The Rings

Предварительно заботливо установленный на телефоне будильник прозвенел ровно в 7 утра. Вадим открыл глаза и тут же, простонав, закрыл. Голова не просто болела, голова раскалывалась на миллионы осколков, а пробивавшийся сквозь неплотные шторы свет нового дня только усугублял и без того отвратительное состояние. Он отключил будильник наощупь, так и не открывая больше глаз, повернулся на бок и уткнулся во что-то теплое. Несколько секунд он не двигался, пытаясь вспомнить события минувшей ночи; каждая мысль, казалось, имеет физическое воплощение и приносит физическую боль. Был Глеб. Была Дженни. Потом Глеб уехал. Кажется… Когда это было? А Дженни, Дженни осталась, и… Он осторожно приоткрыл один глаз, уже представляя, кого увидит. Дженни спала, по подушке разметались распущенные темные волосы, несмотря на тепло, она была почти полностью укутана одеялом, — на свободе оставался только одна рука, в плечо которой он и уткнулся лбом. Осторожно, чтобы не разбудить, он отполз подальше и осмотрел себя, — никакой одежды на нем не было. «Бляяяять» — мучительно пронеслось внутри, но что-то обдумывать он был сейчас не готов, поэтому так же осторожно встал и отправился на кухню, где выпил залпом чуть ли не литр холодной воды и закурил. От сигареты замутило еще больше, затянувшись буквально пару раз, пришлось затушить ее и заняться поиском аспирина. «Нахуя я так напился? И что вообще было?» — он снова посмотрел на свое обнаженное тело, — «В общем, что было, понятно, но я ничего не помню толком. Разве что… Что мне ничего не пришлось делать самому, по крайней мере, я не помню, чтобы что-то делал», — в общем и эти воспоминания были уж слишком путанными и нечеткими. Как будто кто-то щелкнул пальцами, и несколько часов прошли, как одна секунда. Провал с размытыми очертаниями. Раздетая Дженни, сидящая сверху. Длинные волосы, которые все время лезут в лицо. Невнятный шепот. «Кажется, мы даже говорили о чем-то после… После секса? Был ли вообще этот секс? Бляяя…». Вадим чувствовал себя ужасно. Он не мог понять, кто и зачем поставил будильник на такую рань. Единственное, чего хотелось, — провалиться в забытье, а очнуться через сутки или даже двое. В нормальном состоянии. Когда аспирин был найден, он выпил сразу три таблетки и вернулся в спальню. Дженни все так же спала. Почему-то не возникло ни малейшего желания обнять ее, сонно поцеловать, прикасаться к теплой коже, поэтому он лег с краю, отодвинувшись как можно дальше, и тут же провалился в тяжелый сон. Как ему показалось, проспал он всего ничего, потому что вскоре его разбудил какой-то непонятный шум и визг. — Аааааа, сука! — ругалась Дженни смешно и от души, — Рината же сказала, что сегодня в 8 надо быть в Рингс! Почему не сработал будильник, я же поставила вчера! Сука, сука, она меня прибьет точно, она ненавидит, когда ее не слушаются, особенно в том, что касается пунктуальности, дохуя она пунктуальная! Столько говна придется выслушать! Вадим, не до конца придя в себя, наблюдал за тем, как девушка носится по спальне, пытаясь найти свои вещи. — На моем телефоне? Она вопросительно посмотрела на него. — На моем телефоне будильник ты поставила? Я его выключил, — он продолжал наблюдать. На Дженни тоже не было никакой одежды, как и никакого смущения, — она с удовольствием покрутилась перед ним, заметив этот взгляд, прекрасно зная о своих достоинствах — тонкой талии, аккуратной груди и упругой круглой попе. — Ну как? Ты вчера, наверное, не успел рассмотреть, как следует, да? — и она угрожающе, как ему показалось, двинулась к нему. — А что вообще вчера… было? — несмотря на по-прежнему не лучшее самочувствие, оторвать взгляда от сексуальной фигурки он не мог. «Придется трахаться, Вадик» — промелькнуло в голове, — «Без вариантов». — А ты не помнишь? — она наклонилась над ним и поцеловала. — Не особо, — но мучить себя воспоминаниями совсем не хотелось. «Ну было и было, сейчас я точно запомню». Она снова коснулась своими