The Rings

— Торжественно обещаю сильно не позориться, не бухать и не сдохнуть от передоза в туалете, или как ты там сказала по телефону? — Вадим знал, что она удивилась, когда увидела его на пороге своей квартиры. Удивилась, но все, что могло ее выдать, буквально за долю секунды стерлось с лица, и лицо это вновь стало невозмутимым и спокойным. Впрочем что-то от «обычной женщины» в ней все же было: до конца собраться она не успела, хотя времени оставалось достаточно, и ему было предложено подождать, — и даже не на улице, — от чего он отказаться не мог: уж очень было интересно. Настроение после всего произошедшего за последние сутки можно было по-прежнему назвать странным, но ни раздражения, ни обид, ни истерии точно не осталось. И сейчас, сидя в просторной светлой гостиной, он разглядывал все, что его окружало. Почему-то он именно так и представлял себе место, где она может жить: бездушную стерильную чистоту и белоснежность, разбавленную кое-где светло-серыми и темно-синими тонами. Четкие геометрические линии. Никакой вычурности, лишь простота, но простота невероятно дорогая. «Никакой тебе цыганщины, никаких золотых вензелей, никаких собственных портретов в тяжелых багетных рамах, как высший акт самолюбования, — даже скучно». Рината скрылась в какой-то из комнат, ни слышно, ни видно ее не было. Он бесшумно прошелся по комнате и выглянул на балкон. Балкон был тем самым, угловым на последнем седьмом этаже, где вчера горел свет. Тоже большим, скорее, даже огромным, светлым, с панорамным остеклением до самого пола. Потолок тоже был стеклянным. На полу лежал белый пушистый ковер, и Вадим только хмыкнул, наступая на мягкий приятный ворс. На небольшом кофейном столике из цветного причудливого стекла стояла пепельница с окурками, которая выбивалась из всей этой «чистоты». Он открыл балконное окно, чиркнул зажигалкой и закурил, опускаясь в кресло, продолжая разглядывать пепельницу. Тонкие сигареты с фиолетовой полоской курит Рината. Коричневые с золотой — ее брат. Но были и другие. «Такие, как у Глеба». Он поморщился, отгоняя от себя мысли о Глебе, но они никуда не ушли. Все было слишком понятно. Слишком очевидно. Слишком «как всегда». И то, что ночью Глеб сразу же ушел, как только лишился своего главного зрителя, только подтверждало, что Вадим был прав: все это фарс и демонстрация. Привлечение к себе внимания. Издевательство. Можно было еще подумать, куда делась Дженни, но почему-то этого совсем не хотелось. Даже если Дженни ушла с Глебом, даже если Дженни сейчас с ним где-то трахается, раздвигает свои длинные стройные ножки и изливает душу, — ему было все равно. Он еще раз посмотрел в свой телефон, но Дженни ни разу не звонила. И сам он тоже звонить не стал, хотя и думал об этом. Но думал, скорее, что надо бы удостовериться, что с ней все в порядке. Он вспомнил ее заплаканное лицо, вспомнил, как она испуганно смотрела на Глеба, вальяжно разлегшегося на его кровати. Подумал, что для неподготовленного человека все это может выглядеть чересчур. Для него же самого чересчур это не выглядело. Ни на грамм. Для него это выглядело опостылевше обычно. Душераздирающе тошно. Безвыходно. Беспросветно. Рината стояла за прозрачной дверью балкона и просто наблюдала за ним. Он не заметил ее. Не знал, сколько она там стоит. Но она не предпринимала попыток выдернуть его из своих мыслей, поторопить или обратить на себя внимание. Точно так же, как не пыталась составить ему компанию. Когда он, наконец, раздавил в пепельнице окурок и поднял глаза, то даже непроизвольно вздрогнул от неожиданности. Ему уже довелось испытать на себе удивление от внезапных перевоплощений — так было на концерте, когда она совершенно неожиданно предстала перед ним в том синем платье. Но сейчас все было куда интереснее: платье было черным, длинным, обтягивающим и… открытым. Руки, плечи, спина — все это было обнаженным. Неизменно закрытыми оставались лишь часть шеи и грудь — никакого декольте. На тонкой длинной шее платье застегивалось на широкую блестящую полосу ткани со сверкающими камешками разного размера, которая заменяла колье. Убранные назад волосы снова открывали идеальные линии лица. Остались лишь нарочито небрежно выпущенные пряди впереди. Вадим уже встал, уже открыл дверь, уже вошел обратно в комнату, но продолжал пялиться — иначе это было не назвать. Рината никак ему не мешала. Скорее, ей доставляло это удовольствие. Хотя у него и промелькнула мысль, что по этому лицу хер разберешь, что там доставляет ей удовольствие и удовольствие ли это в принципе. — Очень красиво… Красивое платье, — он наконец отвел глаза, одернув себя за то, что наверняка выглядит, как идиот. «Это просто платье, точнее, просто баба в платье, я миллион таких видел». — Спасибо, — она едва заметно улыбнулась, — Подумала, что тебе как раз понравится. — Мне? — он не мог понять, издевается ли она, и от этого стало даже неприятно. — Тебе. Ты же там пытался что-то искать у меня под кофтой в студии, — он вспомнил про длинные рукава и свой «промах», но она просто продолжала, — Ну и мы же вместе идем. Хотя ты бы все равно пошел, я думаю. Просто не со мной. Считай, что сегодня я за Дженни, во всех отношениях, — и она аккуратно поправила волосы, — Поехали. И так опаздываем. «В каких всех отношениях? В каких отношениях, Рината?» Но вслух он ничего не сказал. Просто молча пошел за ней, любуясь гладкой фарфоровой кожей на спине и выпирающими лопатками. Он старался не разглядывать — ни эту линию бедер так удачно обтянутую платьем, ни эти изящные плечи, ни выбившиеся сзади чуть вьющиеся волосы, струящиеся по длинной шее. Старался, но не мог. — Спасибо, что согласился, — она уже надела туфли — такие же черные, как платье, такие же изящные, как она сама, и снова стала выше Вадима, — Не думаю, что тебе это приятно, как он тебя уговорил? — Меня не пришлось уговаривать, — он хотел было открыть дверь и поторопиться на выход, но вдруг остановился и посмотрел прямо на нее, стараясь не отводить взгляда. На него снова навалилось странное чувство. Как будто по спине пробежал холодок. Как будто стало меньше воздуха. Как будто эти едва