Сурастан: Полуостров монстров

      Снова пески стали красными, но теперь джинна разрывала не ярость, а бессильная злоба.       — Ифрит в теле невинного ребёнка, вот ты кто! — бросила она. Затем, взяла паузу. — Не ведаю я, где найти выход.       — Вот как.       — Не ведаю также, где мы. Лишив меня телесного воплощения, эта лиходейка, Агни, заточила меня. Ты раскусила меня: мои возможности сейчас ограничены резным стеклом.       — Значит, бездна пучин чего-то там мне не грозит?       Я почувствовал на себе испытывающий взгляд.       — Смейся, зубоскаль! Да, я ничего не могу сделать! Оковы могущественной магии оплели всё моё естество, и мне не доступны ни свобода движений, ни верные заклинания.       Пока джинн обижалась, я думал, что бы ещё у неё спросить. Однако пришёл к выводу, что спрашивать что-либо было бы малополезно. Для начала, ей ничего не стоит мне солгать – джинны из арабских сказок, помимо исполнения желаний, этим и знамениты. А даже если она скажет правду, не будет гарантии того, что за время её заточения всё не поменялось с ног на голову.       Да и потом, самое главное я уже выяснил старой доброй дедукцией. Я точно попал в другой мир: на это указывает и всякое сверхъестественное, и слова джинна о путешественниках по мирам, и факт того, что если бы в деле были замешаны весёлые пилюли, то я давно бы уже от них отошёл.       Но главной причиной оставить джинна в покое было то, что я банально устал от её компании. Лучше уж быть наедине со своими остроумными и крайне проникновенными мыслями, чем болтать с этим словарём архаизмов.       Оставалось спросить главное:       — Ты – могущественный джинн, верно?       — Истинно так.       — Ты умеешь исполнять желания?       — Желания? Да что ты, барышня, можешь желать? Золота? У тебя его украдут. Власти? Даруй тебе корону, так ты вскорости её потеряешь. Выйти замуж за королевича? Тебя тут же придушат его наложницы, копошащиеся, как крысы, в гнезде дворцовых интриг.       — Да нет, всё проще. Я хочу попасть домой.       — Домой? Даже интересно, в каком отсталом захолустье родилась такая грубиянка.       — В Самаре, но живу я в Санкт-Петербурге. Да, не рай земной, но и захолустьем не назвать.       — Не слышала ни о каких "Санкт Питибургах". Но это и не важно, я не способна разрывать ткань самой судьбы и воплощать желания в реальность.       — Это в другом мире, очевидно, что ты не... А, забей.       Печально было это слышать, ведь надежда на лёгкий исход была сильна. Оказывается, это неправильный джинн, совсем неправильный, и она, наверное, делает неправильную магию. А значит, что настало время уходить.       — Что ж, мне пора. Эти подземелья уже порядком меня достали. Arrivederci! — махнул я рукой и отправился восвояси. Было у меня ощущение, что побродить придётся ещё изрядно, так что чем быстрее я это начну, тем лучше.       — Постой! — прилетело мне вслед. — Неужели ты действительно собираешься оставить меня… В смысле, оставить такое сокровище здесь, абсолютно бесхозным?       Я повернулся в двери, смотря на изящную бутыль с песком в неверии. Это что, были жалостливые нотки? Конечно, джинн себя поправила, но я определённо услышал скорее мольбу, чем вопрос.       — Чего?       — Темень! — вернулся к джинну уверенный тон, как только она вернула моё внимание. — Неужели ты, девица, не понимаешь, что именно оставляешь без владельца?       — Надоедливую язву?       — Позволь напомнить тебе, — проигнорировала она укол, — что в твоей, несомненно, бедной и скудной жизни может появиться достаток, стоит тебе продать на рынке сосуд, в котором я нахожусь. Искусное переплетение хрусталя и злата ценилось в любое время – не удивлюсь, если дворянин с хорошим вкусом в предметах роскоши расщедрится на такую покупку. Что до моей персоны, то меня можно и выпустить – так она явно продастся лучше.       