Чёрный кот и бутылка виски

Он с самого детства был крайне чувствителен к запахам. Обычно принято считать, что ароматы способны откликаться в теле только физическими ощущениями, но мало кто говорит, что они также могут осаждаться в памяти, создавая важные воспоминания. Одно из них по счастливой случайности стало судьбоносным. 25 декабря. В тот день пахло мякотью молодых яблок и глубокой скорбью. — Я... Мне нужно подышать свежим воздухом. Кадзуха сухо попрощался с соседями по комнате, положил ранящий его сердце предмет в сумку и торопливо покинул общежитие. Он до сих пор жалел, что тогда не ответил на звонок. Прошло так много лет, но перед глазами до сих пор стоял образ человека, который молил его о помощи и до последнего её ждал, пока блеск в его глазах навсегда не потух. И все нужные слова, невидимыми буквами записанные на запястьях, стали бессмысленными, ведь их больше некому было услышать. Все фразы, полные сочувствия и сожаления, закрепились жгучим клеймом на сердце, каждый новый день напоминая об ошибке минувших времён. Сегодня же воспоминания вернулись вместе с ароматом грядущих праздников. К сожалению, это было неизбежно. Так происходило всегда. Кадзуха решил позволить себе короткую прогулку по вечерней улице в морозную зиму, предположив, что это может помочь ему расслабиться и перестать думать о плохом. А также наконец выкинуть вещь, которая осталась главным напоминанием о причине, по которой праздничное настроение постоянно заменялось в его сознании скорбью и тоской. Спустя пару бездумно пройденных кварталов его внимание привлёк освещённый уличными фонарями участок полупустой парковки. На плотной куче снега лицом вверх лежал человек, судя по телосложению, старшеклассник. Тело от холода защищала дутая куртка тёмно-синего цвета, на ногах были надеты чёрные ботинки, явно выбранные не по сезону, а лицо закрывалось серой кашемировой шапкой. В тот момент Кадзуха не на шутку перепугался. Ему явно не хотелось быть свидетелем ещё одной смерти, поэтому он поспешил подойти к лежащему на дороге незнакомцу. — Эй, ты в порядке? К его удивлению, тот даже не поднял головы, но зато отчётливо дал понять, что помощи получать не желает. — Нет, лежу умираю тут, — ответил он тогда. — Свали лучше и не мешай. «Грубо...» Честно говоря, Кадзуха действительно хотел уйти, но потом подумал: «Даже у невоспитанного подростка есть родители. Они наверняка о нём беспокоятся. Сейчас уже поздно. Вдруг что-нибудь случилось?» Алкоголем от парня не пахло, только раздражением и хамством. Может, он так злился, потому что боялся получать помощь? Впрочем, зацепило Кадзуху не только это. Сама формулировка небрежно брошенной фразы вызывала у него пылание в душе, которое невозможно было ничем погасить. Поэтому он сразу поспешил вразумить безрассудного юношу: — Ты нормальный так шутить? Вставай быстрее, замёрзнешь же. Хоть это и не было его ответственностью, Кадзуха понимал, что не смог бы простить себе повторное становление безучастным наблюдателем. По этой причине он не стал слушать недовольное бормотание, а просто убрал шапку, скрывающую за собой лицо паренька, и поднял его с земли за плотный ворот куртки. Как только тот оправился от шока и открыл глаза, Кадзухе предстал вид очень мягких черт, абсолютно не сочетающихся с резкими высказываниями. Бледные щёки и аккуратный нос украшала лёгкая розовизна, а мокрые от снега волосы налипали на лоб, немного скрывая за собой глаза, такие же большие и чистые, как глубокие озёра. Под фонарным светом в тёмной радужке мелькнул голубоватый перелив, в котором, если присмотреться, можно было разглядеть космос. Этот момент отдавал чем-то творческим; словно бездушную куклу в одно мгновение оживил талантливый мастер, вложив в неё все свои усилия и любовь. Через несколько секунд Кадзуха заметил, как ультрамарин в чужом взгляде сильнее проявился из-за сузившегося зрачка. Подумав, что напугал парнишку своей спонтанностью, он спросил: — Всё хорошо? Услышав вопрос, тот указал пальцем куда-то под близстоящую машину, после чего пояснил, что там сидел некий кот, которого ему необходимо достать. Выяснилось, что зверёк был слишком напуган, чтобы идти на контакт, поэтому обмороженный невежа просто ползал по снегу, пытаясь приманить его к себе рукой. И правда, внешность и первое впечатление порой бывают обманчивыми. Кадзуха с ностальгией начал вспоминать, как вместе с Томо бегал по просёлочным дорожкам в попытках догнать непоседливого питомца друга, постоянно убегающего из дома через приоткрытые оконные ставни. Они придумали ему имя Шимо, что означало «иней» и напрямую ассоциировалось с зимой, ведь белая шерсть кота блестела так же ярко, как и тонкая корка льда, оковавшая ветки деревьев с наступлением холодов. Нынешняя ситуация выглядела похожей, только шубка уличного котёнка в этот раз цветом напоминала жидкую тушь с кончика кисти летописца. Нахлынувшие от воспоминаний чувства были настолько сильными, что Кадзуха просто не смог отказать в помощи. Тогда он даже не думал, чем могло обернуться для него это решение. 