губами его, и, не разрывая поцелуя, почти сразу оседлала его. Ее волосы были по-прежнему распущены и свисали вперед, закрывая большую часть лица, глаза она прикрыла. Его член был уже твердым, но она не торопилась, просто несколько раз осторожно потерлась о него промежностью. Вадиму было бы проще снять ее с себя и позаботиться обо всем самому, — просто трахнуть так, как он того хотел — быстро и без особых прелюдий. Но Дженни была сверху и явно не собиралась менять своего положения. Соски были твердыми, он погладил аккуратную упругую грудь, сжав один из сосков пальцами, собственное возбуждение уже было слишком ощутимым и требовало удовлетворения, руки быстро скользнули вниз, он обхватил ее за ягодицы, приподнял, и она, прекрасно понимая, что нужно делать, взяла его член и направила в себя. В ней было влажно и узко, она коротко выдохнула и застонала, откинувшись назад. Вот так, сверху, она выглядела ничуть не хуже, чем актриса высокобюджетного порно, — изящная, тонкая, с манящим раскрепощенным взглядом. Вадим положил руку ей на талию, — всем остальным она управляла сама, — ритмом, скоростью и глубиной проникновения, и делала это отлично. Настолько, что самому Вадиму оставалось только получать удовольствие, — чувствовать и, конечно, смотреть, потому что картинка была неотъемлемой частью того, что сейчас происходило. Ритм ускорялся, Дженни стонала почти без остановки — выходило у нее это весьма приятно, возбуждающе и ни капли не наигранно, Вадим снова крепко взял ее за бедра и до предела насадил на свой член, через секунду она дернулась, и он почувствовал, как внутри она сжалась и сжала его. А через несколько секунд она ловко переместилась вниз и быстрыми, но довольно нежными движениями довела его до оргазма своим горячим мокрым ртом. В последний момент она все же выпустила член изо рта, и он кончил ей на лицо, потеревшись о губы и щеку. — Со спермой на лице ты еще красивее. Дженни просияла, как будто это был лучший комплимент, который она слышала в жизни. — Мне очень понравилось, — она вытерла губы тыльной стороной ладони и поцеловала его в шею, — А теперь я в душ, дашь мне полотенце? Или пойдешь со мной? — по ее виду было ясно, что трахаться она готова снова и снова, что было, скорее, плюсом, но не сейчас. Сейчас Вадим снова почувствовал противную головную боль. — Полотенце дам, конечно. Пойду после тебя. Она не настаивала и проскользнула в ванную. Зашумела вода. Какое-то время он лежал, не двигаясь, глядя в одну точку. Давно знакомое ощущение пустоты завладело всем вокруг. Мимолетная яркая вспышка оргазма давно угасла, оставив после себя… Ничто. Он нехотя встал, достал пару чистых полотенец и отнес их в ванную, после чего снова лег, дожидаясь своей очереди, надеясь, что прохладный душ и сожранные с утра таблетки аспирина все же принесут результат. Оживят. — Ну что ты так долго? Пойдем! Не тебе же выслушивать от Ри ее претензии. Странно, что вообще она еще ни разу не позвонила, — Дженни уткнулась в телефон, стоя уже в подъезде, подгоняя Вадима быстрее обуваться, — Ни одного сообщения даже. Очень странно. Сидит там, наверное, надутая как кобра, и поджидает. Вадим! — Иду, иду, все, — он быстро запер дверь, Дженни подхватила его под руку. Было почти одиннадцать утра. Вадим тоже проверил телефон, но никто не писал и не звонил. В голове было по-прежнему довольно мутно, он даже подумал, не поехать ли на такси. Дженни, наблюдая за его заторможенными движениями, предложила самой сесть за руль его машины. — Нет! Ни в коем случае! — прозвучало слишком резко, и он сам себя одернул, — То есть все нормально, я уже пришел в себя и чувствую себя вполне нормально, — он открыл ей пассажирскую дверь, после чего сел рядом. В этот момент его телефон пиликнул сообщением: Роман писал, что нужно сегодня сделать. Приедет скрипачка. Надо максимально постараться записать все скрипичные партии. Ребята из команды уже на работе. Самого Романа не будет. Он прочитал это Дженни