Saint-Martin

Белеет парус одинокий В тумане моря голубом!.. Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?.. Играют волны — ветер свищет, И мачта гнется и скрыпит… Увы! он счастия не ищет И не от счастия бежит! Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой… А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой!       Распростёртые акварельные облака размывают вид из окон, заходящее солнце кидает блеклые, странствующие, в поисках свободы лучи по небу. Словно солнечное божество Гелиос, освещающий розовато-жёлтый путь светлого и чистого.       Сейчас, у окна сидит Накахара, а слева, рядом, всё так же неизменно Осаму. Краем глаза рыжий видит книгу в руке шатена, тот что-то увлеченно читает, быстро бегая глазами по страницам, и первый снова отворачивается к окну, подперев ладонью щёку. Скучающим взглядом он рассматривает всё новые и новые перья облаков за стеклом. Они уже практически достигли Йокогамы, по крайней мере так сказала стюардесса. Далее, Чуя инстинктивно, и не задумываясь, протягивает руку в сторону Осаму, и сразу же, без замедления как и предполагал Накахара, его ладонь сжимают. Он снова, словно в заточении горячего, пылающего льда и некого чувства нужности, словно стальной защиты. Молча, и словно слыша мысли друг друга, не нуждаясь в словах и других действиях.       Примерно через десять минут снова выходит стюардесса и объявляет о посадке, просит сделать все нужные манипуляции с ремнем и ожидать сигнала. Осаму убирает книгу в сумку, которую взял с собой.       Вскоре самолёт садится, пассажиры борта хлопают, и уже через небольшое количество времени все оказываются в здании аэропорта.       Толкаясь в тесноте толпы спешащих куда-то людей, Накахара замечает знакомую фигуру в другом конце здания. Высокая стройная женщина с яркими собранными в воздушный пучок рыжими волосами. Она, заметив парня, начинает махать ему, рядом стоящий Осаму замечает это, а после интересуется: — Это твоя мама?       Рыжий оборачивается к шатену и кивает. — Так беги к ней, я возьму твой багаж, — усмехается сенсей, на что Чуя удивлённо поднимает брови, но после широко улыбается и, выкрикивая «спасибо!», пробирается сквозь толкающуюся толпу навстречу Коё. — Привет! — радостно подлетает Накахара к женщине, и та трепет его по волосам. — Здравствуй, львёнок. — Ну мам, ну не при людях же… — меняется в лице Накахара, на что женщина лишь смеётся. — А тот молодой человек, стоявший рядом — это Дазай? — Накахара оборачивается и видит, как Осаму с двумя чемоданами пробирается сквозь толпу к ним. — Да, он, — перейдя на легкий шепот ответил Чуя. Больше ничего Озаки сказать не успела, ибо подошёл шатен. — Здравствуйте, я Дазай Осаму, сенсей и хороший знакомый вашего сына, — на лице Осаму снова заиграла та лучезарная, немного детская улыбка. — Приятно познакомиться, я Коё, наверное Чуя рассказывал. — Да, конечно, — ответил шатен, пожав руку женщины. — Ой, Чуя так много рассказывал о тебе, он так хорошо о тебе отзывался! — начинает неловко смеяться женщина, а сам же Накахара почувствовал, как медленно сгорает со стыда, легонько толкает мать локтем в бок, чтобы та прекратила, но она по-видимому не чувствовала. — Правда? — искренне удивляется Осаму и поднимает брови, вспоминая, как изматывал юношу до полнейшего истощения, требуя лучшего результата. — Да-да, Чуе очень нравились занятия, хоть он и уставал, — на этих словах матери рыжий покраснел как помидор и не мог оторвать взгляд от какой-то невидимой точки перед собой, в которую уставился с момента начала разговора. — О, — вдруг восклицает женщина, — Чего мы стоим? Дазай, давайте к нам? Я тортик как раз купила. — А? Нет-нет, что Вы, — неловко усмехается Осаму. — Давайте-давайте, к тому же вы с Чуей неплохо общаетесь, вот и поболтаем все вместе.       Осаму посмотрел на наручные часы, а после с улыбкой, вздохнув, кивнул. — Хорошо, уговорили.       Коё уже развернулась к выходу, а Дазай, бросив мимолётный взгляд в сторону раскрасневшегося Чуи, изрёк: — Чуя, ты чего это? — А? Чё я? Я ничего! — на эти слова Осаму вздернул брови и хмыкнул, не понимая что нашло на юношу.       У выхода уже ждала машина, которую вызвала Коё. Сама же женщина села на переднее место, а Осаму и Чуя завалились назад. Женщина назвала адрес и машина тронулась.