31 декабря. Кадзуха лежал на кровати, вытянув руки к потолку и бездумно гипнотизируя предмет, который всё это время хаотично прокручивал в пальцах. Старая непримечательная кепка чёрного цвета. Ему опять не удалось её выбросить. Как бы Кадзуха не готовился морально, он всегда погружался в вязкий омут из чувства вины, вспоминая лицо человека, которому однажды пообещал её отдать, но так и не сделал этого. Желания готовиться к празднику не было от слова совсем. Аль-Хайтам и Кавех снова успели за день несколько раз поссориться из-за мелочей и столько же помириться. Кадзуха, конечно, знал, что они неплохие ребята, но подобная атмосфера в купе с общим предновогодним кипишем изрядно его выматывала. Хотелось просто снова куда-нибудь сбежать, желательно подальше, чтобы почувствовать наконец свободу от печалей и душной тоски. Тогда перед глазами неожиданно возникла картинка с притворно хмурым выражением лица отпетого любителя валяться в снегу и спасать котят. Кадзуха непроизвольно улыбнулся. Так забавно. Одна нелепая встреча перевернула его сознание настолько, что уже неделю ему не хотелось расставаться с воспоминаниями о ней, когда другие разум позывал испепелить дотла. И даже адрес, который, очевидно, произносился с иронией, засел на подкорке и никак не желал покидать голову. Кадзуха почувствовал острую потребность однозначно разобраться в том, насколько шутка являлась шуткой. Не до конца понимая правильность этого поступка, он вскочил с кровати с намерением всё-таки навестить своего необычного знакомого. Как оказалось, у них был всего год разницы в возрасте. Может, поэтому общение с ним давалось настолько легко? Кавех, который стоял неподалёку, пакуя подарки для родных, отвлёкся на необычайно воодушевлённого соседа и вопросительно приподнял брови. — Куда это ты в преддверии Нового года направляешься такой весёлый? Неужели нашёл пассию, с которой будешь праздновать? Последний вопрос был всего лишь юмористическим подколом, но Кадзуха даже не пытался придумывать оправданий и просто ответил утвердительно: — Да, поэтому вернусь поздно, — наспех бросил он, а затем оделся и скрылся за дверью. Уличный мороз легонько покалывал, соприкасаясь с кожей, а особая суетливость прохожих напомнила ему о первом Новом годе, проведённом в одиночестве. Поздняя ночь. Близился бой курантов. Вокруг счастливые лица дорогих ему людей. Все улыбались и увлечённо переговаривались, сидя за обеденным столом. Старую полосатую скатерть украшали закуски в виде простых бутербродов и некоторого разнообразия салатов. Он сидел в самом углу комнаты, плотно прижавшись к стене. Друг за другом произносились праздничные тосты, а затем родственники начали обсуждать планы на грядущий год. Дедушка, как всегда, не упускал шанса упомянуть о своей любви к фехтованию и хвастался своим обожаемым внуком, который в совершенстве овладел этим искусством, учась в средней школе. Другие члены семьи тоже не отставали в говорливости, отзываясь о прожитом с лёгкой ностальгией. Вот только Кадзуха совсем не радовался даже откровенно хвалебным речам в свой адрес. Когда-то ему хотелось быть лучшим в семье, стать гордостью для родителей и дедушки, а потом... он потерял смысл всего этого. После очередного тоста он всё же поднял бокал шампанского и сделал глоток, дабы не изменять традициям. Невкусно. Неприятная обжигающая горечь с кислым послевкусием растеклась по горлу, и провалилась в желудок, осев там тяжёлым грузом. Но груз на сердце всё ещё был тяжелее. Уже полгода миновало с момента его смерти, а сознание так и не успело принять то одиночество, с которым теперь приходилось мириться. Даже окружённый любовью родных, он ощущал себя так, будто потерялся в леденящей пустоте. — Что с тобой, Кадзуха? Плохо себя чувствуешь? — взволнованно спросил дедушка, когда он внезапно вскочил из-за стола. — Да, простите. Ему не хотелось больше здесь находиться. Не оглядываясь, Кадзуха вышел из кухни под удивлённые взгляды родных и направился прямиком на морозную вечернюю стужу, накинув на плечи лишь лёгкую куртку. Снаружи уши болели ещё сильнее из-за частых запусков салютов и громкого смеха радостных незнакомцев. Это по-настоящему ранило душу. Почему мир был так несправедлив? Кадзуха вздохнул и присел на лавку у крыльца. Той ночью он долго сидел и пустым взглядом смотрел на множество праздничных вспышек, пока в глубине его тела разгорался новый болевой очаг. — Мы должны были смотреть на них вместе, — прошептал он еле слышно и поджал дрожащие губы.