вслух. — Не будет? Может, и сестры тогда не будет? Интересно, конечно! Нам сказали в 8 утра приехать, а самих никого нет! — Дженни возмущалась, но беззлобно, — Так что даже хорошо, что мы все проспали, — она хихикнула, — Ну или не совсем проспали, — она положила руку ему на колено и откинулась на спинку кресла, — Кстати, ты помнишь про концерт? Ну про оркестр, завтра в семь. Ты не передумал? А еще давай по пути заедем куда-нибудь за кофе, а то у тебя даже кофемашины дома нет, а растворимый я пить не могу, такая дрянь. Вадим слушал вполуха, хотелось тишины для успокоения больной головы, но с Дженни тишины никакой не было. Впрочем про концерт он все же услышал. «Какой блять нахуй в жопу оркестр, сука», но вслух он сказал: — Завтра? Завтра четвертое? — Ага, — она кивнула, — Ты сказал, что не занят и с удовольствием составишь мне компанию, — и она обезоруживающе улыбнулась. «Я сказал такую хуйню? Бля…» — Значит, с удовольствием составлю, — он выдавил из себя улыбку. Пока было сложно понять, стоил ли секс, пусть и весьма неплохой, всего вот этого… Завтра у Глеба день рождения. Если Вадим и хотел сходить на какой-то концерт, то явно не на тот, на который придется идти с Дженни. Впрочем он понимал, что все равно никуда бы не пошел… И Глеб… Глеб будет занят, и свой день рождения будет отмечать точно не с ним. Его он даже не позовет. «Может, и к лучшему, что так вышло. Куда-то сходить, развеяться и не думать…». Он пропустил добрую часть того, что говорила Дженни, погрузившись в собственные мысли. — Так что насчет кофе? — Кофе?.. Да, конечно. Заедем. На парковке уже было несколько машин, — Тимура, Дениса и кого-то еще из ребят. Вадим поспешил наверх, пообещав Дженни, что сообщит сразу, как освободится, и поцеловал ее в губы. Она удовлетворенно улыбнулась и сказала, что тоже займется работой. Что ей было нужно сделать, он не понял, — потому что не слушал. Скрипачка уже приехала. Она что-то обсуждала с Денисом, когда Вадим вошел. — Прошу прощения за опоздание, добрый день, — они быстро представились друг другу и познакомились. Светлана, как ее звали, была приятной дамой лет пятидесяти, она сразу сказала, что записывается в студии далеко не впервые, и всю часть с инструктажем и прочими подробностями легко можно опустить, чтобы не тратить время. Вадим оценил ее подход и согласился. Музыка была пронзительной. Возможно, скрипка сама по себе такая: надрывная, стонущая, окутывающая душу и проникающая в самое сердце. Но здесь было что-то еще. Во-первых, Светлана прекрасно играла — играла, вкладывая всю себя, она передавала настроение, передавала чувства. Мелодия была довольно сложной. Вадим уже писал гитарную партию к этой песне с Романом и легко узнал ее. Но в скрипичном исполнении она звучала еще глубже, — это была целая история. О чем-то горьком. Неуловимом. О чем-то чужом. «О чем-то чужом, что никогда не станет твоим». В перерыве на кофе Светлана с удовольствием поделилась тем, что ей приятно играть такую музыку. И что она не хотела бы знать, о чем писал ее композитор. Потому что настоящая музыка должна быть такой, чтобы в нее можно было вложить свой сакральный смысл, и она вложила. — А о чем, по-вашему, эта музыка? — Вадим отпил кофе и с удовлетворением понял, что голова почти не болит, работа прекрасно отвлекла, заняла и послужила обезболивающим. — О тоске по дому, — Светлана улыбнулась, поставив чашку на столик, — По месту, которое можно назвать домом. Или не месту, а времени. Когда ты чувствовал, что ты дома. Скрипичных партий было не так много. Работа двигалась быстро и приятно. К вечеру Вадим совсем позабыл о своем похмелье и даже о своей тоске. Пару раз к ним заходила Дженни, бросая на него интригующие взгляды. Запоздало Вадим все же вспомнил народную мудрость о том, что не стоит ебаться там, где работаешь. Дженни не раздражала его, он не испытывал к ней неприятия, — она была хороша, была красива, горяча и увлечена им донельзя, — это чувствовалось, это сквозило в каждом ее взгляде и жесте. Он по-прежнему был очарован ею, несмотря на то, как она вела себя накануне. Даже несмотря на то, что многие ее действия можно было назвать навязчивыми. Вадим такое любил. Любил, чтобы его хотели. Чтобы демонстрировали это. В этом не было ничего противоестественного для него. Но что-то было не так. И отделаться от этой мысли было нелегко. — Чем займемся сегодня? — только за Светланой закрылись двери, как тут же возникла Дженни, — Сходим куда-нибудь? Только мне домой нужно обязательно заехать, а то я второй день в этой одежде, она брезгливо поморщилась, — Не люблю такое. Вадим никуда не хотел идти. День прошел хорошо, — он успел все, что планировал, и даже больше, и теперь оставалось только удовлетворенно лечь спать, чтобы, наконец, выспаться. И желательно в тишине и одиночестве. Но эта милая улыбочка и недвусмысленный взгляд остановили его от отказа. «В конце концов я не настолько стар, чтобы засыпать перед теликом в 9 вечера». — Тогда можем заехать к тебе, переоденешься, а дальше… Как хочешь, — он пожал плечами и уже было направился к выходу, как его внимание привлек какой-то шум за окном, как будто на парковку въехал грузовик. Он подошел к окну и посмотрел вниз. Моментально обдало холодом, а потом — жаром. По пояснице поползла ледяная струйка пота. На парковке стоял эвакуатор, а на нем — майский жук. Рядом прошелся Тимур, из эвакуатора вышел водитель, и они обсуждали, куда лучше сгрузить машину. Вадиму казалось, что уши заложило ватой. Что сердце вообще не бьется, — только шумит кровь. Громко, слишком громко. Дженни была рядом и смотрела с открытым ртом, ничего не говоря. Машина стояла передней частью к ним. Точнее, тем, что было раньше ее передней частью. Лобовое стекло было разбито. Остатки фары висели на проводах. Решетка радиатора раскурочена. Бампера не было. Капот был смят. Внутри все было белым — отстреленные подушки безопасности занимали всю обозримую часть салона. На этой машине вчера уехал Глеб. И Рината. А теперь была только машина. Разбитая машина. Ни Ринаты, ни Глеба не было. Вадим как будто вышел из транса и схватил свой телефон, механический голос сообщил, что абонент недоступен. Он набирал снова и снова. Дженни, следя за его действиями, испуганно хлопала глазами. — Все хорошо! Я уверена, что все хорошо! Пошли к Тимуру, Тимур всегда все знает! Вадим продолжал набирать номер, не обращая на нее внимания. Потом стал звонить Ринате. Гудки шли, но трубку никто не взял. Тогда Дженни, не дожидаясь его, побежала вниз и уже через минуту стояла рядом с Тимуром и эвакуатором, наблюдая, как снимают машину. Вадим тоже спустился. — Все хорошо! Я же говорила! — Дженни бежала навстречу, — Все живы! И здоровы! Подробностей я не знаю, Тимур не особо разговорчив, ему не положено быть разговорчивым, но все живы, слышишь? Это самое главное! Ему показалось, что все это время он не дышал и только сейчас смог выдохнуть. Все живы. И здоровы. — Где Глеб? Почему у него недоступен телефон?! — Этого я не знаю, — она не стала говорить, что вопрос весьма странный и задан не по адресу, — Дома, наверное. Или на работе. А телефон сел просто, такое часто бывает. Вадим, все нормально! Тимур всегда все знает, и он точно не стал бы врать о таких вещах, я ему верю, если он сказал, значит, так и есть! — она всячески пыталась привести его в чувства и успокоить, но получалось плохо. — Мне ехать надо, — он развернулся и быстро пошел к своей машине, — Потом поговорим. — Я с тобой! — Дженни не отставала. Почему-то сейчас Вадиму показалось, что он сильно ошибся насчет «легкой разовой интрижки», ведь отношения с ней он предполагал именно такими. Избавиться от нее будет сложно. Но возражать и перепираться было не время. Через полчаса он стоял под дверью Глеба и непрерывно жал на звонок. Дженни стояла рядом, облокотившись о стену, на которой черным маркером было нарисовано сердечко. Двери никто не открыл. — Рината присела на колени прямо на асфальт. Светлое платье было порванным и в крови. Но самообладание вернулось. Лежащий человек сначала показался Глебу бомжом или типа того, но при ближайшем рассмотрении он понял, что ошибся. Парню на вид было лет двадцать пять, — длинные волосы и борода, не по сезону теплый вязаный свитер, поверх которого была надета еще и джинсовка, тяжелые трекинговые ботинки — все это на первый взгляд и вызвало ассоциацию с неухоженностью и бомжеватостью. Лоб был разбит, рассечен. Волосы спутаны и пропитаны кровью. Других видимых повреждений не было, но и понять это, учитывая количество одежды, было нельзя. Первое правило при ДТП — нельзя перемещать, переворачивать или куда-то тащить пострадавшего. Глеб это помнил. Помнила и Рината. Она осторожно приложила два пальца к его шее. — Пульс есть. Немного замедленный, но не критично. Он живой, поэтому… Дорога была пустынной. До ближайшего коттеджного поселка километров пять, но местные жители обычно пользовались другим путем. Вокруг только лес. Лес и темнота. Наверняка здесь нет ни одной дорожной камеры. За все это время не проехала ни одна машина. Они думали об одном и том же, — потому что не получалось об этом не думать. Никто не видел. Никто ничего не узнает. В крайнем случае, можно попробовать отогнать машину. Вызвать скорую, представившись случайными проезжающими мимо. Можно позвонить. Можно попросить Тимура. И Рому. Никто ничего не видел. Никто ничего не узнает. Они думали об этом одновременно и так же одновременно, даже не перекинувшись словом, пришли к единственному решению. Общему. Глеб присел рядом на асфальт и обнял Ринату. Кровь на ее лице почти засохла, он провел пальцем по ее подбородку, и на подушечке остался яркий след. — Я телефон иду искать? Они оба в машине где-то. — Да. Надо карту открыть сначала, посмотреть точное местоположение, чтобы скорую и полицию вызвать. Я не особо понимаю, где мы. И быстрее, Глеб, — она теперь была снова сосредоточенной и холодной, — Мы и так потратили кучу времени впустую, утирая мои сопли. Он встал и полез в салон. Телефон Ринаты нашелся на полу, экран был разбит, но на работу это не повлияло. Связь тоже была. Блокировка отсутствовала. На заставке экрана был ключ. Рассматривать времени не было, он быстро нашел приложение с картой. — Мы на семьдесят первом километре объездного шоссе примерно, впереди коттеджный поселок «Сосны», сейчас звоню, — он уже набрал номер, но на вызов нажать не успел. — Нет! Я сама позвоню, не надо, — она забрала из его рук телефон и уже через несколько секунд совершенно ровным безэмоциональным голосом говорила с оператором экстренных служб: «Я сбила человека на семьдесят первом километре объездного шоссе, не доезжая километров пять до поселка Сосны. Он жив, без сознания. В крови. Да, я одна». Она нажала отбой до того, как он успел что-то сообразить, и вернулась к пострадавшему, снова сев прямо на асфальт. — Есть сигареты? Глеб пошарил по карманам и протянул ей сначала пачку, но потом сам подкурил сигарету и отдал Ринате. — Тебе надо уйти. Конечно, это не лучший расклад: переться пять километров по лесу, но там поселок, оттуда вызовешь такси и спокойно уедешь, — она смотрела прямо перед собой, в одной руке держа прикуренную Глебом сигарету, а второй неотрывно проверяла пульс лежащего парня, — Не иди только посреди дороги. Лучше вообще за отбойником. Она говорила что-то еще, но Глеб ее остановил: — Я никуда не пойду и не поеду, — он прикурил сигарету теперь уже себе и выпустил кольцо дыма в летнюю душную ночь, — И можешь даже не стараться. — Глеб…- она вздохнула, — Так будет лучше. Ты, наверное, не знаешь, что будет дальше. Я тебе расскажу, — она затянулась и плотный дым повис в воздухе, — Тебя везде будут таскать как свидетеля. Сначала по административке, а потом, может, и по уголовке, смотря как будет, — она снова перевела глаза на пострадавшего, — А завтра, уже завтра об этом напишут все, кому не лень. Если даже обо мне умудрялись писать