С культурными реликвиями шутки плохи

Тогда какой на хер смысл просить его о помощи?!

      Небо лишь недавно утихло и уже снова посыпало лёгким снегопадом; мелкий снег опускался на сгорбленную спину старушки, но никогда не таял.       В конце концов, каким бы холодным ни был весенний снег, ему не быть холоднее человека, что вышел из Жёлтого источника.       Когда она, стоя на коленях, закончила свою мольбу, даже у Ци Чэня — пострадавшего, кого она всего десять минут назад заливала зельем, насильно открыв рот, и кто до сих пор не мог двигать ничем, кроме шеи, — и у того под влиянием момента стало тяжело на душе.       Старушка изначально была худой и маленькой, сейчас же она прижималась лбом к ледяной крошке и снежной слякоти на земле, встав на колени и не поднимаясь, даже съёжившись в серый ком, и прежнего устрашающего облика было не разглядеть вовсе, она казалась обычной старой женщиной, только вид её, ничтожный и искренний, заставлял сердце ныть.       Даже Лун Я был как будто подавлен и не заговаривал, а большой и маленький в машине — тем более.       Если бы Ци Чэнь не был сейчас наполовину парализован, вполне возможно, что он не удержался бы и вышел из автомобиля.       На мгновение и в машине, и снаружи всё погрузилось в молчание.       Вот только если молчание есть, оно неизбежно будет прервано.       Остолбенев ненадолго, Лун Я пришёл в себя, вытянул руку прочистить ухо, словно не расслышал ясно, наклонился и схватил бабушку за тощее предплечье, поднимая так, чтобы она села прямо:       — Нет, подожди-ка! Не спеши преклонять колени, я слегка не разобрался, ты о чём просишь? Просишь вернуть кости твоего сына на родину?       Туманная поволока в мутных глазах старушки так и не рассеялась, не высохли слёзы; должно быть, она собиралась простоять на коленях три-пять часов, никак не ожидая, что её поднимут так быстро. Она издала «А» с несколько недоумённым выражением лица, затем, словно чтобы ослабить волнение, облизнула сухие сморщенные губы и серьёзно кивнула:       — Да, я желаю только этого и ничего другого.       Лун Я, даже не оглядываясь, указал на нос Ци Чэня и спросил старушку:       — Он твой сын?       Ци Чэнь молчал.       Старушка замотала головой.       Лун Я:       — Тогда он от нечего делать свалил разрывать горы и подобрал кости твоего сына?       Ци Чэнь молчал.       Старушка всё так же покачала головой.       Лун Я не стерпел и закатил глаза:       — Тогда какой на хер смысл просить его о помощи?!       Старушка молчала.       Лун Я издал смешок, хлопнул бабушку по спине и в совершенно произвольной манере указал рукой на узкую и разбитую грунтовую дорогу:       — Ладно… я укажу тебе путь. Смотри, тебе лучше пойти по этой дороге прямо, перейти через две горные вершины, после того как войдёшь в город, на первой развилке повернуть налево, пройти мимо двух искривлённых деревьев — и увидишь разрушенный храм. В храме есть настоятель — человек, а ведёт себя что собака — по имени Хуэйцзя, святоша тот ни на что другое не годится, но души призывать мастер. Стоит ему небрежно подать голос, и может вызвать все неупокоенные души на десять ли вокруг, что придут дать ему пару оплеух. Если отправишься сейчас, может, до завтрашней ночи и сумеешь добраться.       Ци Чэнь молчал. Его мозги, должно быть, пожевали собаки, раз он подумал, что Лун Я, этот придурок, всерьёз даёт совет.       Когда Лун Я только начал говорить, старушка ещё подняла лицо, глядя на него, и, затаив дыхание, добросовестно слушала; однако услышав последние несколько фраз, и идиот понял бы, что это витиеватая издёвка и правдой её считать совершенно нельзя. Поэтому старушка наморщила лицо, замахала рукой и попыталась объяснить сиплым голосом:       — Эта старуха вовсе не бредит…       — Э… почтенная, — заговорил Ци Чэнь, не удержавшись. Если сказать, что он был хорошо расположен к этой старушке, то на самом деле — ничуть, в конце концов, его подлостью завели в это место, где и птицы не гадят, да ещё и напоили зельем насильно       — опыт решительно не из приятных. Однако когда его умоляла, стоя на коленях на земле, так иссохшая старая женщина, дрожащая на каждом шагу, он всё же не мог вынести этого, и тон его, конечно, тоже не мог быть жёстким: — С такими вещами, как призыв и успокоение душ умерших, всё-таки лучше быть поосторожней, никак нельзя без разбору схватить человека на улице и просить его помочь. Есть те, кто специализируется на этом искусстве, но я — нет!       Когда он сказал половину, бабушка уже принялась махать рукой, как будто хотела опровергнуть что-то, но не знала, с чего начать. Она много раз пробормотала «совсем не так», а после снова попыталась заговорить и объяснить свои прежние действия, только изначальное бормотание было крайне невнятным, отчего услышанное было не понять, и лишь последующая часть стала немного отчётливее.       