Огни в маковом саду

Пир после Перуновой охоты длится два дня и одну ночь. На восходе второго дня Перун, хмельной, прищурившийся, лежал на красных подушках. Стола уже не было, зато тут и там догорали большие костры. Мужчины сидели, лежали по всей поляне, смеясь и переговариваясь; кто-то спал. В общем, царила атмосфера умиротворения. Один из бессметных князей, сидевших возле Перуна, мечтательно протянул: - Сейчас бы девок сюда… Красивых, сероглазых… Перун усмехнулся: - Романтик, в глаза смотришь. Ты на каждой девке жениться хочешь. - Хороша жена, что только глазами похвалиться может, - лениво проговорил второй дружинник, лежа на спине с закрытыми глазами. - Ну если она совсем ничего не умеет, то плохо… А хотя, меня дома не будет, так что пусть только красивая и будет. - Ну и на кой тебе тогда жена? В каждом поселении себе девку выбирай, да и живи счастливо. Наш век долог, а девки на миру не переведутся, - хохотнул третий князь. - Кому жена точно не нужна, так это Бориславу, он с радостью так и делает: всех пробует, - ехидно улыбнулся второй, поднимаясь на локтях. - Все ему не подойдут! Ему особенная нужна! Борислав не реагировал. Он отрешенно смотрел в сторону леса. - Борислав! – громко позвал Перун. Князь слегка тряхнул головой, как бы отгоняя наваждение. - Жена должна при муже, а муж при жене. В нашем случае – бессмертная воительница. Я таких не знаю. Первый князь задумчиво поднял глаза к светлеющему небу. - Нет… Сражения - дело не женское. Женщина, - он воодушевленно поднял руку, - она нежная, изящная, манящая. Что это будет за женщина, если она будет потеть, как мужчина? Если будет махать мечом, получать шрамы? У женщины должен быть дом, а не боевой конь. - Но жена идет за мужем, - возразил второй князь. – Нет у тебя дома — значит, и у жены нет. Борислав правильно говорит: обычная женщина рядом только мешаться будет. Да и умрет, в конце концов. - Что ж, мы обречены на судьбу многолюбцев, как Борислав, - пожал плечами третий дружинник. - Бессердечных мерзавцев, - поддержал второй. Перун с довольной ухмылкой крутил ус и наблюдал за своими названными сыновьями. Особенно его занимал Борислав, чьи мысли были далеко отсюда. Князь раз за разом прокручивал в голове ночь охоты и разговор с Дариной. Тогда он очень хотел верить, что юноша в синей иноземной одежде ему померещился. Потом он хотел его найти, поговорить. Серебряные лотосы, вышитые на одежде Захара, мелькали в воспоминаниях Борислава. Они не виделись два года, и теперь он… русалка? Не может быть, чтобы искусный воин покончил с собой. Несмотря на все обстоятельства – не может быть! Какой-то коварный змей обвил и сдавил сердце князя. - Не спешите делать выводы, сыны мои. Судьба – дело не ваше. Вы призваны в этот мир, чтобы его защищать. - Я слышал, что на западных землях воинов благословляют на смерть в бою. Пасть от руки врага для них – огромная честь. Но это ведь лишено всякого смысла, - сказал первый князь. - Сражение – дело личное, интимное, - строго зыркнул на него Перун. – С уважением относитесь к чужой воинской традиции. Дружинник пристыженно отвел взгляд, но второй посмел возразить: - Как смерть от руки врага, что есть в своей сути поражение, может быть достойной? Перун, до того все еще лежавший, резко сел, грозно сведя брови. -Я сказал: с уважением! Посмел мне дерзить!? Можно умереть с победой, а можно проиграть, не умерев! Вам бессмертие дано не для бахвальства, а для того, чтобы вы всю отведенную вам вечность служили благополучию тех, кто защититься не в силах! Пшли отсюда, негодники! Мужчины испугано встали и почти бегом отошли к одному из костров. Но кровь в жилах бога уже забурлила и требовала действия. - Борислав! Вставай, сразимся! Третий князь, которому хватило благоразумия не спорить с Перуном, подскочил и начал разгонять народ к краям поляны. Борислав встал. Не первый раз Перун вызывает его на бой. Лишь его, лишь потому, что Борислав – единственный, кто может протянуть в этом поединке дольше остальных. Но он все же не равен богу. - Какое оружие ты выбираешь, отец? - Выбирай любое! - Нет такого оружия, с которым было бы разумно выходить против бога войны. - Против бога нет оружия, да! Но у тебя есть твой дух, твой опыт и мое благословление, сын! Перун взял двуручный меч одной рукой, откинул волосы и хищно посмотрел на будущего противника. Борислав знал: Перун нападет первый и будет без устали обрушивать на него шквал ударов. Бой может продолжаться до самого вечера, до