Жертва Ради Свободы

В помещении длинного коридора нависло томное молчание. Лишь тихим эхом раздавались медленные шаги, сопутствуя затухающему пламени в факелах, что едва освещали тьму. В ночь, когда беспечные души Виллионских жителей спят, мятежный парень в дорогущем смокинге беспокойно шел. — «Надоело…» — пронеслось в голове Леонарда, когда тот остановился перед крупной деревянной дверью, что была расписана изящными узорами и сложным орнаментом по середине. Аристократ ухватился за железную ручку дверного молотка, выпустив тяжёлый воздух из своих лёгких. — Господин Денница.? Ваше Превосходительство, вы здесь? — вопросил Леонард, поправляя складки на своем красном костюме. — Входи. Услышав голос за спиной, лицо Аристократа побледнело и он стал медленно оборачиваться назад. — Тебе идёт этот новый смокинг, — Денница гордо стоял, скрестив мускулистые руки на груди, а в тоне его чувствовалось презрение, — лишние деньги появились что ли? — Ваше Высочество.! Это, позвольте заявить… — Леонард заикнулся, положив ладонь на грудь, — всего лишь старый костюм моего отца.! Мужчина с любопытством поднял брови, одна из которых была рассечена шрамом. Ехидно улыбаясь, он положил ладонь на плечо парня, крепко сжимая его. — Постарайся не повторить его судьбу, — промолвил он, когда стёклышки его пенсне, закреплённые на носу, отдались холодным бликом. — Но! — с возмущением откликнулся «слуга», раскрыв серые глаза на худощавом лице, — я ведь-. Раздался громкий шлепок, когда Денница резким движением руки ударил Леонарда по лицу. — Заткнись. Ещё раз меня перебьешь… — затем он схватил его за воротник крепкой хваткой, — и я вырву твой язык с корнем. Советую следить за ним, пока он есть. Иначе следить уже будет незачем. — Прошу прощения… — он огорчённо опустил голову, поглаживая пульсирующий ушиб на щеке, — более не повторится… — Ближе к делу, — Принц гордо расправил широкие плечи, поглаживая бороду, а затем распахнул двери, — в моём возрасте ни к чему бессонные ночи. Мягкий треск камина ласкал слух теплой мелодией, а воздух в кабинете был нагрет, словно пытаясь выдать мнимый уют. Но, несмотря на мягкие кресла и шерстяной ковёр под ногами, время провождения здесь вряд-ли можно было назвать приятным. Наперекор милой обстановке гудела серьезность, а в интерьере таилась угроза. Денница уверенно сидел напротив молодого парня, как в своём доме, оглядывая того властным взглядом. Ох. эти карие глаза на фоне густых бровей… Они как будто говорят о своей мудрости, а глубокие морщины доказывали это. Иногда казалось, что под определенным освещением его глаза становятся красными. Будто наливаются кровью. Леонард это давно приметил. Он старается избегать этого взгляда. — Верно ты уже осведомлен о том, что запасы нашего продовольствия резко снизились.? — мужчина провёл своей рукой вдоль локонов седеющих волос, а затем перевел взгляд на карту, висящую на стене, — Знаешь, что этому посодействовало? — По всей видимости. отвратительное командование наших полководцев? — Неважно, — Принц обхватил в руке позолоченный кубок, наполненный горячим вином, а затем прильнул губами к его краю, — важно лишь то, что эту проблему надо решать, так как.- — Так как мы отдали врагам наши самые плодородные земли? — угрюмым тоном перебил Леонард. Принц опрокинул недовольный взгляд на парня, заставив того ещё сильнее опустить голову. Мужчина нахмурил густые брови, едва сдерживая гнев, но лишь выдохнул, сжав губы. Он схватил в свободную ладонь серебряную вилку, придерживая её двумя пальцами. Проткнув сладкий кусочек запеканки, Денница насадил на острые зубья творожную массу, пропитанную вареньем. — Нам нужно беречь людей, а не оставлять их на верную смерть, — безразлично произнёс мужчина, поднеся вилку к своему рту, — Мы проиграли территорию, но сохранили армию. Это, я считаю, главное. — А я бы, ваше высочество, заявил, что наша армия феерично утратила регион Семиречья… — Аристократ, недовольно задрал нос, нахмурив тонкие брови, — как челядь, как трусы сбежали с подконтрольных нам позиций! — Доверься плану Верховного Командования, Леонард. — Доверится…? — вырвалось из уст парня. Аристократ промолчал, словно сдерживая крик в горле, пока он не стал набирать силу. — Как.? Как?! — он резко поднялся на ноги, ударив кулаком по столу, — Как я могу верить лжецам, что спокойно спят в своих покоях?! Лжецам, которые и понятия не имеют об ужасах войны! Денница лишь спокойно пригубил сладкого винца, непреклонно подняв брови. Непреклонность. Казалось, что это второе имя