Опадающие листья красного дерева

Глава 2

Самый красивый из добрых мужей

«Наша первая встреча — и ты поразила,

но есть ли тот, кого ты раньше любила?»

Из письма Ван И

— Второй принц! Второй принц! Подождите! — Ты мне сам сказал поторопиться, а теперь хочешь задержать! Как подло с твоей стороны, — засмеялся молодой человек. Только недавно он нежился в кровати, но его сон наглым образом прервал слуга, сказав, что первый принц перенёс время встречи с кандидатками, и что второму принцу надлежит немедленно явиться в зал приема, иначе императрица будет негодовать. «Лучше тебе не знать, что я думаю про властолюбивую женщину, — мрачно подумал юноша, пока его переодевали в парадную одежду, — если бы я мог высказать всё в лицо, боюсь, раны в сердце ей пришлось бы залечивать долго». Лучше сменить гнев на милость, если он собирается сегодня быть очаровательным, великолепным и… Ему надоело придумывать синонимы, поэтому он просто решил быть безупречным добрым сыном властителя государства. Надлежало подавать пример благовоспитанности и скромности. Особенно для юных особ, что вошли в новый для них неизведанный мир. Его братец — «само очарование», просто решил действовать по настроению. Почему бы и нет? Все будут следовать его воли, как бы он ни решил. А кто не захочет — заставят. Но неужели этот «благороднейший» из всех благородных готов пренебрегать сном, чтобы собрать всех в такую рань? Ах, как хорошо было пребывать в мире грёз, ведь в реальности вечно находятся какие-то проблемы. Или те, кто постоянно меняют свои решения. — Как вы можете оставлять меня? Прошу, не бегите, — слуга запыхался — в отличие от господина, его тело не подвергалось ежедневным тренировкам. «Я бы с удовольствием от тебя избавился», — подумал принц, однако, остановился. Чего доброго, ему предъявят очередное нарушение правил. И императрице будет неважно, существует ли оно на самом деле. Скажем: «Утомил слугу до изнеможения. Запрет на выход — 10 дней». Слуга, обрадовавшись, сразу перешёл на шаг и нарочно медленно стал подходить: — Вот так, спасибо. Давайте пойдём помедленнее, мы явно успеваем. Второй принц от раздражения закатил глаза. В этом дворце им может всякий командовать? Вот это смех. Вот это власть. Жаль, предыдущие принцы не могут больше видеть — они бы ужаснулись. — Почему вы решили надеть пояс сами, когда по дворцовому положению в роскошные наряды вас должны одевать слуги? — Вань Чань, ты мне сам сказал поспешить, вот я и решил тебе помочь. Слуги? Где же мои слуги? Ты один за всех, бедняжка, работаешь. Уши слуги покраснели. В словах принца слышалась некая издёвка, но младший сын из рода Вань не мог понять, где она скрыта. — Это потому, что императрица считает меня лучше всех, я могу многих заменить, — сказал он, чуть приподняв грудную клетку. Принц старался не рассмеяться от такого самомнения. «Это потому, что ты — её шпион», — хотелось сказать ему, но он сдержался. Пока каждый должен хранить тайны при себе. — Вы неправильной стороной перевязали пояс. — Глупости, не будем ради такого тратить время. — Но церемониальные одежды… — важно начал Вань Чань. — И без того очень красивы, пойдём-пойдём. Слуга нахмурился, хотел было возразить, но, видя, что принц больше не останавливается, последовал за господином. Уж он всё потом расскажет императрице. И про пренебрежение правилам, и про неуважения к слугам: как можно так его затыкать? Он старается из-за всех сил угождать и вот какую благодарность получает? Золотые монеты явно такого не стоят, но выбирать не приходилось — приказ есть приказ. В худшем случае ему сделают выговор за то, что тот не доглядел за поясом. Такое он готов стерпеть. И поэтому юноша не стал падать на колени, молить второго принца, чтобы он всё же прислушался к голосу предков, что веками соблюдали традиции. А если другие слуги станут