уловимые духи с запахом жженого сахара, жасмина, ванили, карамели, черт знает, чего еще, перекрыли кислород. Как будто мир сузился до этих черных блестящих зрачков, обрамленных синей радужкой. Как будто этим острым длинным каблуком она наступила ему на горло. Это чувство было пугающим. Пугающим, потому что он понимал, что она ничего не делает. Она не смотрит на него ни с обожанием, ни с вожделением, — в ней нет даже намека на флирт. Хотя бы на тот флирт, который можно назвать легким и социально допустимым для малознакомого человека, не говоря уже о чем-то большем. Он понимал, что запах этих духов различим едва-едва, и точно не может вызвать удушье. Понимал, что тонкие высокие каблуки отбивают звук от паркета, ничего не имеющего общего с его горлом. Он понимал все, но ничего не мог сделать. — Как ты это делаешь? — он продолжал смотреть ей прямо в глаза. — Делаю что? — она легко приняла игру, также уставившись на него. — Ты знаешь. Вот это… Что рядом с тобой люди чувствуют… — сформулировать внятно он ничего не мог и осекся, — Вот это чувствуют. — Какие люди? Ты что ли? — она снова еле заметно улыбнулась одними краешками губ. — Допустим, я. Вот это все… — Я не знаю, что ты рядом со мной чувствуешь, — она не насмехалась, но ему показалось, что говорит она неправду. — Чувствую, что ты мне туфлей своей на горло наступила. Не придуривайся, все ты поняла! — он собрал последние крупицы самообладания, и посчитал, что это у него хорошо получилось. Она на секунду задумалась, переведя взгляд куда-то ему на шею. — Наверное, я просто красивая. И относительно молодая. Мужчинам же нравятся красивые женщины. Остальное для них не так важно. У меня хорошая фигура, лицо, большие глаза, натуральные густые волосы. Что там еще? Тонкие запястья, длинная шея, ноги, грудь даже имеется, дальше можешь продолжить сам, — она говорила это совершенно равнодушно, без грамма гордости или самолюбования, так, как будто она описывает горшок для цветка, стоя в хозяйственном магазине, — Все это заставляет мужчин испытывать определенный трепет, назовем это так. Я много кому нравлюсь… — Но тебе не нравится никто? — он усмехнулся, — Знакомая песня. Я такая-растакая, но мне никто не нужен. Ты об этом? — он не хотел грубить, тем более, что в ее тоне действительно не услышал и доли самовосхваления, но остановиться уже не мог. — Почему никто? Иногда кто-то нравится. — Да? И кто же? — он естественно не рассчитывал услышать что-то о себе, но внутри вдруг проскользнула мысль, что именно этого он бы и хотел сейчас. Хотел бы, чтобы она сказала это так, как другие. Как та же Дженни. Сказала бы «ты мне нравишься, я тебя хочу». Сказала бы «давай никуда сейчас не поедем», сказала бы «я…» — Глеб. Мне Глеб нравится. Видимо он совсем потерял самообладание, и на его лице отразилось нечто похожее на удивленное отвращение, потому что Рината вдруг рассмеялась. Просто и искренне, но продолжая рассматривать его в упор. — Я шучу. Но у тебя сейчас было такое лицо… Извини, — и она сама открыла дверь и вышла, а ему оставалось только молча пойти следом. Его машина по-прежнему стояла в ее дворе. Он открыл пассажирскую дверь, предлагая ей садиться. — Глеб тебе не пара. Ни при каком раскладе, ты совсем его не знаешь. Не знаешь, что он за человек. И узнавать тебе это я очень не рекомендую. Пусть он лучше останется для тебя артистом, музыкантом, если ты конечно любишь такое, потому что это сильно на любителя. Не стоит разочаровываться и добровольно взваливать на себя такие проблемы, о которых ты и понятия не имеешь. Расценивай это, как угодно. Как дружеский совет, если хочешь, — он снова закурил, глядя куда-то перед собой. Говорить этого, возможно, и не стоило, но он хотел сказать. Потихоньку приходило осознание, что его собственная «повязанность» обязательствами и тайнами работает в обе стороны. Он связан с Ринатой так же, как и она с ним: общим делом, общими условиями о конфиденциальности, общей работой, общими сроками и общими проблемами. А значит, что ей точно так же придется его слушать. Придется слушать, как и ему ее. И с этим ничего не поделаешь. Она молчала, сидя на переднем сидении с открытой дверью, — дверь он не закрыл. На какое-то время стало совсем тихо, но тишина быстро нарушалась чьим-то веселым смехом у подъезда. Еще минуту он постоял рядом с машиной, вдыхая довольно душный летний воздух. «Все это бред. Или безумие. А может и все вместе». Рината ни о чем так и не спросила. — А что там вообще будет? Ну там, куда мы едем, — Вадим еще раз посмотрел в навигатор — ехать было совсем недалеко. — Типичная вечеринка Леды, — Рината смотрела в свое окно, и даже не повернула головы, — Это значит, что сначала будет официальная часть с журналистами, частично мы уже отстрелялись на презентации, но это еще не все, увы. Цветы, подарки, поздравления: у Леды вышла новая книга стихов… — Да, это я понял. Слышал ваш разговор с Ромой, он на громкую связь поставил. Поздравляю, кстати, — он хотел хотя бы сказать что-то, чтобы выдернуть ее из своего умиротворенного равновесия. Хотя бы сказать, раз не мог ничего сделать. Он прекрасно помнил слова Джен «Рината пишет, а Ленская читает и продает» или что-то такое. Он снова скользнул взглядом по обнаженному плечу, которое еще сегодня ночью был полон уверенности облизать: в этой же самой машине. Но теперь это казалось немыслимым. — Меня не с чем поздравлять. Леду поздравишь. Если хочешь. Вообще нечего опасаться: тебя никто ни о чем не спросит и лезть не будет. Все роли распределены, все «выступающие» давно выучили свои тексты, — лишнего ничего не будет. Потом официальная часть закончится и можно будет делать, что угодно, — попытка Вадима не удалась, Рината и вида не подала, что ее что-то насторожило и удивило, она вынула из своего маленького клатча телефон, следом выпала какая-то черная коробочка, которую она тут же убрала обратно. — А что это? — он взглядом проследил за исчезновением коробочки в сумке. — Я это Глебу хотела подарить на день рождения. Но совершенно забыла вчера, хотя мы вместе ездили в больницу. Это все меня выбило из колеи, я вообще обо всем забыла, когда увидела