Скайрим + доморощенный гений...

Победив дракона с армией нежити и заручившись его именем, компания направилась обратно в Нирн. Довакин с уважением отнёсся к Дюрневиру, а тот взамен отпустил вампиршу вместе с ним. Несмотря на то, что это было прямое нарушение его контракта с Идеальными Повелителями. Впрочем, у дракона было убедительное оправдание, если бы его призвали к ответственности. Довакин убил Алдуина. Пожирателя Мира. И мог убить Дюрневира столько раз, сколько потребовалось бы, встань драколич у него на пути. А так как королевская вампирская чета шла в паре метров за ним, а у него на плече и секире сидели два ворона, которые у них на глазах телепортировали его из стороны в сторону и ускоряли во времени, они добрались до портала за каких-то полчаса. По пути они не особо разговаривали, не желая обсуждать личные дела в присутствии едва знакомого полубога. Харкон только поинтересовался на полпути, сколько Валерика здесь провела времени. И удивился, услышав цифру почти вдвое большую, чем прошло реального времени. Но потом они немного вслух порассуждали о течении времени в планах Обливиона и пришли к выводу, что это было лишь субъективное течение времени. Ещё он спросил, как она терпела жажду крови все эти тысячи лет. В ответ Валерика просто пожала плечами и сказала: — Не знаю. Когда крови и жизни вообще нет нигде и ни у кого, поневоле научишься терпеть. Не знаю даже, сдержусь ли, увидев смертного… Ворон, который был размером с орла и сидел на широком лезвии эбонитовой секиры, оглянулся на неё, соскочил на плечо, уцепился клювом за наплечник и перебрался на пояс. Там он выудил из сумки какую-то закупоренную склянку и требовательно посмотрел на вампиршу. Та недоумённо нахмурилась и медленно вытянула руку так, чтобы ворон прилетел на неё. Прах это и сделал. И протянул склянку ей. Немного удивлённая Валерика взяла склянку, а Харкон смутился: — Я думал, он кусается. Чуть пол-ладони мне не оттяпал… Ворон нахохлился и злобно зашипел на него. Вампирша с усмешкой подметила: — Ты ему просто не нравишься. Разозлил чем? — Да если б я знал… Ответил Довакин: — Он прост приказал Неразима грохнуть рыцарьку своему. А Неразим всех этих птичек собрал. Он их создал. Так что теперь они в целом вампиров недолюбливают. Ну, может, кроме Сераны. Морти они с Зевсом отмудохали до состояния котлеты и простили, он же просто приказ выполнял. Харкон хмыкнул. — Тогда действительно хорошо, что он не послал со мной Зевса. Это ведь тот громадный орёл, да? — Ага. Валерика откупорила склянку и принюхалась. Её брови полезли на лоб. — Зелье крови? Почему оно… с чего это вдруг оно так пахнет, это ж моя формула, которой четыре тысячи лет… Потом, секунду подумав, осушила склянку. От вкуса она аж на месте встала, закрыв глаза. Морщины у глаз немного разгладились, бледная сухая кожа приняла вид поздоровее. Уголки губ приподнялись. -…Чудесный вкус. Впервые чувствую нечто подобное. Прах спорхнул с её руки и вернулся на секиру Довакина. Валерика очнулась от оцепенения и нагнала Драконорожденного. Харкон подбежал к ним и спросил: — Вот на чём держалась Серана, как говорил парнишка? Дова сказал ему, подходя к лестнице в Нирн: — А он саму эту бурду пьёт. Только концентрат. И таких у него аж два, оба горькие, пиздец. Я так и не понял, как ему нравится эта хрень, которую он аж с Саммерсета заказывает, но у всех вкусы разные. Валерика с интересом уточнила: — Горькие напитки, говоришь? И у него хватило мозгов доработать то, что я сама довела до совершенства четыре тысячи лет назад? Я впечатлена. Норд остановился на первых ступеньках, вспомнив, что в Нирне вслух разговаривать не сможет. Обернулся. — Он и не один его переделывал, а с подругой. Та вообще дока по части алхимии. А он — математик. Так, мы ща вернёмся в мир смертных, и я замолчу, а то ваш замок расшатаю. А это зелье он мне дал как раз, чтоб тебе досталось, а то он знал, что тебе тут пить неча было. — Какой заботливый… Довакин