***

      Небольшой коридор, при входе громоздкая тумба с различными вещами, а сразу налево светлая кухня. — Так, вот, это наша квартира, проходите. Дазай, Вы не стесняйтесь, — начала суетиться Озаки. — Э-э, мы можем перейти на «Ты»? — в замешательстве почесав затылок интересуется шатен. — О, да! Конечно! — улыбнулась ему женщина. — Чуя, — продолжила мать, — Покажи Дазаю где находится ванная комната, а после идите на кухню оба. — Сказала Коё и сама упорхнула ставить чайник. — Чуя, сколько у вас комнат? — поинтересовался Осаму по пути в ванную, следуя за рыжим — Две. — А где твоя? — допытывался шатен. — Вон та дверь, — Накахара кивнул в сторону деревянной, со стеклянными матовыми вставками двери. — А можно потом взглянуть? — Нет.       Заметив удивление и недопонимание на лице Дазая, Накахара вздохнул. — Да можно-можно. Шучу я, — вздохнул рыжий. Он довольно-таки устал с дороги и хотел есть, поэтому, поскорее помыв руки, устремился на кухню. — Не очень у тебя шутить выходит, — начал подкалывать парнишку шатен и хвостиком прошёл за Накахарой, на это Чуя только недовольно цыкнул.       Коё уже разливала чай и доставала угощение из холодильника. — Дазай, не стесняйся, — подвинула она тарелочку с десертом к шатену. — Небось устали с дороги. Чуя, ты тоже не сиди без дела. Ну, рассказывайте.       Коё приготовилась слушать, в азарте подперев руками лицо. — Ну, — начал Накахара и запнулся, посмотрев на Осаму прикрывшего веки, словно кот.       Тот слегка улыбнулся, из-за приглушённого света кухни вечерняя темнота затмевала собой половину помещения. — В общем, первое место, — издал Чуя, не зная, что говорить дальше. — Чуя-кун, чего так скучно-то? — начал брать инициативу на себя Дазай, — В общем, у нас был прекрасный номер!       Кое внезапно перебила его восторженный рассказ. — Дазай, сколько я должна тебе? Проживание, еда… — начала перечислять женщина и схватила кошелёк, — У меня наличкой нет, давай переведу?       Осаму лишь прикрыл глаза. — Нет, я не возьму. Я переведу обратно. Спасибо. — Нет, Дазай, как же так! Ты что! — всё не успокаивалась женщина. — Нет, пожалуйста, не стоит. Считайте это подарком за старания сына. — Так нельзя! Небось это всё дорого стоило! — Послушайте, я не нуждаюсь в этой сумме, да и мы прекрасно провели время, не стоит беспокоиться. — Ох, — единственное, что смогла произнести Озаки, в то время как Накахара с интересом наблюдал за их спором. — В общем, отель был прекрасный, и персонал тоже. Мы ходили гулять в национальный парк, это было перед награждением. Там такая прекрасная сакура, её цветение словно воздушные облака, а аромат…       Осаму запнулся на полуслове, томно прикрыв глаза, и вздохнул. — А вот на выступлении! Чуя-кун так прекрасно сыграл, его игра превысила все мои ожидания раз в семь точно. Я не заметил ни одной ошибки, жюри тоже остались в восхищении. Весь зал аплодировал, некоторые даже встали! — с воодушевлением рассказывал Дазай, как и всегда приобретя некое детское выражение лица и лёгкую наивность в голосе, в то время как Коё слушала его с распахнутыми глазами. Накахара же в свою очередь мечтал испариться, ибо чувствовал, как красные пятна снова покрывают щёки, в моменты когда Осаму нахваливал его. При каждом положительном и хвалебном слове в его сторону, Чуя всё больше и больше слышал как стучит сердце, а приятная тяжесть внизу нарастает. Рыжий практически молился, чтобы ни Осаму, ни мать не заподозрили или не заметили, что с ним что-то не так.