этого парня на больничной койке, — она пожала плечами. Вадим был совсем не рад тому, что снова всплыло имя брата. — Он переживет, — прозвучало слишком резко, — А сейчас ты это зачем взяла? Надеешься встретить его на вечеринке Леды? Это очень вряд ли, он где-нибудь в подворотне сейчас бухает, — он злорадно хмыкнул, — А что там? — Это неважно. Это же не тебе, — она снова повернулась к окну, и ему осталось только перевести тему обратно. — Звучит интересно про делать, что угодно, — он снова глянул в навигатор, — Почти приехали. А что угодно — это что? — Чего душа требует. Чего требует твоя душа? — она говорила совершенно серьезно, и если большинство ее фраз он воспринимал как какую-то шуточную издевку, то почему-то сейчас ему показалось, что она действительно может взять и вытащить из него эту самую душу. — Не знаю. Наверное, как у всех… Покоя, умиротворения, свободы, — он решил, что эти общие слова прекрасно подойдут для подобного разговора, — Разве не этого все хотят? — Свободы от чего? От кого? — Рината наконец повернулась и теперь внимательно изучала его профиль, а потом совершенно неожиданно протянула руку и убрала ему за ухо прядь волос, которая, как ему казалось, очень удачно закрывала часть лица. От этого прикосновения его как будто прошибло током, он зажмурился и быстро снова открыл глаза, пристально уставившись на дорогу. — Мы приехали, это здесь, — он был искренне рад этому, едва скрыв свою радость. «Очень вовремя, очень хорошо. Мы приехали, и теперь не надо отвечать. Не надо ничего говорить больше. Ничего не надо. Потому что я не собираюсь давать ей ковыряться в себе. И трогать себя так». Как так — он и сам не понял. В прикосновении не было никакого намека или желания, не было никакого выраженного желания, да, пожалуй, так. Тем не менее, ощущалось это куда интимнее, чем… Чем что? «Чем если бы она меня сейчас за член схватила, например». Элит-клуб «Премьер» оправдывал свои статус и название с первых минут. Впрочем народу было столько, что Вадим сначала толком ничего и не рассмотрел. Здание было похоже на объект культурного наследия, — монументальное, старинное и нарочито выделяющееся среди всего, что можно было видеть рядом. Рината ловко взяла его под руку, на входе представительного вида мужчина в белых перчатках и бабочке, не имеющий ничего общего с типичным охранником типичного заведения, быстро отыскал в планшете фамилию Ринаты и вежливо пригласил ее «со спутником» внутрь. Внутри все выглядело дорого и претенциозно. Пожалуй, даже чересчур. Тяжелые резные столы с не менее тяжелыми креслами, колонны, золоченые рамы на стенах, зеркала, кожа и какие-то гобелены. Для Вадима все это было как раз той самой цыганщиной, но заведение действительно считалось элитным и, что называется, закрытым — просто так с улицы в такое не сунешься. Классический дресс-код только дополнял интерьеры: женщины в красивых длинных платьях, от разнообразия и цветов которых стало быстро рябить в глазах, мужчины в костюмах, официанты в белых перчатках с осанками, как с военного парада, море живых цветов, которые явно были заказаны именно для данного мероприятия. Рината оставила его за столом и ушла искать Леду, предупредив, что какое-то время ему придется развлекать себя без нее. Наваждение, напавшее в машине, отступило. Официальная часть, хоть и была весьма скучной, но выглядела прилично, а главное, искренне: не было похоже, что люди повторяют заученный заранее текст. Сама Леда была в вызывающе красном платье с огромным бантом на груди. Он вспомнил ее на дне рождения Ринаты. Такую же шикарную, такую же выражающую дорогой лоск, но красивее Ринаты для него здесь не было никого: хотя все женщины, которых он успел рассмотреть, казалось бы, мало чем уступают ей. Но Ринату всю официальную часть он почти не видел. Зато увидел несколько знакомых и даже перекинулся с ними парой слов. Рината была права — никто к нему не лез, никто не задавал лишних вопросов, мероприятие действительно можно было назвать «светским». Выпил он только бокал шампанского, взяв потом с подноса официанта минералку. Какая-то довольно пожилая женщина в темно-зеленом платье, действительно напоминавшая графиню из фильмов, спросила его, что он думает о новой книге. Ленскую Вадим не читал. И думать о ней ничего не мог, но легко отделался общими фразами, на что дама протянула ему книгу — в твердой черной обложке со странными белыми символами. — Ледочка мне подарила несколько экземпляров, с автографами! Я дочке подарю и ее хахалю. Сестре еще. А вот муж у меня — сухарь сухарем, ему не до поэзии, — она театрально закатила глаза, — Поэтому дарю вам. Леда очень талантливая, а вы так ответили, будто и не читали даже, вот, займитесь на досуге. Сейчас молодежь практически и не читает, но раз вы здесь, то не все для вас потеряно, начать читать никогда не поздно. Вадим про себя, конечно, усмехнулся, но ничего не успел ответить, как дама уже скрылась в толпе, оставляя его с книгой в руках. Он открыл и на форзаце красивым почерком прочитал: «Поэзия — это просто ключ, который не всегда может открыть дверь. Но, возможно, именно Вам повезет. Л.Л.» Рината появилась спустя полчаса. За это время он успел выпить еще пару бокалов шампанского, разумно решив, что если что, машину можно оставить и здесь, — она и так периодически стоит по разным уголкам города. — Прости, что так долго, — она аккуратно села рядом за барной стойкой, в руках у нее тоже был бокал шампанского, но нетронутый, — Все приглашенные журналисты уехали, можно выдохнуть. Ого, не знала, что ты поклонник Леды, — она иронично улыбнулась, глядя на книгу, которая лежала рядом с ним. — Это подарок. Может и поклонник. Мне милая дама с обликом графини подарила, сказала, что молодежь совсем не читает сейчас, — он улыбнулся и снова открыл книгу, перечитывая слова на форзаце, — Как все прошло? — А, наверняка это Мария Венедиктовна. И она действительно дворянских кровей, да и ерунды не скажет, зря ты иронизируешь. А прошло все штатно. Все довольны и счастливы. У нас иначе не бывает, — она понюхала шампанское и отставила в сторону, не притрагиваясь, — Теперь можно и