В телеге скопилось несколько сообщений от Шастуна. Антон ❤️: Я задолбался Антон ❤️: Практика и работа меня добивают Антон ❤️: Ты как? Отвечать не хотелось. Не было сил, ресурса, желания. Она была морально измотана нахождением в этой адской больнице. Мозг не соображал и отчаянно требовал сна. Таня вернулась в кровать, чтобы доспать оставшиеся до подъёма часы.

***

После завтрака явилась Валерия, чёрт бы её побрал, Сергеевна. — Ложись на живот, — привычно приказным тоном потребовала она. Интересно, куда она тратит неимоверное количество свободного времени, которое у неё остается из-за того, что она никогда не здоровается? Сегодня Таня не намерена слушаться эту лицемерку. Она проигнорировала приказ стервы и продолжила копошиться в телефоне. — Я кому сказала? На живот! — очень нетерпеливо повторила девушка. — Нет, — отрезала Таня. Валерия Сергеевна подняла бровь, после чего подошла к Тане, сдёрнула одеяло, отобрала смартфон, резким движением перевернула девочку на живот и стянула с неё трусы. Таня начала отчаянно вырываться, дёргая руками и пытаясь подняться на локтях. Но Валерия Сергеевна, будучи примерно 180-сантиметровой тренированной девушкой, обладала недюжинной силой и просто надавила рукой на спину девочки. — Не дёргайся, — злобно прошипела она. Боковым зрением Таня видела, как Валерия Сергеевна достала из шлёвок халата пояс. Мгновение — и Таня почувствовала, что её ноги связали и затянули крепким узлом. Валерия Сергеевна явно разбиралась в бандаже. — Расслабься, больнее будет, — услышала девочка над головой. Таня отчаянно барахталась на кровати, прекрасно понимая, что её ждет. Она чувствовала, как спиртовая салфетка прошлась по одной из саднящих ягодиц, после чего ошеломительно болезненный укол прошел едва ли не сквозь неё, вызвав новую порцию неведанной доселе боли. Сказать, что это было больно, — ничего не сказать. Это было очень больно. Адски больно. Почти невыносимо. Через несколько секунд её ноги оказались освобождены из плена пояса от халата. Но она уже не сопротивлялась, а только плакала от боли в подушку. — И я буду связывать тебя каждый раз, когда ты не будешь слушаться, — злобно пригрозила Валерия Сергеевна, выходя из палаты.