улыбнулся и вышел в портал. А Валерика снова посмотрела на склянку, в которой было зелье крови. Улучшенное. Глянула на мужа. — А твои новые алхимики не работали над моей формулой? Тот пожал плечами. — Пытались. Веками. Только у Ферана Садри получилось немного усилить формулу лет четыреста назад, но с тех пор ничего путного не выходило. И все жалуются, что зелья пресные. Зато хранятся десятилетиями. Дочь Хладной Гавани фыркнула и пошла наверх. — Дилетанты… Когда она исчезла в портале, Харкон заметил: — С совой она быстро найдёт общий язык. И пошёл наверх за ней. По возвращению он увидел, как жена быстро ходит по лаборатории, проверяя оборудование и запасы и бормоча себе под нос маловразумительные ругательства на языках, переставшими быть актуальными аж три тыщи лет назад. Птицы слушали её, иногда она у них что-то просила, и некоторые из них выполняли просьбы. В частности, вороны слушались её, как родную. Может, за исключением Праха, который тоже ворчал что-то на своём птичьем наречии, если просьба его не устраивала. Орёл молча взирал на всё действо с высоты занятого им шкафа. Харкон поднялся на второй этаж лаборатории и тоже понаблюдал за тем, с каким усердием Валерика принялась наводить у себя порядок, вернувшись сюда спустя тысячи лет. Тихо напомнил, вызвав у совы, севшей к ней на плечо, недовольный взгляд в свою сторону: — Дорогая, нас там как бы ждёт наша девочка, чтобы убедиться, что мы снова вместе. Вампирша замерла и обернулась. Сова продолжала недовольно смотреть, повернув вместе с ней своё тело, а не голову. Они будто вместе сказали: «Они летают.» — Они летают. У меня есть небольшая фора. Харкон, я тут тыщу лет не была, дай порядок навести. А он резонно возразил: — Твоя лаборатория от тебя никуда не улетит. И как это «они лета»… Где-то снаружи прогудело в небе, и по окнам прилетел звуковой удар. Валерика испытала сильное желание выйти наружу и посмотреть, что это было. А Довакин уже давно покинул их. Харкон задумчиво хмыкнул. -…Мне сообщали, что этот парень летает, но я думал, что на птичьих крыльях, а не на драконьих. «Это не драконьи крылья.» Теперь уже недовольно на сову посмотрел сам владыка вампиров. Морда птицы приобрела удовлетворённый вид, как только она вызвала у него нужную эмоцию. Валерика ему кивнула. — Да, Афина считает, что ты туп, как пробка, милый. И у неё тоже была почти незаметная улыбка. Остатки ненависти начали стремительно таять под ироничным взглядом той, кого Харкон когда-то любил, и он тоже усмехнулся. — Интересно, когда мы в последний раз вот так перебрасывались колкостями? Улыбка жены стала чуть более заметной. — Давно. Идём? Ужасно хочу посмотреть, чего ещё учудил тот смертный, который умудрился воззвать к твоему рассудку. Вампир согласно кивнул. — Я тоже. Птицы все разом вылетели через балкон. Харкон спустился и отворил дверь в коридоры, ведущие ко внутреннему двору. И с первых же комнат Валерика недовольно подметила: — Ну и разгром… — Довакин поработал. — Да? — Я шёл следом. — А что это за странная аура? Я не помню, чтобы наш замок так… приятно пах. — Это тоже работа парнишки. Хотя какой он парнишка… Как он и сказал, при мне он… не был человеком, несмотря на смертное тело. Как будто нечто высшее вышло на первый план. Нечто, презирающее смерть, как явление. Для которого смертная жизнь — лишь небольшая веха на каком-то странном пути души из Этериуса сюда и обратно. И дальше Этериуса. Дальше всей нашей вселенной. Он производит впечатление непревзойдённого мастера магии. Вампирша снова подметила: — Но магом не является? Харкон кивнул. — Да. У него нет божественной ауры, как у того же Довакина. Мне казалось, что он поместил свою ауру в сами камни нашего замка, но… Гаран сказал, что дело в резьбе. Где-то внутри стен. Валерика согласилась, войдя дальше под сень неведомых рун внутри замковых стен. — Похоже на то. Напоминает не то охранную резьбу древних нордов, не то очищающие руны редгардов. Я