принца. Он, не обращая внимания, продолжил тихую трапезу, смакуя так ему любимой запеканкой. — Пока сердца наших солдат дрожат под натугой окровавленных доспехов… — парень развернулся спиной к своему Господину, сжав кулаки, — они плевать хотели на защиту нашей страны. — Виолу ждут большие перемены. — Когда они уже наступят?! — заорал Леонард, оскалив зубы, — Да все люди ждут окончания этого кошмара! Война уничтожила сотни жизней! Перерезала столько судеб! — А тебе, Леонард, откуда то известно? — вдруг вопросил Денница, прильнув ближе к слуге. — Я, ваше превосходительство… — Аристократ задумчиво склонил голову, когда его рука вытащила из внутреннего кармана пиджака красные бусы, — давно бы окончил университет, писал книги, фехтовал в окружении друзей… У меня было прекрасное будущее… Пока война не пришла в мой дом! А сейчас она заходит и в чужие! Почему я должен верить Верховному Командованию?! — Потому что теперь я и есть Верховное Командование, — Денница, вместе с характерным стуком, опустил бокал вина на стол, будто поставив точку. И тут же его грозный взгляд поднялся на лицо слуги, заставив того дёрнуться с места. — Что.? — Их, как я понял, никчёмный Совет был расформирован и ликвидирован. Мной. Я посчитал их деятельность некомпетентной. Отныне я единолично веду стратегические решения по ведению войны. — Не диктаторство ли это? — Я знаю, что делаю. Леонард беспокойно стоял, перебирая между пальцами бордовые шарики блестящих бус. Его глаза беспорядочно бегали, а растрёпанные локоны светлых волос закрывали бледную кожу. — Что же ты приготовил для решения проблем продовольствия? — вопросил Денница, потеребив пальцами усы. — Начнется голод, за голодом смерть… — он сжал украшение в кулак, подняв голову, — недовольство, самосознание, революция. Вы это сами знаете. — И? — И. и у нас не хватает времени, а так же людских ресурсов. Рабочие заняты восстановлением городов и производством вооружения. А закупка товаров окажется не выгодной с экономической точки зрения. — Зная тебя, думаю, что ситуация не настолько безвыходная. — А как же… вы, Ваше Превосходство, давно осведомлены, что я был сыном влиятельного торговца здешних мест. — Да. Я бы не нашел почву гордости на этом. — И я тоже. С того времени наша внешняя политика остановилась лишь на военном застое, а по итогу мы лишь потеряли колонии на севере. — Колонии с Эльфами Горцами? Варвары, которые восстали после смерти моей сестры? — Да. Когда погибла Королева Виолетта мы потеряли и престиж среди наших соседей. Но… Я считаю, что наша колониальная политика всё ещё имеет силу быть… — Хочешь, чтобы мы начали ещё одну войну ради рабов? — Не войну… И не только для рабов, но и солдат. Я уверен, что флиумцы обладают… потенциалом. — Флиум? — в замешательстве окликнул мужчина, облокотившись на спинку кресла. — Это сырьевая база мирного и гостеприимного народа, который никогда не видел крови сражений. Их застоявшееся правительство ничтожно слабо. Мало того… людей, которые работают на пастбищах и фермах, становится меньше. Народ требует перемен. — Тогда они их получат, — принц вальяжно протер влажные губы белой салфеткой. — И какого же будет ваше окончательное решение, Господин Денница? Мужчина молча поднялся со стула. Тень его опала на контур карты. Он выпрямил спину, расправив широкие плечи, а затем схватил в кулак шёлковую ткань, висевшую на вешалке. Накинув на своё крупное тело тёмно-фиолетовый мундир, украшенный желтыми узорами, Денница обернулся к Леонарду, поправляя воротник. — На Флиум, — промолвил он. Теплый ветер проносился сквозь густые леса, оставляя за собой опавшие листья. Горячее солнце ласкало лучами пшеничные поля, выращенные вдоль журчащей речушки. Среди степных равнин располагалась почти забытая всеми флиумская деревня… Флиум не затруднял свою жизнь грандиозными военными походами или политикой. Жителей обычно волновал завтрашний день. С утра до ночи женщины, мужчины и старики работали. Казалось, что это совсем никому не нужная страна, которая одиноко доживает свои дни где-то на юге континента. Порой его земли даже не отмечались на картах. Что уж там говорить… ведь «Флиум» на здешнем языке означает «деревня». — Тёть Наталь! Я закончил! — крикнул молодой паренёк, вытаскивая из пенистой реки мокрую наволочку, — это всё? А это типичный деревенщина здешних мест, что вырос в безлюдных просторах степи. Он плечистый, кожа его загорелая, но… вот только внешностью тот отличается от других. Особенно вытянутым лицом. — Ох, спасибо, Иоаким! Чтобы я