100 и 1 причина любить тебя

Утро Арсения сопровождалось головной болью, сушняком и немного тошнотой. Он опустил босые ноги на прохладный пол и резко встал, что было огромной ошибкой. Перед глазами всё поплыло и появились коричневые, зелёные и чёрные круги, которые накладывались друг на друга, образуя беспросветную темноту. Голову будто накрыло вакуумной упаковкой, на внутренней стороне которой торчали острые шипы. По вискам били музыкальными тарелками. В ушах звенело, а во рту — пустыня Сахара. Одним словом — похмелье. Он упал обратно на кровать и потёр пальцами виски, рассчитывая на то, что это поможет избавиться от головокружения и собраться с мыслями. Так. Он квартире Антона. Блять. Они вчера пили. Сука. Арсений нажрался как свинья и заблевал Антону толчок. Пиздец. Последнее слово, похоже, самое подходящее к описанию ситуации. Он предстал перед Антоном в омерзительном виде, и если Арсу было стыдно вчера, на минуточку, под воздействием алкоголя, то сегодня он готов не просто сквозь землю провалиться, а улететь на другую планету, лишь бы не появляться на кухне. Он слышал, что Шаст уже во всю кухарил. Ему стыдно. И страшно. Вдруг Антон на него обидится и перестанет общаться? Не, ну, прекращать общение из-за того, что его тошнило — бред. Но то, что он обиделся, было вполне вероятно. На ватных — то ли от похмелья, то ли от стыда — ногах, Арсений короткими шагами пошёл на кухню, придерживаясь за стенку. Антон стоял у плиты и, судя по звукам и запахам, жарил яичницу с колбасой. Всё ещё находясь в напряжении, Арс тихо приблизился к столу и аккуратно сел на барный стул. На тот, на котором его вчера разморило. Он внимательно следил за другом. Антон был одет в красную, широкую футболку, которая создавала имитацию того, будто он не ест вообще, а скидывает всю еду с тарелки бомжам под окном. Кстати, это вполне вероятно, ведь Антон живёт на первом этаже. — Доброе утро, — Арсений правда пытался сделать голос более уверенным, но это прозвучало настолько жалко, что аж самому противно сделалось. Антон вздрогнул, и кусок колбасы, который мирно лежал на лопатке, пока парень перекладывал его на тарелку, со звонким «шлёп» упал на пол, под смачные маты Антона. — Ты меня до инфаркта довести хочешь? — Шастун сделал вид, что зол, но его выдавала улыбка, прячущаяся в зелени глаз. Арсений смотрел с испугом, будто это он выронил сейчас на пол кусок варёной колбаски. Он бы безусловно воспринял бы всё за шутку, но не в такой ситуации, не в такой день, не в такое время. — Прости, — почти шёпотом сказал он и опустил голову, показывая Антону темноволосую макушку. Он поджал губы, сложил руки на колени и опустил глаза в пол. Прямо на тот кусочек колбасы. Парень был похож на нашкодившего мальчишку, которого сейчас будет ругать мама. Но когда Арсений был мальчишкой, его не ругала мама. У отца были другие методы воспитания, да. Антон нахмурил брови, перекинул готовую яичницу и кусочки колбасы в тарелки, выкинул упавший кусок в мусорку и вымыл руки. Арсений потерял точку, на которую смотрел и теперь просто разглядывал босые ноги Антона. У него красивые стопы. Пальцы вытянуты. Медиальная лодыжка была красиво выделена. Они не были как лопаты, но и не ножки 35-ого размера. Аккуратные, даже в какой-то степени, изящные, ноги. Шастун приземлился на стул рядом с Арсением и смотрел своими зелёными, как у кота, глазами, в глаза Арса. Вообще, Антон реально был на кота похож. Такого, знаете, рыженького, с зелёными глазками, дворового кота, которого подкармливают все, кому не лень. Тот кот, который любит ласки, любит, чтобы ему почесали за ушком и погладили по головке. Так, нет Арс. Не по головке. По голове. Усёк? А если Антон улыбнётся, то это ж вообще. Реально такое ощущение, будто он сейчас замурчит. Он какой-то особенный, знаете. Какой-то тёплый, приятный, душевный человек. Это будто огромное, белое одеяло, в которое ты хочешь зарыться, вдыхая запах стирального порошка и свежести. Укутаться в кокон из этого одеяла и сладко-сладко спать. Если бы аура людей имела запах, Антон, наверное, пах бы ромашками, зефиром и мятой. Сочетание странное, но парень ассоциируется у Арсения именно с этим. — Арс, — совсем тихо, как в тот день на остановке. — Слушай, не думай пожалуйста, что я на тебя злюсь или что-то в таком роде. Нет. Всё правда в порядке. Перебрал чуток, с кем не