Чёрный кот и бутылка виски

Карандаш медленно вырисовывал на листе буквы, которые сплетались в цепочку и струились друг за другом, наделяя волнистый орнамент смыслом. Поочерёдно знаки составляли короткие фразы и предложения, прославляющие красоту природы и разноречивых чувств. Кадзуха писал с детства, вдохновляясь ярким солнцем за окном, зелёной душистой травой, певчими ласточками с аккуратными остроконечными перьями. Это было его основным хобби. Строки всегда возникали в голове сами собой, подобно ветру свободно проникая в голову вместе с другими мыслями. Быстро находя своё воплощение на бумаге, они закреплялись там, позволяя при каждом перечитывания возвращаться в атмосферу лёгкости и безмятежности, которую был способен дарить окружающий мир. Раньше на составление очередного трёхстишия он тратил не больше нескольких минут, но почему-то сейчас, даже спустя полчаса, финальная строчка оборвалась на первом слове и так застыла. Кадзуха никак не мог дописать продолжение. Утром зной горит У траурного холма. Запах... Зависнув над последней буквой, кончик карандаша начал обводить её, а после с нажимом рисовать вокруг случайные кружки и завитки. Кадзуха задумчиво перевёл взгляд чуть выше, на другой свой стих, более ранний, написанный в этой же потрёпанной тетрадке чёрными чернилами перьевой ручки: Яркие листья, Слушаю зов свободы. Поцелуй весны. После прочтения разум погрузился в плотный туман. Стало немного жарко. «Поцелуй...» Кадзуха коснулся указательным пальцем нижней губы. На ней по-прежнему ощущалось фантомное пламя. Уже потухающее, но всё ещё поражающее своей мощью. В моменте казалось, что его было настолько много, что оно могло растопить весь рассыпчатый снег на бетонном ограждении старой крыши. Но теперь по прошествии нескольких дней искра стремительно угасала под гнётом капель тающих сосулек. Опечаленно вздохнув, Кадзуха неохотно вернулся к первому стиху. Он знал слово, которое рвалось встать в конце строчки, но до последнего сопротивлялся ему. Хотелось выбрать что-то другое, но, к сожалению, голова вконец опустела. Не оставалось ничего, кроме как закончить стихотворение, следуя безотвязным подсказкам сознания: Запах полыни, — дописал он. Теперь полный задушевности текст окружали множества наползающих друг на друга кругов, выглядящих как воронки, засасывающие внутрь себя беззащитные полоски букв. Зрелище нагоняло тоску и беспокойство. Уныние оборвал внезапно зазвонивший мобильник. Кончик карандаша надломился и поцарапал бумагу, оставив на ней острую черту. Кадзуха сразу же схватил телефон, борясь со сбившимся дыханием. Он боялся и в то же время надеялся наконец снова услышать его. Хоть ненадолго, на пару секунд, но именно его и именно сейчас. Потому что, казалось, больше тихих дней он не сможет вынести. Чуть не выронив на пол карандаш, Кадзуха нажал на зелёную кнопку ответа и приложил устройство к уху. — ...Алло? — Привет, староста! Не скинешь конспекты со вчерашней лекции? У меня преподша требует, надо отмазаться. У тебя вроде давно их уже не проверяют. «Нет, не он...» Голос принадлежал его одногруппнику Хэйдзо. Как-то они разговорились в университетской библиотеке. Тогда Кадзуха также пытался писать стихи, а он искал литературу для подготовки к экзамену. Помнится, Кадзуха согласился помочь с поисками и в процессе перебирания старых книжек наткнулся на полный курс криминалистики, который Хэйдзо очень приглянулся. После он поделился тем, что увлекается тру-краймом, и в целом любит изучать технологии раскрытия разного рода преступлений. Его отец работал следователем и сына с ранних лет вовлекал в тонкости своей работы путём рассказа различных