без тебя делала… — отозвалась пышная «барышня», крепкими руками держа в корзине чистое белье. — Да бросьте вы… — смутился Иоаким, почесав затылок своих длинных каштановых волос, — мне и так делать нечего! — Кста-а-ати, — протянула женщина с улыбкой, поправив челку, а затем отложила лукошко на землю, — я видела твоего папашу! — Этот хрыч вновь вернулся.? — Не смейте про него так говорить, юноша! — недовольно воскликнула Наталья, положив ладони на пояс, — он поди там убивается за гроши, чтобы тебя кормить! — Быть может… — смуглый парень задрал голову, оглянувшись на женщину голубыми глазами, — если бы он не тратил последние гроши на пиво… То не приходилось бы подобным заниматься? — Поверь, Иоаким, я думаю, что его работа не так легка, как у нас всех… — Я бы очень хотел найти тому оправдание… — простолюдин стряхнул со своей черной мантии солому, а затем развернулся спиной, — .почему за шестнадцать лет мне едва удавалось его видеть…? — Иоаким.! Обожди, пожалуйста… — Ну, что опять? — Иоаким, мой зять приболел… — смущенно прошептала Наталья, подняв с травы корзину, — ты бы не мог сходить пасти его овец сегодня.? Вдруг на смуглом лице парня засияла лёгкая улыбка, когда он обернулся через плечо, подняв брови. — Смеётесь? Конечно! Я обожаю животных! Флиум — странное место. С одной стороны, эта страна была крайне отсталой по сравнению с Виолой, а большинство жителей находились на грани нищеты. С другой стороны, тут царила гармония. Куда бы ты не посмотрел — ты везде увидишь невероятный пейзаж, словно сошедший с картины именитого художника. Здесь всегда было тепло, а лучи солнца заставляли щурить глаза и смахивать редкие капли пота со лба. Поэтому приходилось искать надёжное укрытие… Луг, расстилающийся в мягких объятиях зелени, был оживлен многочисленными звуками природы. Тихая песня журчания родника, что тихо вытекал из холма, играла приятной мелодией безмятежности. Его чистая, бирюзовая вода струилась по склону. Рядом бегали овцы, играясь и окуная мордочки в воду. Каждый агнец выглядел словно облако, мягким и пушистым, будто расчёсанный. Иоаким лениво возлегал на мягкой подстилке из стога сена, спрятавшись от палящего солнца под тенью крупного дуба. Мощный ствол, облаченный вековой корой, был покрыт древними трещинами, словно морщинами старика. Парнишка положил ладони под свою голову, направив взгляд голубых глаз к чистому небу. С лёгкостью на душе он улыбался, скрестив ноги, полной грудью вдыхая воздух. Рядом с ним лежал посох, слегка касающийся дуба. — Блаженная и спокойная жизнь простолюдина… — вырвалось из его уст, — ах, о чем можно только мечтать.? Как и все люди низшего общества, учтиво награждённый бедностью, Иоаким донашивал за отцом свой темный и дряхлый от старости плащ, а ведь некогда он был тёмно-синий и, быть может, величественно сидел на мускулистых плечах отца. — Лежишь, да проводишь время в своё удовольствие… Наша жизнь так коротка, что мы не успеваем считать секунды простого счастья… Смешно, что нас всех считают слабым звеном, когда другие короли-идиоты ведут тупые войны! Надевать на себя латные доспехи, зачем…? Зачем? Чтобы потом умереть в них? Я бы никогда не согласился на войну! — Вот только вся наша жизнь война… — вдруг раздался нежный голос рядом. — Какого хрена?! — подскочил флиумец, схватив в кулак герлыгу, — а ну выходи, разбойник, я тебе по горбу этим дрыном то тресну! Иоаким быстро поднялся на ноги, а затем оглянулся за дуб, замахнувшись своим «оружием». — Прошу прощения, что я изъявил наглостью вас напугать. — тут же отозвались в ответ, — но, лучше бы вы, философ эдакий, за овечками приглядывали… Напротив деревенщины скромно стоял парень, одетый в зелёную жилетку. — Что за-. — Ме-ее-е! — вдруг проблеяла овца. В нежных руках незнакомца умиротворенно лежал ягнёнок, блестящие глазки которого бегали по округе. Неожиданно появившийся гость прижал животное к себе, укрывая того своей белоснежной мантией. Иоаким с недопониманием на лице откинул палку в сторону, охмурив брови, а в горле его словно застыл ком. — Ты… — осмелился произнеси смуглый пастух, — …судя по одёжке, не из здешних мест. кто ты? Незнакомец тихо хмыкнул, словно ожидал этого требования от простолюдина. Он медленно наклонился к земле, бережно выпустив из объятий ягненка, который тут же улёгся в кустах. Незнакомец гордо поднял голову и посмотрел на Иоакима, а затем положил ладонь на свою грудь, когда радужки его ярко-зелёных глаз заблестели на солнце, словно натуральные изумруды. — Можете звать меня так, как