Позор

Can't love, Can't breath, can't talk, can't sleep but I can't seem to stay awake anymore. What a time to be alive, Such a waste of fucking time! Three Days Grace — So Called Life

«Не могу любить, Не могу дышать, не могу говорить, не могу спать, Но бодрствовать, похоже, я тоже больше не могу. В какие времена живём, Просто всё, блять, время зазря!»

      Конан выскочила из машины, совсем позабыв о зонте. На улице накрапывал мелкий дождь, и, оседая на тонкой блузке, вода просачивалась сквозь легкую ткань, заставляя ту неприятно липнуть к коже. До нужного здания девушка добралась быстро и, цокая небольшим каблуком, поспешила к лестнице. На нижнем уровне, в складском помещении, уже ожидали трое молодых людей.       — Извините, припозднилась, — вежливо улыбнулась она, поочередно пожимая руки собравшимся.       — Какаши, что у тебя с доставкой?       Яхико был настроен вполне дружелюбно, чего нельзя сказать о предыдущем опыте. Бизнес постоянно выматывал, от чего и нервы стали ни к черту, и отношение ко многому.       Хатаке, как обычно, держался отстранённо, и полуприкрытые глаза едва заметно блестели в тусклом освещении, в то время как сам мужчина лениво кивал.       — Порядок. Север и северо-запад будут готовы.       — Сроки?       — Два дня.       Яхико опустил взгляд на ежедневник. Пару минут стояла тишина, в то время как мужчина делал пометки и записи. Привычка эта всегда казалась ему полезной, однако способ хранения свежей информации Яхико все подумывал чем-то заменить.       — Конан, что у вас? — наконец обратился он к девушке.       — Одного из поставщиков накрыли, остальные согласны работать на старых условиях.       — Кто вылетел?       — Хошигаке. Облава на весь товар, — коротко доложила Конан. — По предварительному подсчету, мы теряем около девяноста процентов покупаемого джанка. По деньгам возвращаем около тридцати процентов среднего бюджета.       — Плохо. Опиаты хорошо держались на юге. Нужно найти замену. Поручи это Итачи.       Коротко кивнув, Конан едва заметно вздохнула, ведь снова придётся лезть в непросветные дебри. Разумеется, работа и предполагает подобного рода мероприятия, но только в этот раз лезть туда придётся в буквальном смысле. А что касалось Учихи, тот всегда выполнял работу быстро, даже если вопрос его жизни в определенных ситуациях стоял острым ребром.       Последнему из собравшихся, Учихе Обито, повезло не так сильно. Одного из распространителей убили, а двое других потеряли товар. Такого рода происшествия не редкость. Человеческий фактор в вопросе искаженной морали играет основополагающую роль. Кого-то хорошо прижали, кого-то раскрыли, а кто-то решил, что может безвозмездно прикарманить себе пару грамм. Результат всегда оставался одним — недостачи и потери. Несмотря на это, Обито относился к своей работе со всей ответственностью. Вовремя находил и наказывал провинившихся, тратя резервы собственных ресурсов на поддержание должного порядка.       Обито был троюродным дядей Итачи. Собственно, именно он номинально и стал его проводником в мир черной роскоши зазеркалья чистого общества, однако регулярного общения между родственниками так и не состоялось.       Закончив обсуждение насущных проблем и раздав новые поручения, Яхико дал добро расходиться. Конан же вдруг попросил задержаться, и в этот момент сердце у девушки неприятно кольнуло. Словно предчувствие чего-то нехорошего, вялость за душой поскребла по позвоночным дискам. Молчание же со стороны брата усиливало это предчувствие.       — Яхико. Не тяни, — она старалась держаться отстранённо, но голос дрогнул.       Дождавшись характерного звука, с которым закрывались двери лифта, парень обернулся.       — Мне нужен курьер.       — Курьер? — Конан удивилась, и меж бровей залегла небольшая морщинка. — У нас их полно.       — Нет. Я бы хотел, чтобы ты нашла человека, кому доверяла сама. Нужен кто-то неприметный, с чистым прошлым, и, желательно, хорошо знакомый.       — Для чего? — всерьез не поняла та. — Распространением занимается Обито, и если просишь меня, значит… Что происходит, Яхико? Ты темнишь.       Обладая возможностью, мужчина всегда извлекал из неё выгоду, доказывая себе и окружающим, что наделён не только умом, но и завидным упорством. Парень прекрасно контролировал своё поведение, не давая оппоненту шансов на разгадку скрытых смыслов и мотивов, а потому теперь Конан удивлялась несуразному ребячеству, будто перед ней стоял не проверенный жизнью брат, а нашкодивший ребёнок, неумело пытающийся обмануть родителя. И поскольку ранее доверие между ними не подвергалось никакому сомнению, сейчас Яхико умышленно что-то не договаривал. Дело действительно плохо, или же что-то серьезное, во что изначально не собирался влезать.       — Мне нужен личный курьер. Доверенный человек для работы напрямую: от меня до покупателя. Никаких третьих лиц.       — Может расскажешь, что за товар и кто заказчик? — набралась упрямства Конан.       — Ликвид и микродоты.       — Заказчик? — девушка не собиралась отступать, нацелившись на получение всей необходимой информации.       — Одна лаборатория. Ничего особенного, — в тот же миг отмахнулся Яхико.       Конан по натуре своей была мягкой, вот только в этот момент внутри будто вспыхнуло, разогрев ее тело для продолжительной перепалки.       — Лабораториям ни к чему готовый продукт, тебе ли не знать. Либо говори, как есть, либо проси Обито.       — Орочимару, — имя прозвучало тихо, однако этого оказалось сполна для того, чтобы звуки отразились от стен и вернулись к ним эхом. — Этой информации тебе будет достаточно?       Названный человек когда-то был преподавателем в школе, где учились брат и сестра. Странный, он отпугивал учеников, заставляя тех обходить его за версту. Конан симпатии к преподавателю не испытывала, но не видела в Орочимару человека бесчестного или гнилого, до последнего веря в его простоту. Лишь после одного конкретного дня она возненавидела скрытного мужчину всем сердцем, окрестив мерзавцем и падким на низости пресмыкающимся.

