Секретарь суда и переводчик

Ли Араи:

С детства я мечтал стать переводчиком. Наверное, звучит странно — обычно дети хотят быть космонавтами, врачами или хотя бы тиктокерами. А тут — переводчик. «Это же сложно! Нужно учить кучу языков! Лучше иди зубы лечи — прибыльнее будет», — говорили мне. А я в ответ: «Гудбай!» — и мысленно показывал фак. Не потому что я дерзкий, просто мне казалось, что переводчик — это круто. А ещё потому, что я не люблю, когда мне говорят, кем быть. Я и сам не всегда понимаю, кто я есть, не хватало ещё, чтобы кто-то решал за меня. В общем, переводчиком я всё-таки стал. Работаю уже два года. Сейчас мне 21, по сложным вычислениям с использованием высшей математики, мы понимаем что начал я в 18-19 лет. Не буду врать — сначала было тяжело, но я упёртый, как недожаренный кусок мяса. По национальности я японец, сейчас нахожусь на родине, но до этого место моего обитания было Турцией. Красивая страна, вкусная еда, яркое солнце — но сердце у меня почему-то осталось в Японии. Ну, или желудок — я скучал по рису. Я знаю несколько языков: японский (естественно), английский, русский, турецкий (и немного заглядываю в родственные языки), немецкий и французский. Иногда мне кажется, что мой мозг — это просто собрание словарей с чердачным эхом. Сегодня меня пригласили на судебное заседание — быть переводчиком для подсудимого. Дело — не для слабонервных: мужчину по имени Хару Такахаши подозревают в том, что он нанёс два серьёзных ножевых ранения своей четырёхлетней приёмной дочке, Юки. Ребёнок достался ему от жены по имени Юи. Она, к слову, не пострадала. В крови Новикова нашли 0,51 промилле, что не смертельно, но подозрительно. Он уже подозревался в других делах, но как-то странно быстро оказывался «невиновен!». В общем, мутный тип. Тьфу-Тьфу на таких, что б вы обломились! В общем, фи. Но моя работа — не судить, а переводить. Хотя внутри иногда всё сжимается, и хочется просто встать и уйти. Но я не могу. Я же профессионал. Мне заранее сказали, что он будет говорить на английском, а я — переводить на японский. Ничего сложного, но ответственно. А ещё немного жутко. На улице был снег — не катастрофа, но противный. Мелкий, липкий, будто мука, смешанная с тоской. Я вышел в 12:00 и пинал по дороге небольшой камешек. Он был серый, с крапинками, и довольно лёгкий. Я гнал его перед собой минут пять, пока тот не исчез под припаркованной машиной. Потом я стоял и смотрел на это колесо, как идиот, испытывая странную грусть — будто потерял не просто камешек, а своего маленького друга. Пришлось идти дальше одному. Накинул пастельно-коричневое пальто поверх тёмно-синего костюма с укороченным пиджаком. Галстук тоже повязал — для вида. Я всё равно его потом намотаю на руку, как всегда. Не спрашивай, зачем. Просто привычка. Или способ почувствовать себя менее формальным в мире, где от тебя требуют ровно стоять и не моргать. До здания суда было минут десять. Я специально вышел пораньше — не люблю бегать в панике. А ещё недалеко оттуда было кафе, куда я захожу уже сто лет. Там работают ребята, которые всегда мне улыбаются. У одного официанта сегодня была безумно клёвая рубашка — с пингвинами, катающимися на скейтборде. Я сказал ему, что она супер, и он сиял, как ребёнок. Принёс мне булочку и два кофе, хотя я заказывал один. «Второй — на удачу», — подмигнул он. Ну ладно, пусть будет удача. Я решил выпить свой уже в здании, а второй кому то отдать. Кофе приятно грел пальцы сквозь картон, когда я шёл к зданию суда. Снег всё ещё падал, мягко и почти вальяжно. Люди вокруг торопились, а я шёл медленно. Хотелось растянуть этот путь, задержаться в покое перед бурей. Минут за пятнадцать я дошёл. До заседания оставалось сорок пять минут — времени вагон. Я пожал плечами, зашёл внутрь. Там было тепло, пахло деревом и чем-то старым, может, папками с делами, которые никто не открывал годами. Ко мне подошла девушка в строгом костюме и с лицом, как у анимешной секретарши: — Здравствуйте, я Харуко, ассистентка. Позвольте снять ваше пальто? — Конечно, — я отдал ей пальто с лёгким поклоном. — Подскажете, где можно посидеть в тишине? Холл какой-то слишком официозный. — Конечно, 3 этаж 8 дверь слева, там будет написано на двери "Зал суда". Совещательная комната находится на том же этаже, 4 дверь справа. — Спасибо большое! Я пошёл к лифту. Пока ехал, играл унылый джаз. Если бы кто-то включил здесь «We will Rock you», это было бы не так депрессивно. Лифт скрипнул, как будто раздумывал — довезти меня или оставить между этажами. Комната оказалась уютной. Панорамное окно во всю стену, снег за ним падал густо, будто кто-то наверху сыпал муку из дырявого мешка. Я устроился на мягком диванчике, открыл вторую кружку кофе и стал смотреть на улицу. Было спокойно. Даже слишком. Спустя время в комнату зашел мужчина лет 23-24, ростом он был с мой шкаф. Тварь, повезло же кому то с ростом. Где то 180 сантиметров.