бывает. — Я понимаю, что тебе противно, — Арсений поднял взгляд и посмотрел в глаза Антона. В этих глазах будто было такое зелёное поле, с высокой травой, в которой прятались кузнечики. Небо над этим полем, было нежно-голубого цвета и, моментами, розового. Рассветало. На поле было прохладно. Арсений будто стоял в этой траве, его стопы были мокрые от утренних капелек росы. Ветер обдувал его лицо, лохматя густые, тёмные волосы. — Нет же, ты мне совсем не противен. Арс, всё хорошо, успокойся, — Антон улыбнулся, так мягко, так нежно, так спокойно. Ну вот опять он за своё. Снова на кота похож. Арсений уже говорил, что Антон — самый искренний и честный человек в его окружении. Этой улыбке, просто невозможно не поверить. Они просто молча изучали друг друга. Разглядывали глаза, очерчивали взглядом черты лица, пряди волос, которые спадали на глаза, закрывая обзор. Антон смотрел на руки Арсения, а он в свою очередь, на худощавое тело парня. По ощущениям, Шастун состоял из костей просто обтянутых кожей, и теория про бомжей, всё больше походила на действительность. — Знаешь, — Антон скосил взгляд на сухие и потрескавшиеся губы Арсения, — будь мы педиками, из нас была бы красивая пара. Арс, который смотрел на торс Антона, прикрытый красной, выцветшей тканью, вдруг распахнул глаза шире и уставился на Шаста. Тот опять улыбался, но уже не как тот самый рыжий котик, а как Чеширский. В глазах было уже не то утренней поле, а хищный, игривый тон. Болото, которое кустами клюквы заманивало неаккуратных и неуклюжих детишек, дабы потопить в своей густой субстанции. Шастун смотрел так, будто он прямо сейчас наброситься на Арсения и разорвёт на нём одежду когтями, искусает острыми зубами шею, а потом… Арсений продолжал смотреть с недоумением, даже, с испугом и, чисто по инерции, отодвинулся чуть дальше от Шаста, хлопая своими большими глазками. А потом он переосмыслил происходящее. Фу, блять. Арс точно не гей и ему противно даже от мысли о том, что было бы, если бы Антон его засосал. Ну блин, это же мерзость. Как два парня, у которых у обоих в штанах члены, могут встречаться? Не, Арсений не то чтобы гомофоб, он скорее просто не может представить себя в отношениях с парнем. И это нормально, он ведь гетеросексуал. Так что в том, что его отталкивают отношения со своим же полом, вполне нормально. — Что-то тебя пидорасит, — Арсений всё ещё смотрел на друга с опаской, но уже более менее отпустил ситуацию и смог воспринять всё за шутку. — Шуткую, — Шаст улыбнулся и подошёл к двум тарелкам, одну поставил перед Арсом, а вторую перед собой и сел напротив всё ещё чуть-чуть охуевавшего парня. Арсений молча пялился на глазунью. Антон выложил на тарелке всё так, будто яйца — это глаза, а изогнутая сосиска — это улыбка. Теперь Арс играл в гляделки с завтраком. Заебись. Голова всё ещё гудела, а виски пульсировали. Ему бы таблеточку, да минералочку. — Тох, есть от головы что-то? — В смысле? Так я же тебе на тумбе возле кровати оставил таблетки с минералкой, думал, проснёшься и выпьешь. Арс нахмурился. Он не увидел. А, ну, да. Он поднялся, упал, поднялся и потопал к Антону. Видите ли, ему некогда было обернуться и увидеть на прикроватной тумбочке «Святой источник». — Я ща, — Арс встал из-за стола и пошёл в спальню. Найдя около кровати бутылочку с красной крышкой и упаковку таблеток «Миг», он положил один из препаратов на язык и запил всё газированной водой. Вроде, должно полегчать. Круто. Тоха 4. Заботливый. Он снова сел за стол. Антон рылся в телефоне и, судя по быстрым движениям пальцев, с кем-то переписывался, неспешно поедая завтрак. Арсений всё ещё чувствовал некую неловкость. Ну, просто, так себе от ощущения того, что ты вчера проблевался в квартире друга, а сейчас спокойно ешь завтрак, который он тебе приготовил. Ещё и это «будь мы педиками». Не, у Антона бывают иногда заскоки такие, да и в целом, Арс уже привык, но сегодня это выглядело как-то… ну, совсем неправильно. Но вроде шутка. Значит, нечего за жопу свою переживать. Антон же не сказал, что он педик. Просто, ну, чисто гипотетически, если бы они были, но они же таковыми не являются. Вот и всё. У Антона Ира, у Арса Алёна. Вот и порешали. Позавтракав Арсений вымыл тарелку и пошёл назад в спальню. Он заправил кровать, переоделся в свою одежду, а одежду Антона сложил и оставил на краю кровати. Сам он пошёл