изучала этот вопрос, когда искала способы скрыться от тебя. — Так Каирн Душ был не единственным вариантом? — Он был самым надёжным. Ты же не думал, что я стану скрываться прямо у тебя под носом, да ещё и в ином измерении. А до того я думала, как найти место на Тамриэле, достаточно близкое к Серане и достаточно защищённое от тебя и твоих слуг. Раньше существовали рунические заклинания, способные сдерживать нежить на расстоянии или внутри гробниц. Древние знали, что остатки душ сохраняются в останках, особенно забальзамированных, и считали, что лучше свите драконьих жрецов оставаться запертой в стенах усыпальниц. Но лично я такой практикой не занималась, когда возводила Крипту Сераны. Ограничилась чисто физическими преградами. — Хм… И какие же это могут быть руны, как думаешь? Гаран с Фераном предположили, что нечто собирает энергию с крыши и направляет чистую магию вниз, а там она циркулирует в такт сердцебиению своего заклинателя. Ты слышишь это? — Слышу. И правда похоже на пульс. Только не такой спокойный, каким был голос у того парнишки. Очень умён для своих лет, говоришь… Если он помнит некие свои прошлые жизни или и впрямь является высшей сущностью в смертном теле, лишённой магического дара, то это неудивительно. Харкон снова хмыкнул, прислушавшись к еле заметному гулу в камне. — И правда, ритм учащён. Но не как у сердца, бьющегося от страха. Сова сказала, что они летают. Может, из-за этого? — Скорее всего. Смертные не летают. На левитации если только, но я не припомню ни единого случая подобного применения левитации. Это заклинание в любой своей формации не предназначено для полётов, вроде птичьих… Они спустились в зал с обломками горгулий. Валерика вновь убедилась в могуществе Драконорожденного. Хмыкнула, вспомнив вкус нового зелья крови. -…И мне хочется выпить ещё того нового эликсира. Это даже вкуснее, чем кровь смертных. А… сколько Серана на них жила? — Он сказал, что они жили вместе в одном доме полтора месяца, и она его ни разу не укусила. Дочь Холодной Гавани остановилась и глянула на него, изогнув бровь. — Да? Не удивлюсь, если они УЖЕ живут, как влюблённые. Он не упоминал ничего подобного? Харкон усмехнулся. — Нет, и я думаю, что я бы в таком случае попытался бы его придушить. Всё-таки речь о нашей девочке. — Дорогой, ей несколько тысяч лет, и пару веков из них она провела в сознании. Она не маленькая девочка. Если она ему доверилась настолько, что посчитала кем-то большим, чем просто смертным с вкусной кровью, я думаю, она уже сделала свой выбор. И в таком случае меня удивляет только то, что он до сих пор смертный. — Ну, если так посмотреть… Идём. Он продолжил идти по залам полуразрушенной башни. Пройдя ещё несколько коридоров, Валерика спросила: — А чем ты сам занимался все эти тысячи лет? — Искал тебя по всему Тамриэлю. Искал Серану. Копил силу и власть. Обретал могущественных вассалов, смотрел на их интриги при моём дворе. Периодически это меня веселило. Периодически они мне надоедали. Как сейчас надоели Вингальмо и Ортьольф. — А это кто? — Пара дураков, которых мальчишка казнил без каких-либо эмоций. Он просто спросил, нужны ли они мне, а как услышал, что не особо, встал, вышел, грохнуло пара выстрелов, взвыл клинок, грохнул ещё один, и он вернулся. Пропахший кровью одного из них. — Погоди-погоди. Грохнуло? Выстрелы разве грохочут? — У него грохочут. Он из этой штуковины навроде трубки бахнул в потолок и чуть не застрелился. А перед тем швырнул мне чуть ли не под нос ослепляющую громкую штуку, в которой было какое-то кольцо, и наглядно намекнул, что будет, если он умрёт. Мол, весь наш замок походит сейчас на ту хлопушку, а он — такое же кольцо. Валерика усмехнулась. — Остроумно. А плетение он не развеял, так ведь? — Он и не может. Плетение вырезано физически в каждом камне стен и сводов. Да ещё и на магическом языке, что старше любого нам известного. И это настолько сложная работа, что у меня в голове