возжелаете, но имя мне Алан, — он убрал руку от груди, а лицо его расплылось в добродушной улыбке, обнажив свои белоснежные зубы, — я был удостоен честью родится племянником нашего короля. А вас как величать? Глаза Иоакима расширились от удивления, когда он услышал ответ парня. — «Племянник короля.?! Здесь?! Этого… не может быть!» — пронеслась мысль в голове простолюдина, когда тот глядел на рыжие волосы благородного посетителя. В душе флиумца разгорелось противоречие. Как человек с таким титулом способен возится с чьим-то грязным животным, а затем добродушно принести его хозяину? Иоаким всегда считал, что все богатые люди — заносчивые и бесчеловечные… Должно быть этот человек просто аферист, который одет достойно. — Я. Иоаким… — смущённо заикнулся флиумец и неуверенно протянул новому знакомому руку, с недоверием смотря прямо в его глаза, — не часто к нам приходит знать… неужели вам хватает смелости разгуливать без охраны в таких… диких местах? Что ты тут делаешь? В этой… дыре? Алан опустил взгляд на смуглую кисть простолюдина и без раздумий схватился за неё, крепкой хваткой сжав ладонь парня. — Рад знакомству, Иоаким. Я лишь хотел прогуляться по этому прекрасному месту. — рыжий перевел свой блаженный взгляд в сторону, — Флиум бывает красивым в подобных местах, иногда я это забываю. давно я здесь не был. — Почему же ты совсем один? Где твоя охрана? — Я сбежал. — Что.? — в неожиданности вопросил простолюдин, отпрянув назад резким движением, — тебе мало той чести, которой ты был удостоен? Почему здесь… среди лесов, степи и равнин ты нашел себе место? Ты же видел огромные и великие города! — Мне надоело, наскучило. Жизнь в одиночестве в пустом дворце давно потеряла для меня интерес… — Алан с лёгкостью движения плюхнулся на мягкое сено, прикрыв свои очи, — строгий отец никогда не позволял мне простых гулянок по улицам столицы… что уж там говорить про развлечения? — Знаешь, — вырвалось из уст парня, когда тот присел рядом, — Я редко вижу своего старика дома. и не чувствую от него поддержки… Быть может это и есть забота? — Хех, ты свободен, дружище… — с лёгкой усмешкой произнес благородный, поглядывая на простолюдина, — делаешь, что хочешь. никто тебе ничего не указывает и не заставляет. Раздался жалобный и дрожащий звук, когда ягнёнок, что ранее лежал в кустах, мекавши побрёл к ногам своего удивлённого пастыря. — У всего есть и другая сторона.! Многие бы мечтали жить твоей судьбой! — возразил Иоаким, когда тот опустил свои ладони на мягкую шёрстку агнца. Потерянная овечка улеглась на его коленях, ткнув свою маленькую мордочку в его подмышку. Флиумец вытащил из кармана деревянный гребешок, бережно расчесывая взъерошенный и кудрявый мех ягненка. — И у многих людей судьба своя, — ответил Алан, вытащив из-под своей рубахи красное яблоко, — и каждый в праве распоряжаться ей самому. Видишь ли ты это сладкое яблочко, Иоаким? — Ну… Да.? — пробормотал загорелый простолюдин, приобняв овечку. — И что же ты можешь сказать про него? — Я хочу его съесть. — Ягнёнка? — Что.? Нет! Яблоко! — Да-да, я тоже. Но не в этом дело. — парень слегка приподнялся, возвысив руку с плодом, — это дикое яблоко выросло здесь, в естественной природе твоей прекрасной деревни. — И что с того? — Оно большое, я бы даже сказал, что оно огромное… едва помещается в руку! Вот только на вкус оно не сладкое. — затем он вытащил свободной рукой ещё одно яблоко из кармана, — а это выросло в столице… Двумя пальцами он держал небольшой плод, что скорее был похож на крупную ягоду, едва превышающую размером вишну. — Да, малюсенькое… Но безу-Уу-умно сладкое! — Алан прильнул губами к сочному плоду, едва прокусив его, как тут же вырвался вкуснейший сок, напоминающий мёд, — ммм… таким, конечно, не наестся… — И много ли стоит такое удовольствие? — вопросил Иоаким, подняв брови. — Ужасно дорого. — Ну и смысл тратится на эту приторную ерунду, когда есть наши огромные яблоки? — А ты попробуй… — благородный скромно улыбнулся, протягивая маленькое яблочко. Но стоило Иоакиму лишь открыть рот, как сладкий плод, что уже был у него перед носом, наглым рывком отобрал ягнёнок. — Эй.! Джульетта! Паразитка! — Иоаким схватился за мордочку овечки, наблюдая, как она жадно чавкает, облизывая губы. Губы Алана скривились в задорной ухмылке, когда он издал тихий смешок, что стал медленно переливаться в истерический хохот. — Тебе стоит дрессировать эту кудрявую проказницу! — в широкой улыбке возгласил рыжий, хлопнув смуглого по спине. — Ну и к чему была вся эта серенада про