Оле-Лукойе

Ветераны космических войск протирают именные бластеры И каждый день гибнут за клочки территории Холодного бескрайнего космоса Он Юн — Космические войска

      Дополнительный смысл, не слишком, впрочем, воодушевляющий, возник сам по себе и оказался представлен заседанием кафедры, о котором Арсений успел забыть. К тому же, когда после пар он все же направился в один из компьютерных классов, то не соотнес новоприобретенные обязанности с фактом собрания, собираясь, как обычно, провести положенные полчаса вполуха слушая коллег и занимаясь своими делами.       Помимо стандартной отчетности и новостей, уточненного порядка финансирования кафедральных проектов, подготовки разнообразных научных активностей и инцидента с небольшим пожаром в лаборатории, озвучили долги за летнюю сессию и списки на отчисление, и зам по воспитательной работе с присущим ей напором поинтересовалась у Арсения, что думает Мехтиев по поводу своих хвостовок. Тот, не ожидавший к себе никаких вопросов и просматривающий материалы завтрашней лекции, встрепенулся и не вполне убедительно заверил Грановскую, строгую женщину средних лет, что в курсе проблемы и работает в этом направлении. А когда зам переключилась на другие группы, добавил в календарь заметку о том, что следует узнать номер вечно отсутствующего студента. Не могли же они всерьез рассчитывать, что он вникнет в тонкости жизнедеятельности своей группы менее чем за сутки?       В конце собрания, когда атмосфера незаметно переменилась с деловой на товарищескую и оставшиеся в классе преподаватели скомпоновались по небольшим группкам, Тихомиров подобрался к Арсению. Ухмыляясь в ему одному присущей манере — то есть как главгад какой-нибудь фэнтезийной саги за секунду до уничтожения мира, поинтересовался его успехами. А выслушав заверения, что контакт с группой налажен, обрадовал:       — Вы ведь осознали, что информация о конференции касается вас непосредственно? Нужно сагитировать как можно больше ваших ребят подготовить тезисы и сделать доклад. В идеале — половину всего состава.       Арсений, с сомнением нахмурившись, перебрал оный состав в уме. Пара человек были вообще за любой учебный движ, еще нескольких можно попробовать убедить… Что же касается большей части группы — тех устраивал средний балл 4.1, лишь бы не слететь со стипендии, а все, что кроме, пролетало мимо со свистом.       — Чем можно замотивировать?       — Дополнительными баллами по профильному предмету, — хмыкнул Тихомиров, кажется, довольный тем, что новый куратор не питает иллюзий. — Также публикация обязательна при защите диплома, и если кто-то успел определиться с темой, то может закрыть вопрос уже в этом году. Или хотя бы потренироваться.       — Я сообщу им, — кивнул Арсений, крайне неуверенный в успехе затеи.       — Только не через старосту.       — Почему? — не понял мужчина.       — Забьют, — убежденно объяснил Тихомиров. — Соберите их в ближайшие пару дней, донесите, что это нестрашно и прикольно. Что тему можно выбрать интересную, взять консультантом кого захотят, потратить времени как на обычную лабу, накидать текста на несколько страниц, пять минут доложиться — и гордиться собой. И что для них участие как для студентов бесплатное, а человеку с улицы пришлось бы отвалить полтора косаря. Аргументов на любой вкус. Можете еще сладкий приз пообещать.       — Если вы продолжите, я сам побегу подавать тезисы, — хмыкнул Арсений.       — Вот именно! — обрадовалось начальство. — Учитесь, пока вы тут, а я не в маразме. — Он осмотрелся, как всегда стремительно меняя тему. — Куда делся? Только что ведь тут был.       — Кто?       — Помогатор мой, — Тихомиров прищурился в сторону открывшейся двери, и его скуластое лицо озарилось хищной улыбкой: — Дима, забыл вам напомнить, вы ведь разошлете материалы по конференции преподавателям?       Ассистент заведующего кафедрой кивнул, как кивал вообще на все идеи своего не в меру энергичного патрона, скользнул взглядом по Арсению и, нервно поведя плечами, поторопился с занятым видом вступить в беседу с одной из преподавательниц.       