историй, а тот был только рад вовлекаться. В старшей школе Хэйдзо уже сам планировал поступить в полицейскую академию, но не прошёл по здоровью. Попытки он оставил, но увлечение не забросил, сделав его своим хобби. Иногда он даже помогал выполнять сортировку дел в судебном архиве, за что его сильно полюбили тамошние сотрудники. Во время их беседы Кадзуха ненароком поделился своими знаниями о побочных эффектах при передозировке атипичными антидепрессантами. Хэйдзо почему-то эта информация очень впечатлила, и он ещё надолго пристал к нему с вопросами, а Кадзуха всячески открещивался от продолжения диалога на эту тему. Так их общение, в конце концов, свелось исключительно к обсуждению учёбы. — Да, хорошо, через пару часов отправлю, сейчас на работе. Человек на том конце трубки громко обрадовался. — Спасибо огромное! Выручил! Ладно, должок отдам потом. Хорошей смены! — по интонации показалось, что в конце фразы он подмигнул. Когда вызов завершился, Кадзуха удручённо принял тот факт, что на ещё один стих его сегодня не хватит. Даже последний дался с огромным трудом. Всё сильно изменилось с того дня. Теперь ушей больше не достигали мелодичные звуки завывания ветра за окном, а взгляд был слеп по отношению к блестящим искоркам на ровном снегу. Когда Скарамучча признался, что не планировал убивать себя, он звучал искренне, но его более ранние слова не вязались с новыми. А также его внезапный взрыв чувств, окативший Кадзуху подобно ведру ледяной воды спозаранку, заставил окончательно утонуть в противоречиях. Это были уже не просто слова. Взаимность, которую он не ожидал, но повторно получил, оказалась пугающей настолько, что заставила оцепенеть. В тот момент Кадзуха понял: теперь у него не осталось времени на раздумья. Если он не решит всё в скором времени, то велик шанс, что они больше не увидятся. Никогда. — Здравствуйте..? Кадзуха вздрогнул. Переживания растворились в запахе стойкого мужского одеколона, который исходил от косматого молодого человека в белой рубашке, стоявшего с другой стороны барной стойки. Стряхнув с себя волнения, бариста убрал тетрадку под стойку и постарался улыбнуться. Посетитель сделал то же самое. — Не нальёте один капучино? — Здравствуйте! Да, конечно! Вам конспекты с собой или с сахаром? — Простите? «Ой...» Очевидно, работоспособность мозга не успела восстановиться. Кадзуха неловко посмеялся, поняв весь абсурд сказанного, после чего объяснился: — Прошу прощения. Подскажите, вы будете пить напиток в заведении или вам с собой упаковать? К счастью, мужчина не стал устраивать скандал, а тоже хохотнул в ответ: — С собой, пожалуйста. Ну и, если в конспектах достаточно воды, чтобы в них растворился сахар, можете их тоже добавить, — пошутил он. — Не волнуйтесь, я сам студентом подрабатывал в барах и кофейнях. После учёбы настолько сильно временами уставал, что и не такое говорил посетителям. Кадзуха опять улыбнулся, в душе сгорая от неловкости и безмерно благодаря клиента за понимание. Конечно, дело было далеко не в учёбе, но сочувствие от постороннего человека немного сгладило возникшее напряжение. — Значит, сахар тоже положить? Может, вы хотели бы попробовать сладкий сироп? — А? Нет, я не пью сладкий кофе, сказал просто ради шутки. Обычно предпочитаю погорче, только сегодня захотелось с молоком. — Хорошо, пару минут. Сердце болезненно кольнуло. Он вспомнил ещё одного любителя горького кофе, который пил его часто и с огромным наслаждением. Это каждый раз поражало до глубины души, ведь сам Кадзуха не выносил настолько крепкие напитки: что кофе, что алкоголь. Он удивлялся и одновременно восхищался его неизменной способностью так легко заливать