Холод

      До штаба Разведкорпуса ехать было почти сутки. Мы выдвинулись поздно ночью и должны были приехать на место только после полудня. Впереди предстояло ещё полдня пути, но сил на разговоры уже ни у кого не было. Порядком уставшие и вымотанные с непривычки такой долгой дорогой, новоиспечённые солдаты разведки только и делали, что клевали носами и тёрли воспалённые от недосыпа глаза.       В телеге, в которой мы ехали вместе с Клэр, Вильямом и ещё двумя парнями, чьих имён я не знала, было довольно тесно. Поспать ночью получилось только на плечах друг у друга, но и это сделать было трудно, потому что ухабистая просёлочная дорога с размытыми то тут, то там ямами здоровому сну явно не способствовала. На полноценный привал время тратить никто не хотел, поэтому приходилось терпеть.       Но в дополнение к физической усталости я была вымотана ещё и эмоционально. В душе было паршиво. Я чувствовала себя обделённой. Мне казалось, что как только я вырвусь с севера, то дышать станет в разы легче. Этого не произошло. Вместо этого меня словно придавило огромным каменным валуном, и каждый глоток кислорода обжигал горло, вязкой лавой стекая в лёгкие.       Причина моего мрачного настроения сидела по правую руку от меня и отрешённо смотрела куда-то в пол. За всю поездку мы с Клэр не сказали друг другу ни слова. Во-первых, для такого разговора было многовато лишних ушей, а во-вторых, такое поведение с её стороны просто застало меня врасплох.       До Кадетского корпуса мы были не знакомы, но за три года девушка успела рассказать мне всю подноготную. Её отец был военным в отставке, и с ранних лет она воспитывалась в строгой дисциплине. «Долг, честь и совесть» — броский девиз их семьи. Однако это не отменяло того факта, что родители безумно её любили и выбор дочери отправиться на службу в армию восприняли с большой гордостью. Но что-то подсказывало мне, что речи о Разведкорпусе у них не было.       Чувствовать себя сбитой с толку мне совершенно не нравилось. Я гадала, что же именно сподвигло Клэр так круто поменять своё решение в самый последний момент. Могла ли я быть причастна к этому? Мне не хотелось думать об этом всерьёз, но мозг как назло возвращал меня к этой ситуации, вызывая почти что головную боль и делая последние часы этой поездки ещё более невыносимыми.       Старая телега в особенно раздражающей манере скрипела полуразвалившимися колёсами. Каждая яма, на которую мы наезжали по неосторожности, заставляла подскакивать и тесниться ещё больше.       — Этот кретин думает, что везёт дрова? — недовольно прошипел Вильям, косясь в сторону кучера, когда тот, не сбавляя скорости, налетел на особенно внушительную выбоину, вынудив нас буквально сползти со своих мест.       — Он, должно быть, тоже устал, — тактично подметила Клэр.       В подтверждение её слов вся процессия внезапно остановилась. Был объявлен привал.       От долгой езды в одной позе я практически не чувствовала своих конечностей, поэтому из телеги вылезла с трудом. Ступив сапогами на сырую землю, я с наслаждением потянулась, разминая затёкшую шею. Спать хотелось ужасно, но усилием воли я подавляла свою зевоту, концентрируя внимание на том, что происходило вокруг.       Сойдя с дороги, мы оказались на небольшой поляне, окружённой бескрайним простором. Здесь было лишь одно единственное дерево — многовековой дуб, величественно раскинувший свои могучие ветки, на которых виднелись молодые листочки. В отличие от севера, в этих краях уже вовсю орудовала весна. Сочная трава под ногами искрила всеми возможными оттенками зелёного, после прохладной ночи она ещё не успела избавиться от росы. Мелкие пятна цветов источали тонкий аромат, искусно смешивавшийся со скользившей в воздухе ночной свежестью, которая слегка задержалась, не желая отдавать бразды правления тёплому дню. Скромная трель ранних птиц доносилась откуда-то издалека, словно своим пением они боялись разбудить тех, кто ещё досматривал свои сны.       