***

      — Отойдите, — наполненные животным страхом перед диким зверем глаза округлились. — Орочимару! Нет-нет…       — Все в порядке, — мужчина жеманно улыбался, да только не улыбку видела на его лице девочка. Оскал.       — Не трогайте меня!       Щеку засаднило от неожиданного удара крепкой руки. Конан поспешно ухватилась за лицо, каменея, в миг оборвав попытки вырваться и отбиться. На пару секунд показалось, что дома отныне ей не видать. Дорога не дальняя, дорога знакомая, но закоулки в ней темные.       — Позднее время ты для прогулок выбираешь, милая… Позднее… — протянул тот, а девочка поняла, что зверь загнал ее в угол.

***

      — Мы не будем с ним работать.       — Будем. У нас нет другого выбора.       — Забыл, что сделал этот мерзавец? Ему ничто не чуждо. Кинет нас, чуть завидит такую возможность.       Яхико прикрыл глаза и покачал головой. Конан же раздражало его напущенное спокойствие.       — Нет. Ты сейчас бред говоришь. Он платит нам деньги. Как покупатель лицо проверенное. И в случае чего мы можем прекратить с ним работу.       — Яхико, нет. Он…       — Прекрати. Я помню, что он сделал. Но твоя травма не должна становиться препятствием на пути нашей работы. Учись у Учихи. Нет ничего святого, нет прошлого, нет дома, есть только обязанности. Тебе ли не знать.       — Да забудь обо мне! Ты просишь найти доверенного человека. Как я смогу так подставить его?       Мысль об изначально появившемся нехорошем предчувствии теперь вполне нашла себе выход. Если для себя Конан уже давно сыскала подходящую роль, поняла, что жить как обычный добропорядочный гражданин теперь вряд ли когда-нибудь сможет, то втягивать кого-то с «чистым прошлым» в этот круговорот ее совершенно не прельщало. Когда речь идёт о таком заказчике, как Орочимару, вряд ли вообще существует понятие святого.       — Ты зря волнуешься. Курьер будет работать лично под моим надзором. Я не допущу, чтобы с нашими людьми что-то случилось.       — Я не могу. Это слишком, Яхико. Подумай сам.       — Если ты отказываешься, я попрошу Итачи. На Обито много работы.       Весь настрой девушки оборвался. Если она как-то могла противостоять сумасшедшим идеям брата, то Итачи — нет. Для него все было лишь азартной игрой. Сегодня повезло, завтра — нет. И Конан столько лет училась не переживать за мужа, что по итогу взвилась только сильнее.       — Нет, — твёрдо заявила она. — Я найду. Но ты обязан обеспечить ему безопасность. Мне нужны гарантии.       — Идёт, — улыбнулся Яхико, вполне довольный условием его иллюзии выбора.       — Зачем ты только в это полез…       — Среди партнеров Орочимару есть человек, которого я давно ищу.       — Ты все время так говоришь, но не понимаешь, что мы можем крупно встрять, если что-то пойдёт не так. Эти люди… Слишком алчны и жестоки. Не наш уровень, Яхико.       — Данзо наш уровень.       Конан хорошо знала это имя, однако каждый раз, слыша его созвучие, срывалась на неровное дыхание, тогда как сердце неприятно щемило. Оно было знакомо ей с детства. Имя принадлежало человеку, который лишил их семьи. А потому, если и есть замена грязному имени Орочимару, так это он. Данзо Шимура. Убийца. В прошлом ведущий юго-западного округа. Человек, чьи руки никогда не отмыть от крови невинных людей.       Яхико сделал шаг вперёд, подходя вплотную, и заключил Конан в крепкие объятия, зная, что радоваться семейной идиллии возможности с роду не было. Эта история настолько стара и изжита, что выжала до последней капли уже очень давно.       — Я всегда на нашей стороне, — прошептал ей в макушку Яхико. — Не смей сомневаться.

***

      Саске занял место на одном из последних рядов. Лекция была в самом разгаре, но ничего примечательного Учиха в ней не находил. Преподаватель уже полчаса нудно вещал о философии Витгенштейна, не давая возможности ни заинтересоваться данной темой, ни нормально заснуть.       Впереди, после пар, предстоял поход домой, где кроме родителей на этот раз была ещё одна проблема — несколько работ по колористике и перспектива наконец-таки закрыть долг по академическому рисунку. На грани трагического катарсиса балансировала мысль о том, что сил даже на машинальные действия уже, как назло, не осталось. Саске пустым взглядом смотрел куда-то вперёд, наверняка плохо создавая видимость заинтересованного человека, и медленно сползал вниз.       Местный философ обладал редким даром — он призывал сон для тех, кого день за днем изводила бессонница. И все же, несмотря на это, мужчина был бы счастлив прицепиться посреди пары к кому-то из-за малого пустяка, подвернись ему такая возможность. Учиха прекрасно помнил, как на прошлом курсе едва не отлетел по его предмету на самый старт лишь за один примитивный «перекур».       — Кто-нибудь из вас слышал историю об инциденте, произошедшем на заседании Клуба моральных наук в Кембридже 25 октября 1946 года?       Выражение «лес рук», часто используемое преподавателями, сейчас подходило как нельзя кстати. Похоже, не один Учиха предпочёл заниматься своими делами, раз уж теперь никто не проявлял и видимой доли энтузиазма.       — Узумаки, может быть, Вы что-то слышали? — с иронией, поинтересовался мужчина, от чего Учиха ненароком прислушался. Надо же, какой хмырь. Сразу полез к малообразованным.       И все же, услышав знакомую фамилию, Саске внутренне напрягся. Нет, то был не страх, скорее, скрытый глубоко внутри интерес. По воле случая он уже запамятовал, как, относительно недавно столкнулся с этим парнем на улице, и теперь завлеченный взгляд чёрных глаз был исследовательски направлен точно на белобрысую макушку.       — Э, да. Пожалуй, что-то слышал, — отстранённо пробубнил Наруто, нарушая покой аудитории.       — Не поделитесь с группой? Полагаю, не только мне было бы интересно послушать, — под взглядом пожилого мужчины близсидящие неуверенно закивали.       — Если коротко. В тот день Витгенштейн и Поппер встретились в первый и последний раз. Поппер выступал с докладом на тему «Существуют ли философские проблемы?», в котором постулировал идеи, прямо противоположные тем, которых придерживался Витгенштейн. Встреча прославилась из-за высокой эмоциональной реакции участников дискуссии. По одной из легенд, за десять минут, в течение которых длилось обсуждение, Витгенштейн успел вооружиться кочергой и чуть ли не подрался с докладчиком. В итоге, разумеется, обошлось без кровопролития. Витгенштейн покинул заседание клуба, и оба мыслителя остались при своих позициях, — на одном дыхании выговорил Узумаки.       — Приятно знать, что среди учеников есть лица, заинтересованные в истории и философии, — подытожил профессор, неудовлетворенно фыркнув. — Достаточно подробно.       Тогда же мужчина вновь приступил к лекции.       Саске постарался вернуться к своим мыслям, однако внутри зашептало. Вряд ли то была зависть, определенно что-то другое, знакомое, как условный рефлекс, и все же неузнаваемое. Очевидно, Наруто не то пресловутое нечто, каким мог показаться. Раньше за малым Учиха представлял его существом примитивным, чудным, вдоволь распущенным. Узумаки занимал место ровно такое же, как прохожие на улице; одноразово всплывающее лицо — ни больше, ни меньше. Оттого Саске и не составлял конкретной картины человека у себя в голове, а теперь остался осадок.