веселиться. — И тебе весело? Сколько еще времени тебе тут надо быть? — Вадиму почему-то снова захотелось сделать хоть что-то, чтобы выйти из этого порочного круга. Круга всеобщего равнодушия. Потому что на него подобное мероприятие нагоняло только тоску. — Думаю, еще час. Но если хочешь, ты можешь уехать, — она пожала плечами, — Я тебя не держу. — Правда? — он иронично скривился, но продолжать не стал, точнее, не смог, потому что к ним подошла Леда. Она склонилась к щеке Ринаты и поцеловала ее. — Спасибо! Все прекрасно, Ри. С тобой намного лучше, чем с Джен, спокойнее, — и она ненадолго замерла, обнимая Ринату за плечи, — И праздник отличный, спасибо Вите, он все оплатил. Я теперь и сама могу что угодно оплатить, но приятно, когда это делает твой мужчина. У тебя шикарное платье, это Валентино? — Валентино. Но меня не за что благодарить, ты молодец, все просто идеально, — Рината дежурно улыбалась, и Вадиму хотелось одернуть ее, хотелось сказать «это не настоящее!», но он прекрасно понимал, что этого не сделает. Еще несколько минут они говорили о планируемых творческих вечерах, книгах и музыкальной программе для этих самых вечеров. Потом Леда снова поцеловала Ри в щеку, а Вадиму пожелала отличного вечера, улыбнувшись очаровательной белозубой улыбкой, и он ответил тем же. Четвертый бокал шампанского почему-то уже ударил в голову. Потом был пятый и шестой. Уходить без Ринаты он не собирался, но и наблюдать за происходящим наскучивало все больше и больше. Люди становились пьянее, разговоры и музыка — громче. — Масштабная вечеринка. Как последний раз, — он усмехнулся, — Боишься, что ничего больше не сможешь написать? Поэтому каждый раз — как последний? Она помолчала, медленно покрутив в руках свой бокал с минералкой. — К самой организации я не имею никакого отношения, Леда сама решает, где, как и с каким масштабом будет что-то отмечать, — она снова повернулась к Вадиму и смотрела ему прямо в глаза, — Мне придется оштрафовать Дженни на пару-тройку зарплат. А это немало. Надеюсь, у тебя есть деньги ей на сарафанчики и туфельки на это время, а то она жить без них не может. Хотя уже осень скоро… Там посерьезнее покупки, — и она просто встала и направилась к выходу. Он толком не знал, нахуя это сказал. Сказал, понимая, что говорить этого нельзя. Одно дело, что Джен поделилась с ним историей Крайз — он и сам теперь связан с Крайз. Он все равно бы узнал. Но Леда… Леда ни к Крайз, ни к его контракту отношения не имела. Цели подставить Дженни у него не было. Цель была вообще не в Дженни. Он быстро встал и пошел следом, остановив Ринату уже на выходе. — Давай уедем. Помнишь, мы ездили на озеро? Когда Глеба забрали, — почему-то он вспомнил об этом именно сейчас, эти слова пришли сами. — Я не поеду с тобой. Не езжу с пьяными водителями, дурной опыт, — она уже толкнула тяжелую резную дверь на выход и оказалась на улице. Было темно. В воздухе пахло пылью и приближающимся дождем, город светился переливами огней — в той части он никогда не засыпал. Он молча протянул ей брелок. — Ты не пьяная, поехали. Но она не взяла. Просто остановилась на ступеньках как будто о чем-то размышляя. — Вадим, у тебя очень длинный язык. Возможно, для чего-то это может быть даже хорошо, но таким мы не занимаемся. А для нашей работы — нет. Не хорошо. И если ты планируешь и дальше заниматься этой работой, а ты явно планируешь, раз вернулся… То подумай, пожалуйста, что, как и кому ты говоришь, — тон ее не был злым или раздраженным, скорее, уставшим. Ему вдруг показалось, что он увидел что-то очень грустное, что-то ей не свойственное. По крайней мере, такого раньше он в ней не наблюдал. — Ты права, — он снова удивился, потому что еще пару секунд назад не планировал этого говорить, — Я подумаю. А теперь поехали. — Все получалось у нее легко. Она легко повернула ключ, быстро отрегулировала кресло и зеркала, и машина выкатилась в ночной проспект. — Неудобно, наверное, на таких каблуках… — Вадим задумчиво посмотрел на ее ноги. — Неудобно будет, если я снова кого-нибудь собью, — она невесело улыбнулась, — А туфли… Я привыкла. Зачем, кстати, нам ехать на озеро? Да и выглядим мы слишком парадно для такого. Для такого мероприятия, как ночной пикник в кустах. — Не знаю. Просто это явно лучше, чем светские тусовки. Я поговорить с тобой хочу, — он задумчиво смотрел в окно, — Думаю, что сейчас самое время. Поговорить все равно придется. Я сегодня с Ромой уже поговорил. — Ммм, с Ромой. И как? Он ответил на твои вопросы? — она сосредоточенно смотрела на дорогу. — На какие-то ответил, на какие-то нет. — И оставшиеся ты решил задать мне? — ему показалось, что в интонации сквозит неприкрытый сарказм. — Можно и так сказать. Какое-то время они оба молчали. — Вадим, у меня тоже есть к тебе вопросы. Он с интересом посмотрел на точеный профиль и уже распущенные снова волосы. — Мне в отличие от вас скрывать особо и нечего. За мной не числится страшных тайн, грозящих миллионными долгами, я ни за кого ничего не делаю и ни от кого не скрываюсь, так что… — Какие у тебя отношения с Глебом? — она перебила, не дав ему развить тему собственной безгрешности и открытости. «Вот нихуя ж себе!» Он не знал, что она хотела спросить, но этого не ожидал уж точно. И, надо признать, вопрос был что надо. Хуже и не придумаешь. Но Рината продолжала спокойно крутить руль его машины и смотреть на дорогу, как будто не спросила ничего особенного. — Обычные отношения… — как ответить еще, он не знал, эффект неожиданности сработал на все сто, — А тебя кроме Глеба вообще еще хоть что-то интересует? — Мы вроде договорились, что свои вопросы ты будешь задавать потом, — она сказала это, как отрезала, — А пока ты готов ответить на мои, потому что ничего не скрываешь, — сарказм в голосе с каждым словом становился только ощутимее, — Или я что-то неверно поняла? Вадим сделал глубокий вдох и помолчал. Нет, у него было достаточно заготовленных ответов на любой вопрос, и на этот тоже. Особенно — на этот. Но что-то внутри подсказывало, что ни один из них сейчас не подойдет. — Что ты хочешь узнать? Конкретнее. А то, знаешь ли, слишком обобщенно «какие