свидетелями такого унижения? Можно подумать, что у Вань Чаня совсем отсутствует гордость, раз он готов по малейшему поводу бросаться под ноги. Нет, он из всех слуг самый разумный, по его скромному мнению, тем более, разве не он хвастается на кухне, что второй господин готов исполнять любые поручения по его желанию? Нет, пусть этот самовлюблённый юнец в этот раз сделает то, что считает нужным, Вань Чань ему позволит. Но лишь сегодня. Прошёл почти месяц доброго соседства между слугой и вторым принцем, и у последнего нервы от столь крепкого союзничества были на пределе. По решению императрицы личный слуга второго господина должен был меняться каждый месяц, дабы предотвратить случай, когда помощник может возгордиться от своего положения, злоупотребляя влиянием, ведь он становился правой рукой принца. Такое объяснения могло быть разумным, если бы все члены императорской семьи следовали этому правилу. На самом же деле для императрицы это был важный механизм контроля, так как личного слугу назначала лишь она, отнимая у принца важного союзника во дворце, того, кто мог бы преданно служить и обо всём доносить. Личный слуга всегда должен быть с принцем, следовать его велением, а сам мог командовать слугами по рангу ниже, следить за питанием, вести хозяйство. От хорошего слуги значительно зависело качество бытовой жизни члена императорской с семьи, поскольку важная особа не успевала должным образом следить за поместьем, предназначенным ему внутри стен дворцового комплекса. Поместье (или малый дворец, или резиденция второго принца, можно называть по-разному) процветало до тех пор, пока не назначали Вань Чаня, что из всех предыдущих слуг справлялся откровенно плохо. Он был туповат, ленив и тщеславен. И это было бы полбеды. Главным неудобством Ваня являлось то, что он совершенно не мог организовать работу остальных слуг, которые больше шутили над ним или слушали его истории, а ради благодарных слушателей он разрешал им пренебрегать уборкой или делать её довольно скверно. Работники дворца быстро поняли, что главная слабость личного слуги — потребность в восхищении, и старались подыгрывать ему. А он подкармливал их лень, спуская с рук некоторые ошибки. Если бы не Кассандра, которая приходила изредка к принцу и «не поднимала шум», как выражался Вань Чань, слуги могли окончательно перестать работать. Второй принц, занятый секретной подготовкой, не слишком углублялся в дела дворца. Ему было важно лишь то, чтобы пища была съедобной и горячей, а с этим на общей кухне справлялись хорошо, ибо над ними надзирало другое доверенное лицо, а не добросердечный слуга. На что Вань несколько раз обижался. Месяц почти закончился, но сейчас императрица медлила и не предоставляла нового помощника. — Неужели тебе нравится допускать такое распутство среди слуг в своём дворце? — спросила однажды Кассандра, застав принца в библиотеке, работавшим над переводом древнего текста. Он приподнял голову, испытывав раздражение из-за того, что его отвлекли. — У тебя есть свой дворец, дорогая жёнушка, почему бы не волноваться о нём? Затем принц вновь углубился в работу. — Ты сам разрушишь дворец изнутри, — отвернувшись, сказала она. «Если бы ты знала, как верно чувствуешь. Лишь разрушив старый дворец, можно построить новый». На удивление, Вань Чань справлялся с этим быстрее, чем задумывал принц. Ещё у слуги выделялась одна особенность, которая скорее больше веселила, нежели раздражала. Знаменитая фраза: — Мой господин, а вот я, Вань Чань, так не считаю. Вам всё же стоило привести себя в подобающий вид, — ворчал слуга. — Зачем? Как бы я ни выглядел, девушки не должны на меня смотреть, ведь они невестушки брата. — Они пока никакие не «невестушки», а кандидатки на этот статус, невеста будет лишь одна, — поправил Вань. «Давайте, осталось только собакам заговорить, и