журналюги, хотя я человек не медийный, не публичный и вообще никто, не перебивай! — она увидела, что он собирается активно возражать, и он не стал, — То о тебе напишут сполна. Возможно даже то, что это ты был за рулем машины ебанутой Кольцовой из Рингс, что ты его сбил, что мы там пили, ебались, объебывались наркотой, неизвестно чем занимались еще и прочее. И хотя это будет неправдой, потом все найдут опровержение, но на тебя выльется тонна дерьма. За то, в чем ты не виноват и близко. Просто потому что это ты. — Да мне абсолютно похуй! — Глеб был искренне возмущен, — Ты че несешь? Ты думаешь, я щас в деревню попиздую, а потом на такси домой спать поеду, серьезно? Я, конечно, понимаю, что мы не знакомы толком, и ты знать не знаешь, какой я человек… — А какой ты человек? — она грустно улыбнулась, — В подобных ситуациях все люди примерно одинаковы. Никто не хочет проблем. К тому же это ведь и правда не твоя проблема, и ты не должен за это отвечать своим покоем. А я… Я свое решение приняла. Хотя были и другие варианты, ты знаешь. — Знаю. А ты? Ты бы что сделала на моем месте? — Я не на твоем месте. — И все же? Ответь. Я хочу ответ услышать. Только честный. Давай так, если ты честно скажешь, что сбежала бы и меня бросила, то я уйду. Ключевое слово — честно. Рината почти не думала. — Я бы не сбежала. С тобой бы осталась. — Тогда вопрос решен? — Глеб снова сел рядом и положил голову ей на плечо, — Как он? — Так же. Пульс есть. — А ты? Но она ничего не ответила. Где-то вдали завыла сирена скорой помощи. — Видимо это к нам. В приемном покое было ослепительно светло и воняло хлоркой. Парня увезли на каталке. Рината с Глебом сидели в коридоре. Молодой дежурный врач уже успел осмотреть их, утешительно сообщив, что небольшие ушибы и синяки для жизни и здоровья не опасны. К носу Ринаты и щеке Глеба можно приложить лед, но льда у них нет, потому «приложите сами дома». — А вам, Рината Романовна, надо в процедурную пройти, кровь сдать и мочу на анализ, будете проходить добровольное освидетельствование на наличие состояния алкогольного и наркотического опьянения? — подошедший усатый мужчина был в форме, поверх которой был нелепо накинут белый халат. — Буду, — она встала и отправилась следом за ним. Минут через двадцать она вернулась к Глебу на неудобную деревянную скамейку под дверями кабинета. — Сказали, никуда не уходить пока. Потом в отдел поедем, когда вернутся сотрудники с места ДТП. Там надо все осмотреть, сфотографировать. Про парня новостей нет, точнее, мне никто ничего не сообщил. Дознаватель сказал, что ты можешь ехать, они же записали твои данные, тебя вызовут, если будет нужно… Глеб просто слушал, потом обнял ее и притянул к себе. Они сидели молча, почти не шевелясь. Прошел час, возможно, и больше. Неумолимо тянуло в сон, как будто вся вселенская усталость разом свалилась откуда-то сверху. Казалось, все о них забыли. Рината почти уснула — прямо так, на неудобной скамейке, положив Глебу голову на плечо, когда распахнулась дверь, — на пороге был Тимур. Он бегло осмотрел коридор и сразу двинулся к ним. Встал напротив, сосредоточенно разглядывая сонную парочку. — Это Тимур, — Рината подвигала затекшей шеей и немного отстранилась от Глеба, — Привет, Тимур. Быстро ты. — Рината… — недружелюбного вида детина вдруг присел на корточки и взял ее руки в свои, чего Глеб не ожидал. Ему показалось, что такого вида мужик, скорее, достанет ствол и всех тут положит, чем будет сюсюкаться с ней, — Почему? Почему, блять? Почему ты сразу не позвонила? Прошла сводка уже, мне оттуда сразу набрали, сообщили. А ты… — А зачем? Зачем звонить? Видишь, со мной все нормально. С Глебом тоже, — детина с подозрением покосился на него, задержав взгляд на синяке на лице, — А Рома… — Рома на семьдесят первом километре давно, пришлось его заставить, поклявшись жизнью собственной матери, блять, что ты жива и здорова. Истеричка проклятая. Но от него там больше пользы, а от меня — здесь. Допрос