в себя настолько едкие жидкости, и чувствовать себя превосходно. Ну, до недавнего времени точно. Кадзуха по-настоящему скучал по тем временам, когда они вместе пили кофе и чай прямо здесь, в его скромной уютной кофейне. Тогда бледные щёки алели от обжигающего пара, а уголки тонких губ еле заметно приподнимались от приятности терпкого вкуса. Утрамбовав размолотые кофейные зёрна темпером, Кадзуха поместил его в кофемашину и запустил её. Через некоторое время ароматный напиток уже полился в заранее подготовленный бумажный стакан. Затем он взял его, нацепил картонный держатель и передал нетерпеливо топтавшемуся на месте гостю. Когда клиент получил свой заказ, он сначала вежливо кивнул, но потом его выражение лица резко переменилось, как только под пластиковой крышкой показался сам кофе. — Вы подали мне эспрессо, — возмутился мужчина. Кадзуха моргнул пару раз и заглянул в бумажный стаканчик, чтобы удостовериться самому. И действительно: оказалось, что молока в стакане не было совсем. «Я же его добавлял... Или нет?» — Ах, прошу прощения, я сейчас переделаю. — Побыстрее, пожалуйста. «Почему же это опять происходит?» Чем чаще Кадзуха сталкивался с собственными ошибками, тем больше новых он допускал. Это повторялось раз за разом уже на протяжении нескольких дней. Оставалось только надеяться, что начальство ещё не было об этом осведомлено. По ушам бил нервирующий звук постукивания стопы о пол. Это клиент, куда-то опаздывающий, пытался сдержать своё раздражение. Кадзуха понимал, что если ошибётся ещё хоть раз, будет снова выслушивать гневные крики. Через несколько минут повторного заваривания капучино, который в обычных условиях у него получался с первого раза, Кадзуха уже находился на грани отчаяния. Возникало ощущение, будто сама вселенная мстила ему за все совершённые грехи, убивая то настроение, то самочувствие, то двигательные навыки. Отдав почти полностью потерявшему терпение мужчине правильную версию заказанного кофе, он проследил за тем, как тот оплатил напиток картой и с хмурым лицом покинул заведение. Только когда дверь закрылась, Кадзуха устало опустился на барный стул, подперев голову руками. — Ты уже не первый раз ошибаешься, вообще на тебя не похоже, — за спиной раздался низкий голос его старшего коллеги. — Одной клиентке отдал латте на обычном молоке вместо альтернативного, другой предложил позицию, которой у нас даже в меню нет. — Дилюк, прости, я исправлюсь. Просто выпускной год, учёба тяжелая, нервы, сам понимаешь... Дилюк вздохнул. — Я знаю, ты хороший работник, но последние дни от тебя только убытки, говорю честно. Возьми выходной, я попрошу Тому выйти, он тебя подменит. — Но всё в порядке! Я ничем не болею, просто немного не выспался. «Не надо! Я не хочу уходить! Прошу, дай попробовать снова». Дилюк покачал головой. — Тогда тебе нужно сходить домой и выспаться. Я сообщу менеджеру, за сегодня зарплату тебе выплатят. Кадзуха застыл, крепко сжимая в ладони питчер для молока. За все годы, что он работал тут, его впервые насильно отправляли домой. Однако оспорить это решение он тоже не мог. Пришлось молча согласиться и завершить рабочий день досрочно. Когда Кадзуха покидал кофейню с лёгким рюкзаком на плече, он чувствовал себя обузой, и это его гложило. «Может, сходить погулять в парке? Вдруг это поможет мне собраться?» Сегодня ему не нужно было идти на учёбу, поэтому вариантов провести день, казалось бы, должно было появиться тьма, но в реальности он только и мог, что бродить по улице в тщетной попытке сбежать от своих мыслей. Спать на самом деле не хотелось. Даже несмотря на то, что сна в глазах у него почти не было уже четыре дня. Вместо