✦ ● ✦

За углом показалось несколько фигур, являющихся предположительно членами одной семьи: рослый мужчина, женщина чуть пониже и маленькая девочка, на вид лет пяти. В руках глава семейства держал пиротехническую установку для запуска салютов. Ребёнок вприпрыжку бегал вокруг него и смеялся. — Ура! Мы с папой и мамой будем запускать салют! Мужчина передал пиротехнику жене и затянул девочку в объятья, подхватив её на руки. — Конечно! Папа с мамой очень старались, чтобы тебе понравился праздник, — он подмигнул женщине, а та ответила лёгкой молчаливой улыбкой. Кадзуха тоже улыбнулся, наблюдая за этой светлой картиной, но пальцы непроизвольно сильнее сжали лямку наплечной сумки. По пути ему ещё несколько раз встречались компании друзей и семей, находившиеся в предвкушении наступающих новогодних каникул. Наблюдение за ними отдавалось болью, поэтому он решил не задерживаться у толп и просто побрёл дальше к месту предполагаемого жилья своего знакомого. «Странно, наверное, будет, если я приду. Я ведь знаю только его имя и возраст. Да и, может, он правда пошутил? Сомневаюсь, что кто-то мне откроет». Кадзуха был уверен, что Скарамучча посчитал его слишком странным и специально назвал первый попавшийся адрес, чтобы отвязать настырного помощника от себя. Всё на это указывало, начиная с язвительной манеры общения, заканчивая раздражением, которое тот даже не скрывал в момент разговора. Но в то же время Кадзухе не давала покоя двойственность его характера. Иногда он вёл себя совсем как другой человек: смущался от шутливых комментариев, выражал добродушие, проявлял не мнимый интерес к его увлечениям, смеялся несдержанно, точно ребёнок, получивший на праздник неожиданно большую порцию сладкого. Такое поведение никак не вязалось с внешней отстранённостью. Она выглядела слишком искусственно. Кадзуха слишком долго сам носил маску, чтобы не понять, что она надета на другом. Возможно, именно это делало их похожими. Снова нагрянувшее уныние помешало его рациональной стороне встать во главе угла и повернуть назад. Казалось, что ещё одна минута, прожитая в этом теле наедине с собой, приведёт к его фатальному окончанию, ведь единственным сдерживающим фактором было обещание, нарушение которого стало бы предательством. Пускай и посмертно. Однако с каждым годом давление совести ослабевало, заменяясь усталостью, поэтому вопрос того, когда это произошло бы, был вопросом времени и только. Скоро Кадзуха заприметил нужный дом и слегка ускорился, но, как только впереди появился подъезд, внезапно остановился. Рядом с крыльцом стояло два человека, один из которых был хорошо ему знаком. Верно: эти чёрные, чуть взлохмаченные волосы и тёмно-синий пуховик, визуально превращавший невысокого студента в учащегося старших классов. Сердце немного быстрее застучало от осознания, что он не ошибся, но подойти сейчас было неудобно. И причиной тому являлась женщина, стоявшая рядом со Скарамуччей и что-то ему объясняющая. Судя по его виду, диалог состоялся напряжённый. Наверное, поэтому и не продлился долго. Вскоре Скарамучча вошёл в подъезд, а дама в нарядной меховой шубе направилась в сторону остановки, которая находилась прямо у Кадзухи за спиной. Проходя мимо него, всё ещё стоявшего истуканом, она кинула странный взгляд в его сторону и улыбнулась. Хотя, возможно, ему просто показалось. Слишком уж в целом странной и загадочной та женщина выглядела. Через некоторое время Кадзуха тоже решился войти в подъезд. Ему несказанно повезло, поскольку, судя по всему, в двери был сломан домофон, и она открылась свободно без ключа. Уже поднимаясь на лифте, Кадзуха начал слегка нервничать, поэтому