яблоки.? — Иоаким недовольно проводил взглядом убегающего ягненка, скрестив руки на груди. — Нужно ценить, что имеешь. — О, ну конечно! Подобное легко говорить самодостаточным юношам вроде тебя! Тебе только бегать по полю со своими яблоками! — возмутился пастырь, пока его возглас не был прерван голодным урчанием живота, — блин… — Видно проголодался за это время? — Ага… — Разумеется, — титулованный поднялся, направив взор вдаль, — отца ведь никогда дома нет. — Ты то откуда знаешь…? — Дебил, ты сам недавно это сказал, — раздался глухой шлепок, когда Алан дал лёгкий подзатыльник Иоакиму, — яблоко будешь? — Обойдусь! — гордо возразил он, покрутив прямым, слегка курносым носом, — не нужны мне подачки… от знати! — Как скажешь, — рыжий со смаком захрустел мякотью плода, вальяжно прикрыв блаженные очи. Пастух положил руки на свой пояс, твердо стоя на крепких ногах, а глаза, будто сияющие от нарастающего раздражения, бегали по сторонам. — Слушай. — А? — Тут скоро хозяин овец подойти должен. — смуглый неуверенно прикусил губу, смущённо глядя на землю поникшими очами, — ты бы. не мог последить за этими пушистыми дураками, а я схожу поесть? — А что? Появился человек, на которого за столь долгое время можно положиться? — ехидно улыбнулся Алан. — А ты таким являешься? — Конечно. — Большое спасибо! — сразу оживился Иоаким, радостно подпрыгнув, а затем, свалившись на траву, прокатился по склону холма вниз. Тиканье часов. Постоянно повторяющийся щелчок, разрушающий тишину раз за разом, день за днём, год за годом. Время. Оно идёт, незаметно переливаясь в мятежности кровавых лет, вновь отдаваясь ритмичным стуком механизма старых шестерёнок. С виду дешёвые и старые часы, покрытые ветхой пылью, стояли в углу комнаты, отчасти заросшей тонкой паутиной невозмутимого паука. Быть может только эти часы выбивались заурядной элегантностью на фоне серых форм. Жаль, что больше они никогда более не издадут своего звука. Круглый стол, покрытый длинными трещинами, что проходили вдоль него, рассекая древесину, стоял в центре. За ним сидел мужчина. Слегка загорелая кожа его мощных рук, которые явно пережили многие царапины, была покрыта многолетними ранами. Он сидел, развалившись и ссутулившись, едва придерживая сонную голову, что казалась невероятно тяжелой на фоне расслабленного тела. Едва облаченный в синюю рубашку с расстёгнутыми пуговицами на груди, что стала серой вместе с ушедшими годами, Фридрих угрюмо глядел на распахнутую ладонь и перебирал монеты. Кулаком протерев уставшие очи, которые возраст украсил глубокими морщинами, мужчина перевел томный взгляд на треснувшее зеркало, оглянувшись на темное очертание в нём. Старый и давно заживший шрам пролегал вдоль его чётких скул, рассекая усы. А орлиный нос, выраженный горбинкой, был покрыт алым следом свежей раны, небрежно закрытой поношенным пластырем. Волосы его были коротки, передние пряди которых отдавались лёгкой сединой. И лишь длинные бакенбарды отдалённо придавали ему что-то благородное. — Даже на молоко не хватит… — вырвался из уст его угрюмый голос, пронизанный лёгкой хрипотой, — уже стыдно у Натальи просить. Так бы и сидел старик беспечный, если б не раздался громкий стук в дверь… Тишина… Это такое блаженное мгновение, проявленное лишь на миг, которое зачастую незаметно. Порой кажется, что её не существует в мире, когда любая песчинка кричит о своем существовании. Но Леонард всегда любил оставаться в молчании одиночества, когда единственное, что тот может слышать — стук своего ещё живого сердца. Но порой фоном ритмичного звука становилась жизнь умиротворённой природы. Кто бы мог подумать, что подобная глушь, как Флиум, станет центром спокойствия? Смешно, что об этом прекрасном месте мало кто знает. Но Леонард не из такого числа людей. Он бывал в этих местах. И городская рутина для него скучна по сравнению со свободой этих мест… Леонард уверенно восседал на своей лошади, что на длинных и крепких ногах стояла у холма. Светлые и вьющиеся волосы Аристократа развивались тёплым ветром флиумского солнца, а ладони его, облаченные в белые перчатки, уверенной хваткой сжимали поводья. — Ну и на какую же радость ты изволил притащить меня в эту нищую дыру? Почему мы сошли с курса? — с истинным недовольством произнес Денница, что сидел рядом на вороном коне, — хочешь сказать, что столица Флиума… ЭТО? — Нет! Что вы… Это деревня почти единственный пункт снабжения, что находится рядом со столицей, Ваше Высочество, — он раскрыл карту, покрытую желтоватым оттенком, а затем провёл