***

Таня проплакала ещё минут 20, после чего выдохлась. Запас слёз в организме закончился. Очень хотелось пить. Но ещё сильнее хотелось… Бежать. Куда угодно. Без сумки, без вещей, без денег, без уличной обуви и тёплой одежды. Просто бежать. Бежать без оглядки. Полдня она вынашивала эту идею, а к вечеру решилась. Таня выскочила из палаты прямо в халате и тапочках, направляясь к лестнице. На первом этаже её ждал спасительный выход из этого места. Из этой тюрьмы. Она преодолела лестницу быстрее, чем бегала челночный бег на физ-ре. В коридоре толпились люди, но так даже лучше. Затеряться в толпе значительно проще. Правда, они все в пальто и куртках, а она в бежевом халате, но кому какое дело? Впереди маячил выход из здания. Перед выходом в стеклянной кабинке сидел краснощёкий полный охранник и играл во что-то в смартфоне. «Главное — быть смелой, не оглядываться и уверенно идти к выходу», — сформулировала она план побега мимо охранника. Тот не обратил на неё никакого внимания. Она прошла мимо будки охранника и потянулась к двери, уже вовсю предвкушая свежий запах улицы и свободы… Как вдруг её крепко схватили за плечо. Ме-е-едленно боязливо обернувшись, Таня обнаружила, что ее держит охранник, который каким-то образом успел её увидеть, выскочить из своей будки и остановить. Таня рассмотрела его поближе. Он напоминал ей поросёнка-переростка. Тучный, краснощёкий, с чуть кудрявыми сальными волосами, он грозно смотрел на неё пустыми голубыми глазами, в которых отсутствовал какой-либо интеллект. Этакий мамин сынуля 50 годиков. — Эт самое, — начал он. — Куда? — На улицу, — робко объяснила Таня. — В этом? — он посмотрел на её бежевый короткий халат. Тане стало очень неуютно от этого взгляда. — А что? — перешла она в нападение. — Эт самое, — почесал репу охранник. — На улице это! — он махнул рукой в сторону улицы, видимо подразумевая, что на улице холодно. — Я знаю, — Таня постаралась придать голосу уверенности. — Отпустите. — Не-е-ет, — усмехнулся охранник. — Эт самое. Кто твой этот? — он пощёлкал пальцами, вспоминая нужное слово. — Лечащий врач. — Чепурченко, — тихо и неохотно ответила Таня. — Угу, — промычал он. — Иди сюда. Он подвёл Таню к своей будке, не отпуская её плеча, набрал короткий, явно внутренний номер телефона, проорал в трубку «Эт самое, у вас сбежавшая», дождался ответа, угукнул и положил трубку. Обернувшись к Тане, он подмигнул ей. — Щас придут, — он прохихикал. Таня чувствовала, что на её глаза навернулись слёзы. Ей ведь почти удалось сбежать! А этот хряк всё испортил! И стоит тут хихикает, козлина. Издевается. Он обрекает её на жестокое обращение от садистки Валерии Сергеевны, и он этому явно рад. — Эт самое, — он так и не дождался ответа. — Если мне скажут, что тебя поэтовали, то ты сможешь этовать. Наверное, имелось в виду «если тебя выписали, то ты сможешь идти», но охранник не утруждал свой мозг подбором всем понятных слов, а просто заменял любое слово, которое подзабыл, на «это» или «эт самое», а если забывал глагол, то использовал слова «этовать» для глаголов несовершенного вида и «поэтовать» — для совершенного. А чё, взрослым так можно, что ли? Совершенно никчёмный человек. Сидит здесь и деградирует. Вместо того чтобы заниматься чем-то полезным в этой жизни, он ловит детей, которые просто не готовы мириться с медперсоналом с садистскими наклонностями, задерживает их, награждая синяками на плечах, и смеётся над тем, как они готовы плакать от отчаяния, что их план побега провалился на самом последнем шаге. У Тани не было ресурсов даже на ненависть. Этот человек не заслуживает, чтобы его ненавидели. Он не заслуживает эмоций. Он никто. Пустышка. Паразит этого общества. Тем временем охранник что-то весело напевал себе под нос, но вместо слов просто мычал. Таня подозревала, что он забыл даже слова песни. — Таня? — раздалось сзади. Девочка вздрогнула. Голос был слишком знакомым и слишком родным. Она медленно обернулась и увидела ошарашенного Шастуна. Чёрт. Он проходит здесь практику. И его отправили вернуть сбежавшего ребёнка. А сбежавшим ребёнком оказалась она. Боже, как стыдно. Таня была готова провалиться сквозь землю. В глазах Шастуна, помимо удивления читалось… разочарование? Нет, пожалуйста, только не оно! Первым из троицы заговорил охранник. — Из педиатрии? — весело спросил он Антона. — Да, — пришёл в себя Шастун и посмотрел на него. — Хорошо, — деловито сказал охранник. — А я сижу, работаю, а тут эта. В этом. На улицу. А там это. Я её и эт самое! Говорю, если тебя это, то ты и эт самое, сможешь идти, — в течение этой невероятно содержательной речи охранник активно помогал себе жестами. — А вы это и фьить-фьить-фьить, — охранник сделал три отгоняющих движения руками от себя в сторону педиатрического отделения, соответствующих каждому посвистывающему «фьить». Таня поняла, что это означало что-то вроде «возвращайтесь в отделение». — Я понял, — кивнул Антон. — Спасибо. Да? Понял? Правда, что ли? А Таня вот ни хрена не поняла в этом салате из «это», «эт самое» и «фьить-фьить-фьить». Антон осторожно взял её под локоть, кивнул охраннику и повёл девочку в сторону отделения.