снова достал кепку из сумки и крепко сжал в руках, чтобы прийти в чувства. «Я надеюсь, что он не посчитает меня сумасшедшим хоть сейчас. Я готов всё сделать для этого, только бы не возвращаться обратно». Когда двери лифта открылись, на этаже почему-то никого не оказалось. Но он ведь точно помнил, что нужен был пятый этаж. Вдруг Скарамучча уже зашёл в квартиру? Кадзуха осторожно подошёл к титановой двери, маленько потоптался на месте, а потом слабо постучал. Никто не открыл. «Странно». Внутри начинало взрастать тревожное семя. Он почувствовал себя очень неуютно и глупо. Продолжая мелко перетаптываться, Кадзуха завис перед квартирной дверью, думая, как ему следует поступить дальше. Но решить ему не дали. Вскоре за спиной загремел старый лифт. — Ты..? «Ужас, как я мог попасть в такую нелепую ситуацию?» — Извини... А, ой, — Кадзуха застопорился, вспомнив, что Скарамучча не любит постоянные извинения, и посчитал, что раздражать его сейчас явно не стоит. — Я так долго тебя ждал, думал уже, что квартирой ошибся. «Ну почти. Просто поверь, эти две минуты тянулись, как вечность». Скарамучча недоверчиво покосился на него, не скрывая своей неприязни. — Что тебе нужно? — холодно спросил он. Кадзуха застыл, в спешке воображая адекватную причину своего появления, но ни одна не казалась достаточно весомой, чтобы не выглядеть сталкером или психически неуравновешенным. В процессе размышлений он залип на черновласую макушку и зачем-то представил, какими вихры Скарамуччи могли быть на ощупь. Сейчас они имели вид на удивление прямой и гладкий. В первую встречу он запомнил их слегка волнистыми и мокрыми от налипшего снега. «Ох...» В голове всплыли его собственные слова, произнесённые перед тем, как Скарамучча назвал ему адрес своего проживания. Будучи неуверенным в том, насколько это покажется вменяемым, Кадзуха всё равно вытянул вперёд руку с зажатой в ней чёрной кепкой. — Вот возьми, пожалуйста, — пробормотал он, виновато поглядывая в пол. «Что я вообще делаю?» В мыслях хотелось просто провалиться под землю, но Кадзуха попытался выглядеть так естественно, насколько был способен. На резонный вопрос «Зачем?» он напомнил про своё обещание, данное после того, как по его вине чужая шапка была утеряна где-то в парковочных снегах. По завершении несуразной оправдательной речи казалось, что ему суждено быть повторно посланным. Оставалось надеяться, что не слишком грубо. Чем дольше Скарамучча молчал и вопросительно пялился на него, тем сильнее Кадзуха ощущал смущение и желание отбыть на небеса. На нервах он уже был согласен отдать знакомому свой любимый шарф, посчитав этот аргумент более убедительным, но, к счастью, был остановлен: — Нет. Я возьму её. Он чуть не рухнул, когда Скарамучча в самом деле взял из его рук бейсболку и натянул себе на голову. Прямо здесь, в подъезде! Видимо, ему уже надоело смотреть на то, как чудак позорится, поэтому он решил закончить представление нелепости побыстрее. После того, как Скарамучча подтвердил, что больше не в обиде, волнения окончательно исчезли. Кадзуха даже с радостью согласился помочь ему украсить подъезд. К его собственному удивлению, работа не выглядела как навязанная каторга, скорее как возможность совместного времяпрепровождения с человеком, который одним своим присутствием облегчал ношу на сердце. Было ли дело в самом человеке, не имело значения, главное — вечер окрасился яркими красками подобно сверкающей гирлянде, совместными усилиями зацепленной на потолке. А к концу дня угрюмая маска впервые треснула, после чего за ней появилось выражение благодарности за согревающий напиток. «Мило», — подумал в тот момент Кадзуха.