Похоже, нет, мне показалось. Джинн просто пыталась сыграть на моей жадности, чтобы попытаться получить свободу. К счастью, я, хоть в гении не метил, идиотом всё же не являлся.       Забудем на секунду про собирающую пыль кучу золота, заполняющую всю комнату – даже так её план по продаже бутылки был дырявее дуршлага. Мне, между прочим, на вид нужно было быть в средней школе, так что такое безумно дорогое сокровище у меня отнял бы первый же встречный – и мне повезло бы, если изъятием имущества всё бы и обошлось. Если бы я всё же донёс бутылку до какого-нибудь рынка, то меня, скорее всего, задержали бы, попросив объяснить, откуда столь ценная вещица у меня оказалась.       Ну и наконец, главная проблема этого гениального предложения: мне придётся выпустить на волю запечатанного злого духа, с которым у меня буквально только что была ссора. Изощрённый способ расстаться с жизнью, ничего не скажешь.       — Пожалуйста, не держи меня за дурака. Всё, я…       — Постой!! — вскрикнула джинн, отбрасывая спесь. — Я п…п…приношу свои извинения.       — Чего? Реально?       — Истинно так! Мои выводы о тебе… о Вас оказались поспешны. Вы, юная дева, явно не обделены интеллектом, как мне до этого весьма ошибочно казалось.       Надо же, смена тактики! Если бы только у джинна были ноги, она заняла бы призовое место в чемпионате по переобуванию. Мне теперь даже множественные местоимения полагаются, не просто извинения, и наплевать, что минуту назад меня поносили и мешали с грязью.       — Смею также заметить, что Ваша красота ослепительна! Ваши волосы струятся, как воды ночной реки, а янтарные очи затмевают своей красой сами звёзды!       — Всё, всё, я понял, — остановил я расплывающиеся в комплиментах песчаные вихри. Едва ли джинн знала, что мне вся эта белиберда про волосы и очи даже толком не льстит. — Давай начистоту. Тебе надоело тут куковать, и ты хочешь, чтобы я тебя освободил, так?       Завихрения в бутылке медленно окрасились в синий.       — Допустим, я это делаю. Что тогда будет? Ты просто убьёшь меня да полетишь по своим делам.       — К…клевета! Чтобы ты знал, у меня и в мыслях…       — Да, конечно, прям верю-верю. Мне, понимаешь ли, жить охота. Спокойно жить. А выпустить тебя наружу – значит свою продолжительность жизни очень сильно сократить. На слово я верить тебе не собираюсь, а подкрепить свои слова ты ничем не можешь. Обещания – не в счёт. Остались аргументы в пользу твоего освобождения, или я могу идти?       — П…       — Что-что?       — Пожалуйста?       — Проклятье, — вздохнул я, водрузив руку на лицо. * * *       Грузное, облачённое в дорогой камзол и красную накидку тело рухнуло в бархатное кресло, неслышно выругавшись.       — Проклятье, — вздохнул Пётр, водрузив руку на лицо. Положив её вновь на подлокотник, он упрямо уставился на переминавшуюся у двери горничную, из которой он уже полчаса пытался выудить хоть толику информации.       — Девушка, — не угомонился он, — ну войдите вы в положение! У меня работа, семья, друзья. Своей Машуле я уже и кольцо прикупил, скоро предложение делать буду, а с другом у нас вообще намечался матч в КС. Ну не могу я здесь оставаться!       — Я очень рада за ваши успехи в личной жизни, господин герой, — ответила горничная так воодушевлённо, что можно было подумать, что она была искренней.       — Дайте хотя бы с вашим начальником поговорить. С королём, императором, или кто у вас там ещё?       — Его имперское величество сейчас отсутствует, он – очень занятой человек.       — Так и я занятой! Мы все занятые – что теперь, вообще ничего не делать? Упасть на месте и не встать?!       — Вам пришлось пережить немало эмоций, господин герой. Отдых бы вам не повредил, наверное?       Ноздри Петра раздулись, а глаза настойчиво полезли из орбит. Конечно, головой он понимал, что злиться на служанку смысла не было, это было всё равно, что злиться на кассира в супермаркете из-за высоких цен. Но подвешенное состояние, в котором его держали уже почти сутки, выводило его из себя, а остатки разума – из него.       — Ч…чаю? — пискнула горничная, в панике поглядывая по сторонам. В конце концов, она не выдержала давления и юркнула за дверь, оставляя пышущего гневом героя наедине с собой.       В одном она, однако, была права: эмоций Петру пришлось пережить сполна, и самых разных. Сначала – смущение, смятение и боль от постепенно отступающего похмелья. После новогоднего застолья, последствия которого всплывали с трудом, он внезапно обнаружил себя не на диване дома, где и отключился, а на пуховых перинах и под расписным балдахином. Его окружали непонятные люди, которые все поголовно носили очень правдоподобный косплей и говорили на непонятном языке. Затем вышедший вперёд старик в мантии и колпаке (волшебник, ни дать, ни взять) поводил у его лица руками, и Петр вдруг почувствовал себя намного лучше. Головная боль вдруг отступила, а непонятный язык вдруг стал роднее русского.       Сразу после настала радость от сбывшейся мечты. Кто, в самом деле, не мечтает в наше время очутиться где-нибудь подальше от осточертевшей работы и пустой рутины, стать героем, отправиться в приключение и спасти мир, обретая по дороге славу и богатство? Хорошо, далеко не все мечтают именно об этом, но Пётр этими фантазиями жил. Ведь он-то понимал, какие на самом деле героические таланты в нём скрыты – ему всего лишь нужно было попасть в правильную среду, чтобы они раскрылись. И вот оно, то самое попадание! Ему торжественно сообщают, что он – герой, которому суждено защитить мир от зла. Его поздравляют, его восхваляют, ему жмут руку, чуть ли ноги не целуют.       Наконец, пришла лёгкая паника, а затем возмущение и злость. Как бы ему не хотелось окунуться в приключения в фантастическом мире, с блэк-джеком, мечами и магией, Пётр не забывал, что у него, вообще-то, была личная жизнь. Попади он года три назад – предела бы не было его счастью, но сейчас мужчина, купивший машину, взявший в ипотеку квартиру и собиравшийся вот-вот основать ячейку общества, просто не мог принять такой расклад дел.       "Да к чёрту машину с квартирой, — думал он, — Машу я точно бросить не могу!"       Правда, поделать он ничего особенно не мог. Туда-сюда сновала прислуга, и она крайне настаивала на том, чтобы герой пока что оставался у себя. В комнате его не держали, но вот из особняка, принадлежавшего неизвестному благодетелю, выпускать не торопились.       Вдруг, у Петра появилась великолепная, как ему показалось, идея. Он вскочил и выглянул за дверь. Горничная оказалась там, сидящей на стуле и утиравшей платком пот со лба.       — Девушка, простите меня.       — А?! — подпрыгнула та. — Ой, что вы, что вы, ничего страшного! Вам не нужно так церемониться с прислугой, господин!       — Э-э, да, окей. Я просто подумал, что не против заморить червячка?       — Заморить… кого?       — В смысле, я очень голодный. Прямо зверски!       — Ах, так вы желаете отобедать? Я сейчас же передам на кухню. Будут ли какие-либо предпочтения, господин герой?       — Всего, и помногу. Так что собирай всех, устраиваем пир горой!       — Как прикажете! — поклонилась горничная и убежала исполнять геройскую волю.       А сам герой, улыбнувшись своей хитрости, скинул развевающуюся позади красную тряпку и вышитое серебром убожество, называемое местными парадной одеждой, открыл окно и смело выпрыгнул навстречу неизвестности.