те будут меня поправлять», — подумал принц, сдерживающийся, чтобы вновь не закатить глаза. Когда-нибудь кошмар закончится, и он наконец сможет пробудиться и жить так, как посчитает нужным. А до тех пор второму принцу оставалось тренировать пределы собственной выдержки. Сохраняя терпение, он держался за надежду, которая могла помочь преодолеть любые трудности. Лишённый имени, свободы и собственных желаний, ему оставалось покорно ожидать, когда наконец настанет то удачное время, когда он будет действовать с полной силой. Из правил добродетели больше всего ему нравилась строчка: «Терпение — это навык, свободен внутри лишь тот, кто терпелив к обстоятельствам; свобода телесная всегда ограничена, но разум может быть свободен в хаотичной направленности, однако всё же лучше, когда тело и разум совместно пребывают в безграничном покое. Не будет спокойствия, пока есть смятение сердца». Последняя строчка — девиз его дома, его крепости, что так усиленно пытался разрушать наставник императрицы. Только враги не знали: существует другой дом и другая крепость, что сокрыты в глубине и не доступны для чужих взглядов. Принц выбрал эту строчку в одиннадцать, когда отец впервые даровал ему землю внутри дворца, и собственными глазами видел, как медленно делали надрезы на деревянной дощечке, которую, как ему казалось, поднимали к самым небесам, чтобы прибить возле крыши. Настолько большим ему казалось собственное поместье. Первое время все удивлялись, почему именно эта строчка? Было ли дело в том, какой путь избрал второй принц при дворе императора? Смирение, уважение дворцовых церемоний, почитание семьи и поиск того самого истинного спокойствия тела и души. И все согласились: это мудрый путь. Но для принца то было другим напоминанием: пока сердце горит желанием, оно готово действовать, пока есть, за что бороться, спокойствие никогда не поглотит душу. Спокойствие — состояние, где ты не чувствуешь ничего, где тебе и не нужно ничего. А вот ему нужно было всё. Только перестав желать, ты успокаиваешься. Перестав надеяться, ты принимаешь обстоятельства покорно. Перестав гореть внутри, в душе остаётся лишь пепел, что так легко сдуть. Найдя спокойствие, ты перестанешь жить. Если тело живёт в движении, почему душа должна пребывать в спокойствии? Сколько бы трактатов, пояснений к «Закону добродетели» он ни читал, нигде не упоминалась бы его точка зрения. Все мыслители, как один, продолжали верить снова и снова: человеческая природа всегда стремится к спокойствию, только так будет мир и процветание, так люди смогут реализовывать свои задатки и достигнут счастья. И лишь только великий поэт Чинь, которым так любил зачитываться второй принц, написал: «Может ли быть такое, что «эпоха расцвета», к которой все так стремятся несколько веков, предоставит полное довольство, но станет преградой для тяги к новым изменениям. А что вообще движет человеческим желанием?». Пока господин и его слуга шли по коридору, каждый погружённый в свои мысли (Вань Чань думал о том, а не поднять ли ему цену труда за свои страдания), девушки уже переговаривались в большой комнате, где должно было произойти знакомство с будущим императором. Их распределили в три ряда, согласно статусу. Некоторые кандидатки говорили громко и уверенно, других было еле слышно. Первый ряд хранил молчание, их воспитание не позволяло сплетничать в присутствие такого количество людей, а вот в третьем ряду было довольно оживлённо. Чхве с интересом слушала, стоя ближе к стене. Возле неё общались две хорошенькие на вид девушки, и она решилась с ними заговорить. Их платья были такими же, как у Чхве, голубыми, а волосы, согласно правилам, собраны в хвост. Можно было сделать и иную причёску, заколов волосы на затылке. А вот распущенными разрешалось ходить лишь тем, кто был выше ранга служанки. Но к отбору