Зарождение

      Салли переминалась с ноги на ногу, опершись спиной о широкие ворота фермерского ангара. Голые ветви деревьев покрывали густой паучьей сетью безоблачное зимнее небо. Полосатое пончо скрывало округлившийся живот и давало то количество тепла, которого вполне хватало на двоих. Джинсы, что были на пару размеров больше, хоть и мотались по земле, совсем не давили на талию. Как выяснилось чуть позднее, брюки клеш оказались писком моды начала семидесятых, семимильными шагами уходящим в тень.       Лопасти небольшой мельницы не издавали ни противного скрежета механизмов, ни шума дробления воздушных масс. Ветер гулял где-то далеко. Штиль. Самый тихий день на неделе. Чириканье птиц, отказавшихся мигрировать, разбивалось о темно-красный фасад огромного сарая. Закрытые окна не пропускали внутрь декабрьский холод и не выпускали звуки, издаваемые курами-наседками, что начинали недоверчиво кудахтать при приближении цепких человеческих рук к кладке с яйцами.       Рано или поздно всех домашних кур забивали. Не Бог, а человек, в данном случае решал, сколько лет той или иной курице отмерено судьбой. Птица, что набрала максимальный вес, идет под нож, так же как и птица, что перестала нести яйца. Кормление бесплодной, старой курицы идет в убыток предприимчивым фермерам, зерно влетает в копеечку, и именно поэтому важно своевременно избавляться от мертвого груза.       Салли опустила взгляд на вязаный холм под грудью. В голову ей пришла безумная мысль, мелкими иглами ужаса поразившая тело. Если Люда Мэй с грацией прирожденной фермерши ловко обходится с мертвой не ощипанной тушкой, то с большой вероятностью она может избавится от девушки столь же легко после родов. По всей видимости, лишь будучи на сносях, Салли может рассчитывать на спокойное существование. Беременная может жить, временно не опасаясь того, что ей отрубят голову.       Блондинка посмотрела на небо. Стая уток сомкнутым обручем летела на юг. Ей оставалось только наблюдать за тем, как слаженно и стройно они парили в воздухе, следуя внутренним картам инстинктов и генетической памяти. Их головы никогда не были под обухом топора, а шеи были расположены строго параллельно крышам высотных зданий.       Свобода опьяняет. На время она позволяет забыть о том, что с земли на тебя уже направлен прицел охотничьего ружья.       Только здесь, на улице, Салли могла вдоволь надышаться стылым живительным воздухом. За пределами поместья девушка откладывала на потом мысли о своем нелегком положении, о туманных перспективах будущего и четких установок прошлого.       Кукурузные початки не спрашивали ее о самочувствии, надеясь на утешительный ответ о том, что со здоровьем что-то неладно. Соцветия подсолнечника не отпускали похабных шуток, а сухие колоски пшеницы не проходились по ее фигурке, заметно претерпевшей изменения, неодобрительным взглядом.       Головокружение, рвота и судороги. Изжога, боль в пояснице и перепады настроения. С таким увесистым багажом, состоящим из прелестей нового бытия, Салли пробивалась сквозь труднопроходимые жизненные дебри. Низ живота тянул при долгой ходьбе, заставляя ноги подкашиваться так, будто в карманах брюк девушка весь день носила камни. Голод, как кукловод, дергал за нервные нити, требуя незамедлительного утоления позыва. Глаза слипались, веки наливались свинцом, утопая в сонливости уже после полудня.       Салли — ни разу не вольная птица, а, скорее, разноцветный воздушный змей, которого обстоятельства держат на определенном расстоянии, равном длине тонкой бечевки.       