***

Он завел её в маленькую пустую комнату, по периметру которой располагались стеллажи со стопками медицинской одежды. Шастун молчал, явно что-то переваривая внутри себя. Молчала и Таня. Лучшая защита — нападение, но не в этом случае. Нужно дать ему самому задать вопрос, тогда она сможет объясниться. Объясниться, не оправдаться. Она ни в чём не виновата, и ей незачем оправдываться. — Принцесса, — начал он. — Ты откуда здесь? Почему не отвечала на сообщения? — Не было сил, — чуть помедлив, ответила девочка. — Что случилось? — с искренней заботой в голосе спросил Антон. — Как ты оказалась в больнице? — Воспаление легких, — безэмоционально пожала плечами она. — Вот как? — поднял брови Антон. — А ты в курсе, что на улице январь? — Осведомлена, — холодно отозвалась она. — Так какого чёрта ты попёрлась на улицу? — он повысил голос. — В лёгком халате и тапочках, без верхней одежды, без зимней обуви, с воспалением лёгких! Ты умереть хочешь? Вдох. Выдох. Время говорить всё как на духу. — Я хотела сбежать, Антон, — безэмоционально и взвешенно, не в пример Шастуну, начала объяснять она. — Куда угодно и в чём угодно. Побег в халате по январской улице безопаснее, чем нахождение здесь. Здесь меня не лечат, а калечат. — Чем калечат? — возмутился Антон. — Тем, что делают уколы? Так в этом и есть смысл лечения, расскажу по секрету. Ещё один вдох. Ещё один выдох. А сейчас пришла пора жаловаться. — Ваша Валерия Сергеевна мне чуть полжопы не оторвала своими уколами, — неожиданно громко, почти истерично вскрикнула Таня. — Я не знаю, кто её учил делать уколы, но ей следовало бы сначала потренироваться на кошках, прежде чем подходить к людям! Смотри, Антон! Таня повернулась к нему спиной, задрала халат и спустила трусы. Судя по громкому вздоху Антона, вид фиолетовых ягодиц девочки его впечатлил. — Я и так безумно боюсь уколов, ты это прекрасно знаешь! — продолжила негодовать Таня, одевшись и повернувшись лицом к Антону. — Она уколы делает, как будто в дартс играет! А когда я стала вырываться, она мне ноги связала поясом от халата! Меня привезли сюда лечиться, а не участвовать в БДСМ-сессиях! Поэтому я и хотела сбежать! Мне страшно! Мне страшно, понимаешь? — на последней фразе Таня всхлипнула. Из её глаз скатилась скупая слеза. А где первая слеза, там и вторая, и третья. Приглушённые всхлипы заполнили тишину комнаты. Напряжение сегодняшнего дня нашло выход. Таня плакала, хоть и не хотела плакать, а хотела рвать и метать. Антон подошёл ближе и крепко обнял её, прижал её лицо к своей груди и стал поглаживать по волосам, утешая. — Тише, тише. Я поговорю с ней, это моя одногруппница, — услышала Таня голос над своей головой. — Мне распределили на курацию две палаты с мальчиками, а ей — две палаты с девочками. Я думаю, можно попросить у Владислава Юрьевича мне взять твою палату, а Лере отдать какую-нибудь палату мальчиков. Чепурченко — одногруппник и друг Арса, я уверен, он пойдёт нам на встречу. Мы обо всём договоримся. Мы со всем справимся, слышишь? Я решу этот вопрос, обещаю. Больше Лера не подойдёт к тебе на пушечный выстрел. Она всегда казалась мне нормальной. Но судить о человеке лучше всего по тому, как он относится к животным, детям, старикам, пациентам и всем тем, кто от него зависит. Лера эту проверку не прошла. Я больше не подпущу её к тебе. Ты мне веришь? Таня слушала и верила. Ей хотелось верить Антону. Он всегда выполнял свои обещания. И если он сказал, что разберётся с этой стервой, значит разберётся. Таня закрыла глаза и глубоко вдохнула такой родной аромат древесно-мускусной туалетной воды, которой неизменно пользовался Шастун. Этот запах у неё ассоциировался только с ним и в любой ситуации дарил Тане умиротворение, комфорт и спокойствие. Шастун ждал ответа. — Верю, — тихо прошептала она. Шастун тепло улыбнулся: — Идём в палату. Сейчас начнутся вечерние процедуры.