отношения». Тебя интересует, почему распалась группа? Или как мы общаемся после этого? Злюсь ли я на него? Или что? — он старался придать своему тону побольше ровных интонаций, но выходило скверно. — Нет. Почему распалась твоя группа меня не интересует. Точно так же, как не интересует, как вы общаетесь. Меня интересует, какие у тебя с ним отношения. И что ты по этому поводу чувствуешь. Вадим скривился. «Чувствуешь. Что ты по этому поводу чувствуешь?». Внутри отвратительно резануло. Продолжать этот разговор он не мог. Точнее, он даже не мог его начинать, потому что опасался за то, куда это может привести. В глубине снова зашевелилось раздражение. Телефон завибрировал в кармане пиджака. Он мельком глянул на экран. Больше удерживать все это внутри не было ни малейшей возможности. — А вот и Глеб! — в голосе звучали неровные резкие нотки, — Вспомнишь говно, вот и оно! — он нажал отбой и чуть не бросил телефон назад на пол, — Вот твой ненаглядный Глеб! Как ночь, он тут как тут. Он и сегодня ночью приходил ко мне, лег спать в мою кровать, мне даже уйти пришлось. Уйти из собственной квартиры! Суток не прошло, а у него снова что-то случилось! Это так неожиданно! — останавливаться уже не было смысла, — И стоит мне хоть немного отвлечься, как все происходит так же, как обычно. Если не он сам, так кто-то другой мне обязательно об этом напомнит! Например, ты! Если ты хочешь что-то узнать про Глеба, спроси у него! Не у меня! Меня все это заебало, заебало, слышишь?! Ты могла спросить у меня, что угодно. Про меня спросить! Но нет, ты выбрала то же, что и все. «Как дела у Глеба?», «Как там Глеб?», «Где там Глеб?» — он исказил последние фразы и произнес их писклявым противным голосом. — Я и спросила про тебя. А не про него, — Рината попыталась вставить свои слова, но он, казалось, уже ничего не слышал. Телефон продолжал вибрировать у него в руке и она ловким движением забрала его и засунула в карман в водительской двери. — Я не хочу с тобой говорить! Ни об этом, ни о чем-либо еще! Не хочу! На этом и закончим! Это все — не твое собачье дело! Вали к своему Глебу, он как раз очевидно нуждается в чьей-то помощи, раз названивает как потерпевший! Вали! Машина медленно съехала на обочину, зажглись аварийные огни. Она потянулась назад и взяла свою сумочку. Водительская дверь открылась. — Ты куда? — он смотрел удивленно, как будто резко пришел в себя. — Домой. Говорить о чем-то можно лишь тогда, когда оба собеседника этого хотят и к этому готовы. Это не наша история. Хорошего вечера, — дверь захлопнулась, оставляя Вадима в машине одного. Он огляделся по сторонам: они уже успели выехать на шоссе. Было темно. Редкие автомобили разрезали тьму светом фар. Он быстро выбежал за ней. — Подожди! Я не это имел в виду! — догнал он ее быстро, она остановилась на обочине и явно собиралась ловить машину в сторону города, — Куда ты поедешь, как? В таком виде еще! — он снова оглядел идеальную фигуру в вечернем платье, обнаженные плечи и длинные ноги в туфлях на высоких каблуках. — Это не твоя забота, — вдалеке как раз показалось авто, — Мы не очень далеко уехали, — она подняла руку, но машина промчалась мимо, посигналив. Снова стало темно. — А я как поеду? — звучало глупо, но он цеплялся за любую попытку все это как-то исправить. — Не знаю. Наверняка тебе не впервой. Да и выпил ты не так много. А если бы и много… Это не мое собачье дело, — она хмыкнула и прошла чуть дальше по обочине, — впереди снова замаячил свет фар. — Ты за рулем, если бы я знал, то никуда бы не поехал! Просто вызвал бы такси и давно спал дома. Поехали, пойдем, — он схватил ее за руку и потянул к машине, но она резко вырвалась. На этот раз проезжающее авто остановилось, из окна высунулся бравый молодчик кавказской внешности, даже на таком расстоянии Вадим увидел этот скользкий взгляд: — Крррррасавица, в город надо? Бесплатно подвезу! — он беззастенчиво разглядывал Ринату, не пропуская, казалось, ни одного изгиба, — Быстро домчим, с ветерком! Ай, какая! — Никому никуда не надо! Езжай, куда ехал! — Вадим снял свой пиджак и тут же накинул его ей на плечи, — Проваливай отсюда! — Так я не тебя зову, дядя! Ты рот бы прикрыл. Или поговорить сильно хочешь? — Не надо, — Рината сказала это тихо, так чтобы услышал только Вадим. И он услышал. Услышал, но слушаться не планировал, и она, поняв это, быстро взяла все в свои руки. — Спасибо, но мне никуда не надо, мы на машине, просто покурить вышли, — она дружелюбно улыбнулась самой открытой из улыбок и сильнее запахнула пиджак. — Очень жалко, очень жалко, — он поцокал языком, продолжая пялиться, — Может, хоть телефончик оставишь? В другой раз покатаю тебя, тачка — зверь! — Муж не разрешает. Еще раз спасибо! — и она развернулась, пошагав обратно к машине Вадима, естественно прихватив Вадима с собой и не давая ему и рта раскрыть. Навязчивый извозчик скрылся за горизонтом, оставив столб пыли. Дождь так и не пошел. Конфликта не случилось, и Вадим в какой-то степени даже расстроился. — Надо было ебало ему разбить! — Или он бы тебе разбил, — Рината нашла в сумочке сигареты и безуспешно пыталась прикурить. Вадим промолчал, достал из кармана зажигалку и поднес к ее сигарете. — Все равно надо было! — Зачем? Думаешь, тебе бы легче стало? Так одна боль вытесняет другую? — она задумчиво смотрела куда-то в сторону, — Это работает, но очень краткосрочно. Если можно избежать конфликта, то лучше воспользоваться такой возможностью. — Да ты сама этот конфликт и спровоцировала! Это ты среди ночи на трассу вылезла в таком виде! Как… Как… — оказалось, раздражение никуда не ушло. — Как кто? — Рината выглядела меланхолично и легко выдыхала дым, который медленно расползался в воздухе. — Как магнит для похотливых чурок! Это небезопасно, это просто глупо! Из-за собственной гордости рисковать собой! Она удивленно подняла бровь. — Ну спасибо за лекцию. Буду иметь в виду. Возможно, даже запишу. Ты прав. Я ошиблась. Недооценила. — Вроде не маленькая, надо понимать… — Недооценила масштабов, насколько все плохо, когда задала тебе свой вопрос. Простой вопрос, Вадим. С которого тебя в щепки разнесло за