***

      Вечер наступил приблизительно в три часа ночи, когда половина работ с горем пополам была готова и стало возможным закрыть долги хотя бы по одному предмету. Перекуривая так часто, что голова начинала гудеть, Учиха никак не мог справиться с нервной дрожью в руках, от чего умудрился сломать сразу две зажигалки, хрустя часто и сильно, наблюдая, как кремни вылетают из них один за другим. Далее все же пришлось по-старинке — спички. Однако и те не спешили работать как надо: то и дело мерцающие головки на деревянных ножках тухли от резких порывов ветра, залетающих из открытого окна, что Саске не имел права закрыть ни под каким предлогом, выпроваживая ни столько въедливый запах, сколько панически пугающую тишину. Чертова осень.       Холод, влага и ветер как будто очутились всюду. Создавалось мерзкое ощущение, что Провидение специально лишает возможности полноценно работать, повсеместно выбрасывая преграды под ноги хромающему. Только, невзирая на стервозный нрав людского повелителя, Учиха проявлял невиданное упорство, желая поскорее отделаться от снежного кома, который пришел в движение ещё на прошлом курсе. Сдать — и только потом уже отскребать кусочки собственной плоти, а также все, что от неё останется.       На третий день Саске не выдержал. Родная квартира на шестом этаже, которую по совместительству однажды занял старший брат, встретила привычным и густым полумраком. Итачи обнаружился быстро. Он как раз, в окружении нескольких уже знакомых мужчин, разливал по бокалам нечто прозрачное.       — Саске? — голос принадлежал Конан.       Обернувшись, тот заприметил девушку в проеме кухни. Доселе прислушивавшаяся к разговору мужчин, она несколько удивилась преждевременному приходу мальчишки, но заметила его первой, не дав подойти к постояльцам и нарушить опасное расстояние.       — Что-то случилось? — вежливость узнаваемо скользнула по ушам Саске, остужая основу плана.       Учиха замешкался, параллельно следя за группой мужчин, упоенных негромкими переговорами, как сам не заметил, что по инерции подошел к Конан ближе.       — С колористикой поможешь? Я не успеваю. Снова, — пробормотал он, уже не уверенный в нормальности этих встреч.       Конан лишь коротко кивнула, согласная, что день начинать стоит с малого.       — Идем.       Предпочтя затаиться на кухне, девушка так и слушала чужой разговор. Вечер напролет полетело время садистом не жалея замешкавшихся. Сидя как на иголках, она не упускала возможности отлучиться, когда речь становилась слишком тихой и слабо разборчивой, и все равно возвращалась, каждый раз опуская округлые умные глаза вниз, потому как следила за действием рук, пускай уж мысли отходили от темы.       Тот факт, что Яхико, пришедший в дом Итачи скромным гостем, на самом деле собирался досаждать о работе, было нетрудно распознать изначально, однако с момента их с Конан последнего разговора прошла почти неделя, и от того цель разговора вполне можно было предположить. Это девушку и пугало. Несмотря на то, что она все же взялась за работу, брату ничего не мешало подключить к ней другого человека, создавая некую эстафету: «Первому услужившему — тапки». Сама же Конан прошлась уже по десятку подходящих знакомых, но предложить довелось всего трём, и те дали твёрдый отказ. В итоге поиски приостановились, а изводящие из ума думы зациклились на ежедневной основе, твердя, что решать вопрос необходимо как можно быстрее.       — Пить что-нибудь будешь? — вспомнив о госте, спохватилась Конан.       — Нет.       Когда-то она наблюдала за этим пареньком с забавой. С виду Учиха казался немногословным, стальным, будто образ навеян ребяческим пафосом, однако со временем девушка видела в его темных глазах все больше пустоты. Вкупе с постоянным вопросом: «В чем смысл?», в один момент Саске вдруг предстал перед ней человеком, в чьей жизни недостаточно света. Обманчивое представление. Может, окружающие их люди и видели в Учихе стандарты девиантного мятежа, Конан все за одно брала, рассматривала монетку с обеих сторон, едва не впервые в жизни, не видя разницы между этими сторонами.       Родители парней не смогли дать детям то, что крайне было им нужно, и принимать плоды ранних посевов оказалось для них занятием неприятным. Этого девушка никогда не могла понять. Каким образом, будучи чьей-то матерью, Микото возжелала безмерных полей власти и узурпировала всю семью, где посеяла ненависть между детьми и родителями? Как их отец мог только потворствовать диктаторскому режиму супруги, хладнокровно смотря на страдания собственных сыновей? Конан не знала, что хуже: иметь такую семью или не иметь ее вовсе. Впрочем, самой сравнивать ей было не с чем, посему и приходилось молчать, не разглагольствуя о том, что в истинном стечении морали она об этом систематически думала.       — Ладно… Что ещё у тебя осталось? Тащи сюда, — устало отмахнулась от причудливых мыслей девушка, уходя за необходимым.       Этим вечером Конан не была настроена на длительную работу. В последнее время жизнь начала ее сильно выматывать. От того с каждым днём улыбаться от сердца становилось труднее, а верить в людей небезопаснее. Во многом сказывался и настрой. Настрой думать больше, чем следует, о том, где лишние глаза не нужны. Однако, занявшись делом, девушка готова была Саске поблагодарить. Вторя его просьбе, ей с переменным успехом удавалось вылезать из собственных джунглей, где каждая лиана испещряла угрызением совести и страхом оказаться в яме.       