Я вздохнула полной грудью, прикрыв от наслаждения глаза. Густая нега растекалась по телу, на мгновение вытесняя все суетные мысли, преследовавшие меня всю дорогу.       Моей вины в том, что Клэр вступила в разведку быть не могло. Я и подумать не могла, что она способна решиться на такое. Девушка все три года уповала на Гарнизон, нахваливая её бравых солдат, храбро защищавших наши стены от титанов. Это и неудивительно, ведь её отец — бывший капитан, некогда несший службу именно в рядах этих войск.       Тогда почему? Что посадило зерно сомнения в эту хрупкую с виду девушку?       Не в силах больше выносить поединка с собственными мыслями, я решительно направилась в сторону Клэр, которая, стоя вместе с Вильямом, жевала хлеб.       — Надо поговорить, — резко бросила я, хватая девушку за руку и уводя немного в сторону от остальных. — Ты зачем это делаешь?       — Зачем ем хлеб? — как ни в чём не бывало уточнила она, откусывая ещё один кусок. — Я голодная.       — Дурой не прикидывайся.       — Мне нечего ответить тебе, — сокрушённо выдала она, разводя руками.       — Ты же хотела пойти в Гарнизон, — настойчиво продолжила я, — восхищалась им.       — Этого бы хотел отец, — отрезала Клэр, внезапно отбросив маску безмятежности.       Я опешила, не в силах переварить сказанное. Причина была несомненно проще, чем я могла ожидать. Клэр, всю жизнь находившаяся под неустанным надзором своей семьи, переживала запоздалый подростковый бунт.       — Пожалуйста, не говори мне, что ты сделала это назло родителям, — протянула я, внимательно наблюдая за её реакцией.       — Я всю жизнь жила по их указке. Думаешь, это легко? Ты сама бежишь от прошлого, так почему и я не могу этого сделать?       В очередной раз её слова отдавались глухим клокотанием обиды с примесью злобы. Мне было неприятно, что она снова напомнила мне о доме и о причинах, по которым я сейчас стояла здесь. Иногда такие ситуации наталкивали меня на мысль, что я зря поделилась с ней своими переживаниями о жизни до Кадетского корпуса.       — Это не одно и то же, Клэр, — жёстко сказала я.       — Разве? — надменно растягивая слова, поинтересовалась девушка.       Тон, которым она это произнесла, вызвал во мне бурю эмоций, которые я постаралась обуздать. Я понимала, что мой гнев неуместен.       — Ты, — с нажимом произнесла я, подойдя к Клэр ближе и ткнув в неё пальцем, — полная идиотка. Разведкорпус — это не место демонстрации своего характера, чтобы утереть кому-то нос. Я знаю на что иду и прекрасно осведомлена, что могу погибнуть, но лично меня на севере ничего не держит, у меня никого нет.       — И что? Значит, рисковать можно только тебе?       — Нет, но не обязательно губить жизнь, полагаясь на желание что-то кому-то доказать, — на удивление спокойно ответила я. — Оно того не стоит, да и выглядит жалко.       Не дождавшись ответа, я развернулась и пошла прочь. Мне было тошно. Конечно, на душе немного отлегло, ведь к решению Клэр я действительно не была причастна. Но истинные мотивы оказались, наверное, ещё хуже. Прискорбно было наблюдать, как бездумно она спутывала свою жизнь, оставаясь полностью неспособной увидеть последствий, к которым всё это может привести. В ней бушевал мятеж, и она только и делала, что подкармливала его. Глупая девчонка, ведомая бестолковой жаждой самоутвердиться, — вот кем была Клэр Коллинз.       Я подошла к дереву, не зная куда себя деть от ещё не стихнувшего прилива раздражения. Вильям, приметив меня, тут же оказался рядом.       — Что-то мне подсказывает, что разговор у вас был не из приятных, — невзначай бросил он, осторожно глядя на меня исподлобья.       Глубоко вздохнув, я подняла суровый взгляд на парня, красноречивее слов давая тому понять, что эту тему я развивать не собираюсь.       — Понял.       Солнце медленно поднялось из-за горизонта и в зимней верхней одежде стало немного жарко. Я решила последовать примеру многих и стащила с себя плащ, оставшись в свободной белой рубашке, под которую приятно задувал ласковый весенний ветер. Аккуратно сложив вещь, я присела прямо на траву рядом с Вильямом, который протянул мне хлеб и яблоко.       — Спасибо, — искренне поблагодарила я, удивлённая его внимательностью.       Я не очень любила яблоки, особенно если они были сладкими, но ничего другого предложить мне не могли. И, честно говоря, все эта возня с размышлениями и несносное поведение Клэр так меня измотали, что я даже и не заметила, насколько сильно проголодалась, а потому проглотила всё, даже не почувствовав вкуса.       Мимо торжественно прошествовала Коллинз, демонстративно не удостоив меня взглядом. С непроницаемым выражением лица она извлекла свою сумку из-под груды вещей под деревом, при этом свалив на землю то, что находилось на самой вершине, и направилась в сторону телеги. Только не к той, в которой мы ранее ехали все вместе.       Мы с Вильямом проследили за всем этим с лёгким удивлением.       — Мы же в другой повозке ехали, — подметил парень.       — Плевать, — равнодушно отозвалась я, отвернувшись от дороги.       В эту минуту я приняла для себя решение о том, что этот разговор с Клэр я больше не заведу. Какое мне вообще дело? Мы — солдаты, расходный материал на войне с титанами. Все присутствующие здесь это знали. Она свой выбор сделала, и я ничем не могла ей помочь.

***

      Первое впечатление о Разведкорпусе — слишком ранний подъём. Я проснулась от приглушённого копошения своих соседок, но едва была в состоянии оторвать голову от подушки. Долгая дорога и чрезмерное количество эмоций, которые мне пришлось испытать накануне, свалили меня с ног раньше отбоя, но я всё равно чувствовала себя вялой. Тяжело вздохнув, я открыла глаза и приняла сидячее положение.       Как и ожидалось, нам с Клэр выделили место в женской казарме. Комната была рассчитана на двенадцать человек, поэтому о личном пространстве можно было благополучно забыть. Здесь не было ничего, кроме довольно ветхих двухъярусных кроватей, придвинутых к стенам, и стульев, которые выделялись на каждого солдата и использовались вместо шкафа. Светло-зелёные занавески на окнах, очевидно повешенные ради привлечения уюта, были все в заплатках и при взгляде на них не вызывали ничего, кроме тоски. Общая душевая располагалась на этаже, но была довольно большой, поэтому каждой хватало места и времени, чтобы спокойно привести себя в порядок.       Условия проживания, конечно, были так себе, но за время учёбы в Кадетском училище я успела к такому привыкнуть. Всё это провоцировало лишь какое-то скрытое в глубине уныние, ведь такой будет моя жизнь до самой смерти.       Форма, которую нам выдали вчера по приезде, аккуратной стопкой лежала на стуле. Комплект состоял из двух светлых рубашек, двух белых штанов, пары коричневых кожаных сапог до колен, специального пояса вокруг талии, который опоясывал бёдра, и верхней одежды — укороченной светло-коричневой куртки со значком отряда на обоих плечах, на переднем левом кармане и по центру спины, и непромокаемого зелёного плаща с капюшоном и «крыльями свободы», которые являлись отличительным символом разведчиков.       Умывшись и начав одеваться, я внезапно обратила внимание на Клэр, которая всё ещё спала и просыпаться явно была не намерена. После нашей ссоры я не хотела с ней разговаривать. Где-то в глубине души засело желание, чтобы её наказали за опоздание и она прочувствовала всю глупость своей затеи. Но здравый смысл взял верх, а потому я нарочно с грохотом уронила на пол свой пояс с многочисленными железными пряжками.       