Чёрный кот и бутылка виски

Смеркалось. Тусклый ночной этюд разбавляли мазки света высоких фонарей и фар автомобилей, что раз в несколько минут проезжали по дороге, разделявшей захудалый двор и бар на окраине глухого района — частое место скопления уставших работяг и студентов-бездельников. — На улице даже людей не видно, — отметил Кадзуха. Рыхлый снег обильно присыпал тротуар, из-за чего тот практически полностью под ним затерялся. Человеческие следы сосредотачивались только около пешеходного перехода и самого входа в здание. — Конечно, что им в такой дубак здесь торчать? Все либо уже пьют, либо сидят дома и мирятся с окончанием каникул, — Скарамучча нехотя вынул руку из кармана и указал ей на дверь с неоновой вывеской. — И раз мы сюда за первым пришли, то топай быстрее, а то я ледышкой щас стану. Но вместо того, чтобы сразу втиснуться в приоткрытую дверь, Кадзуха остался стоять не шевелясь и задержал взгляд на резинке, замыкающей рукав плотного пуховика. Жест позволил ей задраться и чутка оголить узкое запястье. «Да, тебе идеально подойдёт ультрамарин». Осознав истинную природу своих чувств, Кадзуха решил: как только ремешок электронного браслета застегнётся на чужой руке, он озвучит их. Ему потребуется время, чтобы подготовить подарок, признательную речь и свои нервы, но это не станет большой проблемой. Проблемнее будет справиться с отказом, который, скорее всего, наступит в тот же момент. Вместе с долей язвительных комментариев и советом проверить голову у «мозгоправа». Скарамучча хорошо к нему относился, но перед глазами маячили и обратные примеры. Тот же Аякс. Они учились вместе с первого курса, но до сих пор поддерживали отношения на уровне недознакомых-недодрузей-недоврагов. Даже у Кавеха с аль-Хайтамом общение складывалось легче и приятнее. Кадзуха не исключал, что причиной ненависти Скарамуччи к одногруппнику могла быть в том числе его открытая гомосексуальность. Если он сейчас без явных предпосылок заявит о своей влюблённости, какова вероятность, что его персона тоже станет для него раздражающей? Но умолчать это Кадзуха тоже не мог. Прежде ему казалось, что течение жизни неторопливо сравни тихому лесному ручейку. Поэтому можно не спешить с откровениями, даже если считаешь их важными. Однако позже опыт его в этом разубедил, закрепив в разуме сделанный однажды вывод: лучше жалеть о сказанном, чем о замолченном. Ведь во втором случае существует шанс никогда не донести желаемую мысль. Тогда слова осядут внутри горькой сажей, очерняя душу и наполняя её бесконечными сожалениями. — Кадзуха! — Ой, да! Я иду, извини. Чтобы ещё сильнее не изводить друга, он кивнул и провалился в тесный проём под неоновым мерцанием. С улицы бар выглядел как выделенная ячейка из имитации красного кирпича в середине серой жилой малоэтажки, ничего примечательного. Внутренний вид вполне соответствовал, но атмосфера и интерьер вносили в него необходимое разнообразие. Приглушённый свет не раздражал сетчатку, и его хватало, чтобы не спотыкаться на каждом углу. Он горел преимущественно бордовым, иногда уходя в зеленоватый. Людей в помещении было много, но все они разбрелись по периметру, поэтому не толпились: большая часть расселась за квадратными столиками вдоль стен, другие заняли барную стойку. Оставшийся пласт народу демонстрировал свои сомнительные танцевальные навыки на обособленном танцполе, представляющем из себя приподнятую платформу в форме широкого прямоугольника. Видимо, этим владельцы решили заменить дискотечный зал. Отделка стен и резные орнаменты на деревянной мебели тоже выглядели интересно. Неброско, но приятно глазу; ощущалось неосязаемое присутствие духа старины. Кадзуха сразу провёл параллель с интерьером его кофейни. По рассказам коллег он знал, что некогда владелец привёз туда вещи из своего загородного дома. Фотографии знаменитостей были вырезаны из завалявшихся модных журналов, панно собирали и украшали его родители, а многолетним магнитофоном пользовался ещё его дед. Каким-то чудом музыкальный проигрыватель даже сохранился до сегодняшнего дня и исправно работал. Наверное, здесь часть предметов тоже была привезена с чьей-то заброшенной дачи или куплена на барахолке за бесценок. — Опа, коротышка сегодня с компанией? А меня предупредить? Кадзуха сразу узнал голос Аякса и улыбнулся ему, когда угловатый силуэт юноши приблизился к ним. — Ничего, не обеднеешь, — недовольно выплюнул Скарамучча, кривя лицо. Иногда складывалось впечатление, что взаимные издёвки стали частью их рутины, и обоих это полностью устраивало. — Кадзуха, забей на него. Пойдём, выберешь себе, что хочешь. Если придурок откажется платить, то дам ему по башке. «Я не уверен, что Аяксу понравится такой расклад...» Однако свобода действий закончилась для Кадзухи ещё на словах. Скарамучча не стал дожидаться ответа, вместо этого взял его за руку и протащил мимо их сегодняшнего «спонсора» по направлению к барной стойке. Кадзуха даже не успел извиниться, настолько быстро всё произошло. После того, как перед ним показался свободный стул, он стянул пальто и отдал другу, который отнёс его и свою куртку ко входу, где висели крючки для одежды. К слову, они уже дышали на ладан под тяжестью всех уличных вещей посетителей. Когда Скарамучча вернулся, Кадзуха обескураженно охнул про себя, едва узнав его. На нём была надета белая футболка, а поверх неё — винного цвета жакет с небрежно смятым воротником и расстёгнутыми у шеи пуговицами. Край футболки заправлялся в чёрные джинсы, опоясанные серым ремнём, что особенно подчёркивал изящество силуэта и гибкой талии. Пока Скарамучча заказывал себе какой-то напиток, Кадзуха бессовестно всматривался в открытый участок блёклой кожи над ключицами, ощутив через время, как по телу разлилась трепетная жгучесть. А ведь он даже ещё не попробовал спиртное. — А ты что будешь? — внезапно обратился к нему друг, вынудив немного прийти в чувства. «Другом» его сейчас, правда, он совсем не хотел воспринимать. — Можно что-нибудь некрепкое? — Ладно, трезвенник. Могу предложить сидр. Яблочный сок ты вроде пьёшь, это почти то же самое, с ног не повалишься. — Хорошо, давай. Я всё равно в этом ничего не понимаю, ха-ха, — в конце фразы Кадзуха невольно прыснул. Первую партию напитков подали быстро. Скарамучча почти сразу же, как бармен вручил ему заказ, проглотил несколько шотов текилы и даже не поморщился. Сейчас его длинный каскад волос на затылке был чуть растрёпан, а ворот жакета, кажется, ещё заметнее пополз вниз. В этом виде Кадзуха нашёл бударажащее вдохновение, которое привлекало намного сильнее восхода солнца по утрам и цветущих зелёных полей из воспоминаний. Стих, строчки которого возникали перед глазами, был полон желания и восхищения. Эмоции настолько чрезмерно захлестнули его, что захотелось впервые отойти от канона и добавить в лирику каплю рифмы. Обычно Скарамучча жаловался на холод, поэтому не носил одежду с короткими рукавами и низким воротником. Логика рассыпалась только в те моменты, когда подобными речами он оправдывался в разгаре лета. Впрочем, здоровье у всех разное, Кадзуха не был врачом, чтобы судить об этом. Не прошло много времени, как заказанный сидр тоже был подан. — А это вам, — улыбчиво проговорил бармен, после чего перед Кадзухой образовался высокий стакан с холодным питьём внутри. Он принял его с благодарностью и поставил рядом с собой. Внимание со стихотворных строк моментально переключилось на ярко-оранжевый напиток с таким же ярким ароматом свежих яблок. Алкогольная отдушка чувствовалась лишь слегка. Его опыт взаимодействия с выпивкой был скуден даже без прямого сравнения. Воспоминания о знакомстве же до сих пор вызывали неловкость. Будучи ещё школьником, Кадзуха однажды нашёл в погребе у дедушки огромный графин с неизвестной настойкой из сладких ягод. Недолго думая, он решил её попробовать. Позднее выяснилось, что настойкой было домашнее вино, которое уже спустя несколько глотков склонило его в сон. Родители тогда весь день искали самоназначенного сомелье и, по их же словам, чуть не поседели, увидев сына, валявшегося ничком на пыльном полу. После этой ситуации Кадзухе был воспрещён вход в дедушкин погреб, а позднее жизнь подкинула ему весомых причин самому расхотеть туда соваться. Он начал ненавидеть крепкую выпивку и пьяных людей с их агрессией и непредсказуемым поведением. К счастью, Скарамучча не вызывал у него злобности, ведь сколько он не пил, всегда вёл себя адекватно. Вдруг размышления прервал резкий грохот, а в последствии металлический звон, такой, словно кто-то с силой стукнул сковородкой по столу в попытке согнать оттуда мышь. — Бляха! Кто поставил здесь этот ебучий столб?! Кадзуха не успел даже попробовать сидр, как его близкий человек уже испарился с места и умудрился впечататься во что-то лбом. — Не сильно ударился? — оставив напиток нетронутым, он тоже спустился на пол и подошёл к фигуре, раздражённо потирающей подбитую макушку рукой. Перед ней находилась одна из немногих квадратных колонн, удерживающих потолок. Конечно же, та появилась здесь не внезапно, а наверняка была сконструирована ещё на этапе заложения фундамента. Заметив рядом с собой Кадзуху, Скарамучча тряхнул головой и встал ровно. — Нормально, просто тут пол кривой, поэтому я споткнулся. Не гоняйся за мной. Я в туалет только, ща приду. «Но он же ровный...» Посмотрев в полные несокрушимой уверенности глаза, Кадзуха впервые почувствовал несоответствие. Однако он ничего не сказал и вернулся на место. На стойке оставался стоять прохладный сидр, а также один полный шот текилы, который Скарамучча не успел выпить за первый заход. Кадзуха сел на высокий стул и придвинул чужой напиток ближе к своему, чтобы проще было следить за сохранностью содержимого. Собравшись с мыслями, он всё же отхлебнул немного сидра. На удивление, вместо горечи во рту заиграла пряная сладость с вялеными нотками. Совсем не похоже на горькое вино или кислое шампанское. «Освежает». — Слышал, ты обычно вообще не пьёшь, — Кадзуха повернул голову. На временно освобождённое место рядом с ним присел Аякс. — Зачем пришёл сюда? Коротышка заставил? — Просто захотелось попробовать чего-то нового, — соврал Кадзуха и ненадолго замялся, прежде чем продолжить виноватым тоном. — Извини, я сам могу всё оплатить. Всё-таки официально меня никто не приглашал. — Про приглашение я лишь для вида сказал, чтобы Скар не выпендривался. По деньгам не парься, я мог бы и весь этот бар выкупить при желании, бокал сидра — фигня. — Спасибо, но я всё же постараюсь больше не садиться тебе на шею, ты мне и так недавно сильно помог... — вспомнив про свою просьбу, Кадзуха, дабы избежать усиления неловкости, переключился на неё. — Кстати, по поводу этого, по браслетам больше не было новостей? Конечно, день рождения он уже упустил и не планировал спешить с дарением слишком сильно, но откладывание вручения подарка на несколько месяцев будет хуже его отсутствия. Страннее только дарить малознакомому человеку ношеную бейсболку заместо зимней шапки. К счастью, Аякс избавил его от нужды снова вытворять постыдные вещи. — Да, с ними всё ок, уже завтра-послезавтра смогу тебе их вернуть. Ремешки было несложно отыскать, их популярная фирма делает. — Отлично. Кадзуха улыбнулся и знакомый подхватил его эмоцию, после чего окинул беглым взглядом пустые рюмки из-под крепкого алкоголя и одну полную, находившуюся неподалёку от недопитого сидра. — Ха-ха, я смотрю, он всё-таки решил и тебя споить. Ты осторожнее, пойло-то крепкое, такого, как ты, понесёт быстро. — Это не... — Кадзуха собирался возразить, но не успел, поскольку Аякс с усмешкой перебил его. И сказанная им фраза настолько сильно въелась в мозг, что все мысли мгновенно сосредоточились на ней: — Коротышка прям в ударе сегодня. Не удивлюсь, если он опять с девчонкой своей поссорился. Обычно он только после срачей с ней текилой прибухивает. Радость от хорошей новости заменилась ледяной дрожью, которая прошибла всё тело. — Что..? — Странно, — Аякс сразу перестал смеяться и посмотрел на знакомого с недоумением в глазах, — он тебе не говорил? Скар ещё года два назад впервые о ней упоминал. Конечно, он не раскололся, как её зовут, но, судя по всему, она с нашей параллели или на курс старше. М-да, я ему ещё давно советовал рожу попроще сделать, чтобы людей вокруг себя не отпугивать, но он ни в какую. Непредвзято отмечу, чтобы она у него всё-таки симпатичная, просто херни выдаёт много. После ответа нутро готово было разорваться на мелкие обрывки. Как же хотелось, чтобы всё это обернулось лишь дурным сном. «Значит, у него есть девушка...» — зачем-то проговорил Кадзуха в мыслях. С одной стороны, это было ожидаемо. Не мог привлекательный начитанный парень так долго оставаться без женского внимания. Но с другой... это стало настоящим потрясением. Как подобное вообще обошло Кадзуху стороной? «Если ты встречаешься с ней столько же, сколько мы знакомы, почему же ты мне о ней до сих пор не рассказывал?» Неужели он ошибался в своих суждениях, и всё это время Скарамучча по-настоящему ему не доверял? Не считал их дружбу достаточно крепкой или смог увидеть лживость в речах Кадзухи, поэтому побоялся делиться чем-то личным? Эгоизм его переполнял. Хоть Кадзуха и понимал, что мир не обязан наворачивать вокруг него персональные круги, он не хотел это принимать. За столько лет этот самый мир еле-еле отстроился заново и сузился до размеров одного человека, что и послужило началом его новой гибели. Когда музыка с колонок заиграла громче, Аякс пересел на другой конец барной стойки поближе к танцевальной зоне. Вскоре почти весь народ перебрался туда, а Кадзуха остался наедине с собой и своим болезненным иррациональным чувством. Ревность — состояние, с которым он столкнулся в последний раз, когда много лет назад из его хватки насильно выдернули застылое тело. Кончиками пальцев он ощущал растворяющееся тепло, а душой предательство. Он не принадлежал им, но они всё равно отняли его и грубо уволокли прочь. И больше не вернули обратно. Сейчас было ещё хуже. Нежная привязанность превратилась в маленькую ниточку, что удерживала разум от застревания на дне. Она позволяла забраться наверх и вдохнуть заветный кислород в моменты, когда лёгкие сдавливало от невыносимой боли. Кадзуха соврал себе в который раз, думая, что справится. В чём алкоголь был действительно хорош, так это в притуплении эмоций. Кадзуха недолго сомневался перед тем, как взять оставшийся шот текилы и выпить его полностью одним махом. Так делают только заядлые пьяницы, и он никогда не хотел быть на них похожим. Но это позволило ему осмыслить побудительную причину, по которой они добровольно решали становиться «монстрами». Терпкая горечь с лёгким покалыванием спустилась по пищеводу и немного согрела от морозного чувства. Уже довольно скоро шум в зале перестал раздражать слух, а внутренний голос затих в стоячей воде. Непомерная тяжесть нависла над головой вместе с усталостью, медленно погружая в сон. Прежняя решимость полностью растворилась в спирте и разнеслась по телу через кровеносные сосуды. Перед тем, как окончательно провалиться в темноту, Кадзуха узнал интонацию знакомого возмущения. Это ругался любимый голос, звучание которого теперь разрывало его на части.

✦ ● ✦

В какой-то момент потерянное сознание пробудилось от резкого толчка. Кожа щеки почувствовала лёгкую щекотку. Она была едва уловимой, почти иллюзорной. Словно добрый ветерок поправил налипшие на лицо волосы, заботливо отодвинув подальше. Потом наступил штиль, и Кадзуха наконец-то приоткрыл глаза. Неясным взглядом он оценил обстановку: бар сменился салоном неизвестной машины, которая тихо ехала по пустынной дороге. Свет горел только над сиденьем водителя. По отражению в зеркале заднего вида Кадзуха не смог его опознать и испугался. Его кольнула тревога, но она не дала сил подняться или закричать — сознание всё ещё наполовину пребывало в дрёме, а конечности не слушались. Веки против воли снова сомкнулись. Страх почти заставил захлебнуться во мраке, но через пару мгновений лёгкий бриз вернулся, нежно колыхнув волнистые пряди волос. Вместе с этим он принёс успокоение и мягко убаюкал, изгнав из сердца паническую боязнь. В пустоте Кадзухе ещё некоторое время мерещился знакомый тембр, в котором впервые слышались зачатки опьянения и небольшая растерянность. Второй раз очнувшись, он понял, что опять оказался в новом месте. Теперь вместо велюрового сиденья автомобиля под ним находилась упругая диванная подушка. Сверху же тело было накрыто ватным одеялом. Сначала разум отказывался узнавать комнату, но как только глаза привыкли к темноте, они заприметили на потолке клочки резных бумажек, подвешенных на тонких ниточках. Многие из них висели там ещё с позапрошлого Нового года. Кадзуха запутался. «Почему я здесь?» Освежив последние события в памяти, он собрал мысли в кучку. Это определённо была квартира его друга. Значит, это Скарамучча привёз его сюда? Автомобиль тоже ему не приснился? Но что же тогда... Кадзуха резко сел, откинув края одеяла, и прикоснулся тыльной стороной ладони к щеке. Кровь моментально прильнула к коже, заставив её поверхность пылать как обожжённую. Собственные пальцы стали казаться ледяными, а сердечная мышца сходила с ума, бешено качая горячую кровь. На лице ярко ощущались фантомные прикосновения. «Нет, это уж точно был сон. Я явно перепил». Текила подействовала на него ещё сильнее дедушкиного вина. Неудивительно, что в таком состоянии было тяжело понять, где начиналась реальность и заканчивался призрачный мираж. Кадзуха не успел толком собраться с мыслями, как внезапно с другого конца квартиры послышался громкий дребезг. Будто нечто непрочное упало на твёрдую поверхность и разлетелось на куски. Сначала он подумал, что это тоже была часть миража, поэтому решил попробовать уснуть, но через время глухая тишина начала давить на ум. Игнорируя все возможные последствия, Кадзуха решился проверить, что случилось. Он вышел из гостиной в коридор, повернул налево и шагнул в сторону кухни, поскольку её приоткрытая дверь была единственной, за которой горел свет. Когда дверь скрипнула и открылась полностью, в коридор просочился запах крепкого алкоголя, а глаза ошарашенно уставились на кафельный пол. Кофейная плитка была вся усыпана стеклянными осколками, под которыми виднелись лужи и брызги коричневатой жидкости. У холодильника валялось мутное донышко и этикетка от того самого виски, что Скарамучча выменял в свой юбилей у одногруппника. «Неужели он решил выпить ещё? Зачем? Это же слишком много...» Ответом на неозвученный вопрос и ещё большим шоком для Кадзухи стала картина, которую он лицезрел через пару секунд. Из-за стола на четвереньках выползла сгорбленная фигура. Она даже не посмотрела на него, сразу принявшись собирать битое стекло голыми руками, а потом крепко сжала осколки в пальцах. От этого вида клокочущее сердце внутри перестало биться. — Стой! Что ты делаешь?! Кадзуха мигом подбежал и схватил Скарамуччу за запястья, стряхнув острые кусочки обратно на пол. Тот дёрнулся, но не обернулся. «Боже!» С его кистей тут же потекла кровь. За несколько мгновений струйки спустились по коже вниз и отразились на гладкой поверхности кафеля багряными кляксами. — Скар, тебе сильно больно? Посмотри на меня. Скарамучча сначала безразлично оглядел свои ладони, а после красные лужи на полу, которые залили собой выброшенные куски стекла. Грубо откинув руки Кадзухи от себя, он недовольно пробубнил: — Блять... Свали, ты мне мешаешь, — а после собрался вновь припасть к полу, но Кадзуха взял его покрепче и оттащил к рыжему кухонному дивану. Он, очевидно, был пьян. Настолько сильно, что не мог даже внятно говорить. В нём совсем не узнавался бойкий юноша, который ещё недавно пил, не просыхая, при этом ни капельки не меняясь. Перед Кадзухой сейчас как будто находился совсем другой человек. Когда окровавленные руки потянулись к полу, чтобы схватить очередной осколок, Кадзуха понял, что оставлять их там лежать слишком опасно. К своей удаче, найдя взглядом в углу кухни пластиковую швабру, он решил для начала навести порядок. — Посиди тут, я сейчас приберусь. — От... отвали сказал! Я сам всё починю! — Скарамучча попытался подползти обратно, но, оперевшись на кровоточащие ладони, сдавленно прошипел и свалился на бок, плотно прижав их к груди. Винный жакет ещё сильнее заалел под мокрыми кровяными пятнами. — Скар! — Кадзуха мигом придвинулся и поднял друга, усадив его на полу. — Пожалуйста, успокойся. Одному только богу было известно, что творилось у него в голове. Кадзуха неохотно отпустил напряжённые плечи, поднялся и стал сгребать шваброй крупные куски стекла подальше в сторону. Скарамучча в это время только морщился и слегка покачивался, стараясь справиться с болью от ран, но, в остальном, держался довольно стойко. Даже не проронил ни слезинки. Наверное, алкоголь немного притупил его чувства. Под мусорным ведром не менее удачно обнаружился маленький совок, который помог без происшествий стряхнуть стекло в пакет. Когда Кадзуха завязал узелок и скинул источник опасности в ведро, на него полились торможенные возмущения: — Зачем?! Ты... Я хотел её починить! «Починить что? Бутылку?» Кадзуха медленно подошёл к нему. Скарамучча сидел, насупившись, точно ребёнок, которого наказали родители за непослушание. Вероятно, его сознание теперь действительно сравнялось с детским, поэтому было принято решение вместо спора постараться доходчиво объяснить свои намерения: — Я выкинул стекло от бутылки, чтобы ты сильнее не порезался. — Пиздец, — буркнул в ответ Скарамучча, — ты такой тупой. Это ваза! «Ваза? Да что с тобой?!» Чужие умозаключения ещё больше путали, но времени думать над ними не было. Жакет и футболка с каждой секундой всё стремительнее пропитывались сочившейся кровью с изрезанных ладоней. «Нужно поскорее обработать твои раны, иначе может начаться инфекция». — Пойдём в ванную, тебе надо помыть руки. Скарамучча постарался возразить, но только промычал что-то невнятно, не сумев оказать должного сопротивления. Кадзуха воспользовался этим и беспрепятственно подхватил его за талию, крепко удерживая, чтобы тот случайно не потерял равновесие. «Ты и правда совсем ничего не ешь?» По ощущениям он весил явно меньше, чем должен был, учитывая его рост и телосложение. Казалось, что он даже ещё больше похудел за последние дни, став лёгким, словно полая кукла, а не человек, хранивший внутри, помимо скелета, органы, мышцы и подкожный жир. На душе стало беспокойно, но Кадзуха промолчал. Всё равно его нотации ни к чему не приведут, раз его друг даже простой бутылке зачем-то выдумал альтернативное название. Ванная комната находилась в противоположном конце коридора. К счастью, путь к ней лежал прямой, поэтому поход обошёлся без сюрпризов. Войдя внутрь маленькой комнатки, устланной бело-голубой плиткой, Кадзуха позволил другу опереться боком на стенку, а сам подошёл к раковине, чтобы включить воду. Когда её напор и температура стали по его мнению удовлетворительными, он прикоснулся к одной из рук, которую Скарамучча всё ещё плотно прижимал к груди. На это хмельное тело почему-то резко отшатнулось, чуть не уронив себя. — Что такое? — Отвали! — запротестовал пьяница. — Я не хочу... — Что не хочешь? Мыть руки? — Ничего не хочу! — не дав чёткого ответа, Скарамучча обратно прислонился к стенке, тяжело дыша. Кадзуха видел, как ему было больно и одновременно сложно совладать со своим шатким состоянием. Наверняка весь мир в его глазах уже вертелся со скоростью работающей центрифуги. — Скар, это надо сделать, — Кадзуха использовал свой навык общения с детьми, сделав голос максимально мягким и ровным. — В противном случае тебе придётся ехать в травмпункт. У тебя могли остаться осколки в ранах, это очень опасно, понимаешь? Скарамучча крепче сжал ткань своей футболки, после чего зашипел, столкнувшись с новым приступом боли. Кадзуха терпеливо ждал, пока он успокоится, а потом повторил просьбу: — Подойди сюда, пожалуйста. Я помогу. Неохотно, но Скарамучча двинулся навстречу. И опять застопорился перед самой раковиной. Кадзуха даже начал думать, что у друга на алкогольной почве развилась гидрофобия. Взяв ситуацию под контроль, он сам отцепил одну из ладоней от тела и поднёс к крану. На каменном лице отпечатлелся неизъяснимый страх, и Кадзуха был бы рад не знать его причину. Однако она открылась ему в момент, когда он для удобства засучил алый рукав. В тот миг его собственный мир последний раз крутанулся, а после рухнул как хлипкий мостик из тонких дощечек. Время замедлилось, практически замерло. Резвая кровь беззвучно капала на края раковины под аккомпанемент шумящей воды. Большая часть обнажившегося предплечья была изуродована множественными шрамами, которые напоминали вкрапления небольших пятен. Маленькие круглые точки, что как мох, облюбовавший кору дерева, ползли вверх по бежевой коже. Жуткие, глубокие, где-то с отслоившейся оболочкой. — Это... — Блять! Я же... сказал, чтобы ты отвалил! Кадзуха еле открыл рот, как Скарамучча снова чуть не убился на пустом месте. Выдернув руку, он спрятал её, а затем попытался выйти обратно в коридор. Увы, у него не получилось. Не сумев устоять в вертикальном положении и нескольких секунд, он свалился спиной прямо в пустую ванну. Кадзуха сообразил, что произошло только, когда услышал рядом с собой болезненный стон. — Ты не ушибся?! Спина болит?! — Нет... — Скарамучча попытался встать, но сил и координации уже не хватало, поэтому почти мгновенно его тело скатилось вниз по скользкой стенке. Сдавшись, он откинул голову назад. Кадзуха вновь посмотрел на его руку. Сейчас шрамы спрятались под рукавом жакета, но их вид уже не выходил из головы. Он не ошибся. Это были ожоги. Тогда же Кадзуха осознал, что шрамы не могли быть получены при случайных обстоятельствах. Размер точек идеально совпадал с кончиком зажжённой сигареты. Изначально казалось, что кто-то другой мог нанести ему эти увечья, но пазл слишком неудачно складывался в обратную сторону. Ведь, если подумать, Скарамучча никогда не любил курить в компании. — ...Скажи, ты же их не сам себе нанёс? — с осторожностью спросил Кадзуха. Сейчас он, как никогда, желал ошибиться. Однако, к его ужасу, после озвученного вопроса зрачки в глубине ультрамаринового озера сузились, а покрасневшее от опьянения лицо побелело. К горлу подползла царапающая горечь. Проглотив её, Кадзуха потянулся к другу, на что тот сильнее вжался в бортик ванной подобно хищнику, попавшему в смертельную западню. — Всё... в порядке, — ободряющий смысл слов разбивался о дрожь в голосе. Пришлось поджать губы и выдохнуть перед тем, как вести уговоры дальше. — Я не буду смотреть на них, просто вымою от осколков твои ладони. Позволишь? Ещё некоторое время Кадзуха слышал бьющую свирепым напором воду и сбившееся дыхание перед собой. Эта сцена напомнила ему эпизод из прошлого, который даже несмотря на утраченные фрагменты воспоминаний, никак не хотел забываться. «Мне очень жаль». «Прости». «Я не смог тебе помочь». Не смог вовремя выхватить из цепких лап обезумевшего «монстра» и спрятать там, куда его уродливая морда никогда не сунется. Одобрительный кивок был получен через время после ещё одной безуспешной попытки опьяневшего тела выползти из ванной самостоятельно. Кадзуха подошёл и поднял его бережно, взяв под мышками. Бессознательно он начал видеть в нём изумруд — драгоценный камень, который мог треснуть от небольшого удара или распасться на части из-за одного лишь напряжения внутри. Когда Скарамучча встал, Кадзуха глянул на него с сочувствием и придержал за плечи. В голове крутилось множество вопросов, начинающихся с «Как я этого не заметил?» и заканчивающихся «Почему же ты так долго от меня это скрывал?» Те же самые вопросы посетили его в баре прямо перед тем, как его сознание отключилось. «Нет... я не хочу об этом думать». Информации, заставлявшей сердце болеть, было слишком много. Хоть Кадзуха и слаб, сейчас он должен выглядеть сильным, иначе бремя, лёжа на худых плечах, продавит их и сломает позвоночник. Его собственный стержень сломан уже давно, ему больше нечего было терять. На этот раз вода смогла встретиться с кожей окровавленных рук. Как Кадзуха не старался действовать осторожно, над ухом всё равно слышались еле сдерживаемые хриплые стоны. Он желал не причинять ему новой боли, но не мог по-другому, поэтому просто методично смывал с ладоней мелкие крупицы стекла. Данное минутой ранее слово тоже пришлось нарушить, поскольку взгляд сам непроизвольно падал на скопление зарубцевавшихся следов от сигаретных ожогов. «Как же давно это началось?» Во многих местах кожа посветлела и сморщилась, а где-то точки оставались тёмными. Казалось, что некоторым из них уже много месяцев, а может, и лет... — Ты во всём виноват. Кадзуха дёрнулся, когда услышал рядом с собой едва слышное бормотание. Прозвучала только одна фраза, но холод от неё моментально окутал тело. — А..? Но Скарамучча замолк, больше ничего не сказав. Когда кровь уже не так активно лилась из ран, Кадзуха выключил воду. Как он и предполагал, изуродованы были обе руки. По окончании мытья Скарамучча спрятал их под кофтой, а свои глаза под растрепашимися волосами. Мозг всё ещё не хотел верить, что это происходило взаправду. Выдохнув, Кадзуха также безмолвно провёл друга обратно на кухню и усадил на диван. В воздухе до сих пор витал запах алкоголя, а на полу виднелась мелкая пыль из оставшихся осколков и пятна подсыхающей крови. Не зная контекста, можно было подумать, что здесь недавно убили человека. — Скар, где у тебя лежат лекарства? — немного успокоившись, Кадзуха решил попробовать спросить об этом хозяина квартиры, пока тот ещё был способен реагировать на вопросы. ...Или же нет? — Скар..? Скарамучча даже не поднял головы. Кадзуха уже подумал, что тот уснул или глубоко ушёл в себя, размышляя над произошедшим, но, приблизившись, обнаружил друга загибающим по очереди свои пальцы. — Пипец, их много... — Кого? Скарамучча хмуро зыркнул на Кадзуху, во второй раз намекая на его ограниченные интеллектуальные способности, а потом вытянул левую ладонь вперёд, растопырив пальцы веером. — Смотри, — он начал правой рукой опускать каждый, параллельно считая вслух, — один, два, три... четыре... — и запнулся. — Пять, — подсказал Кадзуха. — Да! — Скарамучча выразил восхищение. — Ужас, скажи. — Угу, — Кадзуха кивнул, старательно выдавливая из себя улыбку. Он не знал смеяться или плакать. Кровь заново образовывалась на краях порезов, а Скарамучча заново вспоминал счёт до пяти, пользуясь пальцами вместо счётных палочек. Двадцатилетний юноша за ничтожное время превратился в пятилетнего мальчишку. Видимо, именно так на нём отыгрывалась комбинация двух крепких спиртных напитков. Кадзуха легонько похлопал его по плечу, повторно обратив внимание на себя. — Подскажи, где у тебя хранятся таблетки и бинты. Если я не перевяжу тебе ладони, то ты испачкаешь не только свою кофту, но и штаны с диваном. Видишь? Кровь опять течёт. К его радости, Скарамучча наконец отреагировал должным образом: — Там... вроде, — произнёс он и указал на одну из нижних дверец деревянного шкафчика, который находился прямо у Кадзухи за спиной. Открыв его и покопавшись на полке, Кадзуха, помимо пластиковой коробки с таблетками, обнаружил стопку кухонных полотенец. «Это пригодится», — подумал он и достал их тоже. Увидев как его друг сел неподалёку, вооружившись добытым арсеналом, Скарамучча напрягся и отодвинулся немного назад. Душа умирала от этого вида. — Я только промою их раствором и наложу повязку, — Кадзуха вновь попытался его успокоить. — Не дёргайся, так ты себе лишь больнее сделаешь. — Не надо. — Скар, пожалуйста, — он уже готов был его умолять. Однако совладать с капризным ребёнком в теле взрослого оказалось намного сложнее, чем с реальным дошкольником. — Нет. — Хорошо, — Кадзуха устало вздохнул, — что мне нужно сделать, чтобы ты согласился мне дать свои руки? Ответа не прозвучало. Вместо этого Скарамучча заёрзал на месте и прикусил губу. Кадзуха видел, как его тело подрагивало и шаталось из-за опьянения. Сидя на диване со скрещенными ногами, он периодически кидал взгляд то на потолок, то на стену. Очевидно, если он будет упираться слишком долго, то сможет вновь себе навредить. Кадзуха никак этого не хотел. Поскольку его статус друга перестал являться авторитетным, он решил попробовать надавить на другой, хоть и ещё недавно мечтал о нём навсегда забыть. — Я думаю, твоей девушке не понравится, если она узнает, что ты такой вредина и отказываешься получать помощь. Но ответ ввёл в ступор. — Грррх! — Скарамучча сердито рявкнул. — Какой ещё нахуй... «девушке»? Неужели виски и текила спровоцировали у него глубокую амнезию? — Аякс мне о ней рассказал, — пояснил Кадзуха. — Ты же делился с ним подробностями своих отношений, разве нет? Неожиданно Скарамучча запрокинул голову и презрительно фыркнул. — Чайльд, ублюдок! Убью его, как только увижу! Значит, он и правда намеренно не рассказывал ему о своих отношениях. Но почему? Чем Кадзуха не заслуживал об этом знать? — Аякс не говорил никаких подробностей. Только то, что вы встречаетесь. Ничего, я не расскажу об этом больше никому, можешь не переж... — Заебал, заткнись! Голова и без того кружится. Нет у меня никакой девушки! — Что? Будет преуменьшением, если Кадзуха скажет, что удивился. «Удивление» — слишком мягкое слово для описания возникших у него эмоций. Подходили только нецензурные его аналоги. Скарамучча отвернулся к окну. Кончики его ушей покраснели, став ещё ярче щёк. — Я соврал ему. У меня... и не было её никогда. «...Соврал?» — Вот как... — тихо сказал Кадзуха. Тяжесть на его сердце немного уменьшилась. — Значит, ты ни в кого не влюблён? Вопрос озвучился машинально. Кадзуха даже не понял, как решился на это. Слова вылетели из его рта так легко, будто ничего не значили, хотя это было ложью. Округлённый взгляд резко перевёлся обратно на него. В бескрайнем космосе творился настоящий хаос: яркими вспышками друг за другом загорались и потухали звёзды, а меж них пролетали горящие хвосты комет. У Кадзухи пересохло в горле, пока он ждал ответа, но дождаться его не успел. Скарамучча наморщил лоб от нового покалывания на одной из ладоней и сжал её в кулак. После чего только негромко попросил: — Мне больно... Замотай мне руки, я сам не смогу, — потом, опустив голову, добавил почти шёпотом, — пожалуйста. — Конечно, — дежурно кивнул Кадзуха и, борясь с громким биением собственного сердца, размотал бинт. Процесс обработки ран перекисью быстро сменился перевязкой. Утопая в омуте безрадостных мыслей, Кадзуха бездумно провёл подушечкой большого пальца по выступающим на чужой коже рубцам. — Ой, прости, — неклюже буркнул он, осознав, что сделал. «Даже представить не могу, сколько боли тебе пришлось пережить...» Скарамучча смотрел мимо него пустым взглядом. Он с самого начала избегал зрительного контакта, и сейчас менять своего решения не собирался, поэтому ответил, не поднимая головы: — Я всё равно... больше не чувствую ничего, — нутро всё сжималось от сквозившей печали в пьяных речах. Кадзуха был готов отдать всё, что у него было, чтобы больше никогда не слышать этой интонации. Он вернулся туда. В пустую и морозную мрачноту, где от отсутствия кислорода давно погибли все живые существа. И Кадзуха вот-вот собирался присоединиться к ним, но кое-что его остановило: он ощутил, как тыльная сторона предплечья под его пальцами покрылась крошечными бугорками мурашек. Через время на правом запястье завязался аккуратный бантик. Обрезав марлевую полоску ткани, Кадзуха объявил: — Вот, всё готово. Теперь ладони его друга были защищены от новых повреждений. Оставалось только убрать остатки крови с пола и отправить бедолагу спать. «Ох, чуть не забыл». Ведь не один пол сейчас напоминал смертельное побоище. За столько времени красный жакет с белой футболкой стали практически одного оттенка. Правда, пятна расползались неоднородно и сосредоточились в основном у солнечного сплетения. Кадзуха высказался: — Скар, тебе лучше переодеться. — Ты меня... прям как мамка обслуживаешь, хах, — усмехнулся Скарамучча, когда к нему уже потянулись руки, чтобы помочь снять одежду с верхней половины тела. — Ну родители тоже друзья для своих детей, поэтому в этом нет ничего удивительного. — Чушь, — прозвучал ответ. Почему-то от него Кадзухе вновь стало не по себе, и он решил прервать диалог, переключившись на совладание с неуклюжими конечностями. Задачка вышла непростая. Необходимо было вытащить их из объёмных рукавов, попутно не сделав больно и не уронив Скарамуччу с дивана. К счастью, спустя пару попыток это получилось. Футболка последовала за жакетом, поддавшись намного легче. Когда он уже сидел напротив полуобнажённый, приглаживая растрепавшиеся волосы, Кадзуха позволил себе детальнее его осмотреть. Бледное тело было подтянуто, но лишено выступающих рельефов. Основной силуэт создавали гладкие впадины меж чуть выступающих костей, но когда лёгкие вдыхали воздух, ребра настолько отчётливо виднелись, что их можно было пересчитать. Ещё недавно Кадзуха представлял себе красноватые следы, оставленные на этой самой талии собственными пальцами, солоноватый привкус у впадинки меж острых ключиц, грудь, тяжело вздымающуюся под влажными поцелуями... Он фантазировал о таком, о чём прежде запрещал себе даже вскользь задумываться. Но нынешний вид чужого тела не был тем желанным, что рисовался в фантазиях, вдохновляя сочинять об этом эротические трёхстишия. Присмотревшись, Кадзуха также обнаружил рваную полоску, идущую паралельно одному выступающему ребру. Очередной шрам, ставший губительным пятном чёрной краски на картине дневного неба. Оно было серым, практически блеклым, готовым вот-вот заполниться тучами и разразиться ливнем. — Чёрт! Холодно, — потерев голые плечи забинтованными ладонями, Скарамучча схватил первое, что попалось ему на глаза — махровое полотенце с жёлто-белым принтом полосатой скатерти, а потом замотался в него так плотно, как позволяла длина. Остатки крови впитала в себя его футболка, поэтому Кадзуха решил не мучать друга лишним походом в ванну для обмывки туловища. Тем более, сейчас он выглядел даже забавно. Подобным образом ветеринары обычно фиксируют котят, когда их требуется обработать от блох. Закатывают в плотный кокон из ткани так, что сверху остаётся торчать лишь лохматая голова. В данном случае голова была ещё и пьяная, но, к счастью, без блох. Пока Кадзуха умилялся этой ассоциации, он не сразу заметил мелкую дрожь и голубоватый оттенок, появившийся на тонких губах. Скарамучча и правда всегда плохо переносил холод. «Нужно принести ему тёплых вещей». — Побудь пока здесь, ладно? Кадзуха уже намеревался со спокойной душой покинуть кухню, но почему-то столкнулся с ярым простестом. — Нет! — Скарамучча подскочил и громко крикнул, как будто боялся, что его обычный голос бесследно растворится в воздухе. — Но я ведь... Кадзуха всего лишь хотел взять ему чистую одежду. Что на него вдруг нашло? — Нет! Стой, не уходи! — надрывный крик повторился. Затем Скарамучча сбросил с себя полотенце и попытался подняться с дивана, но ослабленные ноги тут же подкосились, уронив его вниз. Кадзуха остолбенел. Он не мог ничего сказать, ведь ужас, застывший в синей радужке был тем же, что и минуты назад. Обессиленное тело тогда было готово сжаться в комок, лёжа в сухой ванной, когда к нему тянулась коснеющая рука. Трещина на шипастой оболочке увеличилась, разломив драгоценный камень пополам. Теперь Кадзуха наконец смог разглядеть его хрупкую сердцевину. — Будь здесь! Я... Я умру один, если ты тоже бросишь меня! — последние слова грубо полоснули по сердцу. Этот порез изначально не должен был оставлять след: там их было уже достаточно. Но он по неизвестной причине ощущался не менее остро, чем самые первые, с которых всё началось. Кадзуха крайне медленно приходил в себя, с паникой наблюдая за тем, как Скарамучча пробовал подняться. С каждым движением его конечности вели себя всё своевольнее, отказываясь держаться ровно на плитке или цепляться за край дивана. Через несколько попыток он гневно взревел и стукнул по полу кулаками, чуть не растянувшись по нему во всю длину. — Как всегда, всё испортил, тупица! Лучше бы я и правда спрыгнул с той ебучей крыши! Кадзуха почувствовал, словно в его уши затекла вода. Оглушённый от шока, он переспросил: — ...О чём ты? Но Скарамучча больше не шевелился. Он схватился за голову руками, тщетно пытаясь выдрать свои волосы. В этот момент Кадзуха уже понял, что узнал больше, чем должен был. Земля стремительно начала уходить у него из под ног. За последние два года он был свидетелем только одного разговора с упоминанием крыши в таком контексте. «— Вчера ночью я видел какого-то чела на крыше соседнего дома. Я считаю, что он суициднуться хотел». «— Без понятия кто он, но если у этого неудачника не хватило смелости решиться, то сам виноват». Помнится, услышанный ответ Кадзуху шокировал и даже разозлил. Его удивило это равнодушие в словах тогда ещё знакомого, который плевался ядом в абсолютно неизвестного человека с тяжёлой судьбой. Кадзуха догнал его, потому что не понимал, зачем он так себя повёл. Скарамучча умел быть добрым и сопереживающим, но именно в том разговоре с Аяксом впервые заговорил столь цинично. Почему? Тем же днём он отдал незнакомой девочке игрушку. Мягкого котика, который выглядел, как творение его собственных рук. Циничные люди так не поступают. Кадзуха, конечно, думал обо всех противоречиях, но недолго. Ему достаточно было простых извинений, чтобы закинуть это воспоминание подальше на пыльную полку и не доставать. И ради чего? Чтобы не пугать себя кошмарной реальностью? Ему оказалось проще проигнорировать её, чем заметить и вовремя оказать помощь. Кадзуха в самом деле был настоящим эгоистом. Неисправимым и до жути трусливым. С трудом согнув затвердевшие суставы, он опустился на корточки. Скарамучча убрал ладони от лица и поднял на него ошарашенный взгляд. — Я никуда не ухожу. Мне просто нужно взять тебе из комнаты чистых вещей. После этого я сразу вернусь и буду рядом с тобой, — продрогший юноша застыл, внимая каждому слову. — Поверь мне. Я обещаю, что никогда не брошу тебя, — на последнем предложении у Кадзухи предательски задрожал голос. Именно из-за отсутствия опоры человек стремительно падает в пропасть, чувствуя себя брошенным и одиноким. Часто это приводит к зависимостям и депрессии, а потом путь медленно ведёт душу вниз по наклонной тропе, либо обрывается ещё на её середине. В любом случае, когда тропа заканчивается, все обещания становятся бессмысленными. — Хорошо, — Скарамучча кивнул. — Нет... я побуду тут, — вполголоса добавил он, когда Кадзуха попытался снова его приподнять, чтобы усадить на диван. — Пол холодный, ты можешь заболеть. — Не заболею. «Трезвый ты всё-таки не такой упрямый». Кадзуха не хотел начинать конфликт. Он был занят тем, что пытался отогнать от себя головную боль, которая мерцающими вспышками ударяла по черепу. Его персональную карму. Вернув Скарамучче в руки полотенце, Кадзуха отправился в коридорную тьму. Спальня и гостиная были отдельными комнатами, но соседствовали друг с другом. Сначала он хотел зайти именно в первую дверь, но передумал, заметив запрещающие надписи, написанные ручкой на белых принтерных листах. Их комичность сама подначивала сделать всё поперёк, но Кадзуха не стал. Его любопытство осталось в детстве. Сейчас ему уже хватило раскрытых тайн. Свет загорелся в гостиной. «О, это годится!» Там Кадзуха почти сразу нашёл подходящую вещь — чёрную водолазку с длинными рукавами и высоким горлом. Её Скарамучча часто надевал в университет, и только сейчас стало ясно почему. Своим кроем она позволяла скрывать на теле все увечья, при этом не обтягивала его так плотно, чтобы подчёркивать болезненную худобу. Обычно поверх неё также носились рубашки и объёмные кардиганы. Кадзуха корил себя за то, что не понял этого раньше. Вдруг, когда он попытался поднять кофту с сиденья, кусок водолазки широко разинул рот, зевнул и убежал в коридор, задрав пушистый хвост. От испуга у Кадзухи чуть не прихватило сердце. — Ужас... Я совсем забыл, что у тебя ещё кот здесь живёт. Вернувшись, он вручил другу найденный предмет одежды и помог в него пролезть. Теперь оставалось только пару раз пройтись тряпкой по грязному полу, чтобы вместе с запахом разлитого виски стереть следы всего, что произошло за последний час. Взяв брошенную у плиты швабру, Кадзуха принялся за дело. В это время его беспрерывно доставала мигрень, но она была мелочью по сравнению с остальным, что ему довелось сегодня испытать. — Ты же не соврал? — вдруг прозвучал тихий вопрос, когда Кадзуха убрал швабру и опустился на край дивана из искусственной кожи. — О чём? — Что... не бросишь, — смущённо сказал Скарамучча, указательным пальцем проведя по контуру бинта на правой ладони. «Никогда бы не подумал, что однажды увижу тебя таким». — Конечно, нет. Если я дал обещание, значит, я его выполню. «Чего бы это ни стоило». Лампочка на потолке настолько ярко горела жёлтым, что пятна перед глазами темнели, напоминая те, что недавно скрылись под эластичной тканью чёрной кофты. По этой причине Кадзуха не сразу обработал последующее предложение. — На самом деле я говорил о тебе... с Чайльдом. — В смысле? — Про «девушку»... — пока Скарамучча говорил, он непрерывно осматривал белую марлю и поддевал её края ногтем. Зависнув в небольшой паузе, он чуть не развязал бантик на запястье. — На самом деле... «девушкой» я называл тебя. — Но зачем? Кадзуха потерялся. Он не мог представить ни одной здравой причины для подобного поступка. Скарамучча пожал плечами. Затем его голос пробил в твёрдом стекле аквариума широкое отверстие. Вода стала стремительно вытекать наружу. — Потому что... люблю, — произнёс он очень-очень тихо низким голосом, совсем не своим. — Любишь..? Стало невероятно холодно. Озноб пробежал по спине и ногам. — Да... тебя люблю, — Скарамучча кивнул, — но не хотел говорить — ты мог уйти. Либо собственный мозг только что ударил изнутри по черепу увесистой киянкой, либо Кадзуха с самого начала валялся где-то на больничной койке, обколотый галоперидолом. Неуверенно взглянув на чужое выражение, он ожидал обнаружить там саркастичную ухмылку или следы ранней невменяемости, однако невменяемым почувствовал только себя. Скарамучча хоть и был пьян, но выглядел вполне серьёзным. Казалось, что он даже задержал дыхание, пока ждал его реакции. «...Это правда?» — Я-я... Наконец Кадзуха услышал то, о чём не мог и грезить. А ведь он даже не забрал у Аякса подарок. Наверное, сейчас его должны были переполнять радость и счастье... ...Но почему вместо этого стало больно настолько, что хотелось заплакать? Он надеялся, что, покинув отчий дом, начнёт абсолютно новую жизнь. Обзаведётся знакомыми, друзьями и, возможно, даже собственной семьёй. Потом окончит университет на «отлично» и пойдёт работать туда же преподавателем. Верил, что тесное общение с робким невежей приведёт его к заветному счастью, где ошибки прошлого перестанут терзать, где будущее станет другим. Где в аквариуме будут плавать живые рыбки, разноцветные и красивые, у каждой из которых будет своё собственное имя. Где рядом на диване будет дремать чёрный кот, мурлыкая под мягкими поглаживаниями двух мужских рук. Он хотел только этого — спокойствия, что случайно для себя открыл в аромате чая и кислых мандаринов. Теперь всё и правда началось по новой, но путь лежал на том же участке тропы, за которым находился обрыв. Кадзуха хотел ответить, но слова в последний момент застряли у самой глотки. Призрачные руки, такие же истерзанные, с силой сдавливали шею, не давая их озвучить. Их шрамы отличались по форме, но смысл был един для них обоих. Он молчал преступно долго для такого момента. — Я... я понял... Не говори. Я уйду сам, — промямлил Скарамучча и постарался аккуратно спуститься с дивана. К сожалению, попытка побега опять приземлила его на пол, принеся и так покалеченные кисти в жертву. Кадзуха выдохнул и натянул никудышный остаток маски на лицо. Теперь его улыбка больше напоминала болезненную гримасу. Присев рядом, он аккуратно взял обе ладони в свои и подул на их внутреннюю часть. — Потерпи немного, сейчас боль пройдёт. Всё будет хорошо. Скарамучча сначала удивлённо замер, а потом с отчаянием посмотрел на Кадзуху. — Нет! — закричал он и резко отпихнул друга от себя, прижавшись к основанию дивана спиной. — Больше не будет! Теперь синеватый блеск нервно запрыгал в его глазах, засияв ярче. Кадзуха разглядел в них огненную ненависть и неумолимую боль. «Ты во всём виноват», — проигрались в сознании сказанные ранее слова. Изначально он не понял их направленности, но теперь не сомневался: фраза была обращена к нему. По словам Аякса, «девушка» впервые появилась ещё два года назад, именно тогда они со Скарамуччей познакомились. Если он с самого начала испытывал к нему любовные чувства, то высока вероятность, что в его случае никакого «монстра» могло не существовать. Точнее он был, но не в прошлом. «Монстром» для него стал сам Кадзуха. Именно Кадзуха погубил его своей слепотой и равнодушием, заставив истязать себя и желать своей смерти. Он стал тем, кого сам когда-то боялся и одновременно ненавидел всей душой. — Ох, чёрт! — вдруг из мыслей вывел встревоженный возглас. — Я... Я не могу дышать! Кадзуха встрепенулся и глянул вниз: сидя на полу, Скарамучча скрестил руки на собственной шее и начал рвано вздыхать, чуть похрипывая. Разогнанный пульс зашумел в висках, словно сердце одномоментно переместилось в голову. — Скар, что с тобой происходит?! Мне вызвать скорую? — В горле... давит. Это не было похоже на симуляцию. Кадзуха тут же подорвался к нему и сел рядом на коленях. Скарамучча никогда не болел астмой, подавиться ему тоже было нечем. Что же случилось? После того, как Кадзуха положил ладонь ему на плечо, он почувствовал, как резко затвердели мышцы. Ослабевшее тело дрожало и ощущалось холодным: на лбу проступили капельки пота. Мог ли это быть приступ эпилепсии или другого подобного заболевания? Как же Кадзуха жалел, что пропустил курсы по оказанию первой помощи, которые ещё на первом году обучения предоставил им университет. К сожалению, работа занимала у него слишком много времени. «Что же это такое? Ничего ведь не произошло!» Или всё же... Кадзуха медленно убрал ладонь с плеча и прислонил к чужой груди. Кроме неровного дыхания, его внимание привлекли многократные и сильные толчки, вырывающиеся слева из-под рёбер. Именно так билось до ужаса напуганное сердце. — Тебя не тошнит? — Немного... — сказал Скарамучча сипловатым голосом, не убирая пальцев с шеи. — Что мне делать?! Мне... страшно! Сопоставив факты, Кадзуха выдохнул. Он привстал на коленях, двинулся вперёд и аккуратно обнял ошарашенного друга, положив взлохмаченную макушку себе на плечо. — Дыши глубже, — прозвучал успокаивающий шёпот. — Ты не умираешь, сейчас это пройдёт. Рука мягко провела по лопаткам, едва задевая длинные локоны на затылке. Они были такими же мягкими, как он и представлял. Скарамучча сначала ещё сильнее съёжился, но скоро начал постепенно расслабляться. Через пару минут руки окончательно отцепились от шеи и повисли вдоль туловища, растеряв силы. Кадзуха сам вдыхал медленно и глубоко, стараясь слиться в этом моменте с его душой и отнять оттуда весь страх и боль, которую доставил. Он знал, как реагировать, потому что когда-то испытал то же самое. Сидя за партой в переполненном школьном классе, где все взгляды были устремлены на него одного. В тот день крепкое плечо, на которое можно было опереться, он уже потерял. — Ты как сейчас? Получше? — спросил Кадзуха спустя время. Скарамучча неразборчиво промычал ответ, не показывая лица. Наверное, это было «Да». Потому что его грудь больше не разрывалась от частых вдохов, а сердце стучало неторопливо, как должно. — Почему ты... не ушёл? От прямого вопроса ком застрял в горле, но Кадзуха решительно его сглотнул. — Я же сказал, что не нарушаю обещаний. Тем более... ты важен мне. Я никак не мог тебя оставить. Это были не те три слова, которые он желал произнести, но мог только их, чтобы не быть моментально задушенным виной, что преследовала уже практически десятилетие. Внезапно тёмная макушка сильнее зарылась в его серый свитер, а через пару секунд Кадзуха ощутил, как дыхание друга опять стало сбивчивым; на плече выступила влага. «Что?» Вместо ответа на немой вопрос забинтованные пальцы сомкнулись за спиной, крепко сжав вязанный свитер. Кадзуха чувствовал, как вновь начавшая сочиться кровь намочила бинты и впиталась в пряжу, но остался сидеть неподвижно. Он вслушивался в тишину, прерываемую шумными всхлипами, всем нутром ощущая дрожь в хрупком теле. — Скар, ты плачешь..? Даже если бы он мог ответить, то наверняка не сделал бы этого. Кадзуха почти сломался повторно, когда через пару мгновений услышал настоящие рыдания, заглушенные его одеждой. Он возжелал раствориться, потому что собственная душа оказалась слишком ничтожна, чтобы вынести это. Он и правда был слаб, но с того дня обязался стать сильным, чтобы на порушенной тропинке возвести мост. Дорога протоптана уже давно, нужно только изолировать её от пропасти. И он сделает это, ведь пообещал. — Всё хорошо, я рядом, — тихий шёпот приласкал горестное одиночество, и длинные пальцы ещё крепче вцепились в спину, как в последнюю крупинку света, ускользающую в густом тумане.

✦ ● ✦

— Отлично, вышло даже симпатичнее, чем было, — приободряюще прокомментировал Кадзуха, завязывая новый узелок из марли. — Нигде не жмёт? Скарамучча безучастно осмотрел свои руки и покачал головой. — Нет. — Вот и хорошо. Даже успокоившись, он отказался залезать обратно на диван, оставшись сидеть на полу. Сейчас красный нос был заложен и забавно шмыгал, поэтому Кадзуха любезно протянул ему бумажную салфетку. Высморкавшись, Скарамучча потёр глаза и зевнул, невольно напомнив этим выражением свою «водолазку», которая теперь бодалась о его ноги и громко мурлыкала. Кадзуха с меланхоличной улыбкой провёл ладонью по шерсти пушистого кота, чью кличку его хозяин почему-то до сих пор ему не поведал. Зверь охотно отозвался на ласку, довольно выгнув спину. Кадзуха посмеялся. У него действительно хорошо получалось находить общий язык с кошками. — Тебе налить воды? Он слышал, что алкоголь вызывает в организме обезвоживание. С учётом пролитых слёз Скарамучча, вероятно, чувствовал себя крайне незавидно из-за жажды, а пожаловаться уже не мог из-за нехватки сил. Вялый кивок подтвердил догадки. Кадзуха встал и развернулся, чтобы налить свежей воды из настольного фильтра. Все эти мгновения он не слышал ни звука за своей спиной. А когда он возвратился, чтобы отдать наполненный стакан, голова сидящего на полу уже была наклонена набок, а тело застыло в расслабленной позе. Кадзуха тихо подошёл поближе и аккуратно убрал пальцем со лба влажные локоны. Лицо Скарамуччи сейчас впервые за весь вечер выглядело спокойным. «Прости меня, если сможешь». Затем он стёр одинокую влажную капельку с уголка глаза, немного задев ресницы. Они были тонкие и редкие, но аккуратные, под стать кукольному изяществу. Несмотря на все выявленные изъяны, Кадзуха всё равно любил его и теперь ещё сильнее хотел оберегать. Сдержать обещание и не позволить ему уйти вслед за Томо. Только сейчас в глаза бросилась чёрная кепка, лежавшая на краю дивана. Видимо, Скарамучча закинул её туда, ещё когда пришёл. Взяв вещь в руки, Кадзуха сел рядом с ним и вздохнул с горечью, вновь почувствовав подле себя эфемерное присутствие. — Томо, скажи, зачем ты решил так поиздеваться надо мной? — обратился он к образу напротив. Кадзуха не верил в призраков и другие паранормальные явления. Знал, что силуэт нереален, понимал, что его прикосновения — лишь порывы сквозняка, проникающие в кухню через плохо изолированные рамы окна и незаткнутые розетки. Просто ветер, несущий в себе холод и январский аромат. Однако он слишком отчётливо видел его перед собой — четырнадцатилетнего подростка с ясными глазами и синим шарфом на шее, переброшенным назад через правое плечо. Его рост был достаточно высоким, чтобы ему подобрали гроб, как для взрослого. Но он всё равно казался в нём хрупким и таким маленьким, брошенным всеми, даже лучшим другом. Тогда Кадзуха не успел извиниться и попрощаться, потому что родители увели его домой до завершения похорон. Но он запомнил его лицо: блеклое, печальное. Со стороны казалось, что он пребывал в глубоком сне. Изначально именно с этим выражением он представал перед ним, но теперь кое-что изменилось. Гроб был такой же тёмно-коричневый, вырезанный из сосны. В нём покоилось то же тело со сложенными на груди руками. Вот только волосы почему-то сделались короче и окрасились из бледно-пшеничного в угольный оттенок. Когда Кадзуха пригляделся, он с ужасом понял, что в гробу теперь лежал не образ из его прошлого. Там находился человек, который безмятежно сопел по левую руку от него. Резко отбросив кепку на пол, Кадзуха обнял ноги и спрятал голову в трясущихся коленях. В ту ночь он так и не смог уснуть.