пальцем по шероховатой бумаге, — Здешний народ определенно не откажет нам в провизии. — Значит это прекрасный шанс, чтобы подготовить людей к месту у наших тёплых ног. — Я… — вырвалось из уст парня, когда тот в печали опустил взгляд, — не думаю, что стоит запрягать этих людей в цепи. — Хочешь сказать, что ты отказываешься от прекрасной идеи, которую ты изволил предложить мне? — Прекрасной…? — в недоумении отозвался Леонард, похлопав глазами на бледном лице, — вы… — Да. Она неплохая. — Так почему же вы одариваете меня лишь оскорблениями? — А как по твоему закаляется сталь великолепного меча? Тебя вечно всему нужно учить. Так же, как учили и меня. — мужчина оттянул воротник от шеи пальцем, выпустив тяжелый воздух из приоткрытого рта, — проклятие, как же жарко… — …Раз уж моя инициатива столь хороша. — Аристократ обернулся назад, прикусив нижнюю губу…. Красное полотно развивалось по ветру, как будто язык горящего пламени, сияющий желтыми лучами. По горизонтали его середины проходила голубая линия, словно частица того потерянного мира, окутанного войной. Разделял ластовохвостый прапор жёлтый крест, вертикаль которого была слегка смещена в сторону древкового края полотнища. И вот с правой его стороны был обрамлён жёлтый круг, в центре которого красовалась расписная буква «V», что с честью была обнята лавровым венцом. Это и есть знамя Виолы. Гордое и непреклонное. Быть может, что пёстрое полотно — это единственное наследие, которое осталось ценным среди жителей Королевства? Быть может некогда этот флаг уважали и другие страны? Отныне эти времена остались в темноте минувших лет. Но прежним остаётся одно… Многие готовы умереть за это знамя. Готовы отдать свои жизни на произвол судьбы. Готовы страдать и мучиться. Готовы жертвовать всем, что было им дорого. И Леонард тоже готов умереть за это знамя… Как и сотни солдат, что гордо стоят позади. Титулованный глядел на них с волнением, приоткрыв рот. Рыцари, наёмники. Они ведь в первую очередь мужчины. Нет. Они простые люди, которых кто-то ждёт. Каждый имеет собственную историю, но не каждая будет описана на страницах книги. Они стоят плечом к плечу. Стоят, готовые на всё. Или уже привыкшие ко всему? В глазах их не безумная решимость. В глазах их холод. Усталость. Отчаяние и боль. И в дланях своих они сжимали копья. И копья вздымали их к небесам. И развивались с них лишь знамёна. И лишь в этих знаменах был огонь. — А.-! Армия…! — вдруг раздался протяжный хрип. Леонард в недоумении перевел взгляд… Старик. Невзрачный и мелкий на фоне остальных людей. Плешивый и седовласый, он едва сидел на хромом осле, дрожащими руками держа в руках тоненькую уздечку. — П-парень.! — вырвалось из его сухих губ, — Мил человек, вы бы… не могли одолжить мне деньжат.? Моя последняя корова захворала, а зерно всё никак не поступает… — Где вы работаете? — Я то в этой деревушке уже лет двадцать сапожник. — старик стыдливо опустил взгляд своих почти ослепших бельм, а затем тихим хрипом добавил, — недавно, дурак ветхий, оставил инструменты под дождем. и они заржавели… Ну, думаю теперь, как на шматок хлеба зарабатывать.? Парень в томном молчании спрятал ладонь под смокингом, вытаскивая несколько золотых монет. Они посыпались из его кулака прямо в распахнутые длани бедняка. — В-вы. в-вы. вы чего…! — заикнулся старик, распахнув напуганные очи, — это же. слишком много! Мил человек! Как.? Внучок! Как я тебе за это отплатить должен.? — Вольно с тебя мучений. Иди, работай, деду-. — Впервые вижу, чтобы один бедняк давал деньги другому. В горле будто появился бесперебойный слюной ком, когда титулованный обернулся на принца, взирая на его недовольное лицо. Денница сидел, просверливая того взглядом хмурых глаз. Густые брови плотно прилегли к очертаниям его очей. Он молчал. И в молчании этом билась нарастающая тревога. — Ваше Высочество, что же в этом плохого.? — У тебя, я вновь спрашиваю, так много денег? — Я… — неуверенно промямлил тот в ответ. — Так сильно желаешь сдохнуть, не так ли?! — в ярости он направил палец на светловолосого, оскалив зубы, — Я выкупил тебя из рабства! И ради чего? Чтобы ты, вечный должник, разбрасывался моими деньгами?! — Я просто хотел помочь! — возмущенно отозвался парень, сунув руку в карман штанов. — Помоги сначала себе. Денница закрыл глаза жилистой рукой, массируя дрожащими пальцами свою переносицу. — Я надеялся, что ты будешь мне полезным напарником… А ты, тупая челядь, умудряешься загонять себя в ещё большие долги, — тихо, со всей разочарованностью, прошептал