не укладывается, как он один смог это совершить, да ещё и прямо у меня под носом. Он упоминал вскользь это всё. И по его словам я понял, что у меня уйдёт не меньше тысячи лет, чтобы разобраться в том, что он наворотил всего за несколько дней. Я опасаюсь, что к тому времени его сердце остановится уже по естественным причинам. — А я не думаю, что плетение задумывалось, как простая мана-бомба. К тому времени оно вступит в свою полную силу, и мы будем жить в новом замке. Разве ты не чуешь? Наш дом обновляется. Он словно… живёт. Плетение не просто так пульсирует в такт смертному сердцу. Оно… оно вымывает отсюда тысячелетнюю грязь и мрак… Ты был настолько глуп, что превратил наш дом в заплесневелый хлев? Харкон промолчал. Пока никто его не спрашивал, он об этом не думал. Обычно хватало относительной чистоты в пиршественном зале и его собственных покоях. В остальные места в замке он предпочитал не заглядывать. Валерика обошла его и требовательно посмотрела мужу в глаза. Владыка вампиров вздохнул, глядя в полные укора глаза жены, понимая, что вранья она не потерпит. — Да. Та молча отвесила ему пощёчину. С когтями. Харкон дёрнул головой и поморщился. Потрогал пропаханную до кости скулу. Что ж, могло быть и хуже. Валерика глянула на свой боевой маникюр, убирая когтем на большом пальце кожу и плоть из остальных. — Ты благодарен парню быть должен. Он свершил такое чудо, что тебе и не снилось. Мало того, что он от физической грязи наш дом чистит, он ещё и духовную прогоняет прочь. Ты бы до такого не додумался. Я, если честно, тоже. Но мне приятно вернуться из места, полного смерти, в дом, в котором смерти с каждой минутой всё меньше. Он сделал это за считанные дни, говоришь? Явно не лично, ты бы заметил. Ты и заметил, скорее всего, да значения не придал. Если вспомнить, то и правда было нечто такое странное. Те же полтора-два месяца назад. Сперва странный шелест где-то в стенах и углах, а потом он увидел одно или несколько неких насекомых. Вот только действительно не придал значения каким-то там насекомым. А они, похоже, именно руны и делали. — Было дело. Но я как-то не обращал внимания на… грязь. Валерика подняла взгляд со своих когтей на него. — А стоило бы. Смертные же не просто так повёрнуты на чистоте. Мне после путешествий по местам жизни тоже было немножко «неприятно» возвращаться сюда, но я была в отчаянии и не обращала внимания на то, во что ты превращал наш дом. — Хочешь устыдить меня? — Да. Неприятно, правда? — Не то слово. Идём уже, двор недалеко. — Боюсь себе представить, что ты сделал с моим любимым садиком… Вот теперь ему правда стало стыдно. Но, когда они вышли во внутренний двор, жена промолчала. Она молча оглядывала заросший сором и запустелый сад, на который в своё время потратила пару веков жизни. И испытывала стойкое желание разорвать мужа на куски за это. Однако её мысли отвлеклись на кое-что другое. Над замком промелькнула тень, за которой последовал громкий хлопок. С башен сдуло пыль, бородатый мох упал на землю со стен. Харкон в тот момент думал, как бы ему выкрутиться. И, когда в небе пролетело это нечто, не придумал ничего лучше, как развернуть жену к себе за руку и поцеловать. Если они снова вместе, то она, по идее, возражать не должна. Она удивилась, да, и попыталась высвободиться. Отстраниться получилось, а вот высвободить руку — нет. — Что? Харкон, ты в своём уме? Сделал с моими любимыми вещами такое, а теперь целуешь?! — А почему нет? Всё восстановим. Мы же снова вместе, правда? Валерика подумала немного, приподняла брови, чуть кивнула и вернула ему этот поцелуй. После чего смогла освободиться и ткнула ему пальцем в нос: — Только давай не увлекаться пока, а то знаю я тебя, старый развратник. Древний вампир фыркнул. — Это кто ещё из нас тут старый? Отчего чуть не лишился яиц. Но жена отпустила его мужское достоинство и, иронично ухмыльнувшись, пошла к провалу на месте ворот в пиршественный зал. Дойдя до