***

В палате обнаружилась Валерия Сергеевна собственной персоной. — Явилась! — злобно вскрикнула она. — Где шлялась? Почему медперсонал должен за тобой бегать? А? Спасибо, Антон, — она смягчила голос и улыбнулась коллеге-одногруппнику. — Дальше я сама. В одной руке она держала шприц, а в другой — уже знакомый Тане пояс от халата. Таня вздрогнула от воспоминаний сегодняшнего дня. Но сейчас рядом с ней Антон. И такое обращение со своей девочкой парень терпеть не намерен. — Лера, какого хера?! — мда, разговаривать с девушками стихами явно не конёк разъярённого Шастуна. — Зачем ты запугиваешь пациентов? — О-о-о, нажаловалась! — язвительно посмотрела на Таню Валерия Сергеевна, поигрывая шприцем, наполненным лекарством. — Я напомню, Антон, что нам на детской психологии преподаватели говорили, что ни в коем случае нельзя потакать капризам детей. Ты забыл? Поощряемые капризы превращаются в капризы большего масштаба. А это не способствует лечению. — Капризам, Лера! Капризам! А у тебя пациентка запугана до смерти, ходит с фиолетовыми ягодицами от твоих уколов, да ещё и сбежать из клиники пыталась! — Это не моя вина, — пожала плечами Валерия Сергеевна. — Я прошу расслабиться, она не понимает. Ну не буду же я с ней возиться до вечера? — Так. — Антон глубоко дышит, пытаясь успокоиться. — Мы с тобой сейчас идём к Чепурченко, объясняем ситуацию и просим поменять палаты, закреплённые за нами. Я сам буду её лечить. — Как хочешь, — закатила глаза медсестра. — Хочешь возиться с ней, как с маленькой, — ради Бога. Но ей уже 15 лет, это здоровая кобыла, а не ребёнок. Пора бы уже перестать бояться врачей. — Я все сказал! — отрезал Шастун, подошёл к входной двери и открыл её, демонстративно приглашая Леру на выход. — А укол? — подняла бровь Лера, кивнув на шприц в своих руках. — Я этот цефтриаксон 10 минут растворяла! — Я сам сделаю, — отрезал он. — Давай мне шприц. И идём. Лера фыркнула, но пошла к выходу, где демонстративно вручила Антону наполненный шприц и, гордо вскинув подбородок, двинулась к ординаторской. — Я скоро приду, не ложись спать, — попросил Антон Таню. Не дожидаясь ответа, он скрылся за дверью. Таня осталась сидеть с выпученными глазами, медленно обдумывая случившийся конфликт одногруппников. Валерия Сергеевна на полном серьёзе думала, что она капризничает? Просто из вредности? А что человек с такой низкой эмпатией, простите, делает в медицинском вузе? Может, полезнее было бы поступить в клоунский?