***

Таиджу Асаиши:

На улице стояла странная погода - ни зима, ни весна. Тёплый ветер тянулся по голым ветвям, вдалеке послышались редкие птичьи крики. И всё же казалось, будто этот мир только делает вид, что жив. По правде - было холодно. Противно холодно. Я проснулся от навязчивого звона будильника и уставился в потолок. Пару секунд пытался вспомнить, кто я. Асаиши. Судебный секретарь. Тридцать шесть лет. Уже поздно для юношеского пыла и рано для старческой апатии, но внутри - пусто, будто между этими двумя точками я затерялся. Поднялся. Взял чёрную облегающую майку, натянул серые свободные штаны. С каждым движением казалось, что тело не моё - чужое, действующее по привычке. Пошёл на кухню, поставил чайник. Отошёл к окну. Хотелось убедиться, что снаружи всё ещё существует реальность. Снег. Мелкий, как перхоть. — Говорили, будет дождь, - тихо сказал, сам себе. Постоял у подоконника, ощущая, как холод стекла будто пытается вползти под кожу. С кухни послышался щелчок - чайник. Вернулся, выбрал кофе. Без молока, без сахара, как положено. Горечь. За что мне ещё зацепиться, если не за неё? Кофе - это якорь. Пьёшь и веришь, что всё в порядке. Пьёшь и не думаешь о том, как много грязи прячется за улыбками, как легко люди делают вид, что они люди. Я успел сделать пару глотков, прежде чем телефон завибрировал. Со вздохом старого жигули, взял в руки мобильный. От: Минако: Здравствуйте, сэр Асаиши. Новое дело - приёмный отец убил четырёхлетнюю дочь. Имя: Хару Такахаши. Суд в час. Документы - у вас на столе. Вы: Доброе утро. Принято. Буду к двенадцати. Телефон лег на стол. Кофе - в горло. Горячий, почти обжигающий. Я не дрогнул. Уже привык. Ничего человеческое больше не трогает, когда видишь людей в разрезе - по документам, с датами смерти, с фотографиями без глаз, без лиц. Переоделся в белую рубашку, чёрный галстук, строгие брюки. На полке стоял старый одеколон - дешёвый, терпкий, пахнет чем-то из детства. Мама подарила. Давно умерла. Или просто ушла - какая разница? — Буду пахнуть розочками, - с отстранённой усмешкой пробормотал и брызнул на воротник. В зеркале - лицо. Глаза - карие. Чёрные волосы, бледная кожа с темными тенями под глазами. Усталый. Жизнь перестала быть жизнью. Я не живу, я существую. Надел тёплую куртку, вышел на улицу. Мороз жёг лицо, как будто мир хотел убедиться: ты ещё жив?

***

На парковке - моя Toyota Tundra. Единственное, что по-настоящему радует душу. Завёл, включил радио - чтобы не было слишком тихо. До работы - тридцать минут тревожного молчания. Въехал на подземный паркинг, поднялся на второй этаж. Минако - ассистентка, приветливая, разговорчивая. Сказала, что у неё утро прошло «хорошо». Интересно, что это за утро, которое может быть хорошим? Прошёл в кабинет. Всё на своих местах, даже беспорядок - системный. Табличка на столе смотрела в лицо: "Секретарь суда" Иногда я думаю, что это звучит почти как приговор.

***

Открыл дело. Прочитал:

ОБВИНЯЕМЫЙ: Хару Такахаши

ЖЕРТВА: Юки Такахаши

СУТЬ ДЕЛА:

Находясь в состоянии алкогольного опьянения (0,51 промилле), приёмный отец нанёс дочери два ножевых ранения. Девочка умерла. Мать - Юи Такахаши - не пострадала. Соседи слышали крики. Полиция прибыла через 17 минут после вызова.

***

Я закрыл папку, посмотрел на часы. 12:45. Пятнадцать минут. В голове - тишина. Пора идти. Я встал и направился в совещательную комнату, будто в чью-то чужую жизнь, в которую всё равно придётся влезть - по локоть.