✦ ● ✦

31 декабря. Два года спустя. Последнее время в его голове ежедневно прокручивалась одна и та же сцена. Замкнутый водоём. Песчаное рыхлое дно, в которое по щиколотки проваливаются ноги. По-началу, отсутствие здесь кислорода вгоняет в панику, но потом страх отступает, даже когда огромное пространство наполняется водой столь быстро, что сознание не успевает этого принять. После наступает радость, потому что из мрачных глубин вдруг выплывают многочисленные рыбки, чья чешуя ярко блестит и переливается под тусклыми лучами света, редкими полосками проникающими через кромку воды. Они спокойно проплывают мимо, словно не замечая, что на песчаном дне стоит посторонний. На некоторое время эта мистическая картина даже дарит спокойствие и уют, но, к сожалению, это ошибочное ощущение. В какой-то момент вода становится холоднее, а рыбки начинают стремительно увеличиваться в размерах. Взгляд застывает, следя за этим невообразимым зрелищем. Маленькие гуппи через несколько минут предстают огромными неповоротливыми существами, которые теперь могут посоперничать за главенство в пищевой цепи с хищными акулами. Он жмурится, потирая оледеневшие конечности, а когда открывает глаза, понимает, что самое страшное наступит позже. Ставшие огромными рыбы замедляются и кружатся в воде прямо над головой. Зрелище всё ещё кажется завораживающим, поэтому он не замечает, как касается пальцем одной из серебристых чешуек, после чего действие приобретает неожиданно жуткий оборот. Тронутая рыба тут же застывает и заваливается на бок. Через пару мгновений взгляд её блекнет, а чешуя перестаёт блестеть. Безжизненное тело существа всплывает к поверхности аквариума, в котором изначально даже не различался верх. Но теперь предел становится ясен. И не только для него. Словно подвергшись стадному инстинкту, все остальные рыбки, превратившиеся в гигантских рыбин, также обессиленно повисают в воде и отправляются к её поверхности. Сердце бешено забилось. Хотелось сбежать. Покинуть это жуткое место, где теперь повсюду витал запах смерти. Воздух мог размешать бодрый ветер, а речная вода уносилась течением. Но в стоячем водоеме от ужаса невозможно скрыться. На побег не было и шанса, ведь песок уже поглотил немевшие ступни. Но даже вырвавшись из тисков, найти выход невозможно. В темноте бескрайней дали просто не видно пути к свободе. Тело раз за разом с силой врезалось в невидимую стену, которая окончательно гасила надежду на спасение. Страшно, холодно, больно. Ванильный запах смерти всё приближался, сквозь воду заполняя лёгкие, которые почему-то именно сейчас разучились нормально дышать. Жидкость затекала через нос и рот, вызывая удушье. Он упал на песок, захлёбываясь кашлем. Однако собственная смерть не пугала. Пугали огромные трупы, повисшие наверху и давившие на голову своим сладковатым смрадом. Стекло нельзя разбить так же, как и спрятаться от этого чувства. Уже довольно скоро тело устало сопротивляться, позволив мраку окутать себя. Горло испустило последний воздушный пузырь, после чего собственное дыхание прекратилось. ...А потом по стеклу кто-то постучал. Кадзуха уставился в потолок, в панике глотая воздух. Приложив руку к груди, он почувствовал, как орган, качающий кровь, отчаянно рвался выбраться из костяной тюрьмы. Осознание того, что его не вынуждала захлёбываться вода на дне гигантского аквариума, немного успокоило, но сильнейшее чувство страха так полностью и не покинуло его. Через мгновение тишина вновь была нарушена громким стуком. Кадзуха с усилием встал с кровати и подошёл к двери. Его удивление усилилось, когда он её открыл и обнаружил в коридоре знакомое лицо. — А..? — Ты так крепко дрыхнешь, соня, что до тебя дозвониться невозможно! Пришлось самому идти. По телу невольно пробежала дрожь. — Что? Как ты вообще смог зайти в здание? — Пролез под турникетом, — Скарамучча гордо ухмыльнулся собственной гениальности. Кадзуха всё ещё недоумевал: — А как ты сюда добрался? Я же тебе не говорил, в какой комнате живу. — Снаружи добрые люди подсказали. Тем более, у тебя у одного в комнате тихо и