Зарождение

      Шуршание плотного черного пакета для мусора нарушало тишину одного из загородных пустырей. Вечнозеленые, пожухлые растения и заброшенная свалка железного хлама — вот что из себя представляла одинокая пустошь Харлоу.       Издалека можно было увидеть стайку диких собак. Их щербатый, звериный оскал скрывался под густым слоем белой пены, будто кто-то развел в розовой пасти зубной порошок. Бурая, клочковатая шерсть свидетельствовала о бедах и несчастьях бродяжничества, а слюнявые пузыри у рта говорили о переживании острой, продолжительной стадии бешенства. Из собачьих повадок четвероногие друзья человека сохранили одну единственную привычку вилять хвостом — все остальное у хищников выместила одичалость. Очевидно, для того, чтобы выжить в этих краях, превращение в зверя было вещью само собой разумеющейся.       Том набрал полную грудь воздуха. Порывы ветра приносили с собой звонкие голоса певчих дроздов и синиц, запахи благоухания лесных первоцветов и талой глинистой почвы. Капель свидетельствовала о приближении ранней весны. Сырость и прохладный ветер пускали холодок по телу, раскачивая его после затяжной зимней спячки.       Небо с рассветом приобрело отблеск холодной утренней зари, а мелкие снежинки, что медленно падали с просторов кучевых облаков, превращались в колючие дождевые капли. Ледяная вода закатилась за шиворот и спина тут же покрылась пупырышками гусиной кожи. Том поморщился.       Здесь, в глуши, никто и не увидел бы, как внушительных размеров человек в маске выгружает из авто подозрительно увесистый целлофановый мешок. Том знал, что в нем еще до того, как принялся доставать этот громоздкий багаж. Человеческое тело. Теплое и мягкое, еще не успевшее одеревенеть. В клетках тканей все еще теплилась жизнь: некроз не успел взять над ними верх.       Заднее отделение светлого пикапа источало запахи крови и сырой плоти, перемешанные с цветочным ароматом дешевого моющего средства. Эта не органичная смесь — сочетание, которое мозг отказывался соединять воедино, а поэтому Тому казалось, что он вдыхает пары двух запахов разными ноздрями.       До боли знакомый аквамариновый взор ниспадал на мужчину, отражаясь в зеркале заднего вида. Светлую макушку прятала бейсболка, а острый, месяцевидный подбородок — рыжеватая двухнедельная щетина.       Водительское удостоверение лежало в бардачке возле пассажирского сидения, но Тому не были нужны документы для того, чтобы понять, кто сидит на за рулем автомобиля марки Datsun 1000, пикапа реднека, локальный патриотизм которого доходил порой до крайней степени безумия. — Пошевеливайся, братец, — небрежно бросил Адам, — Я не собираюсь тут торчать до вечера…       Том ничего не ответил. Лишь глаза его закатились вверх, сверкая жемчужными, как снег, белками. Мужчина взял обмякшее тело в руки, освободив багажник от массивного груза.       На удивление труп оказался не таким тяжелым, каким Хьюитт себе его представлял. Несколько слоев тонкого черного пластика и полутень кабины авто прибавляла лишние килограммы веса, визуально увеличивая багаж в размерах.       Теперь, когда Том держал в его руках, он мог поклясться всеми богами, что в мешке покоился труп женщины. Молодой и смуглой, хрупкой и невысокой — вкусы брата, не меняющиеся на протяжении десятилетий, он знал хорошо.       Тело полетело на землю, угодив в грязную лужу. Черная ткань, что бережно его укрывала, распахнулась, оголив просторы того, что осталось от покалеченного женского туловища.       Том вновь увидел мертвеца. Всякий интерес к нему был заранее заглушен внутренним воем равнодушия, однако одна наиболее примечательная деталь бросилась-таки мужчине в глаза. Труп, что лежал у него под ногами, был лишен не только одежды, но и головы. — Новый фетиш? — хмыкнул Томми, разглядывая бездыханную обезглавленную оболочку когда-то живого человека. — Это для того, чтоб не опознали, умник… — Из-под изогнутого козырька было видно, как глаза Адама шустро бегали по лобовому стеклу в поисках одичалой своры, — Сейчас могут и без ДНК идентифицировать — по слепкам зубов.       Том пропустил мимо ушей слова брата и продолжил, как ни в чем не бывало, заниматься своим делом. Осталось всего ничего — приманить хвостатых санитаров, дабы он избавили пропадающую тушу от напрасного гниения.       