Лунное объятие Акумы

— Чего смотришь, будто год не виделись? — Лука ехидно улыбнулся, но в то же время ласково, как это делал старый добрый друг Маринетт. На её лице застыло удивление, а сама девушка впала в недолгий ступор, из которого её вывел голос Куфена. — Эй, всё в порядке? — он провел перед её лицом ладонью, привлекая внимание. — А… Да, всё круто, проходи, — она, как обычно, по своей неуклюжести и рассеянности, забыла пригласить друга в дом, а потом и неудобно встала в проходе, из-за чего молодые люди неловко столкнулись, а после не могли разойтись.       Молодой человек развеял эту ситуацию своим хриплым, но живым смехом, который Дюпэн-Чэн давно не слышала и честно была рада наконец-то застать. Как всегда, у Луки за спиной был чёрный чехол с гитарой, зачастую – электро. Куффен так часто бывал у Маринетт с инструментом, что пару раз забывал её у девушки в комнате, а однажды принёс усилитель Marshall и оставил специально, чтобы приходить и играть для подруги, делиться новыми композициями, спрашивать совета. Конечно, девушка больше разбиралась в кулинарном деле и в моделировании, но парню казалось, что именно она сможет дать ему дельный совет и направить в нужную сторону.       Куффен всегда чувствовал мелодии и ритмы людей. Так, Адриан казался ему американской поп-музыкой, а Джулека жёстким роком. Но мелодия Маринетт отличалась от всех. Нет, её просто не было! Лука никогда не мог понять – это была нежная скрипка или же гордый орга́н. Флейта или басс-гитара. Кларнет или рояль. Что-то неуловимое, но очень знакомое. Иногда, когда он видел Маринетт, в его разуме играли две мелодии сразу. Они как бы сливались в одно целое и, казалось, что это вовсе один инструмент. Сперва он пытался размышлять на эту тему, пытался наконец-то узнать напевы Маринетт, но никак не получалось. Мелодия резко исчезала, не оставляя следа. На её месте осела лишь неясность, которая бывает во сне. Он не мог понять до конца даже мотивы её поступков. То она заступится за пожилого мужчину, делая из себя супер героиню, то испугается маленького паучка. Но он точно знал, что мелодия Маринетт когда - нибудь станет его.       Но, как-никак, Маринетт не видела Луку больше двух месяцев, и у неё было целое море вопросов, на которые ей не терпелось получить ответы. Ради приличия, девушка поставила чайник, чтобы за чаем или кофе расспросить друга обо всём: как семья, где он был, есть ли у него кто-то и многое другое. Как и Адриан, он очень вырос и больше не был похож на худощавого высокого подростка, а, скорее, на красивого статного парня. Наверное, от девушек отбоя нет. Его черные пряди с голубыми концами падали на лоб до выраженных скул, немного отходя в стороны. На макушке волосы были собраны в небольшой хвостик, открывая вид острых ушей, а волосы на затылке свободно падали. Вокруг ярких голубых глаз красовались остатки макияжа смоки-айс. Видимо, он не очень старался над чисткой лица, а просто протёр глаза ладонями. Взглядом он искал что-то съестное на столе, но Маринетт заботливо принесла ему свежие круассаны, а в благодарность он кивнул и широко улыбнулся, оголяя ряд ровных белоснежных зубов.       Безусловно, он похорошел и вырос. Это уже не милый, а смелый и красивый взрослый парень.       Чайник щёлкнул, оповещая хозяйку, что вода закипела. Маринетт тут же вскочила с места и принялась заниматься таким интересным делом, как заварка чая. Она сразу вспомнила, что даже не спросила у друга, будет ли он чай или кофе, и бросила на него испуганный взгляд, но он тепло улыбнулся, говоря ей, что всё в порядке, и его вкусы не поменялись. То есть, он всё так же любит чёрный чай с барбарисом. А такой, конечно же, есть у Дюпэн-Чэн из-за любви матери семейства к чаю. Можно даже сказать, что она фанатка этого горячего напитка, поэтому для него была выделена целая полка. — Где же ты был? — спросила девушка, собиравшаяся принести сразу две чашки, но вспомнив о своей неуклюжести, бросила эту затею и сначала взяла чашку Луки. — Отец решил взять меня в тур, — Куффен отхлебнул сразу полноценный глоток, но тут же об этом пожалел – чай был ещё слишком горяч. — Мол, показать свою жизнь и заодно миру своего сына. — А как же Джулека?! — девушку захватила резкая злость на Джагета Стоуна. — Разве Джулека не его дочь или не достойна быть известной миру?! — Эй, Мари, угомони свой пыл. Она просто отказалась. Отец её очень упрашивал, но она как отрезала – нет и всё тут! — Дюпэн-Чэн приумолкла и опустила плечи. К счастью, Лука быстро сменил тему. — А как у тебя с Адрианом?       Вопрос, казалось бы, совершенно нормальный, уколол душу. Захотелось плакать, а сердце начало отбивать бешенный ритм. Девушка изо всех сил старалась сдерживать свои эмоции, но они взяли над ней верх. Из глаз брызнули горячие горькие слёзы и ручьями потекли по щекам, оставляя за собой мокрые обжигающие дорожки. Маринетт закрыла руками лицо и уже окончательно решила не сдерживать эмоции, начиная плакать в голос. Такая реакция на обычный вопрос озадачила Луку, и он некоторое время не мог сообразить что делать, но спустя миг подбежал к подруге и начал всячески успокаивать. Он шептал ей нежные слова, гладил по голове, но это не помогало. Парень посадил её к себе на колени, а она совсем не сопротивлялась. Наоборот, сжалась клубочком у него на коленях, как котёнок, полностью ему доверившись. Парень её крепко обнимал, шептал прямо в ухо ласковые успокаивающие слова, гладил шелковистые тёмные волосы. Даже позволил себе аккуратный поцелуй в щёку. Видя, что истерика подруги и не собирается отходить, он подхватил девушку поудобнее на руки и понёс Маринетт в её комнату.       К счастью, не закрыта, а то было бы проблематично открывать дверь головой. Комнату освещал мягкий лунный свет и слабое свечение ночника. Стены так же, как и раньше обвешаны какими-то рисунками, эскизами и фотографиями. Хоть в ночной тени не видно, чьи это фото, но не так трудно догадаться. Что-то наподобие ревности вспыхнуло в Луке, но он тут же постарался отвлечься от этого. Хотя как тут отвлечёшься, если на руках плачущая подруга, а на стенах фото парня, из-за которого она и плачет. Появилось резкое желание врезать этому Агресту.       Гитарист посадил Маринетт на её кровать, и она более-менее успокоилась, хотя её плечи всё ещё истерично подрагивали, а грудь резко вздымалась. От истерики началась икота, вызывающая болезненные ощущения в области грудной клетки. Губы девушки припухли от слёз, как и всё лицо, на длинных черных ресницах застыли прозрачные чистые слезы, глаза стали красными. Но это всё не отменяло её красоты. Всё-таки она тоже растёт и становится взрослой девушкой. Её тоненькая фигура приобрела более женственные очертания груди и бёдер. — Чш-ш-ш… — Лука нежно шептал и гладил лицо подруги. — Теперь ты можешь мне всё нормально рассказать? — в ответ Дюпэн-Чэн кивнула несколько раз и прерывисто начала свой рассказ с самого зарождения событий. Она рассказала всё ему – человеку, которому она доверяла, как себе. Человеку, который никогда её не предаст и не обидит. Рассказала абсолютно всё: о признании, о полугодовом отъезде Агрестов, о новоиспечённой невесте Адриана, о том, как она приходила в пекарню сегодня и сообщила, что её жених не желает больше видеть Маринетт.       На удивление, рассказывая это, Дюпэн-Чэн не проронила ни одной слезы, а лишь изредка всхлипывала другу в грудь, забитым носом втягивая запах его парфюма и лёгкого перегара. Он гладил её плечи шершавыми от мозолей пальцами. Для гитаристов такие ранки на пальцах – что-то самое обыкновенное, что остаётся у них на всю жизнь. Хотя эти мозоли так приятно почесывают кожу.       Дружеская поддержка правда помогла девушке, и уже почти спокойным голосом она спросила: — Так зачем ты пришёл? — А ты не рада меня видеть? — посмеялся Лука. Мари что-то хотела ответить, но Куффен её опередил. — Мне негде остановиться, можно я переночую у тебя? — Конечно-конечно! — Дюпэн-Чэн быстро закивала и встала с кровати, освобождаясь из объятий Луки. — Сейчас я тебе постелю.       С этими словами она спустилась вниз и через некоторое время вернулась с раскладушкой, а потом снова спустилась и пришла с лёгким постельным бельём. Подготовка ко сну не заняла много времени, и уже через двадцать минут Лука нежно поцеловал подругу в лоб, и они пожелали друг другу спокойной ночи.

***

      Кому же может не спаться около трёх часов ночи, когда в Париже не спят только сторожи, мечтающие о сне? Только молодёжи, страдающей небольшим похмельем. Ни для кого не секрет, что Джагет Стоун не только таскал сына в туре по Америке, но и учил пить. Даже пытался дать ему попробовать вещества, но Лука напрочь отказался, прекрасно осознавая, что эта дрянь его загубит. Молодой человек, научившийся пить, конечно же, отметил своё возвращение в Париж со старыми друзьями в баре. Не зная, на что надеясь, он всё же решил встать со своей постели и поискать в комнате Маринетт что-то хоть наподобие алкоголя. Она же молодая всё-таки, должна прятать от родителей такую ерунду, как личный дневник, алкоголь или фаллоимитатор. Последнее, кстати, Лука надеялся найти меньше всего. К его счастью, Маринетт либо этим не интересовалась, либо очень хорошо прятала, поэтому начатую бутылку вина он нашёл быстрее. Конечно, рыться в вещах подруги очень плохо, но что поделать – не мы такие, жизнь такая.       Вдруг в его хмельной разум прокралась странная мысль: они же были с Маринетт в отношениях, которые, к сожалению, не продлились долго, но ничего интимного между ними не было. Даже поцелуя! Он целовал её больше, будучи другом, а не парнем! Может, стоит это исправить…       Её спящий образ так красив, что не хочется будить. Лука даже не знал, куда девать руки и что делать. Безусловно, у него были девушки и не мало, но Маринетт совсем другая. Самая обычная для всех, но особенная для него. Парень провёл пальцем по щеке подруги, от чего она дёрнулась, а он в испуге отдернул руку, как от кипятка. Выдохнув и убедившись, что девушка всё ещё спит, хоть и не так крепко, как раньше, Лука вновь придвинулся ближе к лицу подруги, рассматривая его. Она была безумно красивой сейчас. Лунный свет озарял личико, а ее миниатюрный носик морщился во сне. Набравшись смелости, которая была усилена количеством выпитого алкоголя, он потянулся к лицу Маринетт и смело обхватил её губы своими. Конечно, она проснулась, но так её ещё никто не будил. В нос сразу ударил запах перегара, а на глаза попалась валяющаяся на полу пустая бутылка сухого вина. Испугавшись до потери сознания, девушка пыталась оттолкнуть пьяного гитариста, но, видимо, забыла о том, что она маленькая хрупкая девчушка, а он взрослый сильный парень. Она била его в грудь, кричала ему в рот, вертела головой, всячески вырывалась, но это было бесполезно. Одной рукой он держал её запястья над головой, другой придушивал шею, поэтому при любом желании мог перекрыть кислород девушке. Своими ногами он держал её, практически парализуя движения и именно поэтому все её попытки дернуть ногами и скинуть с себя парня, который был в два раза тяжелее, чем она сама, были бесполезны. Просьбы быть хорошей девочкой потеряли всю свою невинность в обычной жизни. Он шептал ей на ухо какие-то успокаивающе фразы и просьбы быть тише, однако Маринетт не слушала их, всё ещё питая надежды на спасение.       Одной рукой очень неудобно снимать всю лишнюю одежду с девушки, которая плюсом ко всему активно сопротивляется. Пытаясь держать подругу в одном положении руками и ногами, Лука прекрасно понимал, что всё время задерживать её не получится, поэтому резко повернул голову влево, ища глазами что-то, что может задержать брыкающуюся девочку. Вдруг на столе пьяный парень заметил веревки. Кажется, они необходимы Маринетт для рукоделия, но ничего, не последний моток верёвок в мире, ещё найдёт или на крайний случай он купит ей такие же, ему не жалко. Тем более рядом ещё один. Спустя несколько ловких движений музыкальными пальцами, девушка лишилась возможности двигать своими руками вовсе, так как гитарист умудрился привязать всю эту конструкцию к изголовью кровати и, думаю, не стоит говорить, что не смотря на всю силу, которую имел Лука, далось ему это с большим трудом. Явной проблемой станет снятие одежды сверху, но к чему эти формальности, если можно просто порвать её? Весело хмыкнув, парень забрался на подругу сверху, садясь ей на бёдра. От страха горло Маринетт парализовало, поэтому она и могла только жадно глотать воздух, но кричать сил у неё не было. Из светлых глазок шли слёзы ручьём, но затуманенный разум Луки вовсе этого не воспринимал, он был слишком увлечён привлекательным женским телом, оголенные участки которого открывались для него всё больше и больше.       На всякий случай Лука решил заклеить рот девушки скотчем, краем уха слыша, как она тихо просит его остановиться и жалобно мычит, слегка дёргая конечностями. Страх овладевал девушкой, а мозг отказывался нормально работать. Это ведь Лука — её друг. Да, они пытались быть вместе, но они были слишком разными для тесных отношений. Или это только она так думала? С трудом, Маринетт тайно надеялась, что в какой-то степени причиной такого поведения может быть большое количество выпитого алкоголя, но даже это никак не оправдывает такой унизительный поступок. — Если ты будешь послушной, больно не будет, — он говорит тихо, но четко, от чего заплаканная Маринетт могла слышать каждое слово. Посмотрев в её васильковые глаза, Лука улыбнулся. Даже в таком виде она была прекрасна для него. И почему Адриан не хочет замечать такую красоту у себя под носом? Он слишком много потерял, упустив её.       Лишь бы только избежать боли, девушка неуверенно кивнула, а по щекам, не переставая, скатывались слёзки, стекая на шею. Не в силах смотреть, она отвернулась и попыталась, насколько это было возможно, расслабиться, позволяя делать со своим телом всё, что вздумается. Человеку, которому она больше всего доверяла… (После Альи, конечно). Боль сдавливала грудную клетку, не давая нормально вдохнуть. На миг Маринетт подумала о том, что лучше бы не разрешала Луке оставаться у себя, однако как она могла догадаться, что всё обернётся именно так? Она бы никогда в жизни не подумала, что её друг способен сотворить вообще с кем-либо подобное, да что уж там, она и мысли не допускала.       Одежда давно покинула своих хозяев и валялась по всей комнате, а кофта девушки была вовсе разорвана, от чего даже такая профессиональная швея, как Дюпен-Чен, не сможет её починить. Маринетт морщилась от грубых поцелуев по всему телу, ей вовсе не нравились эти лёгкие касания тонких пальцев, подушечки которых были шершавыми, что свойственно каждому гитаристу. А когда-то, этими самыми пальцами, этими блуждающими по всему телу и заходящими в самые интимные места своими кончиками, он играл мелодии для Маринетт. Было настолько противно от происходящего, что девушка невольно задумалась, сколько она простоит времени в душе, пытаясь смыть все эти мерзкие следы? Казалось, будто парень и не пытается сделать всё более нежно, сгладить ситуацию и доставить хоть каплю удовольствия не только себе, однако это было не так. Он не думал о девушке под собой, его куда-более беспокоило собственное возбуждение и удовольствие, которое он прямо сейчас получает.       Впрочем, Маринетт немного ошиблась, подумав, что «друг» заботиться лишь только о себе, всё таки в Луке присутствует альтруизм, потому он решил побеспокоиться не только о своём удовольствии, но хотя бы попытаться доставить его партнёрше. Оставляя засосы и укусы по всему её нагому телу, он спускался всё ниже, а потом поднимался вверх. Он прошёлся языком по ложбинке меж грудей, всё же вырывая надрывистый вздох со стороны Маринетт. Спускаясь ниже, его дыхание становилось все прерывистее, но ниже живота поцелуи прекратились. Пальцами он ухватился за тонкую талию и невольно подумал о том, что на когда-то бледной коже останутся синие синяки, плавно перетекающие в фиолетовые, а потом желтые. Он несколько раз ударил Маринетт по бёдрам, от этого девушка пискнула ртом, который совсем не хотел ничего говорить. Его горячее надрывистое дыхание обжигало шею девушки. Мельком посмотрев на завязанные жгутом женские ручки, Лука подумал о том, что было бы удобнее закинуть их ему за голову. Хмыкнув, он аккуратно одной рукой взял тонкие запястья и перекинул их назад.       Руки вернулись в прежнее положение, а парень ещё раз провёл дорожку поцелуев от живота к шее, медленно подбираясь к припухшим от поцелуев губам. Жаль, что оценить их вкус вновь ему пока не суждено. Девушка всё ещё не поддалась на его ласки, поэтому скотч было снимать крайне рискованно.       Он не стал спрашивать, готова ли она. Потому что уже знал ответ. Их тела слились слишком резко, от чего девушка получила только боль и взвыла сквозь плотно зажатые скотчем губы. Из глаз брызнули слёзы с новой силой, а Маринетт, в порыве, сжала крепкую шею пальцами, впиваясь ногтями в кожу. Маринетт не отвечала на поступки Куффена, а вот её тело – да. Оно тянулось на встречу к движениям Луки, дрожало и извивалось. Парень шипел, но не останавливается, в какой-то степени ему даже понравилось получать подобную боль. А может всё дело в том, что под ним не какая-то девочка со двора, а Маринетт.       В этот момент на удовлетворение девушки стало как-то всё равно, и гитарист начал двигаться то быстрее, то медленнее, то резко, то немного приостанавливаясь — так, как ему хотелось. Он не пытался доставить девушке удовольствие, а наоборот - пытался оставить на ней свой след. Его руки блуждали буквально по всему телу Маринетт, давно сместившись с талии. С шеи опускались до бёдер и назад, уделяя особое внимание мягким полушариям груди. Он то придушивал её, заставляя хрипеть, то сжимал до боли возбужденные соски, то вырисовывал на талии и спине какие-то непонятные узоры пальцами, то хватал девушку за бедра, ускоряя темп. Ближе к кульминации он подхватил её таз и закинул ноги девушки себе на плечи, и только в этот момент Маринетт посмотрела на него. Он был похож на бога, но совершал совсем не божественные поступки. Пьяный томный взгляд рассматривал лицо девушки, как под микроскопом, голубые кончики волос прикрывали пьяный возбуждённый румянец на щеках. Всё его тело было напряжённо до предела, очерчивая контуры мышц и пресса.       В момент оргазма, похожего на который он ещё никогда не испытывал, парень откинул голову назад и издал гортанный стон, который можно услышать разве что только в порнофильмах. Дав себе пару минут на передышку, он всё же развязал Маринетт и отклеил скотч.       Скинув с себя тяжёлое мужское тело, она тут же вскочила с кровати и, накинув лишь халат, направилась в душ, желая смыть это всё. Смыть не только физическую грязь, но и моральную. Только тогда она заметила кровь, текущую по внутренней части бедра. Моральная боль заглушала физическую, поэтому Маринетт совсем ничего не чувствовала. Не чувствовала даже того, что Лука будто разрывает её на две части. Хотя почему будто.       Капельки воды нежно стекали по её разгоряченному телу, забирая с собой только ту грязь, которая поддается воде и мылу, но они не способны, к сожалению, забрать с собой всё произошедшие за эту ночь события. Так хочется, чтобы это был сон. Вот придёт сейчас Маринетт в комнату, а там нет никакого Луки, нет разорванной разбросанной одежды, нет выпитой бутылки красного сухого, нет квами, которые, возможно, всё это видели, но никак не могли помочь. Просто она уснула, и ей это приснилось. К сожалению, это было не так. Ещё в её голове крутилось много разных мыслей… Зачем он это сделал? Что им движило? Алкоголь или жизнь в Америке на него так повлияла, или он просто вырос? Как он так мог? Что ей делать? Рассказывать ли родителям? Предохранялся ли он вообще?       В том же халате она вернулась в свою комнату, бессмысленно лелея надежду на то, что это всё сон, но обнаружив мирно спящего уже не друга на своей кровати, она разочаровалась даже сильнее, чем тогда, когда эта Софи пришла в пекарню.       Спать тут она больше не останется. Ни за что. Лучше хотя бы эту ночь проведет до конца в спальне родителей, а по их приезду обязательно всё расскажет.       Сон никак не шёл – мысли о случившемся не давали уснуть. Маринетт смотрит в окно, наблюдая за этой красивой, почти полной луной. Вот Супер Кот бегает по крышам. Остановился. Смотрит на звёзды. Он совсем близко, и можно даже видеть, как движутся его губы. Кажется, он что-то напевает. Наверное, для своей Леди Баг снова придумывает песенку.       Усталость взяла своё, и Маринетт опустилась на постель, а уснула почти сразу, как голова коснулась подушки. Ей снились кошмары.       На утро она решила проверить свою комнату, но никого там не обнаружила. Даже следов от ночного беспорядка не осталось. Хранительница глянула на квами для достоверности - на самом ли деле это было. Они, будто прочитав её мысли, почти синхронно кивнули, подтверждая, что всё произошедшее – правда.