тех пор, пока у князя не дрогнет рука. Хоть он и бессмертный, но усталость ему ведома. Борислав подошел к лошадям, которые находились в тени деревьев (из-за чего Дарина их не заметила днем), и вытащил двуручный меч из ножен, висящих на боку одной из них. Под одобряющие свисты и возгласы он вернулся, ухватился за рукоять поудобнее и приготовился защищаться. В тот же миг Перун сорвался с места. Бой – это искусство. Как картина или песня. Отец и сын, бог и бессмертный князь – двое мужчин звенели металлом. У Борислава хватало сил отражать удары, которые Перун наносил со всех сторон: спереди, справа, слева, сверху. Бог будто бы танцевал: его красно-золотая рубаха металась повсюду, как язык пламени. Казалось, будто он сам задышит огнем, ну или хотя бы дым повалит из его ноздрей. Борислав не отставал. Клинки соприкоснулись. Он поднял руки и провернул меч над головой, туловищем отклонился влево. Противник по инерции двинулся вперед, споткнулся о его ногу. Князь локтем толкнул его дальше и отпрыгнул, чтобы не оставлять опасность за спиной. Перун не упал. Он быстро развернулся и атаковал снова. Прыгнул на Борислава и встал на плашмя выставленный меч, замахнулся, целясь в голову. Не попал: сын сбросил его и отскочил. Когда их клинки в очередной раз соприкоснулись, Перун задержался, положил вторую руку на рукоять и стал давить сильнее. Борислав слегка присел, но выстоял. - Чего ты был так хмур сегодня, сын? Зачем уходил посреди праздника? Борислав нахмурился, резко выпрямил ноги, отталкивая отца, отскочил. Бой не останавливался. - Отвечай, сын. Борислав парировал удар. Молчание приравнивается к поражению. Солгать нельзя. Но и всей правды не скажешь. - Много разных дум занимают мой разум. - Я внимательно слушаю, - Перун заставил Борислава упасть под сильным натиском. Тот быстро перекатился и поднялся. - Ты хочешь сбить мое дыхание, отец? - Когда в схватке сходятся великие, но равные по силе войны, они способны читать мысли друг друга. Можешь ли ты прочитать мои мысли, сын? Ноги Борислава заскользили по земле, едва выдержав напор. - Как бы хорош я ни был, я не ровня богу. - В этом ты прав, - слегка разочаровано ответил Перун, выбивая меч из рук Борислава. Но поединок не кончен. Князь отпрыгнул за высокий еще тлеющий костер. Пальцами будто схватил нить и направил ее сквозь угли в противника. Костер вспыхнул, и языки пламени неаккуратно полетели в бога и тех, кто стоял за ним. Перун остановил мечом все огненные лоскуты и недовольно цокнул. Он слегка махнул рукой, и резкий поток ветра погасил костер. Желание биться также погасло. Борислав проиграл. Солнце взошло. Настало время заняться делами. Князья собрались в круг, докладывая Перуну. - Отец, на юге люди стали возводить странные идолы. Чужие, не нашенские. - Я на западе тоже их видел. Много. Как будто давно стоят. - Мог ли в наше время появиться какой-то новый бог? - Или чужаки пришли на наши земли? - Что на севере и востоке? - Чужих идолов не встречали, отец. - На востоке без чужаков. Перун нахмурился и запустил пальцы в бороду. С востоком все ясно: в тех землях люди сами себе покровители и защитники. На севере боги не воинственные. Они «домашние», родительской любовью любят свои немногочисленные разрозненные племена и свободный праздный ледяной простор. А вот на западе боги неспокойные. Междоусобицы привели неугодных Одину на восток? Тогда откуда идолы на юге? Южные боги умерли множество лет назад, и люди избрали для себя нового бога, одного на них всех. И идолам они не молятся… - Я отправлюсь в Западные Земли. Надо проверить, не от них ли кто на наши земли бежит. Борислав, - Перун поднял взгляд на сына, - отправишься на юг. К соседям не суйся, но узнай, что это за идолы, откуда, кто научил народ их ставить. Володар, пойдешь за мной на запад. Указания те же, что и для Борислава. Мирогор – за тобой восток, Вернидуб – север. Для вас двоих задача не меняется. *** Дарина опустилась на колени и сказала: - Здравствуй, мама. Я давно не приходила, извини. Перед девушкой цвел курган, обложенный камнями. Не вздох, но шумный выдох вырвался у нее из груди. - Жизнь была очень… спокойной. Ничего нового не происходило. Сладкая обыденность, понимаешь? – Дарина нервно посмеялась. - А вчера… Вчера все стало другим. Откуда-то взялся утопленник. Парень-русалка, представляешь? Ты встречала когда-нибудь парней, которые становились русалками? Курган не ответил. - Меня очень напугал дружинник. Борислав. Он этого русала