Тот прищурился. Позова явно беспокоило его назначение куратором. По-другому перемены в его поведении объяснить не получалось: Арсений прекрасно запомнил, как перед первой парой в понедельник жал ему руку в вестибюле корпуса и все было как всегда. А столкнувшись с ассистентом после сегодняшней первой пары, он заработал странный взгляд исподлобья, совершенно несвойственный простому и открытому молодому человеку. Как будто тот не слишком умело скрывал какую-то провинность, к тому же испытывая угрызения совести. И девять из десяти, это было связано с Шастуном.       Последний сегодня добросовестно отсидел положенные три пары, по крайней мере, Арсений мельком видел его в восемь утра, а потом на большом перерыве. Почти ненамеренно, почти не держа в голове его расписание, просто двухметровую фигуру было легко различить в потоке студентов. Арсений не собирался становиться его нянькой, да, но был… заинтригован, получается. Эти двое явно что-то мутили.       И наверное, преподавателю, тем более куратору, стоило относиться к малопонятному движу настороженно. Но откуда взялось ощущение, что это обязательно окажется чем-то забавным? Неправильным, возможно, незаконным, но в конце концов забавным. Не потому ли Арсений заранее одобрял Шастуна, что это означало не быть на стороне его отца?       Черт, Арсению стоило быть более строгим. Умом он даже мог понять тревоги Шастуна-старшего, но не мог заставить себя разделить их. А стоило бы, потому что, если все так, как тот говорит, Антон уязвим и может нуждаться в помощи.       В помощи, а не в надсмотрщике, который, точно так же как и отец, может стать триггером, возразил Арсений сам себе. И из-за интуитивного понимания этого факта он и одобряет Антона заранее, потому что неискренность тот почувствует. Арсений — не слабохарактерный педагог, который идет на поводу. Он просто нашел способ не сделать хуже. Или способ смотреть на ситуацию, который не бьет по самолюбию? Ту самую ситуацию, где он, тридцатилетний мужик, эмоционально вовлекается в чужие семейные трудности, потому что проводит очевидные параллели между собой и своим студентом?       — Дима скинет вам сроки и требования к оформлению тезисов, — резюмировал Тихомиров, увлекаемый прочь из кабинета одной из секретарей деканата.       Очевидно, бегал от нее целый день, раз женщина, казалось, вообще никогда не покидавшая приемной и в воображении Арсения существовавшая исключительно в комплекте с широким письменным столом, погребенным под стопками документов, спустилась к ним и утащила завкафедрой буквально за руку, как нашкодившего школьника.       — Кому неодимовые магниты звонят? — вдруг подал голос Рыбаков, до этого вполголоса травящий байки молодым коллегам, развернул вибрирующий телефон, глянул на ничем не примечательный чехол и вернул его на парту. — Кто здесь сидел?       Позов отвлекся от разговора, близоруко сощурился на Рыбакова и вдруг встрепенулся.       — Точно, мой. Спасибо, — и, цапнув телефон, поспешил выйти за дверь.       — Так вот, а у меня был костюм химической защиты с противогазом, и я ночью… — как ни в чем не бывало продолжил Рыбаков, а Арсений, нахмурившись, смотрел на дверь, закрывшуюся за Позовым.       Наверное, это было какой-то особой питерской деформацией, потому что больше никого из присутствующих фраза про магниты не смутила. У Арсения же мелькнула и закрепилась в голове простая ассоциация: магниты в крошечных зип-пакетах в изоленте, прикрепленных к гаражам, трансформаторным будкам, скамейкам и трубам. Но этого ведь не может быть? Не так.       В конце концов, Позов работал на околотехнической кафедре. И покупал расходники самостоятельно? Арсений коротко выдохнул, собрал свои вещи и, попрощавшись с коллегами, вышел из класса нарочито тихо, на случай, если тихомировский «помогатор» находится в коридоре. Как ни странно, не прогадал: Позов действительно был там, раскачивался с носка на пятку около доски объявлений, прижав телефон к уху.       — Было восемь миллиметров, — услышал Арсений, прикрывая за собой дверь. — Да, но ничего страшного. — Молодой человек потянулся и разгладил психоделическое объявление о начале ноября, уголок которого загнулся из-за соседнего документа. — Адрес прежний.       Он еще пару раз утвердительно промычал, попрощался с собеседником и вздрогнул, заметив тихо приблизившегося коллегу.       — Натупили в интернет-магазине? — добродушно поинтересовался Арсений, сделав вид, будто изучает расписание.       — В прошлый раз, — подтвердил Позов, пряча телефон в карман и неловко складывая руки на груди. — А теперь по размеру пересортицы вычислили и решили сделать скидку на новый заказ, — он поморщился.       — Клиентоориентированность, — пожал плечами мужчина, не улавливая причины его недовольства.       — Могли бы обойтись сообщением. Не люблю звонки, — смущенно объяснил Позов. — И разборки. Поэтому и забил в тот раз.       — У меня есть студент, который о своем отсутствии пишет исключительно на рабочую почту. Даже не в мессенджер, — проговорил Арсений, намеренно упоминая Шастуна, чтобы посмотреть на реакцию.       Что ж, по крайней мере, тихомировский «помогатор» тут же понял, о ком речь.       — Это странно, — торопливо проговорил тот, явно чувствуя себя не в своей тарелке.       — Я уважаю его решение, — пожал плечами Арсений. — И ценю хоть такую коммуникацию, потому что вообще-то он не слишком общителен.       — Да, — скорбно кивнул Позов, как будто забыв, что изображает неосведомленность. — Есть такое.       — Может, вам есть что мне посоветовать? В конце концов, вы ближе к студентам, чем я.       Впервые за этот странный разговор Дима посмотрел прямо на Арсения. Чуть прищурился, будто оценивая, и наконец спросил:       — А оно вам надо? — И тут же сконфуженно объяснил: — Я слышал, вас назначили куратором. По опыту, слишком инициативных либо игнорируют, либо используют.       — Меня уже игнорируют, — хмыкнул Арсений.       — Интересна альтернатива?       — Как вы категоричны.       Позов помялся.       — И насколько решительно вы настроены?       Арсений не сомневался в ответе, который следовало услышать этому нервному молодому человеку.       — Абсолютно не решительно, — расслабленно проговорил он. — Мне есть чем заняться. Мой интерес можно считать данью вежливости.       Позов кивнул скорее своим мыслям, чем собеседнику.       — Думаю, студентам нужно больше самостоятельности, — сказал он с заметным облегчением.       Потом снова неловко кивнул, попятился, не выпуская коллегу из виду, и наконец скрылся в преподавательской. Взгляд снова зацепился за черно-лиловую распечатку на доске объявлений.       «Начинается ноябрь, — подумал Арсений. — Очень странный ноябрь».

***

      Позову не удалось убедить Арсения забить на Шастуна и предоставить тому чудить самостоятельно, но на сегодня пары у 635-с закончились, и разговор с затаенным облегчением пришлось отложить до завтра. Поколебавшись, он решил забить и на работу над диссертацией, сказав себе, что раздел недостаточно отлежался, чтобы браться за его редактуру. А от мысли о том, что можно двигаться дальше, к следующей части, состоящей пока только из плана и нескольких цитат из соответствующих источников, он отвлекал себя размышлениями о завтрашней лекции, после которой неплохо бы оставить 635-с и поговорить о конференции. Сочинять в меру честную и несколько более оптимистичную, чем он чувствовал на самом деле, речь было намного приятнее, чем тупить в пыльной и тихой библиотеке главного корпуса. Откровенно говоря, приятнее было вообще что угодно из того, чем он обычно забивал свои дни. Не слишком обширный список, надо сказать.       Арсений даже притормозил немного, шагая по главной аллее и оставляя на тонком слое снега темные следы. А чем он занимался последние полтора года, когда не ел, не спал и не работал? Перечитывал старую фантастику и втыкал в Нетфликс. Ходил на тренировки и готовился к парам. Временами писал работы на заказ для студентов из вузов по всей стране — ничему жизнь не учит. А кроме… А ничего кроме. И что самое неприятное — до недавнего времени его это устраивало. Лишь бы никто не трогал. Тишина вокруг и душевный вакуум, нарушаемый безопасной зарубежной драматургией ровно настолько, чтобы не перестать существовать окончательно. Чтобы не поддаться порыву полностью разорвать контакты с социумом — это было бы все-таки слишком паршиво. А отупляющая размеренность, сытый день сурка, в котором самой яркой эмоцией за день могло оказаться раздражение на пьяного соседа, — не слишком?       