не допускались работающие служанки или обычные крестьянки, участвовать могли лишь городские девушки, а если они были из небогатых семей, во дворце получали самый низший ранг. Ранги во дворце — это отдельная строгая, упорядоченная и иерархичная система, в которой предстояло ещё разобраться. Легенда Чхве гласила, что она была дочерью обедневшего торговца. Пожилой даме, к которой она обратилась, ничего не оставалось, кроме как поверить, поскольку распоряжение было подлинным и не было никаких обстоятельств, что заставили бы её усомниться. Ей выдали одежду, присвоили ранг первой служанки и предоставили спальное место в комнате, где уже ютились девушки её статуса. — Правда ли, что первый принц не так красив, как о нём говорят? — шёпотом спросила Чхве, решив поддержать беседу. — Тише, ты сошла с ума, а если услышат? — удивилась Нин, но в её глазах появилось желание рассказать все сплетни, что она успела собрать. — Правда, — спокойно ответила Ли. — Ты откуда знаешь? Мы его не видели. Он не некрасив, просто про его внешность не особо много болтают, — Нин покосилась на подругу. — Зачем же так категорично? — Вчера ты рассказывала другое, — Ли скрестила руки на груди. — Эту информацию я уже пересмотрела, у меня появилась новая сплетня: у него невероятные шелковистые волосы, — хихикнула Нин, закрыв рот рукой. — Боюсь представить, откуда у тебя такое знание. Вид у Ли был довольно скучающим, но она продолжала разговор с подругой, которой доставляло особое удовольствие собирать и рассказывать сплетни, что она выведывала у других. — От одной служанки. Она с кухни, общается с поваром, а он общается с конюхом, который общается… — С лошадью? — насмешливо прервала Ли. — С дамой,— процедила Нин, — а она знает другую даму, которая знакома или состоит в отношениях неопределенного характера с императорским парикмахером. И вот он-то ей и рассказал. — Советую принцу больше не пользоваться его услугами. — Ли, между прочим, каждую информацию можно применять по-разному. Вдруг она нам ещё пригодится. Чхве была согласна с этим, но пока не знала, в каком случае ей самой понадобится знание о волосах наследного принца. — Первому принцу не нужна красивая внешность, чтоб его любили, — продолжила Нин, — но жену он выберет красивую, наверное. — Скорее, выделяющуюся среди остальных. — Почему? — поинтересовалась Чхве у Ли. Та вздохнула: — Есть сплетня про бывшую любовь первого принца, — и она выразительно посмотрела на Нин. Та снова оживилась: — Ах да, такая трагедия, такое горе. Значит, однажды… Но договорить она не успела. Дверь открылась. — Принц здесь, — громко объявил слуга. Согласно правилу этикета, все должны были низко поклониться, прямо удерживая руки перед с собой, наложив одну ладонь поверх другой. Исторически это объяснялось тем, что приветствовать можно было лишь тогда, когда у человека в руках не было оружия. Девушки совершили поклон. Вдруг раздался громкий звук. Слуга, что объявлял о приходе императорской особы, упал на колени, держась за щёку, скрывая красный след, и молил: «Пожалуйста, простите». Девушки не понимали, что произошло, никто не вошёл в зал. Кандидатки стали выпрямляться и недоумевающе переглядываться. И вдруг, пройдя рядом с почти рыдающим слугой, человек в оранжевых одеждах сделал несколько шагов и, остановившись, повернулся к участницам отбора. Они не знали, что им делать, нужно ли снова поклониться. Он смотрел на них, пока зал погрузился в молчание. Чхве почувствовала, как в неё впился взгляд карих глаз. Словно ястреб, он атаковал жертву, пронзив взором, а затем двинулся изучать собравшихся. Этот взгляд молниеносно сковывал движение. Чхве застыла на месте, удивившись такому необычному чувству. Раньше она не ощущала ничего подобного, никто не мог с такой ощутимостью продемонстрировать силу духа. Её почти сбила чужая внутренняя