Девушка испуганно распахнула глаза. Она недоумённо оглядывала помещение, словно вообще не понимала, где находилась. Светлые волосы торчали во все стороны и были похожи на птичье гнездо, а на щеке остались следы от подушки, которые она принялась тереть пальцами.       Тихо хмыкнув, я подхватила свою куртку и вышла в коридор, где столкнулась с Вильямом, который, как выяснилось, великодушно ждал меня, чтобы вместе пойти на завтрак.       — Доброе утро, — бодро поприветствовал меня парень.       Беседуя о своих впечатлениях по поводу обстановки и здешних порядков, мы практически сразу добрались до столовой, свернув не туда всего-навсего раз пять. Вильям был очень впечатлён формой и с нетерпением ждал начала тренировок. Меня порядком удивляло такое поведение, ведь раньше этот парень был знаком мне совершенно с другой стороны, и я даже ненароком строила догадки о том, был ли здесь какой-то скрытый подвох.       В столовой пахло молочной кашей и свежим хлебом, что заставило желудок болезненно сжаться в предвкушении. Помещение было небольшим, но вместительным. Повсюду стояли столы, рассчитанные на шестерых человек. Многие из них уже были заняты солдатами, которые оживлённо переговаривались и вовсю орудовали ложками, не замечая ничего, кроме своих тарелок.       Взяв порцию, я указала Вильяму на полупустой стол, за которым сидела девушка со светло-рыжими волосами. Мы двинулись туда, аккуратно присев с краю.       — Интересно, что будет сегодня на тренировке? — воодушевлённо начал Форбс. — Я уверен, это будет что-то необычное, чему нас точно не учили в Кадетском корпусе.       Со стороны послышался смешок, и мы синхронно повернулись к девушке, которая сдержанно улыбалась, смотря на нас своими янтарными глазами. Заметив наше недоумение, она поспешила объясниться:       — О, простите, — смущённо извинилась она, прикрыв миниатюрной ладошкой улыбку. — Я просто невольно подслушала ваш разговор и хотела предупредить, что в первый день капитан Леви заставляет всех новобранцев делать уборку.       — Уборку? — озадаченно переспросила я, нервно усмехаясь.       — Да, — подтвердила рыжеволосая, поворачиваясь ко мне всем корпусом. — Наш капитан маниакальный любитель порядка.       — Что за идиотизм, — пробурчал Вильям.       — Лучше ему не перечить, — предупредила девушка. — Меня, кстати, Петра зовут. А вы, ребята, с севера, да?       — Да, я Вильям, а это...       — Арья Блэк, — перебила я парня.       — Знаешь, — протянула Петра, внимательно оглядывая моё лицо, — ты выглядишь, как типичная представительница северянок.       Слегка нахмурившись, я подняла на девушку растерянный взгляд, не зная, как реагировать на её слова.       — В хорошем смысле, — поспешила заверить меня она, видя моё замешательство. — У тебя интересная внешность.       Выдавив из себя подобие улыбки, я отвернулась и замолчала. Девушка была довольно разговорчивой, и они с Вильямом сразу нашли общий язык, а мне не хотелось участвовать в этой болтовне. Обрывками я слышала что-то про её семью, про друзей из отряда, про вылазки и титанов, и, как мне показалось, наиболее эмоциональный рассказ про капитана Леви. Петра с восхищением делилась с нами его подвигами, чуть ли не преклоняясь перед его силой и храбростью.       Я вспомнила тот единственный раз, когда мне довелось увидеть его. Невысокий, угрюмый и строгий. Этот мужчина вызывал по телу дрожь и желание сбежать от его взгляда как можно дальше. Но я понимала, что всё это, вероятнее всего, — отпечаток того, что ему пришлось пережить за годы службы в Разведкорпусе.       — Петра, тренировка у твоего отряда начнётся через пять минут. — Властный до мурашек по коже голос прервал без умолку болтавших ребят, заставляя их моментально замолчать и подскочить со своих мест, практически опрокидывая скамейки.       — Так точно! — Девушка отдала капитану честь и пулей вылетела из столовой.       — За мной, — скомандовал капитан Леви, кинув беглый взгляд в нашу с Вильямом сторону.       Мы быстро отнесли пустые тарелки в мойку, успев даже мимолётно поблагодарить дежурных за завтрак, и помчались за капитаном, который с непроницаемым лицом ждал нас у выхода.       — Капитан, мы правда будем заниматься уборкой? — рискнул спросить Форбс.       — Правда.       Он завёл нас в пустую комнату на третьем этаже. Толстый слой пыли покрывал пол, солнечный свет едва пробивался сквозь мутные окна, с потолка в углу свисала паутина, кое-где валялись неясного происхождения бумаги и книги с неизвестными обложками. Одним словом, зрелище удручающее.       — Чтоб к моему приходу сверкало, — строго бросил он и ушёл, оставив дверь открытой.        В Кадетском корпусе у нас были дежурства и наряды, но посвящать весь день уборке было сродни кощунству. Инструктор Уилсон, конечно, придерживался порядка, но он предпочёл бы, чтобы кадеты больше внимания уделяли физической подготовке.       Дело пошло быстро. Я церемонно возложила на Вильяма ответственность ходить за водой, пока я пыталась оттереть грязь с окон. Словно базарная бабка, он без конца ворчал, действуя мне на нервы.       — Этот коротышка возомнил себя непонятно кем, — ругался он. — Через месяц у нас вылазка за стену, а мы тут швабрами орудуем! Как нам это поможет?       Я была с ним согласна, всё это тоже казалось мне бесполезной тратой драгоценного времени, но я понимала, что бороться с капитаном бессмысленно. Этот человек давал понять одним взглядом, что его приказы подчинённые должны исполнять беспрекословно. И у меня не было желания ему перечить.       — Ты всего лишь рядовой, смирись, — отозвалась я, протирая с книг пыль и ставя их в ровную стопку на подоконнике, который я предварительно вымыла.       — Ты такая спокойная, аж бесит, — фыркнул парень.       — Не выспалась.       Я часто слышала от людей что-то похожее. Меня обвиняли в равнодушии, чёрствости и даже в несостоятельности моей человеческой души. Говорят, равнодушие передаётся по наследству. Оно сродни трусости и подлости; оно никогда не отзовётся на чужую боль. Просто не услышит. Это было не про меня.       Вспыльчивый характер, душевная буря и полыхающий огонь внутри, который я просто научилась подавлять, — вот это обо мне. Конечно, некоторые понятия о жизни представлялись мне в довольно искажённой форме. Любви нет, все смертны, надеяться ни на кого нельзя, никто не способен стать надёжной опорой. Чаще всего я находила это довольно полезным. Я избегала страданий, к которым могла привести чрезмерная эмоциональность.       В моём понимании, лишние усилия и метания часто приводят к принятию поспешных решений. Они бывают ошибочными и ведут к деструктивному поведению, а значит, и к новым проблемам. Сгоряча наломал дров, поддался эмоциям и попал в неприятности. Если проблему нельзя решить, то и беспокоиться смысла нет. А если решение всё же есть, то гораздо проще найти его, не ударяясь при этом в отчаяние. Прагматичный и холодный расчёт способствует эффективному выполнению поставленных задач и грамотному распределению ресурсов.       За своими мыслями я и не заметила, как уборка подходила к концу. Вильям ползал на коленях, вычищая углы, а я складывала оставшиеся тряпки, когда в комнату бесшумно зашёл капитан. Он медленно прошёлся по помещению, проводя тонкими пальцами по самым труднодоступным местам, о существовании которых мы и не догадывались.       — Недостаточно чисто, — объявил он, растирая пыль между пальцев. — Кто из вас Блэк?       — Это я, сэр, — откликнулась я.       — Ты идёшь со мной.       — Куда? — выпалила я, не успев подумать об уместности своего вопроса.       Но, к моему удивлению, капитан Леви лишь окинул меня внимательным взглядом и спокойно ответил:       — У Эрвина Смита есть к тебе разговор.