этого он каждые полчаса проверял чужие соцсети, надеясь увидеть заветную надпись: Сейчас в сети А через некоторое время наблюдать за тем, как она превращается в: Был(-а) в сети 5 минут назад Кадзуха знал график его сна лучше, чем свой собственный, и с недавнего времени стал засиживаться до синяков под глазами, молясь, чтобы в очередную ночь он снова лёг спать. В свою постель, накрывшись мягким одеялом. С явными намерениями проснуться на следующий день. Парк находился почти на территории кампуса, поэтому до него было рукой подать. Когда Кадзуха ступил на прямую асфальтированную дорогу, он прошёлся взглядом по ровно посаженным хвойным деревьям. Большая часть из них всё ещё была присыпана толстым слоем свежевыпавшего снега. Казалось, что одного слабого касания до ветки будет достаточно, чтобы обрушить на землю огромный сугроб. В худшем случае попасть могло также на чью-то голову. «Да, точно...» Тогда он вернулся за ним, чтобы задать вопрос о случайно подслушанном разговоре. Скарамучча так испугался его реакции, что предпочёл сбежать из университета, лишь бы не общаться. К сожалению, теперь эта его особенность доводила Кадзуху до натурального безумия, ведь он не мог больше найти его в узком закоулке в паре кварталов от университета. Он не мог достучаться до него в квартире, не видел на парах, на улице, в магазине, где он всегда покупал энергетики. Тот словно испарился насовсем, оставив после себя только запертый дверной замок и тревогу, накрывавшую с головой волнами размером с цунами. В первый день Кадзуха надеялся, что всё придёт в норму, во второй искал варианты выхода на разговор сам, в третий уже начали опускаться руки, в четвёртый их охватил тремор. Он не мог справиться с чувством, которое поглощало его и беспрерывно держало в тисках, не давая вздохнуть. Теперь сознание снова утопало в мрачном водоёме, но тело уже было привязано цепями к рыхлому дну. Неожиданно Кадзуха обратил внимание на человека, идущего впереди. Несколько мгновений ушло на подробное рассмотрение его силуэта, после чего сердце беспокойно забилось. Он показался невероятно знакомым. Чуть пыльная куртка тёмно-синего цвета, невысокий рост, нетвёрдая походка. На голове фигуры был надет капюшон со светлым мехом. Кадзуха почувствовал волнение и тут же подбежал к силуэту, боясь его упустить. Самым страшным было вновь позволить ему скрыться из виду. — Скар! Прошу, остановись! Однако когда человек развернулся, Кадзуха чуть не врос в землю, резко затормозив. На него очень непонятливо смотрело лицо незнакомца с русыми волосами. Теперь они отчётливо выглядывали из-под мехового воротника. — Кто вы? Что вам нужно от меня? — настороженно спросил он. Кадзуха виновато попятился, склонив голову вниз: — Извините, обознался. — Прежде чем пугать своим ором людей посреди улицы, надо сначала удостовериться, тому ли человеку вы орёте. Всего доброго. Пока неизвестный растворялся в сером тумане, искра надежды Кадзухи с каждой секундой всё более явно затухала, вгоняя в холодный омут опустошения. Протянутая ладонь так и зависла в воздухе. Кончики пальцев чувствовали на себе прохладу и влагу мелких снежных хлопьев, попадающих на них. Он даже не сразу обратил внимание на то, как из кармана рюкзака опять затребещал его телефон. Мелодия уже не вызывала такого рвения ответить в сию же секунду, но Кадзуха всё равно не мог её игнорировать. Уже скоро он выудил телефон из кармана и поднёс к уху. Небольшой трепет всё же щекотал кожу на лице. — Давно не общались. Привет, — рокочущий юношеский голос хохотнул в трубку. Он снова зря понадеялся. Это был Итэр, студент из его общежития. — Да, и правда, — ответил Кадзуха и