Принять, пережить и забыть — то немногое, что было доступно. Любой ценой выжить и во что бы то ни стало дать ростки. Проще некуда, если знаешь, ради чего прикладываешь усилия. Салли не хватало одной небольшой детали. Фрагмента, элементарного донельзя, который бы вдохнул в нее жизнь и заставил бороться до конца. Блондинка ждала его также, как растение засушливой степи ждет наступления сезона майских ливней. Как медлит подснежник, что не проклевывается до тех пор, пока горячие весенние лучи не образуют проталины на тонком снежном покрове.       Светлый кемпер, крыша которого была покрыта слоем ржавчины, стоял по другую сторону забора, спрятавшись в высокой траве. Лобовое стекло со стороны водителя было закрыто серебристым экраном, что отражал солнечный свет, а другие окна были занавешены плотной тканью бордовых штор. В один момент дом на колесах стал памятником, олицетворяющим деяние Тома, нарушившее всякие устои семьи.       Пострадавшая сторона в лице Генриетты, будучи правой рукой Люды Мэй, оказалась не у дел. В одиночку справиться с фермерским бытом на ранчо столь внушительных размеров Люде Мэй не представлялось возможным. А поэтому вакантное место помощницы и младшей хозяйки поместья временно заняла Салли.       Да, та самая Салли, что не позволяла себя раздавить таракана, пойманного с поличным на кухне. Та самая Салли, что четыре долгих месяца под сердцем вынашивала ребенка, отцом которого был младший сын Люды Мэй.       Поглаживая живот, блондинка спрашивала себя, как выбраться из той ямы, в которую она собственноручно посадила и себя, и дитя, еще не появившееся на свет. Если долго и докучливо гнуть извилины, обязательно придет решение любой проблемы. Морские волны точат скалы, но всегда разбиваются, превращаясь в груду мелких капель. Будущей матери тоже предстояло стать камнем, холодным гранитом, не способным ни под каким напором раскрошиться в песок.       Мисс Хардести предстояло стать миссис Хьюитт. И если вы думаете, что это простая формальность, то окажетесь не правы. Это переход, обращение в нового человека.       Салли Хардести не может смотреть на окоченевшее тело, тогда как Салли Хьюитт относится к трупу, как к неодушевленному предмету. Первая боится смерти, всячески ее избегая, а вторая относится к гибели, как к биологическому процессу, противоположному рождению. Салли Хардести — небольшой костерок, который не за что не разгорится без охапки сухого хвороста. Салли Хьюитт — ослепительно-жаркое пламя, активно тянущееся ввысь под влиянием любого, даже самого слабого дуновения.       Появившееся ниоткуда солнечные лучи заставили блондинку щуриться. Прикосновение горячей ладони вернуло девушку с небес на землю. По спине прошли бурные электрические волны. Она все еще в своем теле: девушки на первом триместре беременности, блондинки, что любит рок-н-ролл, панически боится пауков и ненавидит вареную морковь, плавающую в супе. Досье на человека, не имеющего, увы, никаких перспектив стать частью клана Хьюиттов. Какая жалость!       Бурый длинный фартук Тома был более-менее чистым, что удивило Салли, ведь всего пару минут назад он собственноручно обезглавил с десяток кур. В руке, что не покоилась на предплечье девушки, он держал рукоять топора. Выглядел Том слегка взволнованно, а поэтому на бесцветную улыбку девушки отреагировал в не свойственной ему эмоциональной манере. — Ты уверена, что сможешь? Или городской девчонке это не под силу?! — Я жила на ферме и знаю, что к чему, — Салли проскользнула внутрь ангара между узкой щелью ворот, — Тем более, самое сложное позади, ведь так? — Ну, не скажи… — Том вскоре настиг девушку и обнял за талию. Предварительно, на лету, он смог приземлить топор на пол. — Ощипывание — самая мерзкая процедура. — Но не самая трудная. Это только полдела. Хотя, откуда мне знать, я ведь горожанка, а мой отец — мелкий лавочник, если верить рассказам Чарли. — Помню, в далеком