темно, как в гробу, поэтому найти её по ориентирам было несложно. Хотя думаю, если я решусь прийти к тебе снова, вряд ли смогу дорогу вспомнить. У тебя тут не общага, а чёртов лабиринт! Кадзухе казалось, что он всё ещё находился где-то глубоко под водой, поэтому смысл слов улавливался через раз. «Ты пришёл ко мне? Ночью? Зачем?» Ответом стала последующая фраза: — Да не кипишуй ты! Забыл что ли, какой сегодня день? Даже старуха комендантша взяла выходной, один ты в общаге тухнешь. Пойдём уже! — он начал подёргивать друга, чтобы тот быстрее одевался. — Куда..? Кадзуха с трудом понимал, что происходит. К счастью, сейчас в комнате было пусто. Его соседи уехали на выходные по домам, а он предпочёл остаться. Родители жили далеко от города, да и ворошить старые раны своим приездом не особо хотелось. — Как «куда»? — удивлённо воскликнул Скарамучча. — Салюты смотреть пойдём! Ты вообще видел, сколько на улице ракетниц установили? Они никогда раньше не отмечали вместе Новый год. Только во время второй встречи, да и тогда всё закончилось просто тихой посиделкой на кухне и разговорами о жизни. Не шло и речи о том, чтобы идти наблюдать за запуском фейерверков или говорить тосты за столом, отслеживая бой курантов. Впрочем, Скарамучча своей настойчивостью не оставлял путей для отступления, поэтому Кадзуха вынужден был принять его условия. Он быстро надел ботинки, тёплую кофту, накинул своё любимое пальто и пошёл вслед за другом на улицу. На выходе из здания обнаружилось отсутствие не только ранее упомянутой комендантши, но и охранника. «Тебе очень повезло, что тебя не поймали. Будь осторожнее, пожалуйста, прежде чем творить такие безумные вещи снова». Пока на ровных белоснежных полотнах оставались углубления в виде следов от ботинок, а сумрак становился всё отчётливее, Кадзуха по своему обычаю размышлял о прошлом. Каждый праздник он предавался тоске, и этот не планировал становиться исключением. Хоть ночные кошмары и были жуткими, они никак не терпели сравнения с реальностью, которая, в отличие от мозга, никогда не церемонилась. Смерть воображаемых аквариумных рыбок, всплывающих поочерёдно кверху брюхом, далеко не так страшна, как труп с ледяной кожей, безвольно висящий на руках и омываемый горячими слезами. Кадзуха посмотрел на бледное лицо друга, чуть окрашенное алым из-за мороза, и сильнее сжал его ладонь. Тот не оставил это без внимания и убавил шаг. — Замёрз? Кадзуха кивнул. — Потерпи, мы уже почти пришли. «На самом деле мне очень неспокойно». Но он не сказал правду. Просто пошёл дальше следом, доверяя еле ощутимой теплоте чужой ладони и уверенным шагам, оставляющим углубления на недавно выпавшем белом покрывале. Кадзуха и правда просто доверял. Даже если Скарамучча однажды затащит его на мост, чтобы скинуть, он позволит этому произойти. Ведь сейчас он стал единственным человеком в его жизни, к кому он испытывал подобные чувства. Ранее всё происходило по-другому. Долгое время они очень неумело притирались, пытаясь наладить общение. Кадзуха испытывал весь спектр эмоций, от крайней степени недовольства до неловкости и боязни совершить ошибку. Скарамучча же со временем из странного знакомого превратился в его второго верного друга, которого не хотелось отпускать. Человека с эксцентричным нравом, но добрым сердцем и милыми повадками. Общение с ним всегда наполняло день жизнью, даже когда в сознании главенствовала смерть. И в этот раз он снова повёл себя сумасбродно, но Кадзуха был рад. Несмотря на внутренние волнения, он всё равно не жалел, что заставил себя подняться с постели, чтобы выйти на улицу. Тем более, тут же такой свежий воздух! — А я говорил, что тебе чаще выбираться из своей конуры надо! Смотрю, сияешь от счастья прям. Но ты подожди, скоро будет ещё лучше! Кадзуха огляделся вокруг, вдыхая аромат бодрящей свежести. Они дошли до небольшой баскетбольной площадки, полностью засыпанной снегом. Рядом стояло два горящих фонарных столба, у верхушек которых летали пыльные крупицы насекомых. Хотя, может, это и в самом деле была пыль... — Почему мы пришли именно сюда? — спросил он, посмотрев на друга. Вокруг не наблюдалось других людей, только высокий металлический забор-сетка и пустое поле для игры в баскетбол, которое сейчас больше подходило на роль катка. — Отсюда вид будет хороший, я знаю. Давай подождём немного. Скарамучча отошёл подальше, прислонившись спиной к сетке, после чего за ним повторил и Кадзуха. В руках он держал мобильный телефон, на котором электронный циферблат отображал точное время. 