сила, что сконцентрировалась в одном человеке. До этого ей не приходилось никогда видеть таких людей, чувствовать такую мощь. Эта сила могла заставить склониться, повиноваться, она могла переломить чужую волю. Чхве ощутила будто бы раздвоение реальности — она видела перед собой человека, но одновременно видела само нутро, что таилось в нём. И оно было столь сильным и крепким, что не возникало сомнений: да, этому человеку уготовано стать императором и повелевать другими. Девушка моргнула, и ведение потухло. Теперь перед ней предстал красивый юноша. Она не могла оторвать взгляд, он был ослепительно прекрасным. Черты лица мягкие, но в глазах таилась твёрдость. Улыбка приветливая. Вот только теперь перед ней предстала мнимая картина, оболочка, что выглядела невинной и простой. Девушка продолжала ощущать себя мотыльком, который столкнулся с горой и опешил, поражённый высотой. Через некоторое время глаза принца преобразились, она ощутила доброту и безопасность, находясь рядом с ним, взгляд стал ласковее, а вся мощь будто бы растворилась за один миг, скрывшись где-то в глубине. Настоящий человекоподобный хамелеон — Чхве ни разу не наблюдала столь разительную перемену за небольшой промежуток. Сначала он был пугающим по своей силе, и вдруг стал надёжным и ласковым, когда к нему начали присматриваться. А какие у него были глаза… Ни у кого она не видела глаз с такой глубиной, что притягивали и не отпускали, заставляя смотреть только в них. Разве такого человека могут критиковать за то, что он «недостаточно красив»? Да он ослепителен, как солнце! Жаль, она никогда не будет принадлежать этому человеку, ей разрешено лишь любоваться издалека. — Такая ошибка непростительна, — крикнул другой слуга. Он вошёл вслед за принцем и взглянул вниз. — А вот я, Вань Чань, преподал бы тебе урок. И кого только набирают в слуги? Учи этикет, глупый. Перед тобой второй принц, ни в коем случае нельзя опускать слово «второй», ты понял? Только «принцем» можно называть первого господина. Ещё раз допустишь ошибку, и тебя сильнее накажут. Слуга, оказавшийся на полу, весь съёжился и закивал. Второй принц уже было хотел сказать: «Достаточно. И хватит так вопить, что у тебя самого за манеры?». Но тут краем глаза заметил фигуру, что подходила к дверям. Самое время подыграть. Второй сын императора повернулся и схватил слугу за подбородок. — Разве одной пощёчины достаточно? — начал он, томно проговаривая слова, — ты перепутал титулы, опозорил меня, назвав тем, кем я не являюсь, ты оскорбил не только одного господина, поэтому наказание должен получить суровее. Мне кажется, сойдёт тридцать ударов. Брат, я прав? Стоящая за дверью фигура ничего не ответила. Слуга задрожал от страха; в душе второго принца зародилось сомнение, уж не собирается ли юноша предать его в такой момент. Человек покорно проговорил: «Я приму любое наказание за свою оплошность». — Вот и славно, — улыбнулся принц и отпустил руку. — Вань Чань, отведи его и распорядись обо всём необходимом. — Будет исполнено, мой господин. «Как жаль, придётся потом объясняться перед Гуангом», — подумал принц, а затем склонился в вежливом поклоне: — Уважаемый наследный принц… Брат, рад приветствовать тебя. Девушки повторили его жест, и будущий жених наконец переступил порог комнаты. — Поднимитесь. В золотом одеянии, с длинной сияющей шпилькой в волосах, он вошёл в зал медленной походкой. Сразу бросалась в глаза его необычно бледное, болезненного вида худое лицо с острыми скулами. Чёрные волосы собраны, но одна прядь прикрывала полоску кожи на узком лбу. Они с братом были одного роста, но на контрасте второй принц выглядел более крепким, хоть из-за церемониального халата телосложение было не так-то просто рассмотреть. Первый принц прошёлся вперёд, молча обогнув брата, стараясь даже не смотреть на него. Второй