в ванную умываться, чтобы окончательно проснуться и не выглядеть как овощ и вернулся на кухню уже в более нормальном состоянии. Шаст лежал на диване и продолжал с кем-то переписываться. Наверно, с Ирой. Даже скорее всего, что с ней. Но Арса мучил один вопрос: а что в плане родителей? Он их вчера даже не предупредил никак. Не позвонил, не написал, а они наверняка переживают. А от осознания этого ещё страшней. Это значит, что он придёт домой, мама начнёт кричать, мол, «где ты шлялся?!», «мы как на иголках сидели с отцом, бессовестный!», но через десять минут уже будет спокойна, поскольку она очень отходчивая. А вот в плане отца, ситуация чуть сложнее. — Слушай, — Арсений привлёк внимание Антона, отвлекая парня от переписки, — а что мне с родителями делать? — Я маме твоей вчера позвонил, сказал, что ты у меня останешься, а она возражать не стала, так что не волнуйся, всё хорошо будет, — Антон приподнялся и принял сидячее положение, откинув голову на спинку дивана и устремил взгляд на Арса. — И то, что я сказал на кухне, было действительно шуткой. Я не педик. — Да я понял, чё ты паришься? А в плане матери спасибо, а то она бы извела себя всю, если бы не знала почему я не дома. Антон молча кивнул и улыбнулся. Опять по-кошачьи. — Ты на кота похож, — откровенно сказал Арс и пошёл обуваться. — Круто, — Антон спокойно ответил на комплимент (?) друга, поднялся с дивана и встал рядом с Арсом, дожидаясь, пока он обуется. Он сложил руки на груди и облокотился плечом о стену. Антон поджал губы и молча смотрел на друга. Обувшись, Арсений раскинул руки в стороны, как бы приглашая Антона на обнимашки, а тот и не против был. Они стали чаще обниматься, вместо того, чтобы пожимать руки. Да и Антон — единственный человек, кого Арсений обнимает. Ну, именно, из мужского пола. Антон ухмыльнулся и обхватил руками Арса, крепко прижимаясь к нему, а сам Арсений поглаживал его по спинке, водя пальцами по позвонкам, как бы, пересчитывая их. Тоха такой тёпленький, худенький. Его прикольно обнимать. И он обнимает крепко. Прям двумя руками. И всем телом прижимается. 5. Милый. Антон отстранился. А Арсу не хотелось. Он просто такой комфортный. Вот это тот человек, с которым Арсению реально хорошо. Их дружба, вот, какая-то правильная. Как будто им суждено было встретиться в «Пекарне». И Попов реально не жалеет, что припёрся гулять в такую погоду. Не жалеет, что не остался дома. Не жалеет, что встретил Антона. У них, как-то, не было той стадии неловкого знакомства, по типу «расскажи что-то о себе» и «а чем ты увлекаешься?». У них всегда были темы для разговора. И Антон, кстати, единственный к кому Арс обращается в случае чего. В плане, что-то по типу: «не знаешь, что Алёне можно было бы подарить?». А Антон обращается со взаимной просьбой. Он прямо 6. Яркий. человек. И Арсению это нравится. Шастун раскрашивает его серые, скудные будни, походами в ту же самую «Пекарню». Встречи с компанией перестали быть неинтересными и скучными. Нет, какая-то однотипность всё же была, но Антон всегда как-то делал всё интереснее. Красочнее, что ли. За это Арсений его и ценил. Это действительно круто. Антон — один из лучших людей в его жизни. Неловко отстранившись, они снова смотрели друг другу в глаза. Молча. Было у них такое, что они просто замолкали и разглядывали друг друга. Они стояли довольно близко друг к другу, но стоит кому-то из них сделать шаг — и они будут стоять вплотную. Как педики. А вообще, в такие моменты Арсений просто рассматривал друга и думал о том, что он изменился. Понятное дело, восемь лет, как-никак, прошло. А о чём думает Антон — загадка. Но одно остаётся неизменным. Арсений не мог представить жизни без него будучи ребёнком и не может сделать это сейчас. *** Время шло. Ноябрь подходил к концу. Зима не спешила радовать снегопадами, узорами на окнах и заледенелыми водоёмами. Максимум иней и тонкая корочка льда на лужах. Она держала детские мечты в ледяных руках, мучая ожиданием. В жизни Арсения ничего не менялось от слова «совсем». Он действовал по порядку: школа-дом-школа-дом и, изредка, прогулки с Антоном. Ещё реже с компанией. Арсу всё больше надоедала жизнь. Нет, он не на что не жаловался, у него не было ни проблем с семьёй, ни проблем с друзьями, ни проблем с учёбой. Однако рутина его затягивала настолько, что он погряз в таком огромном