ОАЗИС. АКТ II. СИМФОНИЯ ПЕЧАЛЬНЫХ ПЕСЕН

ЕГО ЗВАЛИ

Я не помню номер дома, но помню, как к нему проехать. За красным мустангом следует полицейская машина с тремя пассажирами. Дом номер 20. Окно со старой деревянной рамой. Окно закрыто. Эмиль Бакланд не протянет руку, чтобы втащить меня в квартиру. Красная и белая машины паркуются возле подъезда. — Какие указания, детектив? — спрашивает коп с двойным подбородком. — Когда увидим труп, вызываем медиков. — А Вы уверены, что мы точно обнаружим тело? — Иначе и быть не может. Второй коп со странной походкой подходит к подъезду и смотрит нумерацию квартир. Убежище Эмиля — первое. Полицейский звонит в домофон, но никто не отвечает. — Тишина, — констатирует он. Это не захват и не спецоперация. Хоть полицейские и в форме, а у меня в кармане пальто удостоверение, мы должны действовать спокойно. — Дверь не выламывать. Вести себя, как люди, а не как звери, — велю я копам. — Позвони в соседнюю квартиру, — обращаюсь к полицейскому со странной походкой, — там живёт старуха, она должна открыть. Сержант набирает номер соседней квартиры, и слышится голос старой женщины: — Да? — Мэм, откройте, это полиция. Я подхожу к окну квартиры Эмиля. Шторы завешаны, внутри ничего не видно: — Эмиль… Знаю, что ответ не последует, но мне захотелось позвать его по имени, как когда-то я делал, когда окно было приоткрыто. Вот сейчас, оперевшись на подоконник, вылезет перебинтованный здоровяк и заулыбается во все оставшиеся зубы с брекетами. Нет, этого уже не будет. — Детектив, — зовёт меня коп с двойным подбородком. Входная железная дверь открыта. Я захожу внутрь, полицейские следуют за мной. Деревянная дверь, обитая старой кожей, которую я починил после смерти Сееры, перед смертью Войера. Из соседней квартиры выходит старуха, которая когда-то не хотела меня выпускать из подъезда с компьютером Эмиля в руках. — Уважаемые, а что собственно случилось? — Мэм, зайдите обратно к себе в квартиру, — просит коп с двойным подбородком. — Вы видели сегодня Эмиля? — спрашиваю я. — Нет. Я давно его уже не видела. Я стучалась к нему в дверь, переживала за его мать, но мне никто не открыл. — Какие-то звуки доносились из этой квартиры? — интересуется третий коп с накаченными бицепсами. — Тишина. Поэтому, я повторюсь, и переживаю за мать Эмиля. — Спасибо, мэм, — благодарю я. — А я Вас помню. Вы, кажется, кузен Эмиля. — Я солгал Вам. — Мы хотим найти один труп или два? — шепчет мне на ухо полицейский с двойным подбородком. — Только один. — Тогда нам нужен понятóй. Она, — он кивает на соседку, — вроде, адекватная, но ещё один человек нужен. — Я буду вторым понятым. — Старуха зайдёт вместе с нами? — Потом. Сначала я должен его увидеть. — Тогда, — коп вытаскивает пистолет из кобуры, — предлагаю выломать дверь. — Погоди. Я подхожу к двери и нажимаю на кнопку. Звук звонка. Ни тяжёлых шагов, ни металлического голоса. Он не откроет. А я бы так хотел, чтобы здоровяк открыл. — Мэм, побудьте пока здесь. Вы будете понятой, — просит коп с накаченными мышцами, и старуха понимающе кивает. Дверь не заперта. Он ждёт, когда я приду за ним. — Детектив, Вам не следует идти первым, — предупреждает коп с пистолетом в руке. Я не слушаю его и открываю дверь. Трупный запах не ударяет в нос. В квартире пахнет старыми книгами. Кухня закрыта. Я иду вдоль коридора и останавливаюсь напротив большой комнаты. «Короче, располагайся, детектив Джеймс. Живу я бедно, но мне всиво хватает» — сказал однажды мне Эмиль. На полу не стоят малиновые ботинки, на вешалке не висит камуфлированная куртка. Шапка на крючке. Шапка, в которой Эмиль чувствовал себя в безопасности. Полицейские обходят меня и проходят на кухню. «Вот эти круглые — с творогом, а эти длинные — с мясом». Почему я прокручиваю те моменты у себя в голове? Почему вижу, как мы сидели вместе с Войером и