***

— Он такой приятный молодой человек. Я даже не ожидала… — Накахара после ухода шатена помогал матери убирать со стола на кухне и мыть посуду. — Ага, — согласился парень. — А его умение подавать информацию, просто восхитительно! — всё ещё восклицала Коё, — У него такой хороший словарный запас, а харизма так и прёт. Слушала открыв рот, — посмеялась на последних словах женщина. — Ага, — всё так-же мрачновато соглашался Накахара с её словами. — Он такой опрятный, правда эти бинты… Ой, ну какой же всё-таки… — Коё запнулась, в поисках правильного слова, а после случайно глянула в сторону юноши. — Ты чего, Чуя? — осторожно поинтересовалась она.       Накахара лишь отмахнулся. — Нормально всё. — Эй, Чуя, что такое? — всё никак не переставала Коё. — Да нормально. Устал просто… — потёр он и без того красные глаза. — Ох, ладно, львёнок, иди отдыхай.       Накахара даже не стал спорить, а, пожелав спокойной ночи, отправился в свою комнату.       Во мраке вечера, чёрной материи ночи, покрывшей собой всё окружающее парня, он завалился на мягкую кровать, которая словно поглощала уставшее полуобнаженное тело. Юноша остался в одних боксерах, после, перевернувшись на живот и уткнувшись лицом в подушку, он устало вздохнул. Внезапно воспоминания о шатене протянулись тонкой струёй потягивания снизу в его мозг.       Рыжий вспоминал худые бледные пальцы, изящные кисти, иногда пониженный до хрипотцы голос и прикрытые веки.       Накахара, слегка подобрав под себя одеяло, потёрся щекой о шёлковую ткань подушки. Пару минут прислушиваясь, тихо ли в квартире, парень потерся пахом об одеяло, ибо терпеть изнурительное чувство внизу живота уже больше не мог. Рыжий упёрся коленями в матрас и слегка прогнулся в спине, одной рукой согнутой в локте оперся в подушки, а другая потянулась к паху.       В мыслях снова яркими воспоминаниями всплыли моменты и отрывки — чёрный костюм со сверкающей цепочкой, ароматные духи, до дрожи в теле низкий голос возле уха. Холод ладоней и жар карих глаз, обеспокоенно смотрящих прямо в лицо.       Из-за всех этих моментов, которые словно пролетали перед глазами Накахары, он чувствовал, как лицо его заливается алыми пятнами стыда перед Осаму, в то время как его рука уже начинала двигаться по пульсирующему и отдающему жаром члену. Юноша уткнулся лицом в подушку, стыдясь своих действий, а именно того, что вызваны они воспоминаниями о Дазае — слишком жаркими, мокрыми и нетерпеливыми.       Сейчас же он не мог думать о стыде и прочем, хоть и, смущаясь и представляя на месте своей ледяную руку шатена, юноша продолжал. Рыжий вспоминал, как Осаму хвалил его, вспоминал, как тот приглушённо усмехался во мраке закулисья и как взволнованно смотрел.       Чувствуя пик наслаждения, Накахара совершенно перестал сдерживать фантазии, а после, приглушенно замычав в подушку, и мечтая лишь о теле, покрытом бинтами рядом, грохнулся в бессилии на кровать.       Мечтая о тихом, опаляющем дыхании над ухом, об успокаивающем голосе, о прохладных, холодящих кожу поцелуях и трепетных прикосновениях. Сияют, но не жгутся небеса, Глянь, я теперь меж солнцем и тобой, Меж двух огней, но солнце — лишь оса, Огнем змеиным зрак сочится твой, Ох, кабы я бессмертной не была, Меж жарких твердей вспыхнуть — и дотла!