Сокол певчий

Курить —

   

бросим.

 

Яд в папиросе.

1929 г

      Есть предание — народная мудрость, если будет угодно, что любовь живёт три года. Это высказывание не выдерживает никакой критики, если ваша любовь зародилась из ничего, а ещё — если вы буквально бессмертные. Как там? И пока смерть не разлучит нас? Да, но в случае городов — какой-нибудь взрыв, лучше, если он будет ядерным. Бах-Бах. Бедный Чернобыль проверил на собственной шкуре. Одесса как-то мало говорил о своём товарище: «Конечно, был такой. Ещё пару дней держался, но куски кожи, фу, слезали прямо на собраниях, так и фонило же!»       Ладно, мысли Ростова снова смазались, нужно начинать сначала.       Всё повернулось задницей, ну или, как бы сказал Женя, тухисом, не так давно. Первым столкновением стал безобидный анекдот про евреев, после которого разозлённый Одесса назло начал выкидывать странные словечки на идише. Это было ещё не самым страшным, да и вообще ничем не было!       Дорогая «мама» бесконечно ворчала о сигаретном дыме. Поразительно, держать у себя мафию, но курить — ни-ни!       —Мой хороший, это уже беспредел! — недовольно воскликнул Ростов, когда Женя выталкивал его из дома, — Сейчас сезон комаров! Женечка! Женя! Евгений!       —Все комары от дыма улетят, удачи.       Лёша из последних сил упирался руками в дверной проём, но не удержался и вылетел. За спиной захлопнулась дверь, и послышался щелчок от замка.       Это был конец. Сейчас из него высосут всю кровь, ели она осталась после пререканий с женой.       Так что же по любви, живущей три года? Нет, на казаков не распространяется, их милая прибьёт чем-нибудь тяжёлым. Теперь брак не казался такой весёлой затеей, как раньше. Отвественность — забавное слово, когда ты крышуешь местных барыг.       Ростов быстро расправился с сигаретой и постучал в дверь. Недовольный Женя открыл её, недовольно сморщив нос:       —Я не понимаю, что ты нашёл в этом всём. Только здоровье губишь, того гляди и будешь, как… ну, — мужчина почесал нос, — Ты понял.       —Если честно, то ни единого слова, —Ростов улыбнулся и притянул к себе Одессу для поцелуя.       Но тот вырвался и сморщился ещё больше:       —Я лучше пепельницу оближу, фу! — и быстро скрылся в спальне.       Что-то слишком явно говорило, что он-таки правда оближет, поэтому Лёша оставил попытки вызвать близость. Буква «Б» — благородство, буква «Л» — любовь, ну и «Я» — сам Ростов.       —Ты думаешь, что так просто избавиться от привычки? Я бы от тебя скорее избавился, — хохотнул Лёша, отнимая у Одессы одеяло.       —Идиоты спят на полу, — холодно отрезал мужчина.       —Иди на пол.       —Не воняй, ради Бога. Ещё бы ты нормальные курил, а тут, —Женя цокнул, — Сплю с пепельницей, живу с ней же.       —Отсасы…       —Ага, тебе больше не грозит, я потом ещё сколько дней зубы по три раза чистил!       —Ой, ой, какие мы важные! Слушать тошно. Лучше скажи, чегой-то ты к табаку так неравнодушен?       Одесса прищурил глаза:       —Ты будешь смеяться?       —Буду, —честно ответил Лёша.       —Так и знал. Эх. Война, всё война. Запах войны. Табак и порох.       —Ладно, не буду, — он нахмурился и приобнял Женю за плечи, — У нас Александр Петрович ещё лет десять от еды плевался и крошки собирал, думали, совсем тю-тю.       —Даже стыдно…       —Стыдно?       —Я ж напиздел, для меня война далеко не одним табаком пахнет, а ты серьёзно.       Ростов покачал головой, делая вид, что обиделся. На самом деле так ещё он не ликовал: эта ситуация явно отсрочила надобность бросать привычку. Сколько Одесса теперь будет держать рот на замке? Неделю? Блаженное время.       Бросить пришлось ради тёплых объятий и прекращения острого бронхита. Для первого, конечно, больше.

***

      Очередное собрание, да ещё и жара… Ростов грозился вот-вот превратиться в одного из варенных раков, обожаемых Краснодаром, который сделал вид, что болеет и ушёл на речку. А Леша всё сидел и сидел в Москве, прослушивая нудные доклады «коллег». Уже минут пятнадцать Новосибирск в красках рассказывал, на что ему снова требуется финансирование. Половину слов мужчина не понимал, а поэтому в записной книжке появлялись всё новые загогулины.       С помощью неведомой силы он вытерпел эту пытку и вылетел на улицу. За ним последовали и остальные. Возле фонарного столба устроился курящий Челябинск.       У Ростова задёргался глаз: товарищ и без сигарет кашлял, как паровоз, а ещё выглядел хуже Санкт-Петербурга во времена героинового шика! Нет-Нет, так же явно нельзя!       Агитация и пропаганда Одессы работала на славу, пусть Лёша это и рьяно отрицал. Не может же казак сломаться ради своего бруллиантика.       —Дружище, чего здоровье портишь?       —Дядь, съебись, а? — мужчина задумался, — Хотя, нет, всё-таки, малыш, съебись.       —Юр, ну реально выглядишь так, будто вот-вот коньки откинешь.       —Лёш, ну реально выглядишь так, будто тебе нужно сходить нахуй. Вообще, ты лицемеришь.       —С чего бы?       —Сам дымил, как целый тракторный завод, а теперь бедных работяг шпыняешь. Я тебе не Одесса! Натравлю Костю. Всего доброго.       Лёша фыркнул и ушёл. Хотел бы он позвонить Жене, но тот был занят, поэтому пришлось недовольно бубнить самому себе под нос, как делают противные пожилые женщины, обиженные жизнью.