Иногда она на мгновение отрывалась от равномерно растекающейся по листу краски и осторожно поглядывала наверх, смотря на Учиху. Тот ведь почти как Итачи, разве что ещё не сломали порядком потусторонней жизни. И все же есть в нем уже что-то тёмное, гораздо темнее, чем в старшем брате. Что-то, что заставляет его бледную кожу поглощать свет. Что-то крайне глубоко, спрятанное внутри глаз. Душа.       Конан не всегда отвергала эту мысль, хотя и знала, что не может душа человека быть настолько тёмной. Саске оказался в зазеркалье, научился в нем ползать, жить и летать, но именно душа помогала ему находить дорогу. Светить там, внутри полого, ничего. Там, где не было ни атома, кроме его собственных образов. Не любила девушка эмоции, что возникали при подобных размышлениях. Стоило только остаться с Саске наедине, как те раскрывали поганые рты, норовя откусить посъестней. Словно судьба этого мальчика — быть тем, кто освещает дорогу во тьме, но самому оставаться слепым. Несправедливо. Чернота внутри Саске кривила, а вместе с тем он был благородней многих. Конан видела в нем две беды: необдуманное существование и тотальное недоверие; компенсировала это одним лишь умением любить. И вряд ли сам Учиха признается, что ему не чуждо это понятие, вряд ли осмелится назвать имена тех, кого бережно охранял своим сердцем. Современное общество ведь знать не знает, что оно значит. Не верить никому, значит — верить только себе.       — В твоей фирме сейчас есть вакансии? — внезапно раздался вполне заинтересованный голос.       От неожиданности Конан вздрогнула, и линия немного смазалась, тогда как Саске спокойно сидел за столом.       — Есть, но без образования взять не могу.       Учиха надолго задумался, рассудил, нужно ли ему это так сильно, что стоило бы обратить внимание на внутренний порядок и устои, живущей своей собственной историей организации, и понял, что необходимо. Сейчас неизвестно, с какой высоты, возможно, придётся упасть, и все же он знал, что готов на любые условия, едва те вытащат его со дна холодной траншеи.       — Неофициально? — предложил альтернативу Саске, однако Конан лишь покачала головой.       — Не могу. Ты же знаешь, все должно быть чисто и прозрачно. У меня и персонала всего два десятка.       — Ясно.       Больше Учиха ничего не говорил. Его задумчивость резанула по Конан новым хлыстом, оставив в памяти горящее пятно несмываемой краски. Лишь ближе к ночи тот согласился выпить по двести грамм виски на удачную сдачу оставшихся долгов, ведь девушка не напрягала, ее природное хладнокровие и верность каждого действия вселяли уверенность, подбивали духом наставничества, которым поневоле все время тянуло на Саске. Учиха знал немало людей, хотя и больше наблюдал за ними из тени, черпая опыт, перенимая привычки, да не умели те быть такими. Как Конан никто не держал лицо. И Саске уважал брата ещё больше. Разумеется, за верный и удачный выбор.       — Посидишь с нами? — ласково пригласил Итачи, стоило брату скрыться за дверью прихожей, а Конан вернуться в квартиру.       Девушка улыбнулась, спешно качнув головой. Замок за Саске она повернула, а перекрыть потоки нейронов не удалось. Итачи об этом не знал, но ответ принял.       Конан ещё долго сидела на кухне. На том же месте, где из-под опущенных век всего пару часов назад наблюдала за едва подрагивающими пальцами одного из самых интересных людей, каких когда-либо видела. Говорливость Яхико вдруг стала так параллельна, что все внимание переключилось во внутрь, с тех пор не интересуясь минутной слабостью и личными передрягами сидящих за стеной разбойников. Ничего личного.       Саске стал для неё одним из близких и дорогих людей совершенно случайно. Оно и людей то таких было немного. Брат, с которым пережили трудное детство. Итачи, попавший в их мир, стал, наверное, самым близким. И… Саске. Стоит ли перечислять все те мелочи, которыми мальчишка задел ее? Не заметив того, Конан прикипела к нему, по-настоящему крепко перевязав судьбу у самого корня. И в тот же вечер она поняла, о чем говорил Яхико. Вспомнила досконально изученные слова, повторяя их мысленно, на периферии сознания. Ведь вот он. Тот самый человек с чистым прошлым, которому могла довериться сама. Она и не знала, почему компас отчаянно указывал на него. Никогда ведь ни о чем не просила Саске, ни единого раза, но что-то внутри неё всецело доверяло Учихе, словно прошли вмесите и огонь, и воду.       Мысль, пришедшая в уже совсем нетрезвую голову, ее поразила. Из Саске вышел бы прекрасный курьер. Молчаливый, умеющий за себя постоять, близкий, отчаянный, справедливый. Таких немного, хоть целый свет обойди, аналогичного не сыщешь. Тогда же Конан с улыбкой поскребла грань бокала ногтем и поняла, как далеко заглянула в потемки. Нельзя допустить, чтобы парень загадил свою творческую натуру и, вероятно, благоприятную в будущем рассвете жизнь такой ерундой. Многие попадают в это болото, думая, что станут выше или заработают хорошие деньги. Попадают, веря, что слишком умны, чтобы быть пойманными, зная, к какому примеру готовы стремиться. Да, все слишком примитивно. Никто ведь не смотрит в лицо реальности, на других людей. Тех, кто был вынужден попасть в этот бизнес, или тех, кто упал под раздачей войны, залез в долги и увяз на грязных деньгах, оковами прикованный к рабству. Конан с трудом представляла Учиху на месте этих несчастных и точно понимала, что слишком пьяна. А потому ей все ещё нужно было найти кого-то другого.