неуклюже изобразил смех. — По какому поводу звонишь? — Сяо передал, что твой долг простил. Я ему купил коробку вафельных конфет с орешками, шоколадка ему уже не нужна. Решил вот тебя порадовать. Шоколадные коллекторы за тобой теперь не явятся, ха-ха. «Боже, я и забыл совсем». С того дня, как Скарамучча в непонятном приступе схомячил чужую шоколадную плитку, Кадзуха думал о многом, но точно не о её жертве. И, тем более, у него довольно быстро вылетело из головы, что долг покрыть он собирался сам. — Это хорошие новости. «Но не те, которые я хотел бы услышать». — Ну вот, теперь можешь быть спокоен, — голос Итэра был звонким как колокольчик и одновременно мягким как перьевая подушка. Неудивительно, что ему было так легко держаться в социуме, — Кстати, ещё раз спасибо за тот вечер. Сяо обычно нечасто с людьми общается, но даже он, походу, смог повеселиться. — Если Кавех снова обкрадёт Венти на алкоголь, может, ещё как-нибудь вместе посидим. — У него никогда лишнего не остаётся, ха-ха. В тот раз нам несказанно повезло. — Да... — с улыбкой согласился Кадзуха. В процессе разговора ему впервые немного стало легче. Однако тревогу сбавить удалось лишь отчасти. Он понял, что если не озвучит сейчас свои мысли, высока вероятность, что скоро искомый человек начнёт ему мерещиться в саженцах сосен. — Итэр, слушай, — Кадзуха решил попробовать, — ты же помнишь того парня, который с нами отдыхал? Он не из нашего общежития. Итэр задумчиво хмыкнул. — Хм, это тот, с которым Сяо ругался? Ну вроде помню. Это же твой друг, да? От этого вопроса Кадзуху чуть тряхнуло, но он быстро успокоился и подтвердил сказанное: — Да, друг. Хотел спросить: ты не встречал его случайно в университете на днях? После шестнадцатого числа он пропал, я с ним связаться не могу. — Ого, серьёзная ситуация. Вы поссорились, или он просто исчез? Кадзуха замолчал, прокручивая в голове всё, что произошло. На душе стало тяжко. — Я его обидел. Теперь хочу извиниться. Итэр, кажется, очень изумился подобному. Да, не он первый так реагировал. — Ты можешь кого-то обидеть? Вот уж действительно удивил. Тем более, так сильно, чтобы человек на несколько дней пропал... — потом его интонация сделалась твёрже. — Ладно, я поспрашиваю у знакомых, может быть, он просто заболел или прогуливает из-за учёбы. На звонки он тоже не отвечает? — Нет, у него недоступен. — Понял, — потом в телефоне Итэра временно зашуршали помехи, а через пару секунд связь пришла в норму. — Кстати, сегодня мы с сестрой в кино собирались, там ещё будут её подружки. Фильм по слухам прям крутой, ужастик с лютыми спецэффектами. Не хочешь тоже за компанию заскочить? — Я не знаю, если честно, — Кадзуха выразил сомнение. Он уже привык находиться в окружении малознакомых людей, при этом изображая активность и инициативу, но сейчас моральные силы на подобное как будто иссякли. — Не переживай, найдём мы твоего друга. А так хоть отвлечёшься немного, — в интонации чувствовались отголоски успокаивающего тепла. — Знаешь, мозгу вредно много стрессовать. Я Сяо постоянно это говорю, когда он из-за оценок загоняться начинает. Поэтому пошли, я настаиваю. Сеанс в семь начнётся. Пришлось признать, что поход в кино — не самый худший вариант. Хоть Кадзуха и не был фанатом фильмов ужасов, в одиночестве он точно сойдёт с ума, если ничего не изменится. — Хорошо, я согласен. — Прекрасно! — радостно воскликнул Итэр. — Тогда встречаемся около торгового центра минут за двадцать. Если что-то будет непонятно, пиши или звони. — Угу. Кадзуха нажал кнопку завершения вызова, и звонкий голос его знакомого растворился в тишине так же бесследно, как и его лучший «друг» в реальности.