Том натянул уголки рта и выдохнул, сильно прижав нижнюю губу к челюсти. Раздался режущий продолжительный свист. Бродячая орава очень скоро появилась на горизонте. Аккуратно подбираясь к телу, псы шли на запах крови.       Прижатые уши и темный подшерсток делал их практически невидимыми издалека, однако Том слышал, как под мокрыми, тяжелыми лапами трескались сухие ветви. Угрожающее рычание, переходящее в жалобный скулеж, послышалось неподалеку, в зарослях сорной травы. В воздухе витал стойкий аромат их облезлой, влажной шерсти.       Том спешно удалился, оставив тело диким животным на растерзание. Колеса машины, цепляясь за рыхлый скользкий грунт, зашипели в попытке покинуть внедорожье. Через окно Том видел, как узкая собачья морда поднимается к небу дабы, не жуя, заглотить кусок отборного мяса человеческой голени. Благо, толстый стеклянный слой защитил ухо от раздражающих звуков клацанья клыков, гортанного чавканья или хлесткого скрежета рвущихся сухожилий.       Избавление от улик настолько пошлым и циничным образом для Адама и его семьи было явлением скорее обыкновенным, нежели исключительным. Том, в свою очередь, старался, по возможности, отгораживать самого себя от лицезрения чужого последнего часа, однако костлявая всегда находила способы помахать ему с того света рукой.       Так или иначе, в его припарках девчонка больше не нуждалась. Мужчине на секунду показалось, что он стал второстепенным актером дешевенького роуд-муви, где главный герой — злодей психопат, а все действие происходит в пределах лесополосы, где он, поручая всю грязную работу изголодавшимся волкам, оставлял тела, искалеченные неугомонной жаждой власти старшего брата.       Следующим пунктом назначения их путешествия стал магазинчик матери под названием «Last chance». Бакалейная лавка была местом, где прежде семья собиралась для разбора полетов, штурма или промывки мозгов. Вопрос, который хотел поднять Чарли на всеобщем слете был неизвестен Томасу, а поэтому, ему только и оставалось сверлить взглядом спинку переднего кресла авто, ожидая от брата разъяснений. После того, как Адам положил черную рацию на подставку, в салоне повис немой вопрос, требующий ответа. — Хотел бы я обсудить кого-то, кроме твоей брюхатой подружки. Но, увы, не могу. Сейчас она — во главе угла у целого семейства, ключевая тема любой беседы. — Зависть к чужим женщинам тебя погубит. — Поверь мне, Томми, — Адам припарковал пикап неподалеку от жестяной неброской вывески, — Единственное чувство, которое я по-настоящему испытываю к ней — это жалость.       Хьюитт-младший покинул авто практически синхронно с братом. Когда они вошли внутрь покоцанного временем магазина, муха, что кругами летала вокруг огромной люстры на потолке, вылетела прочь через открытую дверь, оставив хозяина бакалейной лавки наедине с отпрысками.       Томми почувствовал укол зависти: он, в отличие от насекомого, не имел пары прозрачных крыльев, что унесли бы его подальше от мест, столь безлюдных и мертвых.       Первым заговорил Чарли. От стен гулким эхом отражались высокие полутона его голоса так, что чучело оленьей головы около витрины, казалось, то и дело прикрывало затуманенные глаза от звенящего шума, в миг заполнившего небольшое пространство комнаты.       Время перестало существовать. Яркие, бранные эпитеты, что вылетали изо рта дяди заставляли Адама оголить зубы в улыбке. Голова Тома, что клонилась к груди, и его опустошенный взгляд свидетельствовали об апатичном, нехорошем настрое мужчины.       Мысленно обращаясь к Джой, он спрашивал дочь, все еще находящуюся в утробе матери, почему именно его семью она выбрала для своего рождения. Спрашивал лишенную жизни и собственной головы девчонку Адама о том, есть ли его вина в утопическом, уму непостижимом испытании, выпавшем на ее скромную долю.       Пара вопросов того разряда, ответов на которые дождаться было невозможно. Сколько бы Томми не прислушивался, он не слышал ничего, кроме случайных звуков, окрашенных в броский для американского слуха говор.       Монолог, длился целую вечность, а южный мат лился рекой, словно по телевизору Чарли вновь услышал новость о переизбрании Никсона на президентский пост.       