23:53 Уже скоро. 23:55 Уши щекотал несильный ветер и звук тихого дыхания, светлой дымкой растворяющегося во тьме после каждого выдоха. 23:59 Вдалеке прозвучало несколько нетерпеливых залпов, но они не привели ни к каким результатам. Видно, то были простые петарды. Кадзуха сам не заметил, как начал беспокойно сжимать в ладони чужую куртку. Сейчас он застыл перед мигом, воспоминания о котором раньше возвращали в истерику, погружали в глубокое одиночество; заставляли тихо плакать в подушку, пока все вокруг радовались и смеялись. Их смех всегда колотил по барабанным перепонкам, словно отбойник по дороге. — Ха-ха-ха. Вдруг его ушей достиг тихий беззаботный хохот. Кадзуха повернул голову. — Не жмись так сильно. Ты что, салюты так давно не видел? — Скарамучча звучал искренне и по-доброму, совсем не как обычно. — Не волнуйся, тебе точно понравится. После этих слов в душе впервые заговорила уверенность. «Я знаю». Беглый взгляд опять упал на экран телефона. 00:00 Через мгновение небо пронзил грохот и визги ракетниц, единовременно пущенных ввысь. С земли слышались людские возгласы, полные радости и пьяного счастья. Прошли лишь секунды, после чего фейерверки с громким трещанием и хлопками принялись распадаться на разноцветные огоньки, вырисовывая на небе волшебные узоры. Крошечные вспышки постоянно сменяли друг друга, превращаясь в разнообразные орнаменты, а потом вновь растворялись во мраке, как звёздная пыль. Ярче них была только нежная улыбка человека рядом, который избегал её в повседневной жизни, как только мог. Страх моментально исчез вместе с воображаемыми рыбками. Они уплыли за ненастоящими звёздами в свой уютный водоём, где им было комфортно и тепло. Наверняка теперь они будут счастливы. В лицо летели снежинки, застывая на ресницах и волосах, но даже они с самым морозным ветром не могли похоронить под своим ледяным шквалом всю значимость этого события. Кадзуха не был способен произнести ни слова, каждый раз снова возвращаясь взглядом в ночное небо. Позже он тоже тихо рассмеялся и закрыл лицо рукавом пальто. Скарамучча спросил обеспокоенно: — Ты в порядке? Я что-то сделал не так? — Нет... просто снег в глаза попал, — сквозь смех и слёзы негромко пробормотал Кадзуха. — Спасибо. В тот момент он ощутил давно забытое чувство, которое люди называют «счастьем». Огромная благодарность за простые мгновения, ощущающиеся невероятно важными. Внутри произошёл такой эмоциональный взрыв, что был сравним по масштабам с силой самой большой разорвавшейся в небе ракетницы. Всё бурлело и пылало. «Так хорошо». Внезапно прямо над их головами прозвучал уже настоящий взрыв. Шумный и резкий. Кадзуха посмотрел наверх и увидел, как один из фонарей начал искриться. Предположительно, его верхушку задел один из кривозапущенных фейерверков. Соединительная часть фонарного столба так ярко мерцала, что издалека казалось, будто столб превратился в бенгальский огонь. Зрелище настолько сильно к себе притягивало, что невозможно было отвести взгляд. «Красиво», — почему-то пронеслось в мыслях. — Отойди! Быстро! Но не успел он опомниться, как Скарамучча отпихнул его от мерцающего столба, искры с которого сыпались на землю точно маленькие звёздочки. Через секунду после этого фигуры парней рухнули на скользкий лёд, застилавший дорогу, а свет фонаря погас вместе со всем ближайшим освещением в округе. Кадзуха осознал это, когда, разлепив веки, не почувствовал разницы. В его плечо упиралась чужая голова. Первые несколько мгновений Скарамучча лежал на нём, не двигаясь, видимо, тоже не до конца осознав произошедшее. Наверное, в такой момент Кадзухе следовало аккуратно стряхнуть друга с