мужчина, — Грязное, бесперспективное ничтожество. Аристократ в отчаянии вытащил бусы из кармана, что с блеском засияли на солнце, переливаясь в багровом градиенте. Но стоило ему лишь перевести уставший взгляд на украшение, как мужчина резким движением выхватил ожерелье из его рук. — Когда же ты начнёшь слушать меня?! — Денница молниеносно взмахнул своей дланью над головой, сжимая украшение в крепкой хватке, — Это будет тебе уроком! Русый успел лишь жалобно ахнуть пред тем мгновением, как бусы с дребезгом разбились об заросший в траве камень. Хрупкий переплет жемчужин разорвался в клочья, когда бусины, словно звёзды на небесах, раскатились по сторонам, оставив за собой искристый след печали. В распахнутых глазах его затаился темный след, взбалмошный вихрь, что едва сдерживал безумный крик. Зрачки его беспокойно бегали по земле, сосчитав каждый осколок украшения. И эти зрачки, казалось, смотрели сквозь пелену реальности, будто в своём мире неизлечимой боли, нарастающей в глубине души, ведомой только самому себе. — Замечательно. — вырвалось из уст Денницы, когда тот властно скрестил руки на своей груди, — а теперь приступай к работе. Сейчас же. Жаркое солнце ласково прикоснулось к строптивым крышам деревни, что расположилась в открытых объятиях зелёных равнин. По нежным листьям яблони и ржавым крышам стекали ручьи света, словно лучи надежды, проникающие сквозь сетку нищеты. Быть может эта надежда и позволила людям сражаться за свою жизнь? Удивительно, что на каждом углу горит огонь домашнего производства. Скромные дома, изношенные временем, взирали на едва пыльные улицы, словно свидетели упорства местных жителей, что упорно трудились на земле, выращивая очередной скудный урожай. Ах, равнины… Пышное поле, бережно покрытое зеленью и золотым пшеном. Сколько раз приходится описывать эти невероятные земли? Этот пестрый край, где проживает Иоаким, именуют «Фэлиет». Зачастую деревню величают названием этого флиумского региона, но для многих она остаётся безымянным местечком. В том, быть может, есть какая-то логика. Кто же будет эгоистично называть уютный кров каким-то определенным словом, когда он служит убежищем для всех? И зачем придумывать для деревни название, когда уже давно есть слово «Дом». — Ох, Йока, братишка, спасибо, что за овцами поглядел! — Хах. пустяки, — смущённо промолвил смуглый, почесав затылок, — не волнуйся, дружище…! — Да я бы без тебя помер! — Тёть Наталья говорила, что ты хвораешь. — Тьфу! Не беда! Подумаешь… всего лишь руку поломал! — М-да… — флиумец в ступоре поглядел на едва забинтованную длань знакомого, который уже стал ему «родственником», — ты. ну. там это. загони овец скорее.! — Да-да, конечно! Только руку на место вправлю! — с широкой лыбой отозвался мужчина, запихнув в свою пасть обрывок тряпки. Дверь моментально захлопнулась перед лицом простолюдина, едва не ударив того по носу, отдавшись противным треском грохота ветхой древесины. И лишь потом послышались увесистые шаги убывающих ног. Иоаким мгновенно отпрянул назад, выпустив тяжёлый воздух из своей груди. Неуверенно прикусив губу, он ненароком издал тихий смешок, оглядываясь по сторонам. — Да… Ну и болван же у вас зять, Тёть Наталь. — тихо пробубнил себе под нос парень, почесав затылок, — быстро ль он себя вылечит таким темпом? Вдруг глухим эхом раздался протяжный крик. Словно душераздирающий вой, сопутствующий безнадежной печали медведя, что попал в стальной капкан, он едва доносился из закрытого дома. И так же резко этот пронизанный страданием ор прервался мрачной тишиной. — О, видно вылечился, — саркастично прибавил паренёк, поднявши брови. — «Хех, ты свободен, дружище…» — эхом пронесся благородный голос в голове Иоакима. Как часто мы называем что-то благородным? Что вообще оно значит.? Далеко не все люди, которые по случайности судьбы родились знатной кровью, творят подобные им титулу дела. Порой в этих заносчивых избранниках больше грязи и зла! Но. Алан совсем не такой… В его блаженном, будто сладком тоне, подобному дикому мёду, звучит мнимая колыбельная. Спокойная, как шум переливающихся волн на берегу пляжа. Собственно… рыжий всегда говорил умиротворенно. Будто он никогда не чувствовал горя. Но знал его… и быть может видел.? Хах, а вдруг в этом и заключается мудрость? В знании того, чего ещё никогда не было с тобой. — Да что это за свобода такая, Алан.? — вопросил простолюдин, обернувшись в другую сторону, — Только в той возможности делать то, что захочешь…? ….