***

Валерия Сергеевна шла быстрым шагом в ординаторскую, не желая оставаться наедине с Антоном. Но Антон быстрее. Он обогнал её и заставил остановиться. — Лер, что с тобой такое? — мягко, совсем не так, как разговаривал пару минут назад, задал вопрос Антон. — Ты же на всех практиках так по-доброму относилась к детям! Ты же деонтологию сдала лучше всех в группе! Я не узнаю тебя! Тебя как будто подменили инопланетяне! Лера молчала и лишь тяжело дышала. Антон видел, что она еле сдерживает слёзы. Что тревожит его подругу? Он знает её уже 4 года, она была из тех, кто пошел в мед по призванию, а не по наставлению родителей. И сейчас она стоит перед ним, отчаянно пытаясь не расплакаться. Что это с ней? — Лер? — осторожно позвал он еще раз. — Меня бросил парень! — выпалила Лера и расплакалась. Несколько секунд Антон переваривал услышанное. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Он подошёл к Лере и крепко обнял её, позволив рыдать на своём плече. — Ш-ш-ш, — попытался он её немного успокоить. — Пойдём в 308 палату, она сейчас пустует. — Угу, — сквозь слёзы низким голосом промычала Лера. — Пойдём. — Он мягко подтолкнул девушку к нужной палате. Когда они вошли, он усадил её на стул, а сам встал, опёршись на подоконник. — Расскажи мне, — мягко попросил он всхлипывающую девушку. — Что случилось? Вы с Игорем ведь встречались ещё в школе? Лера вздрогнула от одного упоминания имени Игорь и начала делать шумные глубокие вдохи и задерживать дыхание, чтобы унять слёзы. Антон не торопил. Он молча ждал, когда Лера будет готова говорить. — Да, — наконец отозвалась девушка. — Мы встречались 5 лет. Всё было хорошо. На Новый год мы ездили в Буковель кататься на лыжах, там в нашем отеле проходила свадьба. Мы стали невольными свидетелями торжества. Мне понравилось платье невесты, и я сказала Игорю, что на нашу свадьбу хочу такое же. Он ничего не сказал. А уже дома он посадил меня перед собой и начал виноватым голосом говорить, что не готов к свадьбе, не готов на мне жениться, не готов жениться на ком-либо ещё, он не нагулялся и вряд ли нагуляется, а если меня это не устраивает, он предлагает расстаться. У Антона отвисла челюсть. Игорь так поступил? — В тот же день мы расстались, — безэмоционально продолжила Лера. Она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, после чего набрала воздуха и добавила в голос эмоций: — Пять лет, Антон. Пять лет впустую! Мы разговаривали о возможной свадьбе несколько лет назад, тогда он был всеми руками «за», но предлагал сначала закончить учебу, и я была с ним согласна. Боже, какая я дура! Я любила его! А он оказался «нигатофф». — Она изобразила пальцами в воздухе кавычки. — И всё это прямо после Нового года! В ночь с 31 декабря на 1 января я загадала желание выйти за него замуж, Антон! Это были лучшие каникулы! А он, как последняя свинья, дождался нашего возвращения и бросил меня! Ненавижу! Лера вновь разразилась рыданиями. Антон молча подошёл к одногруппнице и обнял её. Он не мог представить, какую боль сейчас переживает эта хрупкая девушка. Задавая ей вопрос о её поведении, он планировал прочитать ей нотацию про эмпатию и сочувствие к пациентам, но теперь он не имеет на это морального права. Эмпатия и сочувствие — это для неё сейчас перебор. Это то, что её психика сейчас просто не в состоянии вынести. Она не плачет на людях, ни с кем не делится, не ноет, она держит всё в себе, искренне пытаясь справиться в одиночку. Но эмпатия и сочувствие — это то, что сейчас нужно ей самой. — Мне жаль, — тихо прошептал Антон, тем самым вызвав новые всхлипы одногруппницы. — Игорь поступил как полный мудак. Несколько минут они обнимались, пока Лера не перестала плакать. — Мне очень жаль, что я была груба с Таней, — вдруг сказала Лера. — Я прекрасно понимаю, что больным детям сейчас физически хуже, чем мне, понимаю, что они не виноваты в моей личной трагедии, понимаю, что они ничем не заслужили плохого к ним отношения. Но пойми и ты, Антон, меня сейчас на другое отношение просто не хватает. Я при всём желании не могу сейчас проявлять сострадание к другим людям. У меня сейчас нет ресурса на работу с ятрофобами, нет сил слушать нытьё, уговаривать, за кем-то бегать, кого-то ловить. Я эмоционально опустошена, Антон. У меня просто. Нет. Сил. Понимаешь? — Понимаю, Лер, — тихо сказал Антон. — Поэтому я предлагаю тебе взять мальчишек из 317 палаты, они не боятся уколов и очень послушные. Лера задумалась. — Угу, — промяукала она, вновь припадая к спасительному плечу Антона. — Спасибо тебе, — вдруг добавила она. — За что? — удивился Антон. — За то, что выслушал. Я никому не рассказывала, даже маме. Я не знаю, как рассказать. Я чувствую себя такой дурой! Я должна была распознать его уже давно. Не должна была тратить время на него. Пять лет отношений, Антон! Пять! Понимаешь? — Лер, у людей на лбу не написано, что они мудаки, — возразил Антон. — В том, что тебя обманули, нет твоей вины. — Легко тебе говорить, — горько усмехнулась Лера. — Тебя ведь не использовали на протяжении пяти лет. К таким формулировкам Антон оказался не готов. — Лер, тебя не использовали. Вам ведь было хорошо вместе? — Да, — вздохнула она. — А раз так, то не плачь из-за того, что это прошло. Просто помни, как вам было хорошо. Читал статью, что 80% бывших мужчин спустя время пытаются вернуться к своим бывшим девушкам. Это просто статистика, Лер. Так вот, твоя задача — отрастить на сердце щит и не поддаться на его уговоры начать всё сначала. Справишься? — Угу, — неуверенно и задумчиво ответила Лера. — Хорошо, — удовлетворённо ответил Шастун. — И, Лер, если тебе понадобится кому-то выговориться, я всегда рядом. На то мы и друзья. — Спасибо тебе, — искренне улыбнулась девушка. — Пошли договариваться к Чепурченко?

