Повесть о молочном опьянении

«После 1976 года власть приняла решение прекратить допускать, так называемых после этого события, «неприкасаемых» к гражданским обязанностям в силу их недоразвитых мозгов, заполненных чистыми инстинктами, приспособленных к выживанию в дикой среде, а не цивилизации. Большинство потерпевших травмы от неприкасаемых были согласны с возвращением старых правил после 7 лет опасной жизни с неприкасаемыми. Власти обязаны следить за резервациями неприкасаемых (т.н. Выселками) и предоставлять им возможность лечения при необходимости в отдельных от породистых мастей лечебницах. Также в обязанности власти входят: - Предотвращение больших войн, как между группами неприкасаемых, так и между неприкасаемыми и членами цивилизованного сообщества - Очищение местности от мусора и предотвращение загрязнения - Контроль рождаемости. » Гаттовна закрыла маленькую серо-красную книжечку, положила на прикроватную тумбочку и томно посмотрела в окно. На улице было темно, и те несколько огней из окон соседних домов один за другим потихоньку угасали. Было уже одиннадцать вечера, и Малье Гаттовне, уважаемому прокурору в органе охраны Выселок, стоило уже час как спать. «Мир и благополучие упираются на ложь. А всех с пеленок учат тому, что врать ох как не хорошо.» Хотя белая гончая и сильно жалела о том, что псы, а ведь они псы – хоть и не породистые, живут в плохих условиях. Но было приятно думать, что гражданам Цивилизации живется легче, и живется безопаснее, чем, когда вокруг них полно диких животных, которые жаждут крови или же восполнения их диких потребностей. Правда, о очистке мусора и лечении ей дел не давали. А вот контроль рождаемости был достаточно жестоким: беременных женщин просто забирали из их домов, а детей сдавали на биоматериал. Но этот материал шел на изготовление лекарств, значит это не так уж и плохо? Малья еще полежала, посмотрев в пустую темноту ночи. Сожалела ли она, хоть однажды, о своей работе? Возможно сейчас, но совсем немного. Это ведь приносит всем только пользу, так ведь? Работа далась борзой очень легко, хотя в городе много кто хотел на должность по уходу за Выселками. Ей эта робота досталась по наследству от матери, к которой часто обращались за помощью даже после ухода на пенсию. Это была кропотливая работа, и писанины завались. Зарплата была достаточна у многих в этом органе, но все зависело от начальства, и как бы это было не честно, харизмы работника. Больше усилий стоило было придать запоминанию Дней Рождения, увлечений и любимого вида сыра, чем документам. А работы с документами было не мало. Гаттовна относилась к этой работе с уважением и честью. Ей казалось, что она приносит большой вклад в страну, и вот-вот на неё обратит внимание начальник дабы похвалить… Он был очень красив: лабрадор серебристого цвета с белоснежной мордой и пронзительными голубого цвета глазами. В последнее время он слегка поправился. Он относился ко всем очень холодно, и поэтому надеяться на его внимание, очевидно, бесполезно. Но вернемся к профессиональным трудностям. Сокрытие и подделка многой информации переносилась очень трудно такой честной собаке. Чем ниже по должности был работник, тем меньше он знал и больше верил лжи. В городе обычно ничего секретного не знали, и вся информация тщательно скрывалась. Поэтому на работу было попасть очень трудно – не каждый подходит! Утро Мальи началось как обычно, и ничего не предвещало неожиданностей. Проснувшись пораньше, дабы сходить на рынок, первым делом она обратила внимание на термометр на окне. Погода на улице была достаточно прохладной. Была ранняя осень. Такая температура воздуха была самой комфортной – не прела голова под кожаной кепкой, и в прохладный сезон не надо сбривать псовину. Накинув на себя легкую рубашку и схватив старый, серый и потрепанный пакет, она пошла в магазин. До работы было еще 2 часа, и солнце вот-вот выкатилось из-под горизонта, но трудящиеся в поле псы давно не спали, и многие уже продавали домашние продукты. Вечером после работы в офисе их уже было не найти, поэтому всегда приходилось вставать ни свет, ни заря за продуктами. Но в этот раз, как на зло, практически никого не было: вместо толпы псов, продавцов и покупателей, окруженных товарами и, иногда, мухами и мусором, было несколько гнусных стариков, продававших подкисшее молоко и пару вонючих почек. На завтрак вовсе ничего не было, и, поморщившись, Гаттовна купила два литра наименее плохого молока за очень небольшую цену. После пары глотков ей стало