себя и встать, но он задумался, обратив внимание на другое. «Такой лёгкий...» Скарамучча не отличался высоким ростом и тренированными мышцами, но от истощения тоже никогда не страдал. Только сейчас Кадзуха понял: что-то изменилось. Поскольку даже сквозь куртку он теперь мог чувствовать худобу его тела. — Блин! Болван! Ну как можно так бездумно пялиться на искрящийся провод?! А если бы тебя током убило?! — чуть приподнявшись, но не слезая окончательно, Скарамучча начал выражать своё беспокойство через возмущение. — Прости... — виновато ответил Кадзуха, действительно не находя других слов для ответа. Он тогда даже не понял, в чём была причина его собственных действий. Многие люди приписывали ему собранность и хорошую концентрацию, как одни из основных качеств. Но пару мгновений назад что-то отвлекло его настолько, что чуть не привело к опасности. Кадзуха вспомнил услышанную некогда фразу: «Ну как можно быть таким неуклюжим?» — в жизни у него было всего два человека, которые говорили ему это. И один из них как раз сейчас отчитывал его, при этом находясь настолько близко, что перехватывало дыхание. — Гм, как же сложно с тобой бывает... А, чёрт! — Скарамучча попытался подняться, поняв, что слишком долго прижимался к телу друга, вот только сделать ему это не позволила внезапно схватившая за куртку рука. — Чего..? Кадзуха почувствовал нарастающий трепет, после чего сильнее вдохнул воздух, прислушиваясь к витавшему в нём нежному аромату с непонятными нотками. «От тебя приятно пахнет». Но вслух произнёс другое: — Поднимайся осторожнее, чтобы не удариться. Скарамучча только фыркнул: — Пф. Из-за погасшего света вокруг не было видно ни пылинки. Только беспросветная тьма, накрывшая их подобно непрозрачному куполу. Обычно мрак кажется людям страшным из-за своей непредсказуемости, описываемый как предвестник печали, но Кадзуха крайне был не согласен с этим мнением. Он знал, что только сцены из фильмов ужасов происходят ночью, настоящей же трагедии подвластно любое время суток. Сегодня ночь тоже не пугала. Она, напротив, дарила ощущение тепла посреди усыпанной снегом дороги. Скарамучча первый поднялся и подал руку. Ох, какие же тонкие у него были запястья! Кадзуха никак не мог отделаться от нового переживания, которое настойчиво прицепилось к нему. Когда они встали рядом, он повторно втянул приятный аромат, ставший почти родным. Тревога слегка ослабла. Возникло нечто другое, что существовало уже давно, но сегодня впервые решило себя столь открыто проявить. В голове зазвучал звонкий смех, а перед глазами мелькнули яркие цветные огоньки средь ночного неба. Кадзуха наконец смог описать этот запах. «Ты пахнешь спокойствием». — О чём задумался? «Думаю о том, что хочу чаще гулять с тобой, разговаривать, слышать твой ворчливый голос. Хочу посвятить тебе все свои стихи, а потом наблюдать за тем, как ты их читаешь и улыбаешься. Хочу отмечать с тобой праздники, находиться рядом, когда радостно и больно на душе. Хочу сделать тебя таким же счастливым, каким ты сделал меня». Кадзуха чётче ощутил биение собственного сердца. Да, ему не показалось. — Мне хочется сказать тебе кое-что. И посмотрел на лицо напротив. Такое расслабленное и безмятежное. Ему невероятно нравилось, когда во время их бесед Скарамучча расслаблялся. В эти моменты проявлялись все его самые трогательные черты. — Что? «Ты мне нравишься. Очень. Я рад, что когда-то встретился с тобой». Но в тот раз Кадзуха не смог произнести этих слов. Он вспоминал ладонь давно покинувшего этот мир человека, которую сжимал после смерти. Холодную и тяжёлую. А также вину перед ним, которую так и не вышло искупить. — Нет, ничего, — с притворной улыбкой ответил он. Чувства пока не готовы были стать озвученными. Откровения обернутся предательством для обоих, а Кадзуха не желал этого. Слишком страшно своими словами разрушить ту непосредственность, что возникала каждый раз, когда они находились рядом. Ему так долго не хватало этого. И не хотелось этого лишаться. «Извини». Тем вечером пахло свежими яблоками, спокойствием и болью, что сковала сердце.