***

Вскоре в палату Тани вернулся Антон с металлическим почкообразным лотком. Он выглядел уставшим, но удовлетворённым. — Теперь тебя лечу я, — с порога объявил он Тане. — Ложись на живот. Приехали. — А где Валерия Сергеевна? — осторожно поинтересовалась Таня, желая этим вопросом оттянуть неприятную процедуру. — Будет лечить пацанов из 317 палаты, — пожал плечами Антон. — Они там вроде все послушные, беспроблемные. — А я, значит, проблемная? — надула губы Таня. — Для Леры оказалась проблемной, да, — не стал врать и заискивать Шастун. — Для меня нет. Надеюсь. Я же не зря надеюсь? — он выжидающе посмотрел на девочку. — Не зря, — вздохнула она, понимая, что подводить Антона она совершенно не хочет. Таня молча легла на живот, задрала полы халата до поясницы и чуть приспустила трусики. — Умница, принцесса, — раздалось сверху. — Я буду нежен. Антон с болью осмотрел лиловую попу девочки, настрадавшуюся от действий его одногруппницы, и его кровь вновь вскипела. На ум пришло много нелестных слов о Лере, но ни одно из них он не стал произносить вслух. Таня слышала щелчок латексных перчаток, чувствовала, как бережно и аккуратно Антон протирает спиртом её левую ягодицу, и жмурилась в ожидании дикой боли… Но её не было. Антон ставил уколы настолько аккуратно, что момент введения иглы она не почувствовала вообще. Чуть позже немного стало щипать от лекарства, но Таня прекрасно понимала, что болезненность ввода лекарства никоим образом не зависит от действий Шастуна. Вытащив иглу, Антон бережно приложил спиртовую салфетку к ранке и чуть помассировал мышцу, разгоняя лекарство. — Всё, — объявил он через полминуты. — Всё хорошо? — Да, — приглушенно ответила Таня. Почему-то нестерпимо захотелось поблагодарить Антона за такое бережное отношение. — Спасибо. Судя по виду Антона, он и сам удивился, что его бояшка только что поблагодарила его за укол. Но смущение длилось недолго. Он улыбнулся улыбкой зеленоглазого кудрявого кота: — На здоровье, Стесняшкинс.