ОАЗИС. АКТ II. СИМФОНИЯ ПЕЧАЛЬНЫХ ПЕСЕН

12 ЛЕТ

Тюрьма «Вейтинг» — огромная холодна глыба, куда я отправился на четырнадцать лет. При заселении в камеру меня облили сильным напором воды и вручили серую робу. Время. Что даст время? Осмысление. Оно не пришло. Морис создан для того, чтобы изнасиловать девушку в переулке и отсидеть срок. Что за бред! Это не жизнь! Зачем мне нужен Морис?! Зачем я стал Морисом?! — Шлюха! Шлюха разрушила мою жизнь! Я её не насиловал! Она первая предложила секс. Почему? Почему жертва она, а не я? — Эй, Беллами! — охранник стукнул дубинкой по решётке. — Чего тебе? — рявкнул я. — Чего мне? Как ты со мной разговариваешь? — Как положено, — я схватился за прутья. — Чего тебе, ниггер? — Ах ты мразь, — он ударил дубинкой по пальцам. — Заткнись, грязный извращенец. Хватит орать! Я сел на пол. Кажется, пальцы сломаны. — По делóм, Беллами. Здесь ты никого не поимеешь. Тебя уже поимела девка. Никому тут на хуй не нужна твоя личность ебаная! Встав в полный рост, я просунул руки сквозь решётку: — После того, как я разорвал её на куски! Она не поимела меня! Я выйду отсюда и повторно разорву. Её раны заживут, я нанесу новые. У неё снова польётся кровь, мои руки и член будут в её крови. Я пришёл в этот мир насильником, им же и подохну. Удар дубинкой по рукам. Я здесь неделю. Одну грёбаную неделю.

***

3 месяца спустя

— Беллами, письмо, — сказал охранник. Я подошёл к решётке. — Волшебное слово, Беллами. — Иди на хер, Джордж. — Тогда не получишь, — он вертел передо мной конвертом. — Это ошибка. Мне некому писать. У меня никого нет. — Не-а. Думаю, это начало длинной или короткой переписки. В любом случае, будет интересно. — Дай конверт! — я просунул руку. — Я сказал: волшебное слово. — Повторяю: иди на хер. — Увы, Беллами, — он порвал конверт на моих глазах, — я просил по-хорошему. — Чёрный еблан… — Эй, ещё слово и пойдёшь в изолятор. — Только если с тобой, сладенький, — я свесил руки в локтях, — люблю большие и чёрные, — облизал губы. — Запомню на будущее, Беллами. Джордж ушёл. Я подобрал клочки конверта. Собирая письмо на койке, обратил внимание на очень красивый, скорее всего, женский почерк. Тайная поклонница, верящая в мою невиновность? Увы, это не поклонница. Это шлюха. Здравствуй, Морис. Надеюсь, тебе нравится новый дом. Надеюсь, ты надолго там задержишься. Я пишу тебе не ради издевательств, а чтобы удостовериться: жизнь Мориса Беллами складывается, как полагалось. Мои раны зажили, не переживай. Особенность тела справляется с задачей превосходно. Ты был привлекательным на суде. Я запомнила твои озлобленные голубые глаза. Спасибо фотографу за отличные снимки. Нашу историю напечатали в газете. Прости, я вырезала фотографию и по вечерам рассматриваю тебя. Не знаю, ответишь ты или нет, но имей в виду, я не против переписки. Мои сёстры-монашки говорят, что зло прощается. Возможно, я когда-нибудь прощу, но Бог тебя никогда не простит, Морис. Я запихнул в рот разорванное письмо: — Шлюха! Тварь! — орал и громил камеру. — Тебе всё сошло с рук! — плевался слюнями. — Почему я не затрахал тебя до смерти?! Почему ты не подохла у мусорника! Из соседних камер послышался гул. Несправедливость — самый страшный суд. Через три дня я попросил листок и ручку: — Джордж, хочу написать письмо. — Напомню, Морис, все письма мы читаем перед отправкой. — И то, которое принёс мне? — Конечно. — Тогда понимаешь, что я обязан ей ответить. Через пятнадцать минут я писал на полу. Джесс. До сих пор ощущаю запах яблочной жвачки. После заточения в тюрьму я ожидал молоденьких поклонниц, но, к сожалению, запал в душу только тебе. Твой приобретённый Бог в курсе, что ты — шлюха? Он пускает тебя в своё Царствие? Будь я дьяволом, разорвал бы твоё тело и кинул по кусочку на второй, седьмой и восьмой круги Ада. Божественные стены не защитят шлюху от дьявольского гнева. Возможно, я когда-нибудь прощу тебя. Мы оба отправимся в Ад, и уже там у меня будет привилегия. Поверь, дьявол встанет на мою сторону. Охранники прочитают письмо. Пускай. Я не угрожал Джесс. Запугивание меня не интересовало. У нас особые отношения, построенные на ненависти и жестокости. Вопрос в том, кто жертва?