✦ ● ✦

Время до вечера пришлось коротать в общежитии, гипнотизируя бесцветные обои на стене. — Ботинки. Кадзуха отвлёкся от созерцания облезающего обойного покрытия и повернулся в сторону аль-Хайтама. — Что? Затем тот указал на его обувь, стоявшую в углу у входа в комнату. — Убери их. Сегодня Кавех уборку затеял. Может веником тебе пыль в них замести. — Я вообще-то всё ещё тебя слышу! — отозвался второй голос из ванной комнаты. — Погромче воду сделай и не будешь слышать. Кадзуха потёр переносицу и исполнил просьбу, задвинув уличную обувь подальше в шкаф. Его не волновало будет ли она грязная к его приходу, просто не хотелось вновь оказаться в эпицентре чужой ссоры. Ему хватало своей. — Я сейчас уйду часов до десяти примерно. Если вдруг кто-нибудь зайдёт ко мне, дайте знать, хорошо? Аль-Хайтам поинтересовался: — Ты снова кого-то пригласил? — Нет, но... иногда он может приходить без приглашения. В общем, неважно. Позвонишь мне, если что? Или Кавех, когда освободится. — Хорошо, — кивнув, аль-Хайтам откинулся к прикроватной стенке и надел свои любимые наушники на голову. Кадзуха был уверен, что в них никогда не звучало музыки, только записи лекций и аудио подкасты на научно популярные темы. Попрощавшись с соседями и собравшись с духом, Кадзуха вскоре покинул общежитие и отправился к торговому центру, где находился кинотеатр. Собой он представлял синее трёхэтажное здание с затонированными стеклянными панелями, висящими с уличной стороны. На них часто крутили трейлеры и анонсы выходящих в прокат фильмов. Он уже давно не бывал в кино. Последний раз Кадзуха посещал кинотеатр, когда учился в седьмом классе, и то тогда их заставили пойти на фильм чуть ли не насильно под предлогом культурного просвещения. Нового для себя он, увы, не узнал, но вот неприязнь к подобным акциям от школы появилась. На любой экскурсии ему приходилось держаться особняком, идя под руку с учительницей под жалостливые взгляды одноклассников. Так было не всегда, но, когда подобное стало рутиной, отвращение к развлекательным мероприятиям закрепилось на подкорке. Пускай он и позволял себе сейчас выходить в свет, ощущение покинутости всем миром оставалось при нём даже посреди людной толпы. Вдалеке в воздухе замаячила машущая рука его знакомого. Улыбнувшись через боль, Кадзуха подошёл и тоже поприветствовал его: — Привет снова. — Рад, что ты пришёл, — доброжелательно ответил Итэр и указал рукой в сторону компании. — Итак, давайте знакомиться, это Люмин, моя сестра, — впереди всех стояла девушка со стильной короткой стрижкой. — Ты должен её помнить. Мы на последний Новый год устраивали в общаге пир, она как раз помогала готовить. «Значит, моё отсутствие на празднике даже не заметили...» — Да, конечно, помню. Приятно познакомиться. — Мне тоже, — кивнула Люмин. На ней была надета короткая голубая куртка, а голову украшала большая заколка в виде цветка. Далее Итэр представил и остальных подошедших. Среди них была Нилу, в прошлом талантливая фигуристка, которая ныне стала работать балериной, Шарлотта, журналистка, делающая отчёты для университетской газеты, и Коллеи — стеснительная девчушка, увлекающаяся каллиграфией. По профессии также журналист. Сам фильм оказался, на удивление, неплохим. Спецэффекты, как и описывал Итэр, были подобраны профессионально и делали картинку на экране более динамичной, а атмосфера ужаса достигалась в основном за счёт громких звуков, от которых чуть ли не лопались перепонки у половины зала. Будь Кадзуха более замотивирован, наверняка бы направил письмо в организацию, которая занималась проверкой досуговых центров, но сейчас эта проблема заботила его меньше всего. Ближе к окончанию просмотра он внезапно почувствовал в горле тошноту. Предупредив компанию, он вышел из зала и помчался в туалет, где чуть не испустил дух. «Неужели отравился?» Даже после опустошения желудка, живот сильно болел, но Кадзуха списал это на свою усталость и большое количество кофе, выпитое рано утром. Без него он не смог бы даже доковылять до работы. Видимо, ему стоило вернуться обратно. — Я пойду домой. Плохо себя чувствую, — по возвращении в зал сообщил знакомым Кадзуха и сгрёб с кресла своё пальто вместе с шарфом. — Ох, может, тебя довезти? Я на машине, — обеспокоенно отозвался Итэр. Наверное, его эмоции были искренними. — Нет, всё хорошо, дойду сам. Спасибо за вечер. Кадзуха вышел в светлое помещение, где за билетной кассой уже столпилась очередь. Изначально он намеревался аккуратно проскочить мимо неё, но резко затормозил. Почти у самого выхода слух уловил знакомые голоса: — Да ты кислее, чем пережёванный лимон! Если уж не хотел идти, так бы и сказал. — Заебал трепаться. Либо мы сейчас же идём на этот чёртов фильм, либо ты проваливаешь нахуй, а я забираю деньги за билеты себе. — Эй, почему это ты забираешь?! — Потому что идея сюда припереть