А вот он тоже свободен? Маленький поросенок уютно расположился в теплой грязи, возлегая в ней на своем пухлом брюхе. Из воды торчал розовый пятачок его довольного рыла, которое улыбалось в блаженстве. Он лежал. Похрюкивал. Наслаждался беспечным моментом. Не заботился ни о чем вокруг. Это и есть свобода? Жить, без способности поднять голову, чтобы узреть проблемы мира…? А в этом есть что-то. Может мы все просто свиньи, обделенные видеть истину? Потому что мы сойдем с ума. услышав только отголоски правды… — Ну и дурак же ты, хрюшка… — усмехнулся Иоаким, с нежностью поглаживая макушку свинки, что в удовольствии закрыла свои очи. — Эй! Идиот! С дороги свали! — разорвал тишину громкий голос позади. Цокот копыт. Волна прокатилась по спине простолюдина. Иоаким лишь успел подняться, как…! С грохотом свалился смуглый на землю, поднявши пыль над своей головою. Спина его заныла в боли. Из уст парня вырвался истошный стон, когда чокнутая кобыла сбила его с ног. — Кошмар! Такой наряд в грязь! — недовольно провозгласил наездник, упавший в лужу, едва не раздавив поросёнка, что с визгом бросился прочь. Лицо Иоакима скривилось в страдающей гримасе, когда тот поднял корпус, удерживаясь опорой на локтях. Поглаживая ушиб на заднице, тот направил взгляд на силуэт мужчины, чей красный смокинг был обезображен тёмными пятнами. Леонард сидел, охмурив брови, в отчаянии прикусив нижнюю губу. Его вьющиеся и слегка кудрявые волосы были растрёпаны, а серые глаза, измученные бессонными ночами, бегали по влажной земле. Его кожа, что была бледной, как и у многих Виллионцев, будто стала ещё более нездоровой и белой, словно у мертвеца. Блестящие капли пота, волнительно стекавшие с его лба по носу, обрывались на остром кончике, падая вниз. — Вы не ушиблись.? — вопросил простолюдин, ласково протянув аристократу руку. — Простите, я. — промямлил Аристократ, отведя взгляд в сторону. Леонард собирался засунуть руку в карман. Опять. Снова и снова. Вот он уже представил образ этих алых бус в своей ладони. Украшение, которое было дороже всего для него. Украшение, которое сотни раз усмиряло его гнев. И вот он опускает ладонь внутрь… но их нет. Отобранные. Разбитые. Потерянные. — Я. простите. я… — не мог подобрать слов слуга, — я-… я…! Иоаким в недоумении смотрел на знатного человека, вопросительно подняв брови. — Я не принимаю подачки от грязных свиней! Аристократ грубо ударил по ладони простолюдина, заставив того отпрянуть назад. Со всей грацией он в это же мгновение поднялся на ноги, срывая со своих плеч грязный смокинг, насквозь пропитавшийся влагой. — Вы чего… — пробурчал Иоаким, прижав свою руку к груди. — Как…? Как?! Как ты мне за это платить собираешься?! — заорал Леонард, схватившись за воротник смуглого нахала. — Я-.! Я, Сэр.! Я лично! Я постираю ваш костюм! — судорожно стал заикаться парень, размахивая руками. — Мой костюм…? Мой костюм в руки. — светловолосый с презрением оглядел с ног до головы Иоакима, задрав голову, — В руки червей, как ты?! Молниеносным движением он ударил парня по щеке своей ладонью. Пастух ахнул, неуклюже попятившись назад, но Аристократ вновь подтянул того к себе за шкирку. — Ох, нет, сопляк… — титулованный замахнулся рукой, сжимая ладонь в кулак, — Просто так не отделаешься! И вот Иоаким жалобно зажмурил очи, готовясь вновь принять очередной удар! Удар… Удар? Очевидно, что мгновение тишины смутило парня, ссутулившегося перед могучей, как казалось, рукой. Голубая радужка сверкнула, когда он медленно приоткрыл глаз, вопросительно глядя на лицо Леонарда. Аристократ застыл. Его губы дрожали, будто в преддверии подступающих слёз. Казалось, что через мгновение он зарыдает. и он не собирался бить. Лишь задумчивый взгляд его глаз остановился на безмятежной пустоте, когда тот медленно опустил дрожащий кулак вниз, ослабив хватку. — Ладно… — вырвалось из уст дрожащих Леонарда, — не буду тратить время на…- Он грубо оттолкнул простолюдина в сторону, схватившись за свой лоб. Слуга коснулся ладонью волос, прикрыв свои уставшие глаза. Тот задрал голову, проведя рукой назад по светлым локонам, а грудь его вздымала в напряжении дыхания. — На… на ничтожество. Да.! На ничтожество, вроде тебя. Грязное… бесперспективное… ничтожество. Леонард ловко запрыгнул на кобылу, что резво фыркнула в ответ, а тело её вздрогнуло волной энергии. Обвив крепкими ногами её брюхо, он вцепился в позолоченную уздечку, а затем рывком потянул на себя. Светловолосый в последний раз оглянулся на простолюдина через своё плечо… и лошадь рванула с места, промчавшись вдоль по улице, оставляