Мой драгоценный свет погас

Уиллоу Фэй ненавидела ночные кошмары и поездки на балы с матушкой. Это в ее любимых сказках на балах происходили чудеса: принцессы встречали прекрасных принцев, вальсировали с ними, целовались в закатном огне, а после, в основном, жили долго и счастливо. В реальности все было несколько иначе: под сумасшедшую музыку и звон бокалов заключались сделки, плелись интриги. Ну а прекрасных принцесс часто без спросу выдавали за состоятельных «жабок». — Мы это уже столько лет проходим, мам! Наследников, обсуждающих наследство, их вечно недовольных детей, их кузенов и кузин, — ворчала Уиллоу, выходя из тесного желтого автомобильчика. В тот вечер все шло наперекосяк: сперва выяснилось, что в роскошном платье похозяйничала моль, посему его наспех пришлось заменить алой блузой и юбкой по щиколотку. Потом зарядил отвратительный ливень и испортил прическу. Но это цветочки по сравнению с тем, в чем Уиллоу была более чем уверена: всю дорогу за ними с матушкой кто-то наблюдал. Он был похож на существо из ее кошмаров — на тень, способную принимать любые причудливые формы. Некто прятался за домами, а потом за деревьями вдоль лесной дороги. Лишь когда смерклось, он ненадолго выглянул из старой заброшенной сторожки, моргнул крохотными желтыми глазками, но не решился нападать. Матушка часто осуждающе повторяла: «Кошмары не настоящие!» В такие моменты ее голос звучал, как виолончель с туго натянутыми струнами. И Уиллоу становилось неловко… Еще бы! На днях стукнуло двадцать, давно пора повзрослеть, а не каждую ночь душить в объятиях детскую игрушку — медвежонка Берни. Неудобная обувь на каблуках издавала звонкое хлюпанье. Еще несколько шагов по влажному щебню, и Уиллоу едва не споткнулась на дорожке, что привела их к поместью в колониальном стиле. Ей тут же помог швейцар, сопроводив к торжественно распахнутым массивным дверям. И вот контраст: перед глазами так много слепящего электрического света, а позади непроглядная темень. В ней, между прочим, все еще мог прятаться некто с желтыми глазами! Дурные мысли ненадолго отступили, когда на плечи легли руки матушки. Ее шершавые пальцы затем коснулись шеи, угольного цвета волос и принялись собирать их в два пышных хвоста. В такие моменты Уиллоу представляла, как становится жертвой громадного паука… Еще бы! Матушка в который раз с ног до головы облачилась в траурные одежды, глаза спрятала за темной вуалью и все приговаривала: «Моя хорошая, моя красивая…» Мгновениями позже гости обратили на них взгляды. Уиллоу с неохотой представила, как вот-вот придется раскланиваться перед «поросятами» и «жабками» — проводить параллели с животными миром ее научила матушка. Она предвкушала, как толстосумы начнут сквозь зубы цедить комплементы: пару раз картинно заметят, что матушка очень похорошела, добавят к этому что-то будничное о погоде и милой дочурке, а за спиной… Едва сдержатся от демонстративного плевка и продолжат дразнить «Вдовой Клико», осуждать за… неважно за что, на самом-то деле матушка была вовсе не такой! Свой первый бал Уиллоу посетила, когда ей было шестнадцать, и уже тогда приметила, как две дамы в густой пудре хихикали: «У Клико новая игрушка! Гляди, сиротка, оборванка!» Спустя несколько быстрых танцев и бокалов игристого, уже более явно она слышала то там, то тут: «Оборванка! Оборванка!» Какое всем этим людям было дело до нее? Матушка так и не объяснила за прошедшие годы. Да и с тех пор мало что поменялось. Каждое подобное мероприятие проходило одинаково. Поэтому и сейчас Уиллоу боязливо озиралась по сторонам, следовала за матушкой вглубь зала, вслушиваясь в то там, то тут шелестящий шепот. Он витал среди фужеров, причудливых скульптур, скапливался у маленького фонтанчика — места силы «приличного общества». Здесь «тараканы» поправляли щегольские усы, «свинки» почтенно хрюкали и снимали цилиндры, ну а «жабки» упрямо твердили что-то о капитале и его преумножении. Приближаться к ним хотелось меньше всего. Да и в образе зверей, насекомых они хотя бы выглядели понятно, не опасно. «Такие забавные снаружи, но, должно быть, большинство из них скользкие внутри», — задумалась Уиллоу, совершенно не заметив, как в суматохе готовящегося торжества упустила из рук ладонь матушки. Вдруг в центре зала бухнул большой барабан, толпа синхронно повернулась вполоборота. Секунда, две, повисла сухая тишина, что отозвалась приятным теплом в груди Уиллоу. На сцену мелкими-мелкими шажками вскарабкался крохотный человечек — конферансье — и нерешительно объявил: — Леди и джентльмены, прошу внимания… Минуточку внимания. Рад сообщить, что с минуты на минуту для вас затрубит «Миссисипи Рэгтайм Бэнд»! — он покивал под нешумные аплодисменты и продолжил: — После танцев у нас артисты «Теневого театра господина Максвелла», незабываемое представление. Фурор! — с особой торжественностью выделил он. — Так что, любители мистицизма, дождитесь, не пропустите сенсацию! Да, настоящую сенсацию!.. И… Конферансье нахально перебил зазвучавший раньше положенного саксофон. Следом, заглушив возмущенное «Да погодите вы!», ему вторили остальные инструменты: корнеты с тромбонами, рояль, даже несколько проворных скрипок. Тем вечером все норовило пойти наперекосяк, и это действовало на нервы. Уиллоу чуть напрягла пальцы, но не почувствовала в них родную руку. «Черт!» Она обернулась — матушки след простыл. Пока еще легкое волнение стремительно пронеслось по телу и отдало легкой дрожью. Ну конечно, это дурацкий оркестр и все эти торжества. «Вдова Клико» по чистой случайности затерялась в толпе, перед глазами назло замелькали одни приторные улыбки. Точно какой-то злодей-недотепа украсил ими без того несимпатичные поросячьи мордочки. И ладно улыбаться, но заставить тела «поросят» дрыгаться под такую какофонию — верх абсурда. — М-мам… — в никуда сорвалось с губ Уиллоу. Еще немного, и она бы начала думать, что матушку похитили недоброжелатели. Свет постепенно становился тусклее, музыка ритмичнее… Когда-то давно, забрав Уиллоу из приюта, матушка повторяла, что хорошие манеры — визитная карточка леди. В современном мире без них никуда. Вот только сейчас Уиллоу вполне осмысленно хотела костерить окружающих. Расталкивать их, мешать танцам, и пропади пропадом этот бал! Под сердцем заныло, застонало. Не то что бы паника, просто вдруг страсть как захотелось уехать домой и спрятаться под пуховым одеялом. Опять не удастся встретить «прекрасного принца», да и черт с ним! Матушка в наказание поставит на горох — проходили уже не раз. — Мам, мам! — куда решительнее стала повторять Уиллоу. Взгляд бегал из стороны в сторону, в спешке она наступила на ногу официанту, и несколько хрустальных бокалов со звоном разбились о пол. — Извините... — робко пролепетала Уиллоу, чувствуя, как на тревогу накладывается растерянность. Потом было еще одно столкновение: какая-то девушка залюбовалась цветами, обвившими лестницу на второй этаж. Они ударились плечами, и та едва не потеряла равновесие. — Ой, здрасьте, — окликнула незнакомка Уиллоу и глупо улыбнулась, — впервые вижу тебя тут. Не уделишь пару минут? Ты случайно тоже не ищешь мужчину?.. — Разве что богатого и старого. Хочу поскорее овдоветь, — неудачно отшутилась Уиллоу, не желая вступать в диалог, чтобы как можно скорее продолжить поиски. Незнакомка поправила густую русую прядь. В волосах у нее ютился нелепый ромашковый венок, и сама она была одета так, будто сбежала из лечебницы: вся в белом с небольшими розовыми вкраплениями на платье. Образ дополнял еще и странный блеск в огромных голубых глазах. — Да нет же, ты не поняла, дуреха, — смешливо продолжила она, зачем-то крепко взяв Уиллоу за руку, — я ищу ученого — Уилсона Персиваля Хиггсбери. Не слышала? Уиллоу отрицательно покачала головой, чувствуя, как ее начинает напрягать эта беседа. Но и уйти сейчас было бы совсем бестактно. Матушка бы такое не одобрила. Меж тем, незнакомка продолжила: — Мы были знакомы с Уилсоном. Достойнейший мужчина. Он носил… Жилет и безумную стрижку. С умным-преумным видом рассказывал о своих достижениях. Жаль, конечно, этого добряка. Уилсон связался с моим дядей и жуткими существами — тенями, потом назанимал денег лишь бы закончить научную машину. Он все грезил прорывом, перемещениями во времени и пространстве. Конечно, ни про каких пропавших ученых Уиллоу не слышала. Ученые, как ей казалось, вообще сидели сутками напролет в своих лабораториях в окружении реагентов и разноцветных колбочек. А еще они почти не разговаривали и постоянно просили их не отвлекать. Иногда даже хотелось, чтобы матушка нашла ей жениха — ученого, а не банкира или аристократа. Уиллоу продолжала недоуменно изучать незнакомку, перебирая в голове варианты, как увернуться от продолжения диалога. Та же, видимо, поняв, как странно звучит все сказанное ею, постаралась прояснить ситуацию. Брови живо заиграли, руки принялись жестикулировать: — Это так сложно, но тебе стоит дослушать, и я… Точно! Я ведь совсем не представилась, извини. Я Венди вообще-то. Венди Картер. — Вы пьяны, леди? — осторожно поинтересовалась Уиллоу. Что ни говори, а от незнакомки так и веяло неприятностями и алкоголем. — Нет, что ты! — совершенно неуместно расхохоталась Венди. — Пока я насчитала пару бокалов шампанского, один маленький джин и порцию бурбона — этого слишком мало, чтобы опьянеть, дорогуша. Я просто гляжу, мы обе куда-то спешим. И это верно. Скоро начнется представление «Театра Максвелла» — тогда весь бал полетит в тартарары. Общаться с пьяными и понимать, что у них на уме — задача не из легких. Сама Уиллоу напилась только раз в жизни, в приюте, стащив у надзирательниц бутылочку виски. И тогда ей хотелось танцевать и обниматься, пока ночью из-под кровати не выползли тени и принялись шептать что-то о наказании. Смерклось, и одна из них — самая большая с крохотными желтыми глазами — больно укусила Уиллоу, да так, что наутро остались кровоточащие следы зубов. — Слушай, как там тебя… — никак не умолкала эта странная Венди Картер, — пока не стало слишком поздно, давай просто пропустим по стаканчику. Я постараюсь все объяснить. Это правда важно. С этими словами рука Венди дрогнула, а потом поднялась выше и вцепилась в предплечье Уиллоу. — Никуда я с вами не пойду! — испуганно вырвалась Уиллоу. — Я ищу маму, а не ваших Уилсонов. Все что вы говорите — ненормально. — Милочка, так и ты не особо-то нормальная… — в глазах Венди блеснул зловещий огонек, но потом уголки губ приподнялись, она смягчилась и беззлобно добавила: — На дворе тысяча девятьсот двадцать второй год, быть такой занудой немодно. Давай же, пошли скорее… — Нет! — решительно повторила Уиллоу и отстранилась на несколько шагов. Где-то на фоне оркестр доиграл еще одну веселую мелодию, зал снова замер в тишине, и снова же ее нарушил голос конферансье, объявивший, что вот-вот начнется долгожданное выступление теневого театра. Массивные двери поместья распахнули швейцары, после чего в зал один за другим стали заходить люди в причудливых нарядах. Заметив это, Венди поежилась, инстинктивно, точно от огня, и стала двигаться назад, глаза в глаза глядя на Уиллоу. — Ты поймешь все потом, мы еще побеседуем, дорогуша, — в голосе Венди зазвенели тревожные нотки. — Запомни только, если будешь в Константе и тебе встретится джентльмен-ученый — Уилсон Персиваль Хиггсбери, передай: я не забыла. Будет приятно снова увидеться и пропустить доброго скотча… Толпа стала расходиться по обе стороны зала, образуя импровизированный коридор для артистов. Так Уиллоу и Венди оказались точно на двух разных берегах. Венди говорила громче, пыталась донести еще что-то, но голос, похожий на флейту, просто утонул среди очередных сплетен о спорте, политике, женщинах и «Вдове Клико». В глубине души Уиллоу была рада, что отделалась от этой назойливой девушки, теперь оставалось только найти маму. Может, ее тоже кто-то отвлек на пустой разговор? Думая об этом, Уиллоу нечаянно заметила, как кто-то выглядывает из-за массивных штор на арочных окнах. Какая-то тень с крохотными желтыми глазами: она моргнула, потушила мерцавший рядом светильник и как ни в чем не бывало слилась с темнотой. Воздух в этот момент стал неприятно холодным и запах так, как обычно пахнет в пыльном чулане. Артисты один за другим поднимались на сцену. Приглядишься — кого только нет: и силач, и грустный мим, и даже маленькая обезьянка, жонглирующая апельсинами. Но главный у них — высокий фокусник с зажжённым факелом в руках. Уиллоу не доверяла огню. Не понимала, зачем он здесь нужен. Однажды в приюте, когда ей было девять, огонь отнял жизни детей по вине нерадивых взрослых. Она помнила, каково это просыпаться посреди ночи и в панике осознавать, что кругом все горит. Каково искать выход из лабиринта одинаковых коридоров и каково прыгать в окно со второго этажа… Эти воспоминания каждый раз отзывались ноющей болью под сердцем. Но хуже только узнать, что твои вчерашние друзья — теперь крохотные кучки пепла, что пламя сожрало их с потрохами… — Достопочтенная публика, — торжественно обратился к людям фокусник в высокой вельветовой шляпе, — мы начинаем феерическое шоу «Теневого театра господина Максвелла»! Фокусы и последний писк: огненное шоу! После этих слов в руках еще одного артиста ярко вспыхнул факел, и Уиллоу, ахнув, отпрянула. Кто-то в толпе начал перешептываться: — Никогда прежде не видел такой клоунады на балах. — Да разве ж это бал? Обычная вечеринка! Один из оркестрантов встал в полный рост, из раструба тромбона вырвалась протяжная трель, которую подхватили остальные инструменты. Поймав ритм, музыканты заиграли зловещую, как казалось Уиллоу, музыку, повторяя из раза в раз одни и те же куплеты. Точно тени из кошмаров сочинили лебединую песнь. Зажегся еще один факел, и главный в компании этих странных людей — фокусник, — сняв шляпу, произнес заклинание. В тот же миг раздался оглушительный хлопок, повалил густой дым, и вуаля! В руках волшебника уже пищало, изо всех сил пытаясь вырваться, какое-то странное создание. С виду обычный кролик, но с крохотными рожками на голове и совсем пустыми глазницами. Монстрик. Должно быть, так в этих «театрах» доводят бедных животных… Следом был еще один фокус: артисты зажгли очередной факел, принимаясь передавать его друг другу, жонглировать: одно неосторожное движение — пиши пропало. «Это опасно. Это должно как можно скорее прекратиться», — думалось Уиллоу, но завороженная публика только громче улюлюкала, видя очередной безумный трюк, не давая прохода. Конечно, это не доведет до добра. Это все понимали, благоговея перед удивительными зрелищами. Еще бы! Человек с самого сотворения мечтал укротить природу, но каждый раз она брала над ним верх. — М-мам, — дрогнул голос Уиллоу после очень яркой, слепящей вспышки на сцене. Уиллоу обернулась, чувствуя холодок на шее, и ей померещилось точно позади вместо людей хохотали и облизывались тени. Они обвивали их гниющие тела, изучали, что там у людишек внутри. Покровитель с желтыми глазами уже не прятался, а хищно наблюдал за действом. И вот кульминация… — Теперь, достопочтенная публика, я покажу вам настоящую теневую магию! За Максвелла! — победно крикнул фокусник, и факелы синхронно выскользнули из рук артистов. Они упали на роскошный персидский ковер, а после коварное пламя жадно приступило к трапезе. Раздался грохот. Кто-то нарочно распахнул окно, и ветер с улицы только усилил горение. Ярко-красные языки неестественно быстро вскарабкались на занавески, перекинулись на паникующую толпу. Таких громких криков Уиллоу не слышала даже в приюте, в тот роковой день, когда… Впрочем, уже было неважно. Она замерла, не понимая, что делать, чувствуя, как паника парализует разум, сковывает движения. Сперва не стало виновников пожара — артистов: их тела за короткий миг рассыпались в костную пыль, точно под мешковатыми облачениями вовсе не было плоти. Затем огонь стал куда медленнее и злее мучать оркестрантов, побросавших свои инструменты. В отчаянии Уиллоу закрыла глаза и крепко прижала руки к груди. Действительно, на такое простой пожар не способен — только темная магия. — Кто-нибудь, откройте двери! Прошу! — визжала перепуганная леди в пышном парике. Огонь въелся в искусственно-белые кудри, испепеляя, быстро окрашивая их в черный цвет и переползая на одежду. — Да кто их запер, черт подери! — вторил