***

      День тянулся долго и беспощадно уныло. Все, что окружало на улице, это — грязь, вода, холод и снова грязь, грязь, грязь… Никакого разнообразия за последние несколько недель. Разве что дожди стали идти немногим чаще, как бы намекая о неизбежном приближении ноября.       Наруто, словно в детстве, шлепал по лужам, совсем не переживая за чистоту и сохранность обуви. Прогулок на свежем воздухе когда-то он сторонился, не находя в себе сил, а в последнее время тех стало заметно больше. Жизнь его неустанно менялась, крошась на соленые ломтики с пресным запахом, ведь прежде Узумаки коротал вечера в компании или с девушкой, теперь же возвращаться вдруг стало некуда, да и желания как такового уже не присутствовало. И дело, наверное, вовсе не в неудачном дне рождения, не в алкоголе и глупостях, творящихся тут и там, что засели в печенках и больше не удивляли. В другом дело. Надоело. А к Сакуре чувства неприемлемо быстро перегорели, да так и решилось в мозгу, что к черту иллюзии, к черту заядлое веселье, в настоящем утратившее суть самого названия, и девушек туда же — к черту. Уроженицы блуда любви не достойны. Иная же для него не нашлась.       Наруто часто думал о том, чего от жизни он хочет. Одни люди хотят быть богатыми, другие — любить и быть любимыми. Кто-то говорит, что вообще ничего не хочет, хотя на деле эти существа просто не могут разобраться в своих желаниях. А что же у Наруто? Себе он всегда говорил, что методы не важны. Нужно просто быть всецело счастливым. И все же для того, чтобы являться им, необходимо что-то иметь. Материальное или духовное — не важно. Человек, не имеющий ничего, не существует. Поэтому у каждого, как минимум, есть он сам, его личность, тело, пускай и душа. А если посмотреть ещё чуть дальше, можно увидеть перед собой целый мир. Задача лишь в том, как научиться им наслаждаться.       Опыт мазал по старым порезам, но не лечил. На первом курсе Узумаки заинтересовался философией Шпенглера. Тот говорил: «Средство для познания мертвых форм — закон. Средство для понимания живых форм — аналогия». Тогда Наруто воспринял эти слова как вызов. И многие из его проб и ошибок прошли через эту цитату. Но счастья Узумаки не почувствовал. Скорее наоборот. Познавая мир мёртвых форм, он расширял свой кругозор. А познавая мир живых форм — истину. И она, как известно, далеко не всегда приносит облегчение. Пускай уж Наруто дал этим словам значение отличное от мысли автора, они до сих пор помогали ему двигаться дальше. Толкали вперед до тех пор, пока не возник странный вопрос. Зачем? Чтобы убедиться, что в мире нет ничего, способного сделать его счастливым.       Вечер наступил холодный, и, наверное, стоило поскорей направляться домой, однако Узумаки не тянуло возвращаться в их небольшую квартирку. Это место наводило на него скуку и вынуждало обращаться к воспоминаниям. Перед глазами непременный образ матери, что нагулялась и вернулась домой, будучи в стельку; скромные алименты отца, которые Кушина предпочитала делить на три части и лишь одну отдавала сыну; бесконечная череда работы над собой и учебой, и в лучшем случае, раз в месяц спокойная ночь под каким-нибудь веществом. Стоило завязывать с пагубным образом жизни, чтобы попытаться, наконец, накопить денег с зарплаты на новый ноутбук. Можно было заняться и фрилансом, все равно свободного времени, как оказалось, хоть отбавляй, да руки не доходили.       — Извини, сынок… — потянувшая за рукав пожилая женщина заставила Наруто обернуться. — На молочко мне не добавишь?       Узумаки порылся в карманах. Но, как назло, в них не оказалось даже соринки. Карту и телефон, он помнил, как забыл дома, да и какая бабке разница, все равно не поймёт.       — Нет, простите.       Еще перед тем, как развернуться и уйти, Наруто уже понял, что будет чувствовать себя виноватым. Вроде бы ничего не совершил и никого не обманул, но внутри уже поселилось мерзкое щекочущее чувство, и теперь оно будет грызть и грызть, до тех пор, пока Узумаки не примет реальность. А реальность проста и кроется в том, что старания его бесполезны. Близких нет, посторонним он и вовсе не нужен. От чего же тогда порой хочется этого необъяснимого общества? От натуры зависимой. Привычка.       Женщина лишь покачала головой и что-то пробурчала о несостоятельности, хотя это тут отнюдь не при чем. Наруто не стал вдаваться в подробности, обойдясь уже услышанным.       Вдоль по проспекту прошёл быстро, весь путь свой думая о том, как было бы неплохо встретить кого-то знакомого, вот только никого Узумаки не встретил. Наверное, кто-то сверху распорядился приказом — не давать человеку права на радость, ведь как иначе объяснить тот факт, что, имея свободные часы, он не понимает, чем их занять; имея компанию, сам от нее открещивается; видя перед глазами целый мир, он не находит себе и малого места. Ощущение, будто за Наруто уже решили, выдумали нелепый сценарий, по которому хочешь — не хочешь, но будешь играть. А он никогда не верил, все повторяя, что, если и впрямь существует Большая Идея или Создатель, или Бог, ему уж точно не до сюжета маленькой пресной игры. Она ему только снится. Пускай выбирает кого-то особенного.       Узумаки шёл долго. Минуя районы, он уже не вёл счет времени, зная лишь то, что сейчас вечереет. Приятно так на вид вечереет, будто на улице потеплело, и солнце просветило массивные облака, но само почему-то не показалось. Совсем не заметив маршрута передвижений, Наруто оказался неподалеку от места, где праздновался его день рождения, и непрошенные мысли мигом закрались в голову, голося на мажорный лад.       Побег с торжества разума.       