принадлежит мне, а твоя задача помалкивать и во всём со мной соглашаться. Вали купи попкорна лучше. Сквозь густой туман Кадзуха, застыв, слушал чужую перепалку. Сначала ему показалось, что это была очередная жестокая шутка его разума. Голоса расплывались, отдавались эхом и почти звенели в ушах, заставляя сердце убегать в пятки. Затем он с силой сдвинул онемевшие конечности с места. Сразу после этого прямо перед ним в толпе мелькнула лохматая черновласая макушка. Он чуть не расплакался, всё ещё не веря в реальность происходящего. Оставив позади сдержанность и боль, Кадзуха нырнул прямо в кучу народа. Люди толпились словно мухи, но их всё ещё было не настолько много, чтобы мешать идти. Туман накрывал голову вместе с волнением поочерёдно сплошь до секунды, когда их взгляды пересеклись. Кадзуха разглядел в ультрамариновом сиянии испуг, но проигнорировал это. Ему нужно просто сказать пару слов, и всё закончится. Всё снова будет хорошо. Запах ударил в нос прежде, чем силуэт полностью показался глазу. Его крупицы рассеивались в воздухе, но уверенность только укрепилась. Шаги ускорились. Когда среди мешанины из чужих рук взгляд заприметил бледную ладонь, висевшую вдоль тела, Кадзуха уже не думал о последствиях. Он крепко схватился за предплечье друга и с горечью осознал, что чёрный рукав водолазки на нём болтался ещё свободнее, чем в последний раз. — Подожди! Я хотел сказать, что... Но он так и не смог договорить. Как только Кадзуха поднял голову, он увидел на лице Скарамуччи неожиданное выражение: брови в напряжении свелись к переносице, а зубы стиснулись. Через секунду он вскрикнул, выдернул руку и прижал к груди. В космическом переливе больше не наблюдалось обожания, только шок, боль и жгучая ненависть. Кадзуха узнал эту эмоцию. Его душа вмиг раскололась на тысячу осколков, а потом рассыпалась на миллион крошек в мелкую пыль. Достаточно было дунуть, чтобы все они стали ничем. — Уйди, — голос Скарамуччи дрогнул, — пожалуйста. Я не хочу сейчас говорить. Слова потонули в небытие. Дно проломилось, отправив сознание глубоко в непроглядную тьму. Кадзуха просто замер, оставшись молча наблюдать за тем, как его надежда быть услышанным стремительно растворяется в куче серых фигур, ставших неразборчивыми. Они походили на грязные штрихи карандаша, в нервном приступе изрисовавшего бумажный лист. Только посередине страницы в направлении угасающего света виднелась сквозная дырка, оставленная надломившемся грифелем. В общежитие тем вечером он вернулся на ватных ногах. — Кадзуха, ты вовремя. Притащи с кладовки швабру, поможешь с уборкой, — Кавех в довольно приподнятом настроении разгребал вещи на полу, а после проходился по нему влажной тряпкой. Кадзуха идентифицировал себя с ней. Он не различал лиц, не читал интонации голосов, ни чувствовал твёрдого пола под ногами. Свет от тускло горящей на потолке лампочки так сильно бил по сетчатке, что возникало навязчивое желание его выключить. Только тогда обстановка вокруг станет похожа на ту, что была у него внутри. — Земля вызывает Кадзуху! Ау! — Кавех помахал ладонью у него перед лицом, заставив моргнуть. — ...А? Да, всё отлично, — теперь улыбка даже сквозь силу не хотела натягиваться на лицо. Он сдался, оставив ей это право. — На «отлично» ты вообще нихрена не выглядишь, больше похож на «жесть, как меня жизнь помотала». Честно признавайся: что-то случилось? «Да. Я ужасный человек». — Нет, у меня просто живот немного болит, хочу отдохнуть. Займусь уборкой в следующий раз, ничего? Кавех, наверное, ему не поверил, ну и пусть. По характеру он шумный, но довольно эмпатичный, даже немного сентиментальный. Не хотелось перекидывать на него свои переживания, хоть это и не делало Кадзуху меньшим эгоистом. — Да... без проблем. Матрас на кровати едва прогнулся под весом неустойчивого тела. Свернувшись в позе эмбриона, Кадзуха отчётливее ощутил острую резь в желудке, но теперь она была лишь крошечной крупицей по сравнению с тем, какую боль доставлял телу собственный мозг. Несколько минут он позволял мыслям поедать себя заживо, а после его телефон зазвонил в третий раз за день. Под кожей опять заковырялось волнение. Вмиг он перестал ощущать голову, ноги, руки, пальцы как часть себя. Говорить было страшно, но долгое прослушивание пиликанья звонка действовало на нервы. Кадзуха решил ответить. Хуже он вряд ли этим сделает. — Привет, ты чего это так? Пообещал конспекты, но не отправил. Я еле-еле смог их сдачу на завтра перенести. Так не делается вооб... Вызов был мгновенно завершён. Затем он начал водить пальцем по экрану туда-сюда, заставляя фото на рабочем экране слегка дёргаться. На нём всё ещё безмятежно спал белоснежный кот, накрытый широкой ладонью. Рядом лежал синего цвета шарф в крупную белую клетку. Сглотнув ком, Кадзуха залез в мессенджер и пустым взглядом прошёлся по недавней переписке:

16 января

Кадзуха

Скар, ты вернулся домой? Открой, пожалуйста, я около двери

14:25

Прошу, давай поговорим

14:43

Ладно, я ухожу, можешь не прятаться

15:07

17 января

Кадзуха

Привет

8:19

Привет. Я не видел тебя сегодня в университете, ты не заболел?

18:19

18 января

Кадзуха

Привет

10:30

Хорошо, можешь не отвечать. Я понимаю, почему ты не хочешь меня видеть

10:36

Все сообщения оставались непрочитанными. Он не мог даже ответить, зачем продолжал их отправлять. Глупость? Наивность? Какое ещё чувство могло вести разум в этот мрачный тупик? Немного погодя Кадзуха бездумно напечатал ещё две фразы, а после на автомате нажал кнопку «отправить». Это уже ничего не решит и не исправит, но рациональность и пресловутая собранность уже давно были где-то не с ним, чтобы об этом сказать. Новое сообщение отправлено

19 января

Кадзуха

Пожалуйста, не забывай хорошо питаться. Спокойной ночи

21:44

Внезапно под сообщением практически мгновенно отобразилась вторая галочка. Кадзуха даже сначала обрадовался, впервые увидев шевеление с другой стороны, но больше слов не успел написать. Скарамучча тут же вышел из сети. «Ох...» В мыслях снова всплыли ранние слова Кавеха: «Но... что насчёт тебя?» «И правда, что же я чувствую?» Даже по завершении самого разговора он долго размышлял над правильным ответом. Скарамучча всегда скрывал за мнимой злобой заботу, которую безвозмездно дарил. Он стал тёплым светом посреди прохлады мрачного океанского дна. Однако, какими бы не были эти чувства, Кадзуха понимал, что его совсем другие. Он также хотел защищать, заботиться, быть рядом, но был один нюанс, который рубил все попытки признаться на корню. Каждый раз, когда он собирался произнести заветные слова, перед ним стоял образ совсем другого человека. И теперь ситуация усугубилась. Горькая ирония заключалась в том, что их делали похожими не только повадки, но и судьбы. В одном из случаев это отзывалось особенно болезненно. Кадзуха желал предпринять всё возможное, чтобы не допустить повторения старых ошибок, но, к сожалению... В сознании возникло лицо со стиснутыми от боли зубами. ...Он сделал только хуже. Поэтому верным ответом на заданный Кавехом вопрос мог быть только один: «Я чувствую, как от мыслей о нём у меня разрывается сердце».