Redemptio

      4 апреля Фёдор твёрдо решил поехать в Миграционную Службу и выяснить информацию о всех приезжих иностранцах, преимущественно с Японии, с именами на «О» и «С». Безусловно, он не возлагал больших надежд на то, что преступник проехал на территорию под настоящим именем, или что он оставил свои настоящие инициалы, но пока это единственное, что могло дать ему хоть какую-то зацепку. Более того, если буквы, которые оставил убийца, были действительно его инициалами, то он хотел, чтобы на его данные вышли и делал это намеренно.       В Службе работал друг Николая, поэтому он отправился вместе с Фёдором, жаждая узнать больше о деле, к которому тоже имел отношение. Ещё стоит уточнить, что следующее дело, которое «подарил» Достоевскому Дазай, дали именно Гоголю. Вернее сказать, официально его дали ему, а по факту, оба случая будут рассматриваться больше Фёдором, со значительной помощью Коли, конечно.       Сейчас как раз случай, когда его связи очень даже пригодились. Гоголь уговорил своего друга вызвать такси, а не плестись пешком невесть куда, так что вот они сидят на заднем сидении машины, обсуждая гипотезы Достоевского и дорабатывая некоторые детали.       – Думаю, тебе стоит обратить особое внимание на граждан, чьё имя начинается на «С», а фамилия на «О», – перед тем как сказать эти слова Николай молчал около минуты, что было вообще не характерным для него.       – Да, я слышал о японской традиции сначала указывать фамилию, а затем имя. Кстати, почему ты решил, что инициалы расшифровываются именно как «О. Са.»?       Действительно, было ещё минимум три варианта, но к тому моменту как Достоевский твёрдо решил проверить предположение с инициалами, Гоголь отмёл все другие идеи, остановившись на той.       – Наверное, это была самая нелогичная из всех возможных вариаций, и я решил, что почему бы нет? Нужно искать нерациональные пути решения проблем. И вообще, просто доверься моей чуйке. Когда она нас подводила?       Фёдор тяжело вздохнул; он был параноиком, в какой-то степени, и абсолютно все его мысли имели неопровержимое подтверждение, а планы были построены с точностью действий до последнего движения, до последней секунды. Гоголь напротив обладал больше интуитивными качествами, чем логикой. Он действовал по ситуации, часто следовал исключительно своим гипотезам и доверялся чутью. Вместе они составляли блестящий дуэт.       – Я всё равно считаю, что проверить стоит и оставшиеся идеи. Что, если твоя окажется неверной? – Фёдор перевёл наигранно недоверчивый взгляд на своего товарища, зная, что в любом случае его слова окажутся правдой.       – У нас не так много времени, чтобы тратить его впустую на тысячу проверок.       – Но мы тем более потратим его зря, если будем идти по ложному следу.       – Ты же сам знаешь, мой след ложным не бывает.       Да, Достоевский это знал, и его это раздражало в какой-то мере. Порой ему казалось, что Гоголь просто создан для этой работы из-за своей интуиции, в то время как самому ему приходилось всегда искать веские доказательства и аргументы. Фёдор прекрасно справлялся с этим, и ему самому было спокойнее и надёжнее, когда за спиной была стена неопровержимых тезисов и фактов. Но само осознание, что его сосед практически угадывает многие пазлы к решению дел, пока он строит целые логические цепочки, порой раздражало. И всё же, вместе они прекрасно сочетали свои умения, доводя любое дело до конца.       Такси подвезло их прямо к зданию Миграционной Службы. Достоевский был здесь впервые, поэтому ведущим был Гоголь. Они зашли в нужный кабинет, ожидая его старого знакомого – настоящего имени Фёдор не спрашивал, но Николай звал его Сигмой.       Он зашёл в кабинет спустя пару минут, будто не ожидая увидеть детективов так рано. Это был высокий мужчина с платиновыми длинными волосами, собранными в низкий хвост, мягкими чертами лица и добродушным взглядом. Но Достоевскому этот взгляд показался скорее уставшим, чем просто спокойным. Неудивительно, с такой-то работой.       – Здравствуйте, товарищи. Вы раньше назначенного. Прошу прощения за ожидание.       – Здравствуй, дорогой Сигма! Сколько лет, сколько зим! Прошу, это мой сосед и по совместительству протеже – Фёдор Достоевский. Прийти сюда было его идеей, так что, думаю, стоит благодарить его за организацию нашей встречи, – представлять людей друг другу было непрямой самопровозглашенной обязанностью Гоголя, – Это Сигма – мой старый школьный друг. Когда я жил с бабушкой, наши квартиры располагались друг напротив друга, и, следовательно, всё детство и юность мы проводили вместе.       – Рад иметь с Вами дело и выражаю благодарность за предоставленный доступ к архиву. Думаю, с Вашей помощью найти и наказать преступника будет гораздо проще, – Фёдор первым протянул ладонь для рукопожатия и остро улыбнулся; он попросту не умел по-другому.       – Взаимно. Надеюсь, наша информация предоставит Вам больше возможностей для поимки виновного.       После короткого приветствия, Гоголь вновь встрял в разговор:       – Сигма, останься, выпей с нами чайку, расскажи новости, и мы тебе поведаем чего-то.       – Я бы с удовольствием, но времени не хватает совсем. Я обещаю, мы обязательно как-то выберемся на кружку чая, – парень слегка замялся, чувствуя вину.       Оба прекрасно знали, что с графиком Сигмы это пустые слова, и соберутся они ещё очень не скоро, но решили не зацикливаться и перейти ближе к сути. Достоевский, будто прочитав эти мысли, резко свернул разговор в нужное русло.       – Прошу, Сигма, с чего нам стоит начать?       – В этой комнате хранятся все нужные Вам документы. С каждого приезжего на территорию Союза требуют паспортные данные и фото. Естественно, у нас имеется только информация о приезжих в Ленинград и область, но, полагаю, вам этого должно быть достаточно.       – Да, безусловно. Думаю, мы начнём сейчас, чтобы закончить быстрее, – Фёдор уже нашёл взглядом нужный раздел с фамилиями на «О».       С этими словами Сигма коротко кивнул и оставил детективов с архивом. Пара часов поисков увенчалась успехом. Всего удалось найти двадцать три японца, приехавших в город или область за последние полтора месяца. Сперва отсеяли женщин, потому что убийство было определённо совершено мужчиной, при том обладающим выдающимися навыками. Круг сузился, когда рассматривать решили только тех, кто приехал в одиночку. Затем отмели ещё и тех, в чьих именах не было буквы «А», ведь она тоже была в оставленной загадке.       Итак, осталось четверо потенциальных подозреваемых. Обучи Сора, Ода Сакуноскэ, Одзаки Сусаму, Окубо Сэта. Больше всего внимания привлёк второй. Он идеально подходил под сокращение «О. Са.». Но неужели всё было так просто? Зная его имя, выйти на него будет просто элементарно. К тому же, прилагается его фотография, так что объявить этого человека в розыск будет легче лёгкого, особенно учитывая, что он иностранец.       И всё же, Достоевский пересмотрел все фотопортреты японцев для подтверждения или опровержения своей гипотезы.       Обучи Сора внешне выглядел на возраст чуть старше сорока, с бородкой и усами, уже начинал лысеть; по нему не скажешь, что он способен на такое – он имел слегка испуганный и притуплённый взгляд.       Оде Сакуноскэ на вид можно было дать не меньше тридцати; легкая щетина, каштановые короткие волосы, шрам на щеке, но его глаза… Они показались Фёдору слишком знакомыми. Цвета коньяка под светом закатного солнца, острый взор, скрывающий в себе очень много. Но кроме этого он не нашёл ни одной схожей черты между ними.       Одзаку Сусаму был ещё совсем молодым, скорее всего, он приехал сюда учиться; внешность самая стандартная для японца: темные волосы и глаза, без особых примет.       Окубо Сэта – совсем старик, уже седой, с морщинистым лицом, он явно не мог оказаться убийцей.       Покончив с архивом, Гоголь и Достоевский подытожили ключевые позиции: нужно выйти на всех мужчин и допросить их в ближайшее время, в особенности стоит присмотреться к некому Оде Сакуноскэ; в случае отсутствия информации о текущем местонахождении подозреваемых поручить милиции найти их, а, при необходимости, объявить в розыск.       Фёдор поручил заняться этим Николаю, а сам поехал в морг, где ещё лежали тела жертв, чтобы узнать более подробную информацию о характере убийства и степени тяжести нанесённых увечий. Безусловно, первые данные он получил ещё в папке, которую принёс ему Гоголь вчера, но поговорить с патологоанатомом с глазу на глаз было результативнее, по мнению Достоевского.       Вот он уже пришёл к зданию; мрачному, одноэтажному кирпичному домику, вокруг которого веяло холодом, как физически, так и психологически.       Конечно, доктор Йосано давно сотрудничала с ним, поэтому предъявить ордер на осмотр тела охраннику было достаточно, чтобы Фёдор переступил порог морга без затруднений. Он попросил Акико сразу отвести его к телам и продолжать разговор непосредственно в морозильной комнате.       