болоте, знаете. Его не интересовало совсем ничего. Наверное… апатия? Всё резко потеряло смысл. И Арсений не драматизирует. Просто нету ничего, что вызвало бы заинтересованность. У него не было каких-то целей, к которым он стремился. Не было требований к себе. Ни-че-го. «Пустышка» — так о себе думал парень. С этими мыслями он сидел в своей полуосвещённой комнате. Полуосвещённой, потому что ему с детства присущ страх темноты. Спать в темноте для него сравнимо с самоубийством. Ну, к примеру, какой нормальный человек, с арахнофобией, возьмёт в руки тарантула? Вот и Арсений не рисковал спать в темноте, поэтому комнату освещал мягкий свет ночника. Он сидел прильнув спиной к бетонной стене, с откинутой головой. Слушал какую-то попсу и тупо пялился на белый потолок. Взгляд какой-то безжизненный. Как-будто у него стекляшки, вместо глаз. Время было ближе к двум часам ночи. Спать не хотелось. Тем более, завтра суббота, что ему тогда волноваться? Телефон озарился ярким светом и издал «бульк», который говорил о том, что пришло сообщение. Алёна: Приветик) Арс закатил глаза. В последнее время, единственное, чего он хотел — спокойствия. Было чувство отчуждённости от реальности. Он будто сам делал всё возможное лишь бы уйти от действительности. Он погружался с головой в учёбу, даже в точные науки, хоть и не особо жаловал их. Читает много книг, даже не по школьной программе по литературе. Зачем ему находиться в серой и скучной реальности? Однако окружающие его люди, будто наоборот делали всё возможное, чтобы оставить его приземлённым. И, естественно, парня это отнюдь не устраивало, однако он ничего не мог с этим поделать, поэтому кратко и без интереса отвечал на какие-то обыденные вопросы, молча перелистывая страницы книг. Самое мерзкое, что он не показывает состояние внутреннего опустошения, зачастую надевая маски самого счастливого человека на свете. Но он не жалуется, нет. Арс: Привет Алёна: Как дела?) Было бы великолепно, если бы не твои ебучие скобочки. Арс: Нормально, у тебя? Алёна: Ну так себе Арс: ? И Арсений выключает телефон. Он знает, что сейчас Алёна вновь начнёт жаловаться на недопонимания с родителями, хоть и в большинстве стычек виновата именно сама девушка. Нет, Арс любит её. Вроде. Но это совсем не значит, что он будет поддерживать её во всех поступках. Она неправильно поступает, показывая матери свой бунтующий характер. Зачем? Неужто очередной каприз стоит нервной системы самого близкого для тебя человека? Нет, это действительно спорная ситуация, ибо не каждому ребёнку везёт с родителями, но мать Алёны — прекрасная женщина! Она всегда и во всём поддерживает дочь. Впрочем, как и её отец. Они делают для дочери всё. Вкладывают деньги в её увлечения: захотела заниматься рисованием? Пожалуйста! Мольберт, кисти, масленные краски и занимайся хоть день и ночь. Интересуешься изучением голландского языка? Завтра у тебя пробное занятие с репетитором на дому! И они не просто откупаются от неё деньгами, они именно ПОДДЕРЖИВАЮТ её увлечения. Помогают осуществить то, чего хочет она сама. Любой на её месте обязан быть благодарен своим родным за это. А Алёна — девочка умная. Сразу вошла в положение принцессы и пользовалась беспрекословным подчинением со стороны родителей. Причём, это среднестатистическая семья, с обычной зарплатой, но любые прихоти девочки, сразу же исполняются. Удивительно. Арсений стал смотреть на мир иначе. Всё стало каким-то более тусклым, местами, жестоким. Он устал. Измотался. Выдохся. И ещё вагон и маленькая тележка синонимов. Перестал искренне улыбаться, но оголял зубы, заходя в школьный кабинет. Ему было некомфортно в школе. Да и вообще, в целом, среди людей. У них такие странные принципы. Нету целей и единственное, что они обсуждают — проблемы на личном фронте, с родителями и учёбой. Последнее его вообще вымораживало. Как, сука, ты исправишь свои долги, если вместо изучения материала, ты сидишь в школьном коридоре и жалуешься на жизнь всем, кому не лень? Непонятно. Думаю, уже стало ясно, что не было ничего, что могло бы заставить его улыбаться. Не было того самого лучика света, способного развеять грозовые тучи над его головой. Не было никого, к кому он мог бы крепко прижаться, своим худощавым тельцем и обхватить тоненькими руками, увитыми зелёными, выпирающими венами. За исключением… Тоха: Не хочешь встретиться завтра?