стоял склоненный в той же позе, выражая глубокую почтительность. Чхве казалось, что тело младшего принца с появлением наследника напряглось сильнее, хоть он и пытался выглядеть расслабленным. Будущий император обратил взор на девушек. «Какой же он невзрачный», — подумалось Чхве. Слишком уставший и печальный, он словно растерял часть жизненных сил из-за серьёзной болезни. Вскоре выяснилось, что он хромал на правую ногу. Наследник не был совсем уж неприятен Чхве, у него тоже были необычные тёмные глаза, но в них не проявлялось никаких признаков интереса к жизни, они были необычайно пусты и выражали ко всему безразличие. При его появлении зал будто бы погрузился в мрачную печаль. — Я не хотел этого, — так начал речь первый принц, — но обстоятельства вынуждают меня снова жениться. Я не ищу спутницу жизни, и ни одна из вас никогда не станет для меня новой любовью. Я лишь ищу ту, кто будет добросовестно справляться с обязанностями во дворце. Поэтому не тешьте себя надеждой и не беспокойтесь о моём сердце. Такого рода разговоров я не потерплю. «Ого, вот тебе и тёплый приём, — подумала с удивлением Чхве. — А он довольно честный». Вечером Нин расскажет, что до отбора принц самостоятельно выбрал себе невесту и был очень счастлив с ней, но пожениться они не успели — произошла трагедия, о которой умолчал дворец. Девушка умерла. Принц ушёл в траур и заперся в своём дворце на целый год, пока император и министры не вынудили его вернуться к своим обязанностям. Через несколько месяцев просочились слухи, что император болен, и нужно было как можно скорее передать престол сыну, но правила велят, что рядом с императором всегда должна быть императрица, на которую возлагалось немало ответственности. Наследник рассказывал, как именно будет складываться их жизнь во дворце на период, пока проходит отбор. Чхве плохо слушала, её заинтересовало другое: второй принц странно на неё поглядывал. Он отводил взгляд, но затем снова возвращал, пока она не смотрела на него. Когда она пыталась поймать его взгляд, он мгновенно отводил глаза в другую сторону. Первый принц начал разговаривать с девушками из первого ряда, называя каждую по имени и представляя её семью. — Нин, — зашептала Чхве, — мне кажется, второй принц постоянно смотрит в нашу сторону. — С чего ты взяла? — удивилась та. — Я ни разу не замечала, чтобы его голова была повёрнута к нам. — Да как так? — Чхве досадливо прикусила губу. — Он точно смотрел на меня, последи за ним внимательнее. — Не смотрит он, — оборвала Нин. — Не выдавай желаемого за действительное. — Я бы и не хотела, чтобы он смотрел, но я точно знаю, он бросает взгляды сюда, — настаивала на своем Чхве. Ли и Нин лишь переглянулись, решив не спорить. — Он выглядит младше, — продолжила девушка разговор. — Конечно, — зашептала Ли, — он же второй сын, только в этом году достиг совершеннолетия, ему исполнилось девятнадцать, он младше брата на пять лет. — Мы с ним ровесники! — важно сказала Нин, указывая и на Ли. — А тебе сколько? — Тоже, — соврала Чхве, хотя весной ей исполнилось двадцать один, но почему-то им она не хотела раскрывать свой возраст. Это же не прямая ложь, поскольку ответ прозвучал странно. К отбору допускались девушки, достигшие совершеннолетия, но не старше принца. Она снова посмотрела на него, и наконец их взгляды встретились. «Ты говорила мне, что мысленно обратилась к этому незнакомцу в красном, сказав зачем-то: «Я здесь», а он вдруг, незаметно для окружающих, слегка приподнял уголок губ. И тебе почудилось, что он ответил: «Я вижу, что ты здесь». Но на самом деле в эту секунду он подумал: «Как же я рад встретить тебя». И тогда ты сказала себе: «Может, это и есть то самое предзнаменование беды, которая должна произойти со мной?». Но Небо не ответило тебе, а я лишь напишу: будем надеяться, что нет. Твой Ван И».