***

7 декабря 1986 год

Она не писала. Прошло три месяца, а я не получил ответ. В церкви же можно писать, почему она не пишет? Она не могла забыть меня. Посеянное глубоко в душе не забывается до смерти. — Беллами, танцуй. Письмо. — Блять, наконец-то! Джордж издевался: — Мы с ребятами давно ждали это письмо, и, ура, оно пришло, — он вертел белым конвертом перед лицом. — Дай сюда блядский конверт! — Сегодня 7-е декабря. Письмо написано вчерашним днём. От тебя зависит, когда ты его прочитаешь. От тебя зависит, посажу ли я Мориса Беллами сегодня в изолятор. — Чёрная свинья! Дай, сука, конверт! — я ударил ладонью по решётке. — Что ж, — Джордж открыл камеру, — не судьба прочитать сегодня. Он избил и выбил несколько зубов, я успел укусить его за ногу. Джордж кинул меня в изолятор. — Конверт ждёт на подушке в камере. Запомни, она написала 6-о декабря. Прочитаешь через месяц. — Еблан ниггерский… — из-за сломанных рёбер и отбитых почек я не встал с пола. — Когда я выйду отсюда, оторву твои чёрные яйца! — Удачи, Беллами. Джордж закрыл дверь и открыл ровно через месяц. Мне не оказали медицинскую помощь, не кормили, не навещали. Сломанные рёбра срослись как попало, синяки и ссадины исчезли с лица. По дороге к камере от меня шёл шлейф жуткой вони. За спиной слышалось: «Его не было месяц, щетина ни на дюйм не отросла». На подушке конверт. Письмо от 6-о декабря. Тюрьма тебя не исправит, Морис. Тюрьма для тебя — не наказание. Я совершаю грех, но Бог простит меня. Ты не простишь. Я больше не хочу с тобой переписываться. Я уничтожила последнее воспоминание, связывающее меня с тобой. Я выкинула вырезку из газеты с твоей фотографией. Не пиши мне. Прощай, Морис. Что это значило? Полгода в церкви изменили её? Чушь! Джессику ничто и никто не изменит! — Шлюха! Не смей отрекаться от меня! Не смей забывать! Твои раны зажили, но я приду и нанесу новые! Твой Бог не спасёт тебя! — Заткнись, Беллами! — крикнули из камеры напротив. — Как хорошо и тихо было без тебя! — Пошёл на хуй! На прогулке выебу тебя! Жалкий скот, смеешь на меня орать? Папочка вернулся, ублюдки! — я обратился к заключённым. — Вы пожалеете, что сидите со мной в одной тюрьме.

***

Весна 1987 год

Почти год я сидел в «Вейтинге». Чего ждал? Это моя судьба? Всю жизнь просидеть в тюрьме? Письмо Джессики от 6-о декабря было последним. Я не ответил на него. После прогулки я обнаружил в камере двухъярусную кровать. — О, Беллами. Ну как погулял? — спросил Джордж. — Что это значит? — У тебя сосед. — Какой, на хер, сосед? Я живу один. — Уже нет, Морис. У камеры возник чёрный парень выше и крупнее нас с Джорджем. — Познакомься, Стивен Дорн, твой сожитель. — Блять, как мерзко звучит! — Привыкай, Беллами, — Джордж завёл в камеру Дорна. — Ну что, голубки, знакомьтесь и привыкайте друг к другу. — Джордж, когда его отселят? — Никогда, Беллами. Помнишь, ты сказал, что любишь большие и чёрные? — Нет, не помню, — соврал. — А я запомнил. Джордж закрыл камеру. Дорн сидел на нижнем ярусе. — Эй, вали отсюда! Я сплю внизу. Дорн поднялся и не тронулся с места. Он был выше на две головы. — За что ты здесь, Морис? — За изнасилование. — Сколько сидишь? — Год. — Насильников не любят в тюрьмах. — По себе судишь? — я усмехнулся. — Да, — серьёзный ответ. — Насильника-неудачника насилуют в тюрьме? — Кто сказал, что меня насиловали в тюрьме? — За насилие на воле платишь насилием в тюрьме. — Ты отплатил, Морис? Я громко засмеялся: — Ко мне подходить боятся, придурок, о каком насилии ты говоришь? — Страшно не физическое насилие, а моральное, — Дорн забрался на второй ярус и отвернулся к стене. Ночью я проснулся от трения члена по лицу. Я ударил Дорна и рванул к решётке, заколотил о прутья. От шума очнулись заключённые, но не сказали ни слова. Я разбил руки в кровь, но помощь не пришла. Схватив сзади за шею, Дорн ударил меня лицом по решётке. Эту ночь я запомнил навсегда. Стивен Дорн насиловал меня, как я насиловал Джессику Смит. Я не заснул, кровь из задницы не останавливалась. Насильник пришёл за насильником. Следующей ночью повторилось. Если раны Джессики со временем зажили, мои не заживут. Каждый день я ходил с синяками и кровоподтёками на запястьях и шее. Каждый день штаны пропитывались кровью с трусов. Со мной не разговаривали. Все смотрели и понимающе кивали. Ночью очень хорошо слышны стоны отчаяния. Спустя неделю каждодневного насилия я замолчал. Нечего говорить. Не с кем говорить. На прогулке я подслушал разговор двух заключённых. Дорн — педофил, мотал не первый срок. Изнасиловал восемь девочек. Младшей было четыре годика, старшей — одиннадцать. Дорн убил детей. Два года назад я насиловал мальчиков. Морис Беллами платил своим телом за грехи Отца Габриэля. За насилие платят насилием. Есть такая штука — апелляция. Заключённые имели право обжаловать приговор. С тех пор, как ко мне подселили Дорна, я очень изменился, замкнулся. Если насилие продолжится, я вновь наложу на себя руки. Первое прошение комиссия выслушала, но не приняла. Я сказал, что изменился и всё осознал, но не растрогал комиссию. Я не вытерплю насилие тринадцать лет.

***

1988 год

— У меня проблемы со здоровьем. — Мистер Беллами, что беспокоит? — спросил председатель комиссии. Что меня год насиловал негр. — Мне стало тяжело работать в мастерской. Силы покидают. Суставы болят, сильно хрустят кости. Раньше со мной такого не было. Медсестра говорит, виной тому недостаток витаминов. — В медпункте есть необходимые витамины. — Там нет таких. — Мистер Беллами, жизненные показатели в норме, здоровье не под угрозой смерти. — Тогда почему мне плохо? Глава комиссии не ответил, взял в листок: — Ваше прошение было передано мисс Смит. Нам пришёл её ответ. Желаете услышать? — Непременно. Иисус провисел на кресте долгих шесть часов. Его убило копьё. Морис Беллами несёт свой крест два года, его не прибили к кресту. О каком копье Вы ведёте речь? — Вам есть что ответить, мистер Беллами? — Я год прибит к кресту. Отказано. Я вернулся в камеру к Дорну. — Сука! Набожная шлюха! Она повернулась на церковных бреднях. Господь Бог, бла-бла-бла, распятый вонючий Иисус с грязными патлами! — Тебе отказали? — спросил Дорн. — Не твоё дело! — Мы живём вместе. Мне важно твоё эмоциональное состояние. — Чтобы знать, как лучше меня трахнуть в очередной раз? — Мне нравится твоё напряжённое тело, — он подошёл совсем близко и погладил спину и живот. — Я сломаю её. Она даст мне разрешение выйти досрочно. Бог ей не поможет. За год половой жизни с мужчиной реально стать геем. Дорн не сделал из меня гея.

***

1989 год

Блядская шлюха. Монашеская одежда не скроет отсутствие нижнего белья. Крестик на твоей шее не помешает мне сдавить её. По вечерам ты оголяешься и покидаешь Господа. Ты продолжаешь ходить на дискотеки. Мусорный контейнер на месте? Сколько ещё парней там поимело тебя, Джесс? Ты разрушаешь свою жизнь, не делай того же с моей. Председатель комиссии зачитал вслух письмо. — И Вы считаете, что мисс Смит переосмыслит Ваше поведение, мистер Беллами? — спросил глава комиссии. — Вы переосмыслите её поведение. Она пудрит Вам мозги. Она вправе писать что угодно. Просто проследите за ней. Посмотрите, куда отправится завтра после вечерней службы, и поймите, что она обманывает Вас. — Что мне ещё сделать? Освободить Вас? — Пойти на хер. Отказано.

***

1990 год

— Вы четыре года в «Вейтинге». Что Вы поняли за это время, мистер Беллами? — За насилие платят насилием. — Отказы мисс Смит воспринимаете насилием над собой? — Начиная с 1986-о, жизнь имеет Мориса Беллами во все щели. — Охранники говорят, Вы стали тихим. Не кричите из камеры, не оскорбляете, не нападаете, не попадаете в изолятор. Я закрыл глаза. Моя камера — личный Ад. — Людям свойственно меняться, господин председатель. — Время лечит, мистер Беллами? — Лечит не время, а люди. — Что Вы сделаете первым делом, когда выйдите из тюрьмы? Тишина. Я молчал. — У Вас есть мысли о месте? — Джессике? Председатель кивнул. — Месть ни к чему. — Ранее Вы утверждали, что именно мисс Смит виновна в Вашем заключении. Вы называете себя жертвой, а не её. — Я многое говорю, но не произношу вслух мысли. — О чём же думаете? — Я не создал себе такую жизнь. Мориса Беллами создали мне. — У Вас возникают мысли о суициде? — Нет. — Вы ходите на службу к священнику? Многим заключённым он помогает. — У меня была когда-то вера. В другой жизни. В этой жизни я — атеист. Отказано.

***

1991 год

Тюрьма меняет человека. Она даёт время для понимания себя и своего поступка. Тюрьма «Вейтинг» — обитель ждущего человека. Чего же я ждал? На прогулке ко мне на трибуну подсел Джеффри. — Очень часто в молчании сказано многое. Я ни с кем не разговаривал. Многие решили, что я онемел или Дорн что-то сделал, чтобы заткнуть меня. Я говорил раз в год — мой голос слышала приёмная комиссия. — Скажу тебе правду, Морис. Спустя несколько недель твоего пребывания в тюрьме заключённые и персонал поняли, что в вашей истории жертва ты, а не пострадавшая. Девчонка водит всех за нос. Не исключаю, что где-то ты перегнул палку, но изнасилованная привела в порядок свою душу, а ты до сих пор нет. Девять лет длятся очень долго. Каждый здесь чего-то ждёт, Морис. Именно поэтому тюрьма носит такое название. Я знаю одно: после заключения жизнь поменяется не потому, что мы отвыкли от жизни на воле. Там, за толстыми стенами и колючей проволокой, жизнь продолжается, а мы, запертые, остаёмся неизменными. Мы не сожалеем о содеянном, потому что, если бы мы не совершили преступление, кто знает, что бы произошло или не произошло в мире. Джеффри просидел со мной до конца прогулки. Больше он не произнёс ни слова. Его камера располагалась по соседству с моей. Сегодня вечером Джеффри вновь услышал скрип нижнего яруса.

***

1992 год

Отказано.

1993 год

Отказано.

1994 год

Отказано.

1995 год

Отказано.

1996 год

Отказано.

***

1997 год

— Жизнь — удивительная вещь. — Чем же, мистер Беллами? — спросил председатель комиссии. — Жизнь бессмысленна без страданий. — Вы страдаете? — Я смирился. Я смирился с жизнью Мориса Беллами. — Почему Вы обращаетесь к себе в третьем лице? — Так легче. Морис — просто персонаж, мой персонаж. Я понимал, что ставил на себе крест. Насильник и шизофреник. — Морис — всего лишь маска? — Моё лицо открыто. За одиннадцать лет я не постарел ни на год. — Морис — не единственный Ваш герой? — Я очень удивлюсь, если Морис окажется самым важным персонажем. Председатель сделал запись на листе и достал конверт: — У меня ответ на Ваше прошение… — Нет, я не хочу слышать его. — Вам всё равно, что здесь написано? — он удивился. — Не важно, какого мнения обо мне другие. Важно, что я уже принял решение. — Какое? — Мне осталось сидеть три года. Я их отсижу. Я давно прибит к кресту, осталось дождаться копьё. — Когда Вы выйдете за пределы стен, что сделаете? — Морис Беллами исчезнет. Появится другой. Начнётся новый сегмент. — Что такое сегмент? — История.

***

Август 1998 года

Уважаемая комиссия! Я, Джессика Смит, прошу вас выпустить на свободу заключённого Мориса Беллами, приговорённого в 1986-м году на четырнадцать лет за изнасилование мисс Д. Смит, досрочно. Я, будучи вменяемой и психически здоровой, отдающей отчёт своим желаниям, прошу Вас немедленно освободить мистера Беллами. Уважаемая комиссия, я прекращаю ежегодно отвечать на апелляции мистера Беллами. Молюсь, чтобы двенадцать лет не прошли для него даром. Председатель зачитал письмо Джессики. — Что скажете, мистер Беллами? — спросил глава комиссии. — Мой срок подойдёт к концу через два года. — Вы отказываетесь от досрочного освобождения? — Я готов отсидеть полный срок. — Мне приятна Ваша позиция, но мы должны учесть пожелания мисс Смит. — Её до сих пор консультирует адвокат? — Что, простите? — Адвокат. На суде её консультировал адвокат. Судя по письму, он продолжает работать с ней. Его зовут Тимми. Фамилии не знаю. Глава комиссии поёрзал на стуле: — Впервые слышим об адвокате. Он сделал последнюю запись в деле и поставил печать. Мой срок подошёл к концу. Я зашёл в камеру попрощаться с Дорном. — Что от тебя хотели? Ты же не подавал апелляцию в этом году. — Меня выпускают. — Рано. — Самое время. Дорн притянул меня за подбородок: — У нас впереди два года. — Не судьба. Охранник открыл камеру. Я оттолкнул Дорна. Джордж перевёлся в другую тюрьму пять лет назад. — Беллами, на выход. В коридоре я остановился у камеры Джеффри: — Когда придёт время, — зашептал, — расскажи мою историю. Тебе поверят. Когда меня не станет, я передам привет твоим родителям. Они благодарны, Джеффри. Мне вернули одежду, в которой я изнасиловал Джессику. Одежду, в которой меня приговорили к четырнадцати годам тюрьмы. Насилие не победило. Оно осталось ждать в тюрьме. Я забрал костюм и отказался от куртки из-за жары. — Девятиэтажный дом у собора Святого Семейства, — сказал охранник Саймон возле металлодетектора голосом моего брата, — седьмой этаж, квартира 23. — Спасибо. Я направился к воротам. Спокойный и молчаливый Морис остался позади. Невидимая душа заточена в камере со Стивеном Дорном. О да. Правосудие свершится, Джесс.