Эмилем в этой самой комнате? Сейчас комната с красным ковром на полу пуста. Уже нет ни Войера, ни Эмиля. Остался я. Я, который не могу переступить порог. — Детектив! — зовёт коп с двойным подбородком. Они нашли его. Полицейские стоят в дверном проёме кухни. Я подхожу, и они расступаются. Он сидит в кресле. Обеденный стол сложен и отставлен к окну. Пальцами правой руки он держит окурок, сигарету которого, вероятно, выкурил перед смертью. Последняя сигарета. Я и не знал, что он курил. Обе руки лежат на подлокотниках. Глаза открыты, смотрят вперёд. Тяжёлые веки над синим и чёрным глазами. Серая футболка, яркая клетчатая шерстяная рубашка, куртка, синие подвёрнутые джинсы, из-под которых выглядывает тёмная татуировка, и малиновые Броги. Таким я видел его в небытие. — Это тот, кого мы ищем? — спрашивает коп с накаченными мышцами. Я подхожу к сидящему и опускаюсь перед ним на корточки. Смотрю на него и не могу поверить в увиденное. Прощупываю пульс на шее, на змее — тишина. — Он умер от тоски, — с горечью произношу я. — Вызываем медиков? — Да. И ничего здесь не трогать. — Принято. Заводим понятую. Я вытаскиваю из пальцев сигаретный окурок и кладу его на пол, закрываю Богу глаза: — Спокойной ночи. Кладу ладонь ему на грудь и чувствую что-то в нагрудном кармане куртки. Залезаю внутрь и нащупываю нечто острое и холодное. Копы уже ведут старуху на кухню. Из кармана я достаю две награды. Два Железных креста. На одном из них сколот край. — Фига себе! — восклицает позади меня коп, чью походку я посчитал странной. Сейчас, когда он стоит, заметно, что его левая стопа неестественно вывернута. У парня сильное косолапие. — А этот тип не так прост, как кажется. Я встаю с корточек и выхожу в коридор. На кухне старуха ахает от увиденного. Два Железных креста лежат у меня в руке. Бегом я направляюсь в большую комнату к стеллажу с книгами. Мне нужна коробка Войера. Она оказалась спрятана за книгами. Я достаю её и открываю. Овальный цинковый жетон с дублируемой надписью. — Когда солдат погибал, жетон разламывали. — Но этот жетон не разломан. Значит, солдат не умер. — …ответьте мне на вопрос: почему он не гниёт? — Вы думаете, это значимая часть истории? — Это просто железка. Такие прадаются за… штуку баксов в интернете. Я провожу пальцем по буквам: «Бруно Мориц. 20 апреля 1893 год. Циттау. Восьмой Саксонский пулемётный батальон, Лейпциг». Хозяин этого жетона находился тогда в комнате. Пулемётчик, чьё тело сейчас на кухне. Я выхожу в коридор и приказываю копам: — Отправить труп к Киту. Запретить вскрытие. — Понятно, — говорит коп с двойным подбородком. Соседка стоит возле кухни и даёт показания, вытирая слёзы. В шкафу с крючка снимаю шапку, отряхиваю её и надеваю на голову. Я оглядываю коридор и снова возвращаюсь в большую комнату. Квартира — лицо хозяина. Я чувствую старость в паркете и обоях. Я вижу множество трещин. Именно таким он был. Паутина пыльных проводов на потолке, словно артерии в теле, которое давно умерло. Затхлость, умиротворение, тишина, спокойствие. Квартира из другого времени, в которой жил человек из другого времени. Вещи хранят в себе память. Он всегда носил награды в нагрудном кармане своей камуфлированной куртки. Прошлое преследовало его. Оно поглотило его. Оно уничтожило его. Я открываю коробку, стоящую на полке, и кладу в неё жетон с двумя наградами. Почему один крест сколот? Вероятно, сколотый гораздо старше целого, это первая награда, и Эмиль её не продал, как говорил. Я не хочу, чтобы квартиру обыскивали, ибо всё, что здесь находится, тут же конфискуют. Нет, книги и награды Пифона должны остаться тут. Это их место. Я сажусь на диван, на котором когда-то спал, и жду медиков. Смотрю на книжный стеллаж, где на одной полке среди старых и пыльных книг сидит не менее старый плюшевый мишка. Его звали Бруно. Теперь я это знаю.