Арсения вдруг пробрал холод, и он поправил шарф в безуспешной попытке спрятать шею и затылок от ледяного ветра. Что он делает? В смысле, что ему делать с осознанием, что в последние годы он явно делает что-то не то?       А ведь тебе уже за тридцатку, приятель. Не так ли ощущается кризис среднего возраста?       Это предположение показалось даже забавным. Кризис или нет, а самому себе он казался скорее мальчишкой, угодившим в мрачные обстоятельства, страшную сказку без чудовищ и героев, где главный ужас заключается в беспросветной, безынтересной тягомотине, от которой никуда не деться главному герою. Который к тому же понемногу смиряется и принимает правила игры, но периодически умудряется сотворить нечто в духе безответственного школьника, тем самым добавляя себе проблем.       Взять хотя бы эти подработки с чужими курсовыми по его специальности и паре смежных. Едва ли вменяемому человеку, уважаемому преподавателю, которому вполне хватает на жизнь, придет в голову проводить свободное время подобным образом. А Арсения это забавляло. К тому же, давала о себе знать незаконченная диссертация: кто-то, прокрастинируя, листает ленту соцсетей, кто-то моет посуду, а Арсений занимался чужими лабораторными, курсовыми и дипломными, лишь бы не приступать к своей. Это занимало руки и голову, и немного сбивало с толку голос совести.       Конечно, начал он задолго до защиты кандидатской, еще на четвертом курсе, когда с подработкой в караоке пришлось завязывать. Оказалось, что можно потратить пару часов в день на типовые задания, в которые почти не требовалось вникать, и заработать как за полную ночь работы. Тогда для Арсения, с первого курса не получавшего от родителей денег, это было как никогда актуально. Потом, в аспирантуре, тоже: скудной стипендии и зарплаты за работу на кафедре едва хватало на оплату комнаты и еду. Потом с этим стало получше, не в последнюю очередь за счет студентов, которые хотели сдать его предмет, но не спешили учиться. Гордиться нечем, но обстановка в альма-матер могла подтолкнуть к этому и святого: проще было взять, чем объяснить, почему ты ставишь «неуд» и отправляешь на пересдачу. Причем объяснять приходилось не студентам, с этим бы Арсений справился, а начальству, которого беспокоила успеваемость.       Впрочем, его все равно считали несговорчивым, и если студент забивал на пары выборочно, то его предмет редко оказывался в этом перечне — проще было немного напрячься и получить тройку, чем вылавливать Арсения на сессии и вести изматывающие переговоры.       Были и те, кто забивал на учебный план от начала и до конца, и с одним из таких ребят Арсений и встрял. Он согласился допустить к экзамену второкурсника, которого не видел ни разу за семестр, при условии наличия несложной курсовой, и в целом был готов получить от студента определенную сумму и не мучить ни его, ни себя. Но узнав в предоставленном курсаче плод собственного ночного труда, заказчик которого показал себя хамом и тупицей, передумал. Пошел на принцип, гонял студента по материалу, в котором тот не просто плавал, а тонул, и в итоге обеспечил ему хвостовку.       А себе — несколько самых неприятных минут в жизни, когда этот малолетний психованный идиот, пьяный с ночи, пришел в его кабинет вершить справедливость, как он ее себе представлял, с отцовским пистолетом. Арсений тогда понял, что не хочет умирать и работать больше здесь не хочет тоже. А потому после первого выстрела, угодившего в стекло за его спиной, врезал придурку по морде и держал кровоточащим носом в пол, пока в кабинет не влетели коллеги, а потом ушел оттуда, вопросы с увольнением решая по большей части удаленно. В полицию его так и не вызвали.       Это происшествие, наверное, должно было его травмировать, но он чувствовал только бесконечную усталость от людей. Заставил себя не затягивать с поиском новой работы, чтобы не застрять в этом состоянии на долгие месяцы, попрощался с Питером, собрал вещи и уехал. Чтобы выпасть из жизни на полтора года в промышленном провинциальном городе. Литцск соответствовал его внутреннему самоощущению, и здесь был ЛАИ с его ощущением покоя и принятия. Этого было как раз достаточно, чтобы не превратиться в угрюмого и озлобленного хмыря. Возможно, Арсений даже неплохо справился. А мог бы, например, запить.       Он прошел мимо угловатого МИГ-29, возвышающегося у входа в механический корпус, автоматически кивнул паре студенток и вышел через центральную проходную на парковку.       Теоретически преподавательский пропуск давал право заезжать на автомобиле на территорию института и парковаться около корпуса, но, во-первых, этой привилегией пользовалось в основном старшее поколение преподавателей, которым банально тяжело давалась ходьба, а во-вторых, Арсений был не против ежедневных прогулок. Неоправданно большая, даже гигантская территория, огороженная белоснежным бетонным забором, казалась отдельным миром, параллельной вселенной. Летом утопающей в зелени, а сейчас — несколько зловещей из-за обилия голых деревьев, искривленные ветви которых влажно поблескивали от мороси в свете уже включившихся фонарей и вездесущих гирлянд на окнах кабинетов. В лабиринтах построенных в разное время корпусов, громадных ангаров и тщательно выкрашенных в лимонный цвет хозяйственных построек можно было заблудиться, чем Арсений и занимался в первый месяц своей работы тут, уподобляясь восторженным первокурсникам. А в соседстве величественных колоннад и пресловутых параллелепипедов из бетона с неожиданными включениями мозаичной плитки, свидетельствах опрометчиво вложенных несуществующим больше государством денег и ресурсов, упадка и преемственности, монументальности и общенационального раздолбайства, было что-то настоящее и умиротворяющее.       ЛАИ пережил войну и бомбежки, пережил распад Союза и бесконечные кризисы, выпустил тысячи студентов, некоторые из которых успели состариться… И уж наверняка у них случались более серьезные проблемы, чем те, что сейчас тяготили Арсения.       Дедок на проходной проводил его полным достоинства кивком, и Арсений подумал, что не хотел бы отсюда уезжать. Едва ли сейчас где-то ему будет лучше — для начала неплохо бы разобраться со своей головой, а уже потом перевозить ее на более подходящее место. А здесь… у него есть работа, объективно неплохая — особенно для того, кто почти десятилетие провел в гадюшнике вроде его альма-матер и знает, что бывает намного хуже.       Направляясь к своей машине, Арсений заметил на белом заборе темный прямоугольник и, не сдержав любопытства, сделал несколько шагов в ту сторону, постепенно недоверчиво хмурясь. Сначала в глаза бросилась странно знакомая цветовая гамма, потом характерный шрифт — покосившиеся белые буквы, те же, которые уведомляли посетителей его кафедры о начале ноября. На этот раз те гласили: «Профилактическая служба «Ликвидатор». Однократное обращение. Отсутствие гарантий».       Фантасмагорическое объявление с QR-кодом в нижнем правом углу было заламинировано, чтобы противостоять мороси, и не выглядело ни как афиша, ни как что-либо еще, чем могло бы оказаться. Заинтригованный, Арсений навел камеру на QR-код, рассчитывая получить ссылку и открыть ее со всеми предосторожностями на компьютере, дабы не нацеплять вирусов. Но в крошечном черно-белом квадрате был зашифрован только текст:       «Циклоп говорит: лось безмолвствует».       Арсений медленно моргнул и перечитал сюрреалистическое утверждение. Это было что-то совершенно невообразимое. Он постоял еще с минуту, потом сфотографировал объявление и наконец двинулся к машине. Открывая дверь, еще раз с подозрением оглянулся на закрепленную на заборе распечатку, будто та могла изменить свое содержание. Но нет, профилактическая служба «Ликвидатор» по-прежнему предлагала свои услуги, в чем бы те ни заключались, не сообщая никаких контактов.       