уже был какой-нибудь? — Нет. Анализы только взяли. Добровольное медицинское освидетельствование, — она невесело улыбнулась, — Но там переживать не за что, ты сам знаешь. В моих венах течет лишь крепкий кофе. — Отлично. Значит, я успел. Кольцов там разберется, проследит, чтобы все нормально оформили, без самодеятельности и прочей хуйни. А мы здесь порепетируем, что отвечать на допросе. — А что репетировать? Я придумывать ничего не собираюсь, да и нечего придумывать. — Я не об этом. О том, чтобы ты не растерялась, и чтобы эти пидоры тебя ничего не заставили сказать ненужного, — Отношение Тимура к сотрудникам правопорядка было более, чем определенным, — И так ясно — хер этот перся по дороге, без каких-либо светоотражателей, переходов там в помине нет, ты ничего не нарушила. Скорость не превышала, камер там нет, последняя камера засекла тачку в четырех километрах от места ДТП, ты ехала 70 при разрешенных 90. Даже если он умрет… — Не надо. Пожалуйста, — Рината перебила, и он замолчал, — Как он? Ты знаешь? — Знаю. Без сознания пока, сотряс у него нехилый и сломана рука. Больше ничего. Ты очень вовремя руль крутанула, так бы наглухо сразу убрался. Удар пришелся по касательной больше, боком, но сама понимаешь, человек против многотонной железной махины — букашка. Сказали, должен жить, но это сама знаешь, одному богу известно, сколько кому отпущено и сколько отмерено. Глеб с интересом посмотрел на Тимура, не ожидая от него подобных речей, но снова наткнулся на колючий подозрительный взгляд и предпочел отвернуться. — А кто он? Известно? — Пока нет. Документа у него с собой ни одного не было. Телефона тоже. Вообще ничего. Но это мы все выясним, просто пока не было времени. Врачам уже заплатили, — будут лечить его по высшему разряду и постоянно держать меня в курсе. В общем так, я сейчас узнаю, куда ехать и поедем, нехуй здесь сидеть в больнице, они так всю ночь тебя сидеть заставить могут, а сами жопы протирают в креслах, пока рабочее время капает, — он встал и куда-то ушел. — Джеймс Бонд посимпатичнее будет, — Глеб хмыкнул, а Рината рассмеялась, — Но впечатляет. Ты знаешь, с какой скоростью ехала? — Рината покачала головой, — А он уже знает. — Это работа его. Все знать. Иногда даже до того, как что-то произойдет. — Я бы спросил, зачем вам такой человек… Но, наверное, не время, да? — Наверное. У меня просто нет сил уже даже говорить… Рината выглядела уставшей и грустной. Она снова предложила Глебу уехать, но он отказался. Уезжать ему не хотелось, несмотря на то, что устал он ничуть не меньше нее. Сейчас произошедшее казалось каким-то иллюзорным, - словно было не с ними. Мысли путались и не хотели собираться воедино. Тимур вернулся через десять минут, посадил их в свою машину и повез в отдел. Глеба он брать не хотел, это было видно, но возражать не стал. Он вообще не задавал никаких лишних вопросов. В отделе взяли письменные объяснения, — никакого допроса не было. Глеб тоже написал все, как было. Тимур придирчиво прочитал обе бумажки и дал добро. Впрочем, в объяснениях не было ни грамма вымысла. Шел по дороге. Появился из ниоткуда. Предприняли все меры для предотвращения ДТП. Скорость не превышали. Алкоголь не пили. Наркотики не употребляли. Пешеходных переходов не было. Светофоров и подавно. Оплатили лечение, готовы и дальше всячески содействовать в восстановлении здоровья потерпевшего. Когда они втроем вышли на улицу, было уже светло. У Тимура зазвонил телефон. — Это из больницы звонят, — он нажал зеленую кнопку, — Слушаю! — Ваш мальчик очнулся! — Из динамиков телефона послышался звонкий женский голос, — Если в течение суток все будет в порядке, переведем его из реанимации в палату. Тимур поблагодарил звонившую и попрощался, напомнив о необходимости держать его в курсе любых изменений. — Ваш мальчик очнулся, — он усмехнулся и подкурил сигарету, разглядывая Глеба и Ринату, едва стоявших на ногах от усталости. — Мы слышали. В этих динамиках вечно все слышно.