ступенек, остановилась, развернулась и с вопросительным взглядом указала на поскрипывающую на погнутых петлях створку ворот. Харкон ответил: — Довакин. — А. На тебе — чтоб починил. Я займусь садом. — Хорошо. — Ты идёшь? — Да, да, иду… В пиршественном зале стало получше, чем когда владыка ушёл оттуда. Нескольких прочих слуг он не досчитался, зато присутствовал Мордред. Рыцарь встретил старую госпожу улыбкой и поклоном. — Госпожа Валерика. Рад вас видеть. Пьер просил передать вам это… Он передал ей ещё одно зелье крови работы этого смертного. И добавил, когда она взяла склянку: -…Сказал, ворон считал ваше истощение и порекомендовал удвоенную дозу. — Оу… как мило. — Ещё он сказал, что не в его интересах и дальше подвергать опасности собственную жизнь, ошиваясь посреди вечно голодных высших вампиров. — Уже больше походит на правду. Но всё равно приятно… Вампирша не задумываясь осушила склянку за несколько глотков. Ей хотелось посмаковать этот горький вкус подольше, но жажда была слишком сильна. Посмаковать вышло только последний глоток. Харкон подметил: — Дорогая, я начинаю ревновать. Недовольная тем, что пришлось прервать первое настоящее наслаждение за столько-то тысяч лет, Валерика повернулась к мужу и резонно возразила: — А я бы не стала отбивать парня у своей дочери. Тем более того, кто знает меня даже лучше, чем я сама. Мордред едва сдержался, чтобы не заржать. Вампирша удивлённо оглянулась на рыцаря, который в её памяти был просто образцом выдержки и дисциплины. Её муж добавил: — Личное общение с этим парнем на каждом оставляет свой отпечаток. Мой рыцарь чуть не сошёл с ума, схлестнувшись с ним в бою. Кстати, Мордред… ты знал? — Что он сделает? Не-ет. Сам был в шоке, когда он так громко объявился. Но какую прописную истину он показал вам — знал. Я и понятия не имел, что он заминировал замок. Он не сказал. — А что сказал? — Что сам вас носом ткнёт. Дословно. И что ему придётся стать хуже, чем вы, господин. Можете мне поверить, это он ещё был мягок, поскольку он знает реально куда как более худших существ, чем вы. — Это кого, например? Рыцарь задумался, припоминая слова парнишки. И процитировал, как смог: — …В Первую эпоху… в первой битве, когда тени впервые стали длинными… выстоял один воин. Его опалили угли Армагеддона… душа его была обожжена пламенем ада, осквернена и не могла уже вознестись, так что… он избрал путь вечного мучения. Ненависть его была так велика, что он не мог обрести покоя и скитался по равнине Умбрал, желая отомстить Темным Владыкам, причинившим ему столько зла… Он носил корону Ночных Стражей, и те, кто отведал его меча, нарекли его… Палачом Рока… Он остановился, подумал ещё немного и продолжил, качнув головой: — Хм, дальше не помню. Но он так вещал, будто сам был на месте демона, высекающего в скрижалях эту историю. Он точно там был. Был в месте, в котором обитают только звери, жаждущие лишь чужой боли, крови и страданий. И нет, я сейчас не про наш замок. И даже не про Хладную Гавань. Про нечто худшее. Валерика с сомнением спросила: — Да куда уж хуже-то? Мордред относительно спокойно ответил: — А-а, я думаю, тут никто из нас не захочет узнать, что и насколько может быть хуже, чем Хладная Гавань. Я и там-то не бывал, и желанием не горю. Харкон добавил: — А я начинаю понимать, отчего ты чуть не сошёл с ума. — На самом деле сошёл, милорд. Немного. Мне Шеогорат время от времени снится. Думаю, это похоже на безумие. — Ну… Он глянул на жену. Та поменяла изгиб брови. Вампир пожал плечами. -…Парнишка сам сказал, что безумец может со всей серьёзностью нести любую ахинею. — А я как-то слышала, что те, кто достаточно безумен, чтобы думать, что они способны изменить мир, обычно именно это и делают. Или он сделал нечто иное? Харкон подумал немного и согласно кивнул. По редким окнам в замке вновь прошёл звуковой удар, и они вспомнили, куда шли. Валерика молча направилась к главным вратам, и её муж последовал секундой спустя. А