детстве, он предупредил Клема, что если тот не перестанет ковырять в носу, то рано или поздно пробьет пальцем невидимую пленку, что защищает мозг от вытекания наружу, через ноздри. После этого брат без особой необходимости к носу не прикасался. Правда, это мало помогло: видимо, мозг вытек через другие отверстия, — Салли прикусила губу в расходящейся улыбке, — Запомни, любая фраза, произнесенная Чарли, играет ему на руку, и плевать, абсолютная чушь это или нет. — Ему бы книги писать… — Мемуары, если только. Для эго таких размеров в самый раз, — Том шумно усевшись за длинный стол, принялся удалять перья курицы, кровь которой давно стекла на пол, покрытый мелкой соломой.       В хлеву помимо кур, в углу располагались и садовые инструменты. Сквозь щели между деревянными досками двускатной крыши пробивались солнечные лучи. Тюки с сеном, аккуратными блоками лежали чуть поодаль от главного входа. Салли принюхалась. В хлеву пахло мерзлой землей и багровой жидкостью, что стекала вниз с подвешенных за ноги куриных тушек. — Ты помогать будешь? — Да, иду, — усевшись рядом с Томом, Салли принялась за нетронутое тельце молодого цыпленка.       Сначала хвост и крылья, затем живот и грудь. Удаление перьев оказалось целым искусством, весьма популярным у фермеров. Во-первых, нужно было действовать быстро, не позволяя тушке остынуть, так как в противном случае, удалять перья было бы сложнее. Во-вторых, нельзя вырывать по несколько перьев сразу, так как птица теряет товарный вид из-за множества повреждений и синяков, проявляющихся на тонкой коже. Выставить такую тушку на рыночную продажу будет трудно.       Рвать пух нужно было строго по направлению от роста, а после ощипывания требовалось поскрести по бледной шершавой коже ножом, чтобы удалить оставшиеся пеньки. После полутора часа кропотливой, около ювелирной работы, Салли медленно привстала с места. — Все в порядке? — Том перекинул ноги через лавку и, оставив работу, повернулся лицом к девушке, нарезающей круги возле стола. — Да. Спина немного тянет. Такое бывает, когда долго сидишь в одном положении, — Салли вновь присела на лавку, опершись спиной о деревянный стол. — Иди-ка ты лучше домой… — Нет, — возразила девушка, — Я же сказала, со мной все в порядке. Мне нужно всего пару минут отдыха. — Салли? — спустя секунды молчания произнес Том. — Да? — А ты уже думала, ну… по-поводу имени? — Том аккуратно положил руку на вязаную ткань пончо, укрывающего круглый живот. — М-м, нет, пока нет, — Голос Салли слегка подрагивал, будто она пыталась спрятать волнение, — А что? — Ничего, — Том снова замолк на минуту, — Ты плакала, позавчера ночью. Почему? — Захотелось. Из-за гормонов я не всегда могу контролировать эмоции, — Салли положила ладони поверх его руки, — Вот и все. — Ты совсем о нем не говоришь, — Том продолжал сверлить Салли взглядом, — Избегаешь любых тем, связанных с ребенком. — Том, послушай… — на трясущихся ногах Салли поднялась с места и отошла в дальний угол ангара, дабы спрятать залитое краской лицо. Блондинку пошатывало из сторону в сторону так, что рукой пришлось опереться о высокий брус, отделявший слои деревянного настила на полу. Нервное дыхание эхом отражалось о темные стены. — Салли, объясни, что происходит. — Я его не чувствую, — резко повернувшись выпалила девушка, — Совсем. Я уже на шестнадцатой неделе, а он и не шевельнулся. Ни разу не толкнул меня изнутри. — Салли… — Это не из-за того случая в ванной, потому что живот с тех пор только увеличивался в размерах, — блондинка продолжила, будто не замечая того, что Том окликнул ее, — Но… Возможно, Люда Мэй в отместку подсыпала что-то мне в еду? А может ночью Чарли подошел ко мне с вешалкой и… — Салли, — Том подошел к блондинке вплотную и развел руками ширму волос, за которой она обычно прятала слезы, — Он еще слишком мал, для того, чтобы шевелится. Ты же сама говорила, что вычитала где-то оптимальный срок начала движения. Восемнадцатая неделя, так? — Так, но, — девушка утерла слезы острым краем полосатой накидки, — Я каждый день молюсь о том, чтобы он дал о себе знать. Дал знать, что с ним все в порядке… — Тебе надо собраться с силами и подождать, — Том встретил губами лоб Салли, — Не все происходит по щелчку.       