Лунное объятие Акумы

      Хоть Маринетт и пыталась смыть с себя всю ту моральную грязь, в которой вчера запачкал её Лука, но утром она снова решила принять душ. Девушка проделала все необходимые процедуры, умылась и, выйдя из ванной, оглядела себя в зеркале. Маринетт несчастно улыбнулась. Внешне она выглядела почти также, как и всегда – ничего не изменилось. И если только внимательно присмотреться, можно увидеть, как покраснели глаза и щеки, губы покусаны неистово сильно, а улыбка ненастоящая: слишком вымученная, слишком не искренняя, фальшивая. В голове творился полный бардак, а мысли были перепутаны.       Сегодня у неё и Альи был назначен судьбоносный поход к дому Агрестов. Хоть Софи и пригрозила Маринетт, как маленькому ребенку, не заявляться к их дворцу, но разве ребёнок будет придерживаться этому требованию? Конечно же нет! Поэтому, Маринетт начала серьёзно обдумывать, что бы ей надеть на вечер.       Работать в пекарне Маринетт больше не приходилось, так как после неудачной поездки на гору, родители сразу же вернулись домой, посчитав это плохим знаком. С самого утра они уже были на кухне, поэтому о происходящем прошлой ночью Маринетт решила рассказать чуть позже. Чтобы не затуманить разум воодушевлённых пекарей. Девушка старалась смотреть на них так, как и всегда, чтобы лишний раз не беспокоить родителей, ибо сегодня у них как никогда было хорошее настроение. Они-то и делали, что смеялись, улыбались и даже изредка подшучивали, разряжая обстановку и порой вызывая мимолётную улыбку у дочери. Но, как говорится, не всё было так хорошо, как казалось. Старшая Дюпен-Чен заметила, что с Маринетт что-то не так, как бы она не пыталась это скрыть. Несколько раз Сабина подходила к дочери, неоднозначно касалась пальцами плеча младшей и ободрительно улыбалась, и Маринетт слабо улыбалась в ответ.       Родители пытались вывести дочку на разговор, рассказывали ей о происшествии и о попутчиках. Девушка лишь вздыхала, изредка лениво отвечая каким-то мычанием. Она то издавала удивлённые звуки, то соглашалась с матерью на счёт невнимательности водителя и излишней болтливости гида. Поняв, что что-то не так с их дочерью, Сабина ещё глубже начала лезть ей в душу, пыталась выловить, как удочкой, хоть крупинку информации. Вопреки ожиданиям, Маринетт отнекивалась и всё, что могла сообщить – только то, что заходил Лука, и он очень изменился. Неудивительно, что Том принял эту информацию не очень добродушно, ведь Лука казался ему хорошим парнем, а по сложившемуся пазлу можно было сделать вывод, что именно из-за Куффена у девушки такое настроение. Чтобы и отец не лез в душу расспросами, Маринетт как можно скорее удалилась из кухни и побрела в свою комнату, оправдавшись тем, что ей нужно на встречу с Альей, и было бы неплохо приодеться. Сабина и Том синхронно вздохнули и грустно переглянулись, прекрасно осознавая, что с их дочерью происходит что-то неладное.       Почти не отрывая ног от пола, только для того, чтобы перейти на ступеньку выше, Маринетт вялыми шаркающими шагами доковыляла до своей комнаты. Заходить туда никакого желания не было, и девушка так и стояла на лестнице, держась за ручку. Было бы странно, если бы кто-то из родителей увидел её в таком положении, поэтому иного выхода, кроме как войти в эту комнату, ставшую злосчастной, не было. Воспоминания прошлой ночи обрушились на голову, как цунами, вызывая небольшую боль. Температура в комнате резко повысилась, накатила усталость и тошнота. Снова это мерзкое чувство тревожности, будто осязаемое, поселилось в груди. Неужели Маринетт не будет теперь чувствовать себя безопасно в своей же комнате? Без помощи специалиста здесь не обойтись.       Переборов противные чувства, девушка подняла люк-дверь и полностью зашла в комнату, закрыв его за собой. Комната будто приобрела другой запах. Теперь в воздухе витали едва уловимые запахи дорого мужского парфюма и красного вина. Дюпэн-Чэн сделала ещё пару шагов по комнате, будто впервые осматривая её. Кровать была аккуратно заправлена, как намёк на просьбу о прощении, которое Лука вряд ли когда-нибудь получит. В добавок к этому комната была полностью убрана: в частности то, что не имело никакого отношения к произошедшему. Маринетт даже стало в какой-то степени обидно, что такой хороший друг, как Лука, поступил так ужасно. Краем глаза девушка заметила на столике чёрную резинку для волос с маленькими разноцветными бусинками. Мари сразу узнала эту резинку, ведь именно она подарила набор таких самодельных резиночек Луке. Она специально купила обычные черные и нанизывала на них каждую бусинку по пять штук. Голова закружилась, а в глазах потемнело. Маринетт хотела сделать с этой резинкой что угодно: сжечь, выкинуть или даже снять запутавшийся волосок, а через него навести порчу, хотя это уже слишком. Несмотря на свои кипящие эмоции, девушка спрятала аксессуар и решила сохранить его, сама не зная зачем.       Открыв окно, чтобы тщетно выветрить запахи, которые только мерещатся Маринетт – здесь не пахнет Лукой, вином и прочим – это всё просто застряло в голове девушки, и комната будет ассоциироваться только с этим. Дюпэн-Чэн чуть не забыла про встречу с лучшей подругой и начала собираться. Первым в шкафу висело розовое платьице, которое она так любила, но сейчас не хочется одеваться во что-то лёгкое, яркое и воздушное. Скорее, хочется надеть что-то чёрное, мешковатое, но ей было почти всё равно. Не всё равно было только на то, как она будет выглядеть в глазах Адриана. Девушка надела серые джинсы mom с чуть завышенной талией, которые она почему-то никогда не надевала. Над верхом она думала дольше: ничего не смотрелось нормально. В конце концов, Маринетт надела чёрную футболку, а сверху большую бледно-голубую рубашку, как накидку, то есть её не надо застёгивать. Оглядывая себя в зеркало, Дюпэн-Чэн подумала, что эта прическа совсем не смотрится с этим образом. «Давно пора расстаться этими детскими хвостиками», — подумала Маринетт и распустила волосы. Крутиться долго возле зеркала она не стала, ведь время и так поджимало, поэтому сделала небрежный пучок и поспешила на встречу с подругой, которая уже точно ждала её.       Только сейчас в голову Маринетт пришла мысль заглянуть в телефон, чтобы проверить уведомления, и сделал она это не зря – Алья прислала сообщение о том, что их разборки с Адрианом отменяются, ведь она приболела. Тогда Дюпэн-Чэн, как лучшая подруга, решила проведать Сезар. В конце концов, не возвращаться же ей обратно, она так долго одевалась!       По пути Маринетт пришла в голову хорошая идея: заявить о событиях прошедшей ночи в полицию. Ведь, хоть Лука и был другом, он совершил преступление, тем более в отношении её самой, значит, он должен понести наказание. Процедура эта, так сказать, неприятная. Мало просто написать бумажку: надо говорить со следователем, пройти медицинский осмотр и тому подобное. Серые стены полицейского участка отпустили наконец-то Маринетт из своих ледяных объятий спустя несколько часов, и девушка была этому бесконечно рада. Следователь задавал много вопросов, большую часть из которых Дюпэн-Чэн и не старалась запомнить. Главное, что она запомнила из «допроса» – удивлённые глаза немолодого мужчины, который, услышав знакомое имя, немного разочаровался. В приподнятом настроении девушка направилась дальше по маршруту, решив зайти в супермаркет – прикупить подруге чего-нибудь. Не идти же с пустыми руками!       Телефон брякнул в кармане, а затем отозвался вибрацией, оповещая о том, что кто-то звонит. Полная глупых надежд, Маринетт, не глядя, подняла трубку, но её ожидания не оправдались, когда на веселое «Алло?!» ответил взрослый мужской голос, который она сначала не узнала, но по манере общения поняла, что это Джагет Стоун. Было непонятным только одно: зачем он звонит? Пока Маринетт неловко молчала, разум строил незамысловатую теорию того, что, возможно, ему просто понадобилась помощь девушки, как дизайнера. Толком в разговоре он ничего не сказал, только попросил встречи возле отеля мэра Буржуа. Дюпэн-Чэн немного замялась, но, конечно, согласилась. Похоже, визит к Алье отлагается ещё на ближайшие часа два, так как отель не близко от места, где сейчас находится Маринетт. Положив в сумочку подарок для подруги, она отправилась в путь, решив пройтись пешком, так как она давно не гуляла в одиночку по улицам Парижа, да и свежим воздухом девушка давно не наслаждалась. Это только побочные надуманные причины, ведь главной была та, что в это время автобусы забиты, а в толкучке как-то не круто ездить. «Уж лучше пройтись пару километров», – так считала молодая дизайнерша.       Девушка шла средним темпом, даже иногда ускорялась, ведь время всё же поджимало, но, на собственное удивление, она совсем не устала. Наоборот – это прибавило ей сил! По крайней мере, моральных. Возле входа её уже ждал Джагет, и Маринетт успела подумать, что как обычно опоздала поэтому, даже не поздоровавшись, принялась просить прощения, от чего Стоун немного опешил. Мужчина рассмеялся и начал успокаивать девушку тем, что она нисколько не опоздала, даже пришла на минуту раньше. Это поистине удивило Дюпэн-Чэн, ведь сколько она себя знала – постоянно опаздывала. Что ж, это определенно прогресс! Облегчённо выдохнув, дизайнерша прошла за музыкантом в его номер, где они и должны были обсудить «кое-какой момент», как выразился Джаг.       — И какой момент вы хотели обсудить? — после всех формальностей, девушка перешла к сути вопроса.       — Момент… — Джагет будто пробовал это слово на вкус, растягивая гласные, либо вообще забыл, о чем речь. — Момент, который произошел вчера, точнее, сегодня ночью.       В горле встал ком, а из глаз непроизвольно брызнули слёзы, быстро стекая по щекам одна за другой. Ноги подкосились, в животе завязался тугой узел, сердце провалилось куда-то вниз, а паника начала душить. Несчастная девушка постаралась глотнуть хоть немного воздуха. Голова закружилась, а разум, как на зло, начал показывать картинки этой ночи. Девушка упала на колени и, сама не зная почему, заплакала. Да так громко, что Джагет ненадолго растерялся, но потом помог ей переместиться на диван. Как-никак, там плакать удобнее. Мужчина начал всячески успокаивать рыдающую девушку, хотя ему это было не очень свойственно, и, он чувствовал себя неловко.       — Слушай, у меня к тебе деловое предложение… — Маринетт подняла заплаканные глаза на Джагета с читаемым в них вопросом. — В этом конверте, — он поднял белый конверт, достаточно толстый, — моральная компенсация. Взамен, ты всего лишь заберёшь заявление из полиции. Идёт? — Стоун протянул руку, готовясь на рукопожатие с маленькой женской ручкой. Маринетт думала не долго, ведь, если она согласится, то от этого всем будет только лучше. Если всё-таки Лука попадёт за решётку, то будет по делом ему, конечно, но группа Кошечки распадётся, а это станет сильным ударом для Анарки и Джулеки. Но самое главное: причина долго не будет храниться в секрете, а после её раскрытия неизвестно, как другие начнут относиться к девушке. Во имя всеобщего блага, Маринетт приняла конверт, да и деньги ей не помешают.       — А где сам Лука? И как вы узнали? — заикающимся голосом спросила Дюпэн-Чэн, до сих пор не отошедшая от истерики, хоть и недолгой.       — Я - рок-звезда, детка! У меня везде связи! — будто хвастаясь, выпрямился Джагет, поглаживая крокодила по кличке Клык. — А разве ты хочешь сейчас видеть его? — он имел ввиду своего сына, и Маринетт честно не знала, что ответить. С одной стороны, она просто хотела взглянуть ему в глаза. Возможно, это было какое-то наваждение, алкоголь, что угодно! Она лелеяла надежду на то, что в новом Луке есть что-то, что осталось от прежнего. А с другой стороны, она не хотела сейчас видеть никого. Закрыться в комнате и просто плакать. — Он в соседнем номере. — Джагету надоело ждать ответа, поэтому мужчина бросил что-то нейтральное. Мол, хочешь идти – иди.       — До свидания, Джагет. — Маринетт направилась к выходу.       — Рок-н-ролл, детка!       Маринетт постояла ещё немного в коридоре, раздумывая над своими следующими действиями. Зайти ли ей к Луке? По настроению Джагета, которое он тщательно пытался скрывать, не трудно было догадаться, что он очень зол на сына. А прошло около двух часов после того, как Маринетт вышла с территории полицейского участка. И если Стоун до сих пор зол – страшно представить, в какой ярости он находился сразу после того, как узнал о случившемся. А если в порыве злости он что-то сделал с Лукой? А почему она вообще переживает за человека, который с ней так гадко поступил? Может, потому что она привыкла переживать за всё и вся?       Выбрав своё следующее решение, девушка остановилась напротив соседней двери, в последний раз думая, заходить ли. Рука зависла в воздухе в полуготовности стука. Глубоко выдохнув, Дюпэн-Чэн аккуратно постучала. Спустя пару секунд с той стороны двери послышались шаркающие приближающиеся шаги, и дверь открылась. Её отворил, конечно же, Лука, но выглядел он, в буквальном смысле, побитым. Под глазом красовался свежий синяк, а на щеке красный след от ладони. Безразличные глаза парня округлились от удивления при виде Маринетт. Она – последний человек, которого он ожидал сейчас увидеть. Прямо у неё перед носом парень резко закрыл дверь, надеясь, что ему показалось, и спустя пару секунд открыл снова, убеждаясь в том, что ему не показалось. Куффену было очень стыдно смотреть в глаза бывшей подруги, и он как можно реже старался поднимать свой взгляд на неё. Лука пустил Маринетт в свой номер так же беззвучно, как встретил. Несмело она прошла вглубь комнаты, а Лука остался возле двери, но на приличном от неё расстоянии, оперевшись о стену. Если гитарист старался не смотреть на Маринетт, то она наоборот буравила его взглядом. Злым, холодным, осязаемым настолько, что Лука буквально чувствовал его на себе, ещё он ощущал, что Маринетт никогда так на него не смотрела.       — Мои слова будут бессмысленны, но я постараюсь… — Лука начал просить прощения. Пытаться, по крайней мере. Его голос был сиплым, будто он много кричал и просто сорвал его. — Постараюсь объясниться. Я не знаю, что на меня нашло, но мне правда жаль. Я хочу прыгнуть с моста, насколько мне теперь противно от самого себя. Ты меня никогда не простишь, я знаю и понимаю это, но я хотя бы попытался, — всё это время он держал в одной руке другую за локоть, как застенчивый подросток.       Маринетт слушала это раскаяние с безразлично-раздражённым выражением лица. Её догадки оказались верны: парень ещё не потерян, но прежнего Луки больше не будет. К сожалению. Она молча направилась к выходу, но у самой двери остановилась и подошла к парню, который всё так же отводил глаза от неё в сторону. Полминуты девушка стояла напротив него с гневным выражением лица, а потом, размахнувшись, врезала ему звонкую пощёчину, от который он повернул голову в сторону и тихо зашипел. Напоследок Маринетт услышала только тихое «справедливо» и покинула номер этого человека, а затем спешно вышла из здания отеля.       Первым делом, как и обещала, Маринетт направилась в полицейский участок, который находился далековато, но путь к нему девушка преодолела на автобусе. Оказывается, забирать заявление намного проще, чем его составлять. Много времени это не заняло, но всё равно Дюпэн-Чэн чуть-ли не опоздала на автобус, одна из маршрутных остановок которого находилась почти у самого подъезда многоквартирного дома, где жила Аля со своей семьёй.       Марлена, мама Альи, предложила Маринетт перекусить, а отказаться от еды, приготовленную шеф-поваром ресторана, который принадлежит отелю мэра – преступление. Быстро подкрепившись, девушки направились в комнату Альи, потому что она была очень заинтересована таинственным сообщением подруги «я тебе такое расскажу, ты упадешь». Маринетт вздохнула и попросила подругу всё же сесть, ведь она правда может упасть, и начала свой рассказ примерно с того момента, когда в пекарню зашёл Лука, ведь о том, что заходила эта Софи, Аля знала. По окончании длинного рассказа, Сезар долго была в ступоре, а первым её порывом стало оторвать голову Луке. «Я ему все головы поотрываю!» — гневно сжимала край простыни девушка и постоянно приговаривала это про себя, попутно обзывая его всякими ругательствами и сквернословиями. Её пыл немного притих, после того, как Маринетт рассказала, что он пытался просить прощения. Затем настроение Альи приподнялось, когда подруга рассказала, что врезала ему пощёчину. Девушки ещё долго разговаривали, и мулатка оказывала психологическую помощь лучшей подруге. А она ведь может быть не только отличным журналистом, но и психологом. Разошлись подруги только к вечеру, но идти домой пешком было страшновато, поэтому девушка заказала такси и без проблем доехала до дома.       Совсем замотавшись, Маринетт забыла, что она договаривалась на встречу с Адрианом у Сены сегодня вечером, ближе к ночи. Забежав в пекарню и сообщив родителям, что она сейчас отправляется на встречу с Адрианом, а подробности расскажет позже, Дюпэн-Чэн чуть ли не бегом направилась к мосту, где она вместе с другими одноклассниками наслаждались мороженным Андре; где она встретилась с Кагами, а после с ней подружилась.       Запыхавшись, Маринетт всё равно опоздала. Адриан уже ждал её и сидел на бортике, любуясь таким красивым большим полнолунием. Маринетт села рядом с ним, и на душе как-то потеплело. Переживания, моральная грязь ушли на второй план, когда рядом Адриан. Стало даже легче дышать! Внутри заиграла приятная мелодия, которая разливалась в каждую клеточку тела, наполняя его лёгкостью и теплом. На душе Маринетт пели птицы и хотелось танцевать. Зачем нужны антидепрессанты, если есть Адриан? По крайней мере, так было для Маринетт.       Да и самому Адриану казалось, что в присутствии Маринетт ему намного лучше, она ведь его лучший друг! Он приветливо улыбнулся подруге и крепко обнял её, на что девушка опешила и ответила взаимностью только через весьма продолжительное время. Это были, пожалуй, самые лучшие объятия в её жизни! А так тепло обнимала Адриана только покойная Эмили. На парня нахлынули воспоминания, отчего стало очень грустно, но тут же полегчало, ведь рядом Маринетт.       — Я готов дать ответ, Маринетт, — Адриан выпустил из своих объятий девушку, а её сердце начало отбивать бешенный ритм, и если бы оно выскочило из груди, то определено продолжило бы биться. Если бы Агрест не разорвал объятий, то почувствовал, как стучит сердце девушки. Глаза расширились от нетерпения, а коленки затряслись. Сколько уже раз за день у Маринетт кружилась голова? Но на этот раз это было приятное головокружение, будто дурман. — Ты очень хорошая девушка, Маринетт, — спустя долгое время раздумий продолжил блондин, заикаясь, — и ты очень хороший, нет, замечательный друг! Нино начал отдаляться от меня, но я его понимаю и не злюсь, и только ты осталась единственным лучиком света в моей жизни! Я не уверен полностью, но мне кажется, что я чувствую к тебе тоже самое! — парень покраснел, словно подросток. Вслед за ним щеки загорелись у Маринетт, повышая температуру.       Наступило молчание, но оно не было неловким, скорее, приятным. Его не хотелось нарушать, между ними шёл будто немой диалог. Адриан взял руку Маринетт в свою и погладил тыльную сторону ладони большим пальцем, пустив по телу девушки табун мурашек. Вторую руку он нежно положил на щеку шатенки, так же осторожно поглаживая её, пуская новую волну дрожи по всему тело, но это были приятные мурашки. Разум опьянел. Сразу вспомнилось сухое красное вино, но в их с Адрианом случае это было шампанское. Игристое, веселое, элегантное, особое, праздничное, романтичное. Так же они были похожи на ликёр. Нежный вкус которого растекается по рту, но обжигает горло своим градусом, а в ситуации молодых людей – страстью. Их губы робко слились в нежном аккуратном поцелуе. Каждое соприкосновение отдавалось электричеством. С каждым движением поцелуй становился всё более смелым и настойчивым, но не терял своей нежности. Стеснение ушло на второй план, уступив место искреннему чувству – любви. Только она сейчас движила молодыми людьми. Именно с её небольшой помощью языки пары сплелись в жарком танце. Молодые люди не хотели отпускать друг друга ни за что, но воздух закончился. Они не хотя отпрянули друг от друга и замерли, наблюдая в глазах блики, отражаемые луной.       — А как же твоя невеста? — Маринетт будто вернулась в реальность, тем самым расстроив и себя, и своего возлюбленного. Вопрос был, кажется, не очень приятным для Адриана, но не особо охотливо он рассказал:       — У нас с ней должен состояться фиктивный брак, потому что так выгодно отцу. Он ничего не значит! — сразу же начал оправдываться Агрест младший, чтобы, наверное, не расстроить Маринетт. — Между нами с Софи нет и не будет ничего общего, клянусь! Мы можем встречаться с тобой тайно. И вообще, я поговорю с отцом: он не может запретить мне любить. Да и эта Софи точно не любит меня, я уверен!       — А я бы не была так уверена… — Маринетт рассказала Адриану о том, что Дюбуа приходила в пекарню и запретила приближаться ей к дому Агрестов, как маленькому ребенку. Парня это не на шутку разозлило – это было видно по тому, как изменилось выражение его лица: брови сдвинулись, взгляд почернел, а скулы напряглись. Он выдохнул, чтобы попытаться успокоиться, но это только немножко помогло. Больше успокоиться получилось из-за присутствия возлюбленной и её руки на его плече.       — Сейчас – плевать! У меня совсем другие планы на эту ночь! — быстро перевел тему Адриан.       — И какие же? — рассмеялась Маринетт, как шестиклассница, прикрыв рот ладошкой.       — Гулять с тобой по ночному Парижу и любоваться луной! — он встал, а потом властно схватил Маринетт за запястье, заставляя подняться на ноги вместе с ним.       Как влюбленные дети, они гуляли по всем закоулочкам столицы Франции, держась за ручки. Они совсем не думали о том, что будет утром, ведь сейчас ночь, и есть только они вдвоём, а больше им никто не нужен.