когда они вышли… их обоих чуть не сбило на землю ударной волной опять пролетевшего над замком нечта. Оно быстро удалилось от острова, и вампиры смогли разглядеть, что это. Нечто было вытянутым, стреловидной формы, трёхгранным и с двумя непонятными овальными штуковинами на корме, из которых вырывались потоки пламени, разделяясь на кольца позади. Оно резко развернулось, пламя выплеснулось ярче и сильнее, и вокруг серебристой стрелы размером с небольшой дом возникла круглая стена из воздуха. Валерика, обретя дар речи после увиденного, ткнула пальцем в это нечто и спросила: — И… и там внутри сейчас… моя дочка? Харкон сам был в шоке и покачал головой. Ладно замок, но это… Оно опять резко развернулось, заломило вираж покруче, чем недавно делал Дюрневир в бою с Довакином, совершило несколько небесных трюков и, сбросив скорость, направилось обратно к острову. По пути серебристая гигантская стрела ещё больше замедлилась, выбросив струи огня из передних отверстий в овальных стальных бочках. Когда она перестала лететь слишком быстро, верхняя часть, похожая на стекло, раскрылась и втянулась в корпус. И высшие вампиры увидели свою дочь, что сидела прямо за смертным, ведущим летающую машину. Он как-то дёрнул руками на себя, и машина ещё больше затормозила в воздухе, поднявшись словно вскинувшаяся змея с кожаным капюшоном из песков Эльсвейра. Затем крылья машины разделились на сегменты и с жужжанием втянулись в корпус, а смертный повернул руки в сторону. Машину развернуло бортом к берегу, и они остановились в воздухе у подножия сторожевой башни, всколыхнув волну и подбросив россыпи камней. Остановившись, парень отпустил металлические рычаги, развёл руки Сераны в стороны со своего живота и соскочил на землю. А оба высших вампира вновь потеряли дар речи, узрев новый наряд своей дочери. На протяжении тысяч лет так легко одевались только девки для развлечений в городах смертных. По сравнению с нарядом той же Валерики, в котором было только небольшое декольте, у Сераны были открыты бёдра, полностью открыты руки и даже часть спины. Не говоря уж о том, что ткань её платьица была ослепительно белой, и вампирские глаза спокойно видели сквозь неё, словно платье было вовсе прозрачным. Парень помог ей спуститься и указал рукой на её родителей так, словно бы сказал: «Ну вот, а ты не верила.» Харкон переглянулся с Валерикой, вопросительно заглянув в глаза. Вампирша пожала плечами и кивнула вниз, молча предлагая спуститься к ним. Он укоризненно поглядел отсюда на дочь, так неприлично одевшуюся для встречи с семьёй, покачал головой и пошёл вниз. И только потом заметил ещё одну смертную, в сталгримовой броне. Наверное, это и была та девушка, про которую говорили разведчики. Смертная, добывшая доспехи Печати Смерти… Обливион побери, да это ж ещё совсем пигалица! Альтмерка вроде, а по росту и личику ей лет тридцать-сорок. Самое большее — пятьдесят. И она так вызывающе глянула на Харкона, что ему прямо сейчас захотелось стереть эту наглую ухмылку с её миленького личика. Но, во-первых, аура доспехов была именно той самой, что была у Печати Смерти, а скимитары на её поясе внушали уважение своим потусторонним шёпотом. А во-вторых, они с парнем перебросились парой фраз на том непонятном языке, на котором говорил с ним через ворона Довакин. Если это какое-то особое наречие, на котором говорили только эти трое, то они явно все трое были друзьями. Но до чего же у этой пигалицы нахальный взор… Как только вампиры спустились, радостная Серана (кстати, тоже болтающая на том языке, как на родном) сразу же кинулась обниматься с Валерикой. — Мама! Если бы той был нужен воздух, дочка бы её уже задушила. — Небо, как давно мы с тобой не виделись… Валерика тоже радостно рассмеялась и погладила дочь по спине. — Давно, доченька… Я думала… Думала, что уже никогда не увидимся. — Я тоже… Вампирши отстранились друг от друга, и мать оглядела новое платье дочери. — А во что это ты