Блондинка стояла напротив Хьюитта, а плечи ее подрагивали от частых всхлипываний. На Тома неожиданно обрушилось чувство дежавю. — Ты спрашивал по поводу имени? — Салли прочистила горло, — Конечно, я думала об этом, а как иначе… — И? — Если я правильно рассчитала, то ребенок должен родится в апреле. Может, случится так, что он появится на свет на пасхальной неделе. И поэтому девочку, я бы назвала — Эстер. — Эстер? Неплохо, — улыбнулся Том. — А что насчет второго имени? — Думала подобрать что-то среднее между мужским и женским именем, что-то сильное и значимое, но в то же время мягкое и нежное, — Салли с надеждой заглянула вглубь карих глаз, — И я выбрала имя — Джой. — Джой. — Том задумчиво посмотрел сторону в запыленного окно, — Эстер Джой Хьюитт. Красиво. — Спасибо, — правой щекой Салли прильнула к его груди, — У нас пять месяцев, чтобы придумать имя для мальчика. — А ты думаешь, будет мальчик? — Том встретился с блондинкой взглядом, — Внутреннее чутье подсказывает тебе, что будет девочка, возможно поэтому выбирать имена ты начала из списка женских. — Может быть, — Салли пожала плечами, — Мама говорила, если беременная женщина выглядит хуже, чем обычно, значит будет девочка, потому что представительница прекрасного пола в ее животе забирает часть красоты матери. А если, наоборот, женщина становится еще красивее, чем была, значит будет мальчик, потому что сильная половина человечества, так уж вышло, уступает нам в привлекательности. — Ну, спасибо. — Пожалуйста, — подмигнула девушка.       Салли выглянула из-за плеча Тома. В слепящем жемчужном свете начала нового дня тонули зеленые кустарники и деревья. Этот мир, в который она собиралась привести новую жизнь, был по-своему прекрасен. Чувство восторга, по всей видимости, передается не только тому, кто видел прекрасное воочию. Взаимосвязь матери и ребенка — глубокая, неразрывная и вечная.       Впервые за много месяцев нить жизни Салли выпрямилась, избавившись от причудливых узлов и заломов. В голове звучали мотивы песен группы The Young Rascals, а грудь наполнялась таинственным ликованием. «Джой — значит радость. Верно? Да, это она.» — Том, — в тени немигающие глаза Салли казались бирюзовыми, — Я чувствую …что-то. Прямо сейчас. Но не могу объяснить словами, на что это похоже. — Кто-то легонько пинается изнутри? — предположил Том. — Нет. Словно …рыба плавает, но место ее обитания не аквариум, а мой живот, — Салли направила руку Тома под кофту, расположив ее под грудью, — Чувствуешь? — Нет, — честно признался Том, — Хотя, постой…       Горячая кожа под слоем зимней одежды покрылась мурашками, еще до того, как Хьюитт дотронулся до нее. Грубоватая рука водила вдоль темной вертикальной полосы, что визуально делила тело на две части. Мужчина ладонью вдруг почувствовал нечто, похожее на сокращение мышцы. Будто внутри живота кто-то поочередно надувал и сдувал воздушный шар.       Том зачарованно улыбнулся, а вместе с ним засияло и лицо Салли. В тот момент счастье, словно космический корабль, унесло их прочь от ангара, ранчо со скелетами в шкафах и города-призрака на юге Техаса.       Том и Салли на секунду оказались где-то там, на седьмом небе, в розоватых облаках, на просторах бесконечной Вселенной.