Очевидно, сыщик не рассчитывал увидеть что-то приятное глазу, и к расстрелянным головам, вскрытым глоткам и животам, раздробленным костям он привык давно, и в этот раз холодно осмотрел пять тел, даже не сморщившись. Они лежали здесь со 2-го апреля, и по прежнему были в неплохом состоянии, если это можно так назвать. В голове и сердце каждого из них было по одному пулевому отверстию и ещё по два в районе солнечного сплетения, оставленных, предположительно, уже хаотично. Судя по характеру ран на груди, выстрелы делали с расстояния примерно тринадцати шагов. Но след на лбу одного мужчины отличался. Кожа вокруг дыры была обожжена, поэтому можно утверждать, что стреляли в упор. Также ни один из трёх выстрелов в груди не попал в сердце, что даёт основания предполагать, что преступник разговаривал с жертвой, прежде чем добить её контрольным выстрелом в голову. Об этом так же свидетельствует след вырванных волос у линии их роста. Его удерживали силой, сильно стянув волосы при корне.       Таким образом, можно сделать представление о картине убийства. Пятеро мужчин находились в комнате без охраны. Ни у кого из них не обнаружено других повреждений тела, поэтому, предположительно, все они сидели. Преступник застал их врасплох, но сам имел чёткий план действий. Он бесспорно был опытен и делал всё уверено и быстро: точно рассчитал расположение сердца, безошибочно попал в нужные точки, не медля ни секунды. Но ему дали распоряжение не убивать одного из мафии сразу. Неизвестно, пытал ли убийца мужчину прежде, чем выстрелить в последний раз, или же он просто наслаждался муками мафиози в предсмертной агонии, пока тот не попросил прикончить его быстрее, но он определённо чем-то отличался от своих «коллег».       Стоит отметить, что убиты они были малоизвестной в Союзе моделью револьвера S&W. Ничего подобного в морг ещё не привозили, и патологоанатом вместе с милицией, которая побывала здесь ещё до прихода Достоевского, не смогли распознать пули. Но он как никак был лучшим сыщиком в городе и наверняка должен был знать больше. Действительно, Фёдор смог определить, что револьвер был американского производства, в Союзе такие можно было пересчитать на пальцах двух рук, и это свидетельствовало об уровне наёмника.       Позже Фёдор обнаружит, что четыре выстрела это почерк и закономерность, а не совпадение, но уже сейчас он решил отметить этот факт для себя, как и другие следы, которые убийца намеренно оставлял для него. Без внимания не остался окурок недёшевой сигареты, отсутствие гильз на месте преступления и циничная надпись «оса».       После небольшого диалога с Йосано для уточнения некоторых деталей Достоевский ушёл домой. С поставленными целями он справился быстрее, чем планировал, так что появилось свободное время, которое можно посвятить собранию воедино всей полученной сегодня информации.       Перед уходом ему позвонил Гоголь, сообщив, что данные местонахождения всех подозреваемых, кроме Оды Сакуноскэ удалось выяснить, и на завтра он уже назначил их допрос, ввиду того, что они были полностью уверены в своей непричастности и добровольно согласились сотрудничать с сыщиками. До конца дня Николай собирался выйти и на Оду, но события, которые произошли по возвращении Фёдора домой, перевернули всё на 180 градусов.        По старой привычке, зайдя в квартиру, он поставил вариться кофе в американской импортной турке и закурил. Глубокие тяги оставляли тяжёлый след в лёгких парня, вытесняя собой лишние волнения и ненужные мысли. Пачки папирос обычно хватало Достоевскому на три дня, но эту он купил только вчера, и к сегодняшнему вечеру от неё уже ничего не останется. Всю дорогу домой ему не давали покоя глаза Оды. Ещё позавчера, смотря в глаза Дазая, он был уверен, что других таких в мире нет, но сегодня он увидел точную их копию у другого человека. Такими глазами обладали далеко не все японцы, поэтому они и запомнились Фёдору так отчётливо и теперь не выходят из головы. Слишком много совпадений, чтобы это можно было продолжать называть именно так. Но с другой стороны, вслед за ними сразу же шли противоречия. Или он сам придумывал их, блокируя здравый рассудок и оправдывая в голове убийцу?       Турка вскипела одновременно с тем, как дотлела папироса. Фёдор сел пить кофе, параллельно записывая какие-то формальности в журнал. Мысли его были далеко от этих пометок, и будто читая их, в дверь раздался звонок. Он дописал слово и подошёл ко входу.       – Кто там?       – Осаму.