ей другой, более низкий голос. Дым постепенно густыми клубами затягивал комнату, стелился под потолком и мешал ориентироваться. Началась настоящая давка — форменный апокалипсис. И только кости хрустели во время очередных столкновений, падений, ударов… Хуже всего — здание, похоже, начинало рушиться: с треском упали несколько несущих колон, покосились стены, оставляя все меньше пространства. — Разойдитесь, не толпитесь, сохраняйте спокойствие! — безуспешно пытался перекричать толпу один из швейцаров, но и его обезумевшие люди очень скоро втоптали в пол. «Это кошмар, это просто кошмар! Надо найти таблетки… Пилюлечки…» Из глаз хлынули слезы, больно обжигая щеки. Уиллоу вдруг стало очень жалко всех этих людей. Какими бы лицемерными они не были, но такой участи не заслуживал никто. Никто! Хотелось спасти их, прокричать, что надо бежать хотя бы к окнам, а не давить друг-друга... А потом кто-то в панике мощно толкнул Уиллоу, и она сильно ударилась об основание фонтанчика, у которого недавно обсуждали их с матушкой. В ушах гулко зазвенело, голоса людей перестали различаться и слились в протяжный мерзкий писк. Только силуэты теней становились все громаднее, страшнее, их черные щупальца ломали карнизы и швыряли обломки. Тени высасывали из гибнущего поместья краски, делая пространство вокруг серым, обезличенным, околдованным подлинным ужасом. — Уиллоу, доченька! Уиллоу с трудом открыла глаза, ее ладонь крепко сжала другая, такая знакомая: шершавая и всегда холодная. А дальше стало очень тяжело мыслить, различать что-либо, кроме спасительных фраз. — Идем, моя милая, моя хорошая, ты не должна этого видеть… И Уиллоу послушно встала и пошла, как ей казалось, за матушкой, чувствуя, что пламя начинает лакомиться еще недавно выбеленной кожей. Хотелось закричать от боли, но из горла вырывались лишь беззвучные хрипы. Дышать от дыма становилось невозможно, как и бороться с все нарастающим головокружением. Матушка продолжала уверенно вести любимую дочь за собой, успокаивающе повторяя, что все будет в порядке, что сейчас все это кончится. Еще два шага — веки снова стали тяжелеть, легкие будто насквозь пропитались копотью. С потолка все сыпалась белесая штукатурка, и было понятно: если половицы сейчас не выдержат, смертельная ловушка захлопнется и разом прикончит всех пока еще живых. Назло же именно тогда в висках задавило так, будто голова с минуты на минуту должна была взорваться. — Я больше не могу, мам… — Нет, надо идти… И снова все как в тумане. Только кожа продолжала ощущать жар, какой бывает лишь в аду. Веки буквально слиплись, и когда Уиллоу в последний раз смогла открыть глаза, они с матушкой уже стояли у гигантского, обвитого тлеющими розами зеркала. Вместо отражения по ту сторону виднелись просторные зеленые поля, горы, степи. Точно это была злая шутка безумного художника-авангардиста. Уиллоу протянула руку и ощутила, как пальцам беспрепятственно удается пройти сквозь зеркальную поверхность. — Все будет хорошо, — повторяла матушка, бессильно опускаясь на колени, пока ее голос совсем не угас. Уиллоу отчаянно хотела запечатлеть в памяти, как на пленку, потухшие глаза, густые брови, округлые морщинистые щеки. Чувствовала ведь, что видит маму в последний раз. Ее пальцы из последних сил смогли приподнять темную вуаль, но… Уиллоу совсем не узнала самого родного человека на земле. Совершенно чужое лицо, ухмыляясь, смотрело на нее. Оно заметно разгладилось, помолодело, глаза обрамляла густая тушь, а от губ так и веяло мертвечиной. — Кто ты? Женщина не ответила, только подняла руку и прошипела что-то на неясном языке. Все до единой тени поднялись из пепла, перестали прятаться за догорающими шторами, как единая сущность по злодейскому указу набросились на Уиллоу, кусаясь, сковывая каждую клеточку слабеющего тела. Становилось больнее, хотелось наконец прокричаться сквозь хрип, но потом все кончилось. Очень быстро, к счастью Уиллоу. Сперва она ощутила прохладную гладь зеркала, потом по перепонкам ударил звук бьющегося стекла, повеяло кровью. А дальше… Дальше была тьма.