Он усмехнулся, машинально смахивая волосы назад, и тотчас пошёл дальше. Если зацикливаться на этих мелочах, можно так и остаться в маленькой выгребной норе, однако человек должен уметь отпускать. И перед глазами внезапно появился человек, который отпускать уже научился. Кушина сидела на бордюре, недалеко от проезжей части. Вытянув ноги перед собой, женщина с глупым видом смотрела вперед и натирала колени.       Узумаки застыдился себя, вдруг обернувшись на зов плаксивой погоды, что замахала ветками, срывая с них последние мундиры. Матери повезло, что та решила отдохнуть в малолюдном месте, иначе, ее давно бы принудительно погрузили и отвезли в участок или в больницу. По каким обстоятельствам так и не произошло, Наруто совершенно не ведал. Он остановился напротив женщины, осматривая на наличие внешних повреждений, попытался определить, как долго спиртное нечто будет отпускать контроль над ее телом, но та продолжала смотреть сквозь него, словно и не замечая. Тяжело вздохнув, Узумаки подошёл к ней ближе и наклонился.       — Пойдём домой, мам, — он постарался придать голосу ласковых оттенков, а вышло совсем второпях. — Все ведь нормально? Пойдём.       Вот только в Кушине сию минутно пробудилась злая агрессия, и женщина вяло зацарапала чужие руки в попытках отстраниться.       — Иди отсюда, извращенец! Ты знаешь… Что я… Да я!.. — дальше разобрать было невозможно, мать продолжала что-то беспокойно мычать. От неё ужасно несло перегаром, и Наруто против воли морщился, как только благовоние резко ударяло в неподготовленный к предстоящему нос. Странно, ведь уже много лет назад мать пропиталась этим амбре, но привыкнуть Узумаки так и не смог.       — Мам, ты пьяна. Пойдём домой. Я помогу тебе…       — Себе помоги, фетишист хренов! Да что ты привязался?!       Некоторые прохожие косились в их сторону, тогда как Наруто уже собирался попросить кого-то из них помочь поднять буйную женщину. К несчастью, стоило только взглянуть в их забитые отвращением глаза, как люди спешили уйти. Однажды ведь кому-то действительно понадобится неотложная помощь, а эти пройдут мимо. Считают себя выше, чертовы параноики.       У площадки сидели бабки, что-то бурча друг другу под нос. Смотрели женщины косо, неприязненно, явно слыша только повышенный тон Кушины, и, зная о привычках такого контингента, Узумаки даже не сомневался, что те перемывают их с матерью кости. Для полной картины не хватало только у виска покрутить, но куда больше хотелось исчезнуть.       — Мам, это я. Наруто, — устало выдохнул он, по-прежнему надеясь достучаться. — Пойдём домой, пожалуйста.       — Люди! Помогите! — не выдержав, заорала Кушина, стоило сыну только попытаться ее поднять. — Насилуют! Помогите!       Неизвестно откуда, перед лицом возникли высокие тени. На вопли тут же прибежало несколько мужчин, и выскочили они быстро, буквально из окружающего пространства, оставляя позади загалдевших старух. Где благодетели были раньше, казалось тайной мирового масштаба. Наруто приподнял голову, с тоской смотря на одного из них, и только тогда понял, что мужики безоговорочно поверили в бред, что кричала женщина, сидящая на неровном бордюре. Заплывшие глаза дворовых миротворцев как никогда ярко пылали жаждой справедливости.       — Эй! А ну отойди от нее! — подскочил один из бедолаг, толкая Узумаки в сторону. Стоило только вернуться в вертикальное положение, как перед носом возникло еще двое.       — Нравится девушек лапать, да? — усмехнулся другой, на деле взирая тупо и злобно, будто в кривой голове его не осталось ни части заводских комплектующих, а после, без смысла и предупреждений, с размаху прописал Наруто в нос.       Тот словно обожгло огнём. Была ли тому виной небольшая сережка, или же сам удар оказался удивительно точным — Узумаки не продумал. Сейчас не было дела до тонких подробностей. Пришлось лишь наскоро стереть выступившую кровь рукавом.       — Вы не поняли, это моя мать. Я ее до дома хочу… — спокойно начал он, как миротворцы перебили.       — Точно не папа? — повторил мужик, оборачиваясь ко второму. Смех зазвучал мерзкий, подмораживающий дух. — Мне срать, в каких вы отношениях. Хоть жена твоя. Насиловать будешь дома, а может, и не будешь. Мозги то вправим.       — Да не собираюсь я никого насиловать! Отвалите и пиздуйте, куда шли! — в ответ не удержался Узумаки и тут же получил за грубые слова.       Удар приземлился в солнечное сплетение. Резко выдохнув, Наруто отошёл назад, рвано хватая губами воздух, но к двум другим подоспела и третья сволочь. Неприятели окружили. Словно голодная стая, они без пробы бросались прыжком и, как заведенные, добивались обилия густой крови. Не своей.       Пропустив несколько размашистых ударов по рёбрам, Узумаки ответил самому быстрому из мужиков ногой в бок, в то время как другой заехал ему по нетронутой скуле большим перстнем. Уже не понятно, кому Наруто выбил нос, расслабившись на мгновение от радующего ухо хруста, вот только зря, ибо после него немедленно завертелась таинственная потасовка. Ситуация не предвещала ничего хорошего. Узумаки уже понял, что глупо рассчитывать на неиссякаемость энергии и сил, так что выстоять одному против трёх здоровых и окончательно взбешенных неадекватов ему уж вряд ли удастся. В следующий момент один из них ухватил под локти сзади, сильно выворачивая руки, и тем самым все-таки задержал Наруто на одном месте. Попытки вырваться не принесли никакого результата. Другой же приблизился, запрокидывая чужую голову назад, небрежно ухватившись за светлые волосы.       — Молись, чтоб до дома дополз, уебок, — прохрипел мужик, брызжа слюной.       Удар пришёлся в живот. Узумаки согнулся бы пополам, не будь сзади хвата, настолько остро и ярко боль пронеслась сквозь зажатые органы. Пришлось лишь досадно застонать, пытаясь отдышаться от резкой судороги. Наруто понимал — драка безнадежно проиграна.       Видя только один выход, он с горем пополам поднабрал сил и точно ударил впереди стоящего ногой в пах, а затем и в колено удерживающего в захвате мужика позади. Кое-как ему удалось вырваться и на этот раз оставалось только бежать.       Переставляя ноги так быстро, как это позволяло болящее тело, Узумаки вылетел за пределы улицы и побежал вдоль чужих дворов. То ли один, то ли двое продолжали нестись за ним следом, но в какой-то момент грубые голоса их затихли, убитые слабой формой, а Наруто хода не сбавил. Он не планировал оборачиваться, считая лучшим вариантом оказаться как можно дальше отсюда в короткие сроки.       Через добрые пару минут силы все-таки кончились и дыхание окончательно сорвалось. Пульс стучал в ушах, не давая заметить дрожь во всем теле, на языке вкус остывшей крови отдавал безумством, и Узумаки остановился, несмело оглядываясь по сторонам. Оказавшись в частном секторе, он забежал в первый попавшийся двор и, обогнув дом с одной из сторон, сполз по стене вниз, прижимаясь вспотевшей спиной к неброскому фасаду. Перед глазами засверкали яркие пятна, и нос вскоре дал о себе знать. Ноюще свербящее чувство заставило прикоснуться к опухшей коже, кровь, стекая по подбородку, капала на колени, и Узумаки всеми силами старался от неё избавиться, судорожно растирая рукой, однако не мог. Всюду ныло. Наверняка завтра на нем расцветут здоровенные гематомы, и теперь оставалось надеяться только на отсутствие переломов. В противном случае, вместо работы ему придётся посетить обветшалый травмпункт, где сделают вид, что помогут, но запросто разнесут в пух и прах последнюю гордость.       — Что ты тут забыл? — услышав рядом с собой голос, Наруто вздрогнул и поспешно поднял голову.       Свесившись из окна второго этажа, на него взирал парень. Бесстрастный взгляд чёрных глаз, казалось, готов был прожечь в Узумаки дыру, а снисходительный изгиб губ, так и просящий высказать что-то в ответ, вызвал сплошную неприязнь.       — Оглох? — вновь заговорил Саске.       После долгого и нудного дня, в который разве что удалось немного поспать и посидеть в сети, Учиха никак не ожидал принять кого-то в гости. Судьба удивляет.       — Боже, ещё тебя не хватало. Дай мне пять минут, и я уйду, — кое-как отозвался Наруто, нервозно зыркая по сторонам.       Угораздило же присесть здесь, где почему-то не было ни калитки, ни забора. Одни столбы торчали из земли, облаянные годами несносных погодных условий.       — Ты что, с собакой подрался?       — Не твое дело! — огрызнулся Узумаки, не вынося мерцающей боли.       По-хорошему, Саске стоило ещё добавить этому хаму, безрассудно залезшему на чужой участок, но Учиха только усмехнулся. То ли день выдался настолько непродуктивным, то ли что-то зацепило его в этой наглости. Перекинув ноги через оконную раму, Саске вылез на крышу летней веранды и осторожно опустился на ее край.       — Куришь?       Наруто недоверчиво покосился на Учиху, но голову тут же прострелило резкой болью, и Узумаки вернул ее в прежнее положение.       — Да.       — Бери, — шлёпнувшись о плотную ткань, на колени упала сигарета, а вслед за ней зажигалка.       Саске не считал нужным задавать ещё какие-то вопросы по поводу внешнего вида внезапного визитёра и лишь наблюдал, как чужие окровавленные пальцы, подрагивая, преподносят сигарету к губам. Наверное, стоило предложить ему хотя бы влажные салфетки, только возвращаться за ними в комнату Учиха не собирался. В конце концов, разве это его проблемы? Тогда какой прок помогать постороннему человеку, который и о помощи то не просит?       — Так ты тут живёшь? — не зная, как развеять напрягающую тишину, Наруто заговорил первым.       — Гений.       Узумаки не понял, от чего так злобно взглянул в сторону собеседника, сдавливая фильтр зубами до скрипа. Не задался разговор. Наверное, стоило предпринять еще одну попытку, но этот Учиха всем своим видом отбивал желание продолжать.       — Мы вроде бы в параллельных группах с тобой, — невзначай заметил Узумаки, вновь поддавшись усталости, что делала его немного спокойнее.       — Вроде бы.       Неразговорчивость Саске и короткость его ответов напрягали не меньше молчания. И все же Наруто считал, что лучше убивать время хоть за каким-то разговором, чем просто сидеть в тишине, напрягая друг друга своим присутствием.       — Похоже, у тебя выдался не лучший день.       — У тебя, смотрю, тоже, — как попугай повторял Саске, скорее всего, издеваясь.       — Да… Получил приятный сюрприз.       — И какой же урок ты усвоил?       Учиха что-то почувствовал. Разговор доселе вызывал только ряд смешенных впечатлений. Обычно он восполнял потребность в обществе, приходя к Итачи. А сейчас вдруг подвернулся этот.       — Не стоит никому помогать. Себе дороже, — мрачно пробурчал Узумаки.       И Саске задумался. Странные вещи говорит Наруто, но вещи эти моментально находят отклик внутри. Видимо, верно подметил, что Узумаки не идиот.       — Тебе домой надо. Это обработать стоит, — едва заметным движением он указал на область, где полной персоной сидел Узумаки.       — И без тебя знаю, можешь не прогонять, — на случайного гостя вновь напустилась порча, и оттого Наруто злился. На мать. И на Учиху. И на себя. Получил за благое дело, теперь и гоним отовсюду.       — Я не прогоняю. Сиди.       — Вижу. Можешь валить обратно. Через пару минут уйду.       Саске ничего не ответил. Лишь свесил ноги с невысокой крыши и спокойно продолжил смотреть на неуклюжие потуги подняться. В глаза бросились темные полосы на щеках. Будто кошачьи усы линии расходились друг от друга, по три на каждую сторону. Раньше Учиха не замечал. То ли не обращал внимания, то ли Узумаки сделал их совершенно недавно. Наверное, ими оказалась татуировка, ведь на шрамирование похоже слабо. Хотя и исключения из правил всюду бывают. В любом случае Саске считал, что выглядит оно глупо.       А Наруто, заметив на себе изучающий взгляд, непроизвольно сжался. Не любил он испытывать сомнительного рода внимание. Не нравилось, когда косились, видя во внешности что-то, чего боялись или не хотели понимать. Тело же лишь оболочка, свойственная меняться, болеть и носить в себе любой недуг. Тем не менее люди видят в ней отражение.       — Чего? — Узумаки выглянул исподлобья.       — За что получил? — спустя пару минут увлеченно поинтересовался Учиха. Думал он долго и думал совсем не о том.       Наблюдать, как Узумаки бессмысленно смотрит в точку перед собой, было неинтересно. Раз уж пожаловал на царский двор, так пускай приносит этим хоть какую-то пользу.       — Не твое дело.       — Ты мне за сигарету и гостеприимство должен, — напомнил Саске.       — Да отвали ты!       — Рассказывай.       — Что? Что тебе рассказывать?       Курить хотелось неимоверно, а вкупе с дурацкими вопросами злости становилось все больше.       — Ещё покурить дам, — словно прочитав мысли, Учиха избрал путь манипуляции. На колени же вновь упала сигарета.       От беспомощности и раздражения, Наруто взял зажигалку и чиркнул ей пару раз. Не хотелось, конечно, вестись, да кто спрашивал.       — Женщине помогал, — о том, что пьяная грымза на самом деле была его матерью, решил не договаривать. — Она бухая была и орать начала, что ее насилуют. Ну и на вопли трое мужиков прибежало. А они, сам знаешь, слушать «насильника» не станут, — с презрением рассказал Узумаки, в конце таки неловко показывая кавычки.       — Херово тебе, — спустя долгую паузу отозвался Саске. — У алкашей свои законы, будешь знать.       Наруто хотел было заткнуть Учиху. Знал он все это, вот только мимо пройти не смог, родной человек все-таки, да возразить не смог, ведь, как ни крути, а Саске прав.       — С тобой когда-то случалось подобное? — тихо спросил Узумаки.       — Нет, — ответили честно.       Говорить о том, что он вообще людей старается избегать, смысла как такового Учиха не видел.       — Ты тут с родителями живёшь, да?       — Вроде того.       — Я тоже. С матерью. — Саске отвечать не стал, совсем не понимая, зачем ему чужая информация. И все же он был не прочь послушать, дав право Узумаки трепаться в одного. — Меня, кстати, Наруто зовут.       — Я знаю.       Этот факт Узумаки немногим удивил. Правда, вида он предпочёл не подавать. Все же учатся вместе, мало ли откуда знает.       — А тебя? Как же там… Сен… Сан…       — Саске.       — Точно, — коротко улыбнулся Узумаки, не придавая значения тому, как явно за эту пару минут угомонилось на его душе. — Ты не хочешь?..       — Нет, — резко оборвал Учиха.       Наруто показалось, что тот специально его раздражает. Словно для него это какая-то игра. Иначе как ещё объяснить столь двойственное неуважение? На самом деле, он всего-то пытался предложить встретиться когда-то на учебе. Но раз уж на любую попытку реагируют так…       — Ладно. Тогда я пойду, наверное.       — Иди.       Наруто отлип от стены и снова задрал голову вверх. Учиха как ни в чем не бывало взирал на него своими темными глазами, а на лице не было и тени улыбки. Странно. Пока они разговаривали, Узумаки не смотрел на Саске, но почему-то был уверен, что тот более эмоционален.       — Вот так просто?       — Любишь сложности?       Фыркнув, Наруто резко поднялся на ноги, отчего голова сразу же закружилась, а вместо желтой травы вновь заплясали белесые круги. Однако Узумаки уверенно пошёл прочь, невзирая на сложности.       В свою очередь Учиха продолжил сидеть на том же месте и наблюдать за медленно удаляющейся фигурой парня, развеявшего тайну значения неожиданных поворотов. Он честно признавался себе в том, что ничего другого не ждал, поскольку всякий нормальный человек уходит, если его прогоняют. Вот только ему вдруг тягуче захотелось, чтобы этот без хвастовства остался ещё ненадолго. Своим присутствием Узумаки развеивал фантомное ощущение скуки. А теперь придётся вновь искать, чем заняться.       Почти пропавшая из поля зрения фигура замыливалась в глазах. Саске без особого интереса провожал ее взглядом, следя за тем, как пятно удалялось все дальше, становясь почти неразличимым на фоне местных пейзажей, пока вдруг резко не остановилось.       Развернувшись, Наруто зашагал в обратном направлении. Спешил, едва не путаясь в непослушных ногах, и эта картина заставила улыбнуться.       — Нет, Саске. Можешь валить, а я ещё тут посижу, — с ходу выпалил парень, едва вернулся на прежнее место. Вызывающий и покрасневший.       — Почему у меня под окном?       — Не знаю. Атмосфера тут радует. Пока сидел, нос почти не болел.       Наруто показался до того забавным, что, сам не зная, зачем, Учиха поднялся и через окно перелез обратно в комнату. Узумаки не понял, что не понравилось Учихе на этот раз, но предпочёл никак не реагировать. В конце концов, кто он ему, чтобы унижаться?       Спустя порядка минуты Саске все же вернулся и снова зашуршал на крыше. Не в силах двигаться, Наруто навострил слух, будто мазохист, желая услышать недовольные вздохи или презренное цоканье, однако Учиха затих, отчего слышался только шелест облезлых деревьев, и тогда Узумаки не выдержал.       — Ну что ещё?       С неизвестным подтекстом посмотрев на него сверху вниз, Учиха бросил на колени Наруто пачку влажных салфеток.       — Вытрись. Придурок.