слегка не по себе, но настроение поднялось. У некоторых псов случается кисломолочное отравление. У них кружится голова, их тошнит, но кисломолочка так их и тянет. Многие заглушают ею душевную боль. Выпивающие или поедающие большое количество становятся неадекватными и бездумными, и очень приглушенно чувствуют боль. Но все же у многих такие симптомы не проявляются, либо же появляется диарея. Гаттовна никогда в своей жизни не хотела диарею так сильно. Она пробовала такую пищу пару раз в своей жизни в небольшом количестве: ей не очень нравился запах. Но сегодня голод победил, и молоко было не настолько кислым, как например, йогурт. В офисе непонятные Гаттовне коллеги сонно писали бумаги, стоял тихий гул из скребущих ручек по бумаге, отдаленных телефонных разговоров и почесывания блох. «Хоть бы мылись ну хоть иногда!» возмутилась борзая, когда на стол прыгнула блоха от черного питбуля. Он был обычным курьером, относившим бумаги из точки А в любую другую, требовавшую этот документ, точку. Зашел в помещение попить подсоленной теплой воды и взять упаковку документов. Он посмотрел на Гаттовну, будто она была не права на счет простых правил гигиены, но не принял никакого значения. Все дела шли у Мальи как по маслу, и все бумаги писались с простотой и изяществом. Позвонил телефон на столе Мальи. -Алло, какой отдел? Кто звонит? – поинтересовалась она. -Это 1 разделение отдела по уходу за Выселками, прокурор Малья Гаттовна? Дописывайте то, над чем работали, и быстро в кабинет директора. Срочно! Те, кто любил посплетничать, сразу начали шептаться между собою и хихикать. «Увольнять будут», «А вдруг у них там роман?», «Опять повышают зарплату бездельникам». Но Гаттовна быстро подписала документ по контролю рождаемости, смахнула прибитую блоху на пол, глотнула своего еще более подкисшего молока и рысцой побежала к далекому кабинету Вотея Аспирапольверича. В этот раз лестница казалась такой большой, и она пару раз споткнулась. Картина на стене, изображавшая Вотея сидевшего на золотом троне с куском сыра в руке в этот раз не внушала пафоса, а выражение на его морде вовсе показалось до боли комичным. А какой шмат сыра! Гаттовна прыснула, высморкнулась в руку и громко постучала в дверь директора. Из двери показалась наглая серая морда с закисшими глазами. Под этой мордой красовался дорогой черного цвета костюм размером в несколько раз больше Гаттовны. Серый пес все же был несколько ниже по росту чем его работница, хоть и был немного полнее. Смешно висели огромные, мохнатые и такие мягкие ушки. Вот и Вотей. - Малья Гаттовна! Что вы себе позволяете?! – яро закричал лабрадор. Борзая явно ничего не понимала. Она хотела повышения. Вотей не стал ждать ответного вопроса, и сразу затараторил еще громче: - Где Ваша совесть?! Кто Вам позволил распивать простоквашу в офисе?! Вы, моя дорогая, никогда не плошали! Где Ваша совесть?! Я понижу Вам зарплату! Нет, нет. Я понижу Вашу должность! Будете знать, что значит вести себя неподобающе! Гаттовна смутилась, но выдавила из себя смешок. Её назвали «моя дорогая». Вотей Аспирапольверич! Дорогуша! Она рассмеялась во всю. Она была пьяна, от неё тянуло устойчивым кислым запахом, глаза блестели и отражали собеседника в самом забавном виде. Вотей понял, что диалог с работником сейчас смысла иметь не будет, и важно заявил: - Завтра у нас с тобой будет серьезный разговор! И только подумай увильнуть! Еще никто чистым из воды от нарушения правил не выходил! И только подумай увильнуть! Марш от сюда, сегодня у тебя выходной! Было не понятно, когда он успел перейти на «ты», но Малью уже ничего не беспокоило. Она пошла домой. На улице было мало псов, которые гуляли, но практически все на Гаттовну смотрели очень косо. Но ей было абсолютно все равно. Дома она легла на постель даже не раздевавшись, и залилась горькими слезами без видимой на то причины. А потом сладко и глубоко уснула, слишком сильно упавши в негативные мысли. Казалось, что настал конец. В запутанном сознании все маловажное кажется невероятно важным, и если что-то нарушится, то случится все наихудшее, что можно только представить. А вот важные вещи – наоборот, маловажными. И что, что ты потерял имущество? С рук сойдет, никто и не заметит. Запутать сознание можно еще сильнее без каких-либо веществ, и даже казаться абсолютно нормальным для своего окружения. Ведь мы идем в направлении тех, кто нас окружает, и как бы мы не хотели, мы учимся и подражаем как врагам, так и близким. И перенимаем приоритеты, которое нам подает общество.