По дороге домой Арсений был необычайно рассеян, все размышляя о том, кто такой этот «Циклоп».       А дома все было как обычно: двор двенадцатиэтажки встретил его внушительной ямой в самом центре и смолящими поблизости коммунальщиками. Оказавшись в своей квартире, которой синий свет ранних сумерек придавал вид нежилого помещения, и предсказуемо столкнувшись с невозможностью даже вымыть руки, не изощряясь с кружками и бутилированной водой, он ощутил тень слабого желания что-нибудь сломать. Но вместо этого сменил очки на линзы, бросил в сумку спортивные штаны, кроссовки и отправился на внеплановую тренировку.       Его увлечение прежде неизвестным видом спорта началось в один из таких же дней несколько месяцев назад, во время очередного отключения воды. Такая же яма, только на пару метров левее теперешней, хлипкое ограждение, перемотанное полосатой лентой, сосед, хозяин Умки, встреченный на выходе из подъезда, для разнообразия без своей питомицы, зато со спортивной сумкой.       — Мотивирует вспомнить про абонемент в спортзал, — прокомментировал тот после обмена раздосадованными замечаниями. — Там хотя бы душ есть. Имейте в виду, если что. Здесь недалеко, дома три или четыре. Ребята местные сделали скалодром и тренажерку, цены вменяемые, горячей воды сколько угодно… Но в первую очередь спорт, конечно, — с иронией добавил он, красноречиво хлопнув себя по животу.       — Спасибо за наводку, — вежливо кивнул Арсений, потом подумал и уточнил: — Три дома — это в какую сторону?       Уточнил не потому, что собирался туда идти, просто к слову пришлось. Однако через несколько дней, в один из свободных вечеров, задумался о такой возможности и уже вскоре отправился на разведку. В Питере необходимость держать себя в форме и даже в большей степени сбрасывать напряжение была само собой разумеющимся, а здесь он совершенно об этом не подумал. Как и многое другое, оставил в другом городе, переехав с минимумом багажа: той частью себя, которая на новом месте могла стать кем угодно, потому что от остального было тошно.       Обещанный зал поначалу не произвел впечатления. Он отлично вписывался в повсеместную литцскую обстановку: второй этаж полупустого промышленного здания, чугунная внешняя лестница, незаметный с первого взгляда указатель. В этом же строении располагалось СТО с неоновой вывеской «для своих», автомойка, отделение службы доставки, офис интернет-магазина посуды, зоомагазин и, возможно, еще несколько разномастных организаций, которые не потрудились как-то заявить о себе, хотя бы распечаткой в прискотченном файле. Внутри его ожидал суровый лофт — не результат работы дизайнера, а просто единственный вариант, который допускала внутренняя обстановка без привлечения огромных средств на капитальный ремонт. Безразлично-вежливых админов с планами продаж спортивного питания тоже не наблюдалось — только немногословный, очень молодой тренер, который тем не менее уговорил Арсения на пробное занятие по боулдерингу.       Так Арсений оказался примерно в трех метрах над землей, с горящими от напряжения мышцами рук и сухими от магнезии ладонями, цепляющимися за разноцветные выступы на наклонной стене. И продолжал оказываться регулярно, два, иногда три раза в неделю, упахиваясь до дрожащих мышц и блаженной легкости в теле, замахиваясь на все более сложные трассы, которые придумывал для него Сергей. «Вот этот красный, тот маленький, соседний желтый и вот этот странный. Считаем пройденной, если на две секунды зависнете на вот том зацепе на самом верху». И никаких мыслей в голове на протяжении полутора часов. А если тренировка была удачной — то и до самого утра.       Сегодняшняя оказалась именно такой. После его хватило только на то, чтобы на нетвердых ногах отправиться в общий душ. Потом выбраться оттуда, то ли просто мертвым, то ли заново родившимся и болезненно переживающим этот период, автоматически собраться и вернуться домой, восполнить сожженные калории и вырубиться задолго до привычных одиннадцати часов.       А наутро в кране была горячая вода.