доли секунды. Он понял, что говорит она совсем не о ситуации с проезжающей машиной. На это ей, казалось, совершенно плевать. По крайней мере, он так и не увидел ни страха, ни растерянности. Она снова говорила о нем. — Мне кажется, я дал тебе понять, что тема закрыта, — он тоже закурил, — Так будет лучше. — Конечно. Так будет лучше. Мы просто поговорим о погоде, о вечеринке у Леды, о том, кто что планирует есть завтра на завтрак. Ты что больше любишь? Именно так, Вадим. Ведь для этого и существуют разговоры, — окурок улетел за отбойник, — Спасибо за пиджак, кстати. Но с места она так и не сдвинулась, не села в машину. Он открыл багажник, извлекая начатую бутылку коньяка и отпил из горла, облокотившись на капот. Коньяк естественно был теплым и противным, но было совершенно все равно. С тех пор, как он связался со всем этим, с Кольцовыми, Рингс, Крайз, Дженни, — постоянно что-то происходило. Каждый божий день что-то происходило, он только и делал, что постоянно срывался, постоянно психовал, постоянно чувствовал, что вот-вот еще совсем чуть-чуть, что где-то уже летит вниз та самая последняя капля, которая заставит реку выйти из берегов. Летит и никак не долетит. Нет, с Глебом давно уже было так. Давно было липко и тяжело, но вся эта компания, казалось, служит катализатором. Закручивает гайку до треска. — Решил догнаться, чтобы точно быть не в состоянии сесть за руль? Как мудро, — она наблюдала за ним, слегка прикрыв глаза, — Но если я не захочу с тобой ехать, то не поеду. Сколько бы ты ни выпил. — А что, бросишь меня тут в глуши пьяного? — он издевательски прищурился. — Именно так. Я не собираюсь брать на себя ответственность за чужое пьянство. За чужие глупые поступки. Так же, как за чужие решения, даже если эти решения в конечном итоге могут убить. Даже если убивают. Если ты допьешь эту бутылку, сядешь за руль и попадешь в ДТП… Если останешься калекой или вообще сдохнешь, — это будет твое решение. Только твоя ответственность. Только твой выбор. Года три назад, может быть… Да что там три, еще год назад я бы с удовольствием тебя «спасла», принялась забирать у тебя из рук бутылку, уговаривать, просить… — теперь она смотрела прямо на него и он видел на дне ее зрачков собственное отражение, — Хотя зачем забирать. Просто отвезла бы тебя домой, пожалела и уложила спать. Где-то внутри похвалив себя. Что я такая молодец. Но сейчас единственное, что я точно знаю, так это то, что спасти никого нельзя. Сама по себе концепция спасения не выдерживает никакой критики. — А Чайковский? Она удивленно приподняла светлую изящную бровь. — Ты после концерта сказала Дженни, что в конце герой осознал, что можно жить дальше и самому себя спасти, — он понимал, о чем она говорит. Понимал слишком хорошо. Так хорошо, что у него и мысли не возникло, что она говорит именно о нем, Вадиме, и именно об этой бутылке в его руке. Все это было больше похоже не на устоявшуюся догму. Было похоже на отчаянную попытку убедить себя, заставить себя, впечатать себе на подкорку: «Нельзя никого спасти». Но сколько бы ни проходило времени, ты по-прежнему не мог отказаться от этого. Машины пролетали мимо, то освещая, то снова погружая во тьму их силуэты. Но света от собственных фар вполне хватало, чтобы видеть все. Видеть выражение ее глаз, даже тонкую мимическую морщинку, появлявшуюся между бровями, когда она хмурилась. — Себя, может, и можно. Но я не могу даже себя. — Почему? — Потому что для этого должно что-то случиться. То, что от меня не зависит. Что-то такое, чего, может, вообще не существует, что, может, вообще невозможно. Знаешь, как в сказках… Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что. Нервное возбуждение постепенно отступало, на смену ему приходил покой. Рината стояла совсем близко, касаясь рукавом пиджака его руки. Больше ничего спрашивать он не стал. Наверное, лучше уже не скажешь. Вся жизнь была очень похожа на «пойди туда, не знаю куда». Он еще отпил из бутылки и молчал. «Говорить надо, когда хочешь и готов к этому». В этом она тоже была права. — Есть очень тяжелые вещи, о которых невозможно говорить, — он все же прервал молчание, — Ты сразу с места в карьер это спросила… — Ну у тебя же есть какие-то ответы. Раз тебя так много об этом спрашивают. Мог просто предложить мне один из них. — И ты бы поверила? — Нет. Но я не ожидала, что будет так… Возможно, не стала бы, если бы знала. — Все нормально, — он потянулся и взял ее за руку, сжав пальцы, — Возможно я когда-то и смогу поделиться тем, что чувствую, но… — Но не сейчас, — она улыбнулась и тоже в ответ сжала его руку, — В любом случае, нам придется как-то привыкнуть друг к другу. Как-то взаимодействовать все это время. До нового года не так много, но все же. Хотя, честно говоря, я сильно надеюсь, что все же наступит конец света по календарю Майя. Удачно ведь складывается — как раз до дедлайна. Пожалуй, только это и сможет нам всем помочь. Вадим не сдержался и улыбнулся. — Ну да, пока одни отчаянно боятся апокалипсиса, другие не менее отчаянно его ждут. Ты не веришь, что Кейт понравится альбом, да? — Не верю. Потому что дело не в альбоме. Не в музыке, не в песнях, не в аранжировках, не в творческих решениях, не в настроении, не в инструментах. В третьем альбоме у нас были отвратные ударные сбивки, по сути, это брак, но она была счастлива и довольна. Барабанщик был ужасный, а времени — в обрез. Там надо было переписывать все. Но она и это смогла представить, как особую крутую фишку. Даже критики заткнулись и как наперебой хвалили за такое смелое решение, — она тоже улыбалась, — Рома, конечно, как мог все это перекрыл, для обычного слушателя, может, и не бросается в глаза, но сам понимаешь… Дело в отношении. Чувствах. Состоянии. — У вас теперь плохие отношения? — Нет. Не плохие. Она часто звонит. Мы долго разговариваем. Наверное, мы по-прежнему друзья, но она хочет, чтобы я была там. А я не хочу. А дружбы на расстоянии, как и любви, не существует. Это все может быть лишь тогда, когда ты точно знаешь, что расстояние рано или поздно сойдет на нет. Что вы снова встретитесь. Тогда можно ждать. «Если я знаю, что ты