Завершив эмоциональную тираду, родной дядя, действующий глава семьи, обратился к горячо любимым племянникам. — Если кто-то против данного положения вещей, пусть скажет сейчас или замолчит навечно, — криво подражая голосу священника, съерничал старик. — Никак нет, сэр, — ответствовал Адам, пока Томми в раздумьях буравил взглядом оконную раму. — Вот и славно! — Чарли недоверчиво оглядел младшего племянника, — Со дня на день домой, в родной Харлоу, должен вернуться Клем. Надо бы как следует подготовить все к его приезду… — Я пас. Хотя, кое-кто уже успел проникнуться ролью няньки, — Адам головой кивнул в сторону младшего брата, — Не обидишься, Томми, если я вдруг попрошу тебя задрать юбку повыше?!       Стремительное движение темного контура руки напомнило замах кулака и четкий поставленный удар в челюсть. Перед глазами Чарли в боевом танце кружились высокие крупные тени обоих племянников.       Пока оторопевший Адам, сидя на полу, отчаянно пытался реабилитироваться после мощного хука, рассерженный Томми покинул магазинчик, в порыве ярости закрыв за собой дверь так, что та едва не слетела с петель.       Чарли проводил его опасливым взглядом, но сказать вслед что-либо не решился: язык силы Тома в сложившейся ситуации возымел большую убедительность.       Перепалка полностью сошла на нет со стремительностью вспышки молнии в сизом грозовом облаке.       Со стороны улицы послышались отголоски гудения двигателя. Дымовая завеса выхлопных труб замаскировала авто, убрав его с поля зрения. Лишь спустя несколько минут Чарли увидел огни габаритов, что постепенно превращались в мелкие оранжевые точки на горизонте.       Томми уехал, оставив старшего брата морщиться на полу, потирая покрасневший участок лица. Чарли смачно плюнул на пол. Неродственность младшего племянника, по всей видимости, задевала его до глубины души.       Ступая по неровной прелой тропе, ведущей на ранчо, Томми был вне себя от негодования. Однако его злоба сменилась мечтательностью, как только он приметил Салли, мирно сидящую за книгой на лавочке просторного крыльца. Подняв голову, девушка зафиксировала свой ярко-голубой взор на нем и улыбнулась, тем самым выражая приветствие. Том почувствовал жар, необъяснимое тепло, что залило органы, как при внутреннем кровотечении.       Третий триместр не позволял Салли сидеть в любимой позе лотоса с ногами, на вид, скрещенными не самым удобным образом. Изжога завязывала желудок узлом, когда она позволяла себя съесть незрелое зеленое яблоко, недавно сорванное в саду. На несколько секунд девушка лишалась ровного дыхания, когда ребенок напоминал ей о себе мощным толчком, приходящимся в район диафрагмы. Наверное, впервые за много лет они с Адамом, пускай и не полностью, сошлись во мнениях. Том не испытывал такого чувства жалости, какого испытывал к Салли, больше ни к кому в семье.       Детская сказка про аистов оказалась не более чем милой, малоправдоподобной байкой для детей. На самом же деле, эти крылатые чудища утаскивали крохотных зайчат в свои гнезда, а те, находясь в цепких лапах хищника пронзительно кричали. Душераздирающий вопль безобидного детеныша зайчихи однажды напомнил человеку слезливый плач младенца, оттого и пошла молва о том, что якобы по весне остроклювая птица приносит людям детей.       Увы, в реальном мире, все совсем не так легко и просто.       Живот Салли на ощупь был тугим, как автомобильная шина. Джой со временем стало тесно в плотной камере материнской утробы, а поэтому, любое резкое движение будущей матери приносило дискомфорт. Волнующие ощущения кружили голову, были неповторимы, как узоры снежинок: сравнить одно с другим, ссылаясь на скудный чувственный опыт, не представлялось возможным.       Салли нужен был антипод. Противоположный полюс. Надежный защитник и верный союзник. Крепкий, как гвоздь, и неуязвимый, как главный герой бумажных комиксов. И имя ему… — Том, — развела седые тучи размышлений Салли, — Может зайдешь уже внутрь?       Хьюитт кивнул, и, сделав пару шагов вперед, растворился в полутени дверного проема. Дом встретил его прохладными объятиями сквозняка и фанфарами скрипучих половиц.       Прежде отворачиваясь от всяких зеркал, Том, неожиданно для себя, пристально вгляделся в поверхность, что по пояс отражала его реальность. Под угольно-черной маской, что успела стать частью изуродованного болезнью лица, больше не скрывался обезличенный дух, прятавшийся от любых проявлений внешнего мира.       Мистическое созерцание помогло обрести дзен, освободится от мысленных пут прошлого и взглянуть в пытливые глаза страха перед будущим. На этот раз Томми разглядел в собственном отражении человека, обретшего, наконец, собственный смысл существования.