одета? Серана сложила ладони у пояса, смущённо улыбаясь. — Нравится? Пьер сделал… Харкон вопросительно посмотрел на смертного. Тот состроил лицо, мол, он не при делах, и покачал головой. Валерика обошла дочь кругом, задумчиво потирая подбородок. — Обычно ты белое не носила. И… да, тебе идёт. А что это за вышивка такая? Отдаёт магией, а руны мне незнакомы. Что-то новенькое? Выглядит… красиво. А где корсет? — Он давит, ма. — И ещё мне интересно, почему так много голой кожи? Тебе не жарковато под Солнцем? — Да не особо. Часть вышивки от него и защищает. Брови Валерики взлетели на лоб. Она удивлённо обернулась на смертного. Тот вложил руки в карманы своего плаща и пожал плечами. Старшая вампирша ткнула в него пальцем. — Мне нужно такое же. Мужчины одновременно спросили: — Что? — Что? Она глянула на мужа. — Ну, не настолько же открытое, конечно, но… Кстати, доченька, а ты вообще в курсе, на кого ты похожа? Парень добавил: — Я предлагал наряд поприличнее, это была её инициатива так открыто одеться. Серана укоризненно на него посмотрела. — Пьер. — Что? Я говорил тебе — они подумают, что ты оделась, как шлюха. — Пьер! Альтмерка стукнула его по плечу. — Заткнись, Пьер. Парень с просьбой посмотрел на Харкона. Вампир усмехнулся и покачал головой. — Ты сам воссоединил меня с женой, и у женщин сейчас численный перевес. Страдай. Пьер потупил взор и натянул на глаза козырёк своей шляпы с серебряным двуглавым орлом. Альтмерка лёгким движением руки сбила шляпу с его головы, отвесив подзатыльник. Он с негодованием глянул на неё и поднял шляпу с земли, отряхнул элемент одежды и вернул обратно на голову, передвинув на затылок. Сказал вампиру: — И это ещё «я» знаю толк в извращённых пытках? Альтмерка пригрозила: — Щас тресну. Парень вздохнул, подняв глаза к небу, и, развернувшись на каблуках, вернулся к летательному аппарату. Серана подбежала к нему и остановила прежде, чем он вскочил в седло. Но прежде, чем она сделала ещё что-либо, он приподнял руки перед собой и улыбнулся. — Серана, простого «спасибо» будет достаточно. Юная вампирша слегка недовольно глянула в ответ, поборолась с собой и тоже улыбнулась. — Спасибо. И ты вот так просто улетишь? — Э-э, ну да. Дам тебе время пообщаться с семьёй. Мы как бы к этому и стремились, разве нет? — Ну-у… да. Просто я думала… -…Что я останусь тут? Серана, я своё дело сделал. Тут. А ещё надо лекарство от вампиризма сделать и Виртуру его вколоть, чтоб больше никто о вечном затмении не думал. И, желательно, сделать это в ближайшем будущем. — Вечно ты о делах… — Серана. Побудь с семьёй. Я пришлю ворона, когда закончу. Вампирша ещё немного подержала его руки, борясь с собой. И отпустила, ткнув его в нос: — Обещай мне. — Обещаю. Серана успокоилась, и он, снова улыбнувшись, вскочил на зависшую над берегом машину. — Ань? Альтмерка указала на Харкона и спросила: — А точно нельзя надрать ему задницу? — Нет. — Пьер… — Аня, садись. Или ты пешком отсюда хочешь уйти? Пигалица в сталгриме недовольно забурчала что-то на альдмерисе и поднялась на место позади него. Харкон и Валерика только сейчас заметили, что птицы, которые сопровождали их в Каирне Душ и были в лаборатории, сейчас были сделаны из металла и слиты воедино с корпусом такого необычного «коня». Парнишка отсалютовал всем троим, приподняв козырёк двумя сложенными пальцами, передвинул один из рычагов перед собой, и стеклянная капсула закрылась. Машина загудела, поднялась выше, выдвинула сегменты крыльев и, развернувшись, полетела прочь. Быстро отдалившись, она издала двойной хлопок и скоро вовсе превратилась в точку на небе. Валерика подошла к дочери, тоже напрягая своё сверхъестественное зрение, чтобы разглядеть почти невидимый далёкий объект. Она до этого дня думала, что смертные в принципе не могут ни летать, ни настолько быстро передвигаться. И, чуть хлопнув затосковавшую дочь по руке, сказала: — Он врал. Серана фыркнула. — А то я без тебя не знаю, что врал, мам. — И