Ци Чэнь слушал целую вечность и тогда только вычленил из её сбивчивого рассказа некоторую информацию:       Старушка по незнанию послушалась чьей-то лжи и хотела нечестным путём получить человека, который может помочь ей.       Сама она полагалась на нефритовый браслет, суметь продержаться столько лет было уже очень непросто, а выходить на поиски в белые дни и чёрные ночи — тем более тяжело, оставалось лишь нацелиться на Цинь-цзе, чей бацзы был самым лёгким и кого было проще всего использовать. Старушке недоставало умений, и контроль над Цинь-цзе то действовал, то нет; несколько раз заставив её пойти искать, она если не бросалась на дорогу, то налетала на общественный транспорт. Самой завлечь человека старушке тоже давалось ужасно трудно, и в итоге один заскучавший по некой неизвестной причине помог ей.       Сначала руками Цинь-цзе он забрал из демонстрационной витрины в музее нефритовый браслет, от которого зависела старушка; и он не только безжалостно подставил Цинь-цзе, но и использовал Сюй Ляна, чтобы заманить выбранного целью Ци Чэня в глушь. К несчастью, когда они уже почти преуспели, с убийственной силой ворвался Лун Я и разрушил весь план.       Пускай и собрал все нити вместе, чем дальше Ци Чэнь слушал, тем более подавленным становился.       Сначала он полагал, что бабушка произвольно разглядывала людей на огромной улице и просто ухватила приглянувшегося, он всего лишь оказался как раз тем, кому не повезло. Может, его бацзы тоже был не тяжёлым и им было легко воспользоваться, и потому после того, как он дважды подряд появился рядом с Цинь-цзе, бабушка нацелилась на него; вывести его той же ночью во сне не удалось, и тогда его выманили через Сюй Ляна.       Однако он призадумался об этом снова: раз уж Сюй Ляном возможно завладеть, то и его бацзы должен быть не так чтобы намного тяжелее; просто воспользовались бы им, к чему тратить столько усилий, разыскивая его?       Поэтому…       Ци Чэнь прищурился, взгляд его упал на Лун Я.       Поэтому человек, который подал старушке эту дурную идею, вероятнее всего, знал о Лун Я, столь невероятной сущности, и хотел, чтобы Лун Я помог ей. Однако же он не знал, как Лун Я выглядит, и когда пришёл в «Гуанхэ» на поиски, слепо принял его за Лун Я; лишь поэтому Ци Чэнь и попал под прицел.       Старушка, поддавшаяся подстрекательству, попросту ничего не знала обо всей этой путанице, потому пусть даже на место прибыл сам Лун Я, бабушка всё ещё считала, что тот, кто способен помочь ей, — Ци Чэнь, и оттого продолжала умолять его.       Разумеется… дело может быть ещё и в том, что он выглядит куда сговорчивее Лун Я.       Если размышлять так, то всё, конечно, совершенно логично, только вот Ци Чэнь, кто получил пулю лёжа, вдруг ощутил себя в самом деле несправедливо обиженным до крайности.       Старушка, объясняя, несколько забеспокоилась. Изначально она надеялась, что, выслушав, они с Лун Я не будут такими уж свирепыми, будто злые духи; кто знал, что в итоге она увидит, как лицо Ци Чэня каменеет тем сильнее, чем дальше он слушает, и лицо Лун Я неизвестно отчего тоже мрачнеет. Она вдруг так испугалась, что не осмеливалась продолжать, смертельно боясь, что Лун Я занесёт руку и зарежет её при малейшем недовольстве.       Чтобы сохранить свою жизнь и чтобы сдержать, похоже, не слишком радостное настроение Лун Я и Ци Чэня, бабушка решительно принялась воплощать принцип «делать больше, чем говорить» — уже почти на условном рефлексе стремительно вынула из-за пазухи ту «молитвенную верительную бирку» и со свистом подняла её к глазам Лун Я, дабы выразить свою искреннюю готовность сейчас же закрыть рот.       В результате же едва Лун Я увидел «молитвенную верительную бирку», как тотчас взорвался:       — Ебать, опять эта дрянь!       Только речь его затихла — и с горизонта набежали два приглушённых раската грома и, точно предупреждая, разразились у них над головами; от страха стоящая на коленях старушка содрогнулась так, что чуть было не выронила бирку их рук.       Ци Чэнь молчал. «Так гром с девятого неба действительно может прийти почесать?!»       Не находя слов, Лун Я с зелёным лицом закатил глаза к небу, а затем опустил взгляд обратно на молитвенную верительную бирку и сказал нетерпеливо:       — Ладно, считай, ты меня сделала! Хватит языком чесать, всего-то найти кости и призвать душу, так? Дела — руку поднять, идём-идём! Но я тебя предупреждаю, когда найдём — будь добра сразу же засунуть эту штуку туда, откуда взяла, не красуйся ею передо мной, смотрю — и раздражение берёт! Взобраться на гору мечей и преодолеть огненное море ради сраной бирки так потрясающе?! Та банда в спецотделе чокнулась со скуки — целыми днями возиться с этими штуками, лишь бы другим проблем создать! Вернёмся — лаоцзы разнесёт там всё!       Пока говорил, он, пылая гневом, открыл заднюю дверь, грубо поднял старушку и без всяких церемоний забросил на заднее сиденье, а после захлопнул дверь, вернулся на место водителя — и вжал педаль газа, скрылся, разогнавшись так, точно мчался в следующее перерождение.