придешь, я могу ждать бесконечно долго»… — А ты не придешь? — Она придет сама, — Рината оглянулась по сторонам, даже снаружи было слышно, как продолжает вибрировать телефон в пластиковом кармашке двери, — Давай я отвечу. Скажу, что ты занят. — Не надо, я сам отвечу. Дисплей показал полсотни пропущенных вызовов и сообщение капсом. «ЗАБЕРИ СВОЮ БАБУ НЕМЕДЛЕННО, ИНАЧЕ Я ПРОСТО ЕЕ ПРИБЬЮ ЩАС» Он показал это Ринате. Вот и Дженни нашлась. Рината быстро запрыгнула за руль, и машина выехала с обочины обратно на трассу. — Теперь Вадим вполне спокойно рассказал о событиях прошлого дня, точнее, ночи. Что они с Дженни были у него, что под утро пришел Глеб. Как он просидел час во дворе на лавке, а когда вернулся, «гостей» уже не было. Видимо уехали они вместе. — А куда ехать-то? Он написал «забери», а где забрать? — они уже въезжали в город. — Не знаю и знать не хочу, если честно. Дома, наверное, у него. Где еще? Если бы не дома, то он бы сам просто ушел и не просил о таком. Вообще, Ри, это плохая идея, давай не поедем? Пусть сам решает свои проблемы, — он совсем успокоился, понимая, что эмоциональная буря миновала, на ее место приходила обычная усталость. — Я еду не ради Глеба. Я еду, потому что это моя проблема. Если Дженни с ним, если она ведет себя так, что он умоляет тебя ее забрать, то для меня это крайне плохо. Ты и сам знаешь, что она не любительница держать язык за зубами. И в общем она, какой бы ни была, часть нашей команды. Я не хочу, чтобы с ней случилось что-то плохое. Ты разве не переживаешь? Он хотел что-нибудь придумать, но не стал, ответив максимально просто и честно. — Нет, мне похуй. Ну то есть я, конечно, тоже не желаю ей зла и проблем, но в целом… Считаю, что она сама в состоянии вернуться домой. — Вот поэтому я ни с кем и не встречаюсь… Рината задумчиво смотрела на мигающий желтым светофор. — Так и я ни с кем не встречаюсь! А что вообще случилось? Я не понимаю. Раз она с Глебом до сих пор, значит, он сам не против, и вообще это детский сад какой-то! — Может, и детский сад. Но я предпочту ее забрать. И как-то вернуть к нормальной жизни. Все это время она вполне справлялась. Крышу сорвало всего раз, полгода назад это было, но тогда Рома был виноват… — А сейчас, по-твоему, виноват я? Я ей ничего не сделал. Если она такая прямо алкоголичка… Рината перебила. — Она не алкоголичка. Хоть и пьет периодически, но в целом всегда сохраняет адекватность. Я не говорила, что виноват ты. Если искать виноватых… Имею в виду других виноватых, не ее саму, то так просто сложилось. Ей плохо. Когда я вспоминаю свои первые месяцы в Америке, у меня до сих пор внутри все холодеет. Она — просто человек, который оказался там, где ему не нужно было оказываться. В чужой стране, с чужими людьми… — Не такие уж вы ей чужие, как я понял. А оказалась она тут по своей вине, разве нет? И несчастной никак не выглядит, уж извини. Да, я на нее орал после истории с Крайз. Вел себя… — он поморщился от воспоминаний, — Не особо дружелюбно, скажем так, но… А что она там делает, раз даже Глеб завыл? Я себе в принципе не могу представить. — Да ничего особенного. Пьет какую-нибудь дрянь, может быть, воблу чистит сушеную. Танцует. Песни поет. Думаю, песни точно были. Но, скорее всего, дело в том, что он не может ее выгнать. Ее вообще сложно выгнать, что, кстати, огромный плюс для нее, как специалиста в своей сфере. Вадим иронично свел брови. — Воблу? Нахуя? Ри улыбалась. — У нее случаются приступы «русскости», и она начинает себя вести, как «все настоящие русские». Потому что мы для нее не настоящие, мы долго жили в Америке. И все, с кем она работает, тоже не настоящие в этом плане: они медийные, известные и «приличные». Ее же душа требует «истинного». Рома ее научил. Воблой стучать по столу. Пиво разливное в пластиковой бутылке. Сигареты без фильтра. На корточках сидеть. Семечки. Олимпийка Адидас. Анекдоты про поручика Ржевского похабные. Шансон еще. Осень в лагерях, — Ри рассмеялась, — Это выглядит очень смешно. Выглядело бы очень смешно, если бы не несло угрозы. — Бля… Я сейчас себе это представил… Представил, как она сидит в своей этой одежде на корточках с баклахой пива. Надеюсь, Рома ей объяснил, что делать это нужно исключительно в подъезде? — смех он уже и не сдерживал, — А вообще, мне кажется, ты шутишь. А что за песни? Русские народные, надеюсь? — Да, самые русские народные. Если повезет, ты услышишь. Но давай поговорим об этом после. Я за Глебом один раз на такси приезжала, толком не помню куда. Куда нам ехать? Через полчаса они были на месте. — Со мной пойдешь? — Рината припарковалась во дворе под огромным деревом. — Угу, — Вадим уже видел, что на шестом этаже в знакомых окнах горит свет, — Я не хочу. Но пойду, куда деваться. Ты что, думаешь, она одна там в неадеквате что ли? И я бы предпочел ничего этого не видеть и не знать. — Кто бежит от креста, два взамен получит, — она усмехнулась и просто вышла быстрее, чем он успел ответить. На Дженни были какие-то спортивные, явно мужские штаны, а еще серая футболка не по размеру. И совершенно пьяный взгляд. В руках она держала жестяную банку крепкой «Охоты», и Рината еле сдержалась, чтобы не заржать. — Ты снова ассимилируешься в российскую действительность? Джен почесала не самые чистые и уже спутанные волосы. — Ага, я же тоже русская. Будешь? — она протянула Ринате свою банку. — Нет, я на пару секунд. Буквально за тобой и все. — Нихуя ж себе, бля! — из ее уст это звучало комично, и Рината снова усмехнулась — А вы откуда такие красивые? — она наконец-то рассмотрела и Ринату, и Вадима в свете яркой лампы в прихожей. — Да так. Делаем твою работу. Если ты помнишь, сегодня была презентация книги Леды. Журналисты. Банкет. Жаль, что ты так внезапно заболела алкоголизмом и шатанием по чужим квартирам. Собирайся, где твои вещи? — Рината отодвинула ее в сторону и прошла вперед по коридору. Глеб опасливо выглянул из комнаты. — Ну слава богу! Че так долго? Вадик, я не думал, что так получится! Я без какого-либо умысла! Она сама со мной поехать захотела, мы в баре выпили, потом пришли ко мне, я ей такси вызывал, она даже вышла, но через