ты так и будешь стоять тут? — За ним поди угонись. Летает на таких скоростях, что у меня в голове не укладывалось, пока с ним не полетала. Мам, мы сегодня утром за час добрались от Вайтрана до сюда. Валерика неверяще приподняла брови. — За сколько? — За час. Если не меньше. И это он только «запрыгнул» на предельную скорость. Где-то над Лабиринтианом. Мы пол-дороги по небу тормозили только. — А-а-а… Вампирша моргнула пару раз, пытаясь себе представить, как выглядит полёт на такой огромной скорости. Хотя только что увидела его воочию. Серана скрестила руки на груди и заворчала: — Как же он бесит этой своей холодностью… Делает всё, чтоб я в него влюбилась, а потом говорит, что не хочет, чтобы я влюблялась. «Просто спасибо»… И я даже поспорить не могу, он и впрямь выдержал дистанцию, чтобы я не влюбилась. Валерика пришла в себя и иронично подметила: — Но ты уже и по самые уши. — Мам! — Что? Харкон решил поддержать точку зрения смертного: — Опрометчиво влюбляться в того, кто может умереть от старости. Обе вампирши так на него глянули, что он подумал, мол, лучше не трепать языком, а то его могут далеко не в фигуральном смысле засунуть ему же в задницу. Валерика добавила: — Молчал бы лучше. — А чего это ты раскомандовалась, будто все эти тысячи лет жила бок о бок со мной? — Я и жила, если ты не забыл. Просто ты не знал. А ещё я хочу знать всё, что тебе рассказал этот молодой человек. Ты бы просто так не образумился. Вампир почесал бороду. — Ну, кроме разумных аргументов у него была атомная бомба, которую он собирался взорвать, если я не одумаюсь. — «Атомная»? — Большая и такая мощная, что может снести весь наш остров с лица земли. Валерика подумала и согласно кивнула. — Ну да, убедительный аргумент. А его не волновало, что он при этом погибнет сам? — Я бы сказал наоборот — он заставил меня бояться, что он самоубьётся, чтоб взорвать эту бомбу. И с этим тоже трудно спорить. Даже невозможно. Серана? Девушка отвлеклась от точки над горами Хаафингара. — Что, отец? — Он сказал, что ты жила с ним полтора месяца. Он — бог? Она усмехнулась. — С чего бы? Нет. В жизни он — обычный смерт… ну, ладно, не самый обычный, но смертный. И я бы сказала, что страннее смертных в нашем мире нет и быть не может. Если только в Дурке у Шео. Он столько всего знает… И те птицы, и Симуран… Он их построил в двемерских кузнях. Даже как-то настроил зачарования на металле, чтобы тот менял свою структуру с каждым полётом. Я могу долго перечислять, что ещё он сделал… Харкон с сомнением обернулся на свой замок. Вздохнул. — Ну… если бы я сперва увидел эту летающую штуковину, я бы не так удивился тому, как он изменил наш дом. Валерика уточнила: — А ты больше не хочешь гасить Солнце? — Не-ет, я хочу попробовать на практике его советы по использованию власти. Тем более, что вопрос с интриганами он уже решил сам. Меня смущает только, что придётся относиться к стаду не как к пище, а почти как к равным. — Что? Серана им сказала: — А разве он, как смертный, не показал, что его род — такие же разумные существа, как мы? И порой даже более разумные, чем мы. Как минимум, потому что он сам, как и любой другой смертный, не страдает от жажды крови… Она ещё раз взглянула на точку в небе. Видимо, Пьер задержался там, чтобы отработать виражи на больших скоростях. Валерика спросила: — А твоё платье сшил именно он? — Он его придумал. А пошили его на Саммерсете. — Хм… рунное шитьё, защищающее от солнечного света… Почему в моё время такого никто не придумал? А… что за горькие напитки, которые он добавил в формулу зелья крови? — Кофе и шоколад. Тоже родом с Саммерсета, но до него там выращивали их только как декоративные растения. Ты бы знала, как вкусно пахнет сам Пьер, когда выпьет кружку кофе. Кстати, лучший хлопок растёт тоже только там, и из него моё платье и шили… Серана посмотрела по очереди на мать, на отца, и спросила: — Мам, пап… а вы не против, если я у него ещё поживу? ***