искал. Зачем? Ветер закрутил прядку русых волос. - Знаешь, мама, что-то стало не так. Мне нравилась спокойная, однообразная жизнь. Но вчера… Может, я просто не знала о той, другой жизни? Может, жизнь – это больше, чем лес и деревня? Больше, чем забор из факелов. Я не могу понять, что к чему, да и боюсь разбираться. Вдруг мне не понравится то, что я узнаю? Мне правда очень страшно сделать неправильный выбор. Дарина легла на курган; трава обняла ее лицо. - Бабушка почти не рассказывает о тебе, сколько бы я не просила. Но ты была могущественной, это я чувствую. Я это знаю. И я стану могущественной. И никогда-никогда о тебе не забуду. Я тебя не знаю, но буду изо всех сил помнить. Девушка с грустью вздохнула и прижала коленки к груди. - Было б еще что помнить. Дарина знала о матери совсем немного. Ее звали Мира, у нее были серые глаза, она умерла почти сразу после родов. Кто-то сказал 5-тилетней Дарине, что ее мама могла заклинать погоду. Маленькой колдунье это казалось наивысшим чудом. «Я обязательно стану такой же сильной, как мама!» - пообещала она тогда бабушке. Это был их последний разговор о Мире. Впрочем, по какой-то причине Дарина и не сильно интересовалась прошлым: ей вполне хватало настоящего. Мир действительно начал меняться. Подкидывая Дарине неизвестное, он звал разгадать все его загадки. Кто знает, сколько еще нового и непонятного есть за пределами леса? Раздумья унесли девушку в сон. Во сне она пришла к костру, горевшему среди абсолютной пустоты. Его пламя тускло отражалось в латах женщины, сидевшей напротив Дарины. Богатырша ждала ее. - Здравствуй, дитя. - Я вас знаю? - Вряд ли. Варвара, должно быть, ненавидит меня. - Кто такая Варвара? - Варвара. Ты ей, - богатырша сделала паузу, будто считая, - ты ей внучкой быть должна. Злата я, мать ейная. Дарина распахнула глаза. Бабушкина мама! Родственники просто так не снятся… - Бабушка никогда о вас не упоминала. Только об отце иногда. - Яг. Папка ейный, да, умный был человек, важный, - Злата грустно усмехнулась, ворочая угли палкой. – Не удивительно, что она обо мне не вспоминает. Бросила я их. - Как это: «бросила»? — Вот так. Ушла. Я не видела себя проводницей, - она выделила последнее слово, - я хотела себе иной судьбы. Когда Варвара ходить начала, так и я ушла. Наследие после себя оставила, род не прервала. Ушла воевать. - И вы… не сомневались? - Если много думать – можно увязнуть. Сомнения – это болото, дорогая. Чтобы что-то сделать, нужно решить и решиться. - И вы не жалели, что ушли? Женщина подняла на Дарину серьезный взгляд. - Ни разу. Винила ли я себя за то, что бросила своего ребенка? Да. Жалела ли, что ушла? Никогда. Несомненно, мать из меня никудышная, но для самой себя я сделала правильный выбор. Бескрайняя тьма вдруг дернулась и завертелась красками. Костер пропал; вместо него появлялись сцены чужой жизни: пейзажи один за другим сменяли друг друга, становясь все мрачнее и мрачнее, пока перед Дариной не предстала ее прабабушка, залитая кровью врагов. Злата пнула чей-то труп и надела отрубленную голову на копье. - Не говорю, что моя жизнь была легкой и веселой. Я видела, как поля брани становились болотами из тел и крови. Я видела, как одни мои боевые товарищи гибли, а другие портили совсем еще молодых девок. Мне приходилось убивать не только врагов, но и тех, кого я считала друзьями. И смерть моя не была достойной. Но я не жалела. Это была моя жизнь, и я ее жила. Полной грудью ее жила. Дарина с ужасом следила за воронами, клевавшими глаза убитых. С ужасом следила за тем, как огромный мужчина с большими ушами и длинным носом, копьем добивал еще живых. - Я не хочу такую жизнь… - Ты не обязана жить ее так. Мир снова закрутился, вернувшись в абсолютную пустоту. - Почему вы здесь?.. – слабым голосом спросила Дарина. - Ты здесь, потому что не знаешь, в какую сторону тебе смотреть. Ты пришла на могилу за советом, кого нашла – тот и ответил. Дарина проснулась резко и неприятно. Тело бил озноб – пока она спала, пролил дождь. «И какого рода это ответ?..» - подумала она, бросив грустный взгляд на курган. Лес не шумел. Не шептал, не шуршал, будто сочувственно молчал, ожидая, что же решит Дарина. Молодая колдунья задумчиво брела домой. Покидать привычное место очень страшно, но вдруг, оставшись здесь, она просто увязнет в… бытии? Она никогда не ставила вопрос таким образом. Бытие ей нравилось. Простое и понятное. «Но готова ли я провести так всю оставшуюся жизнь?» Ответ нашелся сам собой.