пять минут вернулась! Вы же ее заберете, да? Вадим не смог скрыть своей злой ухмылки. — А что именно ты не думал? Ты вообще хоть когда-то думаешь? И что тебе не нравится? С собутыльником-то приятнее, чем одному, — он пристально разглядывал Глеба, но не нашел в нем никаких особых признаков алкогольного опьянения. Если тот и был пьян, то значительно уступал Дженни. На саму Дженни он старался не смотреть, проникнувшись идеей, что он просто помогает Ринате. Ничего больше. Но Дженни уходить не планировала. Она развалилась в кресле и отпивала из банки свое пиво, совершенно не глядя на присутствующих. — Что это за дерьмо? — Рината покосилась на банку, — Зачем вы это пьете? — она смотрела на Глеба, и он только вздохнул. — Кто мы? Я вообще трезвый! Ну почти! — Глеб не мог за себя не вступиться, — А это… Ну она сказала, ей Кольцов, брат твой, сказал, что настоящие русские пьют крепкую Охоту, и она решила быть настоящей русской, она и мне купила… три ящика, — он смотрел в пол, — Рината, давай потом поговорим, просто заберите ее, — на Вадима он теперь не смотрел вообще. — А Столичная где? Насколько я помню, Рома говорил, что крепкой Охотой запивают водку. А не просто так ее жрут, портя свое здоровье, — Ри оперлась плечом о косяк и сняла туфли. — Столичной не было! Клянусь! — Глеб театрально развел руками, — Ей и без этого хорошо. Она песни пела. Бля! Соседи чуть ментов не вызвали, мне в дверь звонили, по батарее стучали, — он закатил глаза. — Это ты просто мало выпил, — Вадим вклинился в разговор, — Так бы спели вместе, может, на сцене бы появился новый музыкальный дуэт, уровень как раз соответствует. Но Глеб на это никак не отреагировал. Он все еще разглядывал Ринату и ее платье, хотя ничего об этом и не сказал. — Ладно, где ее вещи? Она же не в этом к тебе пришла? — Не в этом, это мое. — Ммм, эпатажно, для нового сценического образа прикупил? Тебе пойдет, — Вадим снова оглядел растянутые спортивки и футболку на своей подружке. Но Глеб опять сделал вид, словно Вадима здесь и нет. — Ее вещи там, она в сарафане каком-то была и с сумкой маленькой, все, — Глеб жестом показал на диван, — Оно там все и лежит. Рината какое-то время молча размышляла о чем-то своем, как будто прикидывая, стоит ли говорить. Но потом так же молча подошла к дивану и высыпала на него содержимое небольшой белой сумочки с металлической пряжкой. Через пару минут все было убрано назад. — Либо ты собираешься по доброй воле, либо через 10 минут приедет Тимур, — Рината теперь стояла прямо напротив кресла с возлежащей на нем Джен. — Не надо Тимура! А что ты вообще тут делаешь? А ты? — она перевела взгляд на Вадима, — Вам че надо от меня? У меня выходной, отдыхаю, как хочу! Поэтому… Пиздуйте! — и она громко и весело рассмеялась, изобразив в воздухе рукой странный жест, видимо указывая направление. — — Что она говорила тебе все это время? — Ри задумчиво курила в открытое на кухне окно. Тимур быстро и четко справился со своей задачей, так, что Дженни не успела даже пикнуть, когда оказалась заброшенной на сильное мужское плечо, и отправилась «приходить в себя». — Да ничего такого… — Глеб пожал плечами, — Говорила, что ее никто не ценит и не понимает, что все вокруг козлы. Вадим хмыкнул и достал из кармана зажигалку, тоже закуривая. — И все? — В основном да. Еще рассказывала про свою жизнь в Америке, каких-то людей, которых я знать не знаю. Часа три во всю глотку песни орала. Одежду мою напялила. Да в общем и хер бы с ней, но она уходить не собиралась, а выкинуть ее просто так… — Глеб исподлобья мельком глянул на Вадима, но быстро отвел взгляд, — Решил, короче, что не стоит так делать. Что у нее есть, кто о ней позаботится. Вадим только закатил глаза, но ничего не сказал. — Че за песни хоть? — Рината уже направилась в сторону выхода, — Я поехала. Мы оба поехали. Извини. Извини за это все. — Хуету всякую, — Глеб вздохнул, — Про зону в основном. Еще «Сектор Газа» вроде. И тебе не за что извиняться, это же не твоя… Не твоя проблема, — и он снова посмотрел на Вадима, — А, еще «Русское поле экспериментов». Несмотря на то, что я очень сильно охуел, я бы пожал руку тому, кто научил ее. Здесь нужен невероятный преподавательский талант и извращенная изобретательность. Как вообще это можно запомнить, особенно нерусскому, я хер знает. Это русскому-то запомнить невозможно, и в целом не стоит, упаси бог. — Ты-то наверняка хотел, чтобы она твои песни спела для тебя, а не какого-то там Летова, — Вадим снова не удержался, — Расстроился, наверное. Ну ничего, «Сектор Газа» тоже вполне нормально, — вообще у него в голове не укладывалось это, он даже не мог вообразить себе, как это могло бы выглядеть от Дженни, и даже пожалел, что не стал тому свидетелем. — Иди нахуй, Вадик, — Глеб вздохнул, — Ты мог бы и получше следить за своей возлюбленной. Вадим уже набрал в грудь побольше воздуха, но Рината просто подхватила его под локоть, подталкивая к выходу. — Это Рома ее научил. Думаю, она половину слов не понимает, но вот так в общем. Спасибо, Глеб. Уже очень поздно. Мы пойдем. Еще раз извини, — и она быстро вытолкала Вадима за дверь и скрылась за ней сама. Через десять минут в дверь снова позвонили. Глеб еще не ложился, продолжая обдумывать произошедшее. Вадик приехал с Ринатой. Еще и в таком виде. Оба в таком виде. Трубку не брал несколько часов. Почему-то от мысли, что они вместе где-то проводят время, стало неприятно. «Приперся в своем костюме и смотрел на меня как на говно. Козлина». Где-то внутри поднималась злость. Но зато он мог похвалить себя, что не повелся ни на одну провокацию. «Кем он себя возомнил, чтобы меня провоцировать? Совсем роли попутал. Зато у меня есть три ящика пива. И больше нет дурной девки, орущей во всю глотку «вечнооооость пахнет неееефтью». И на том спасибо». От звонка в дверь он вздрогнул. На пороге снова была Рината. — Прости. Я забыла: и вчера в больнице забыла, и сегодня, — она протянула ему небольшую черную коробочку, — Это тебе. С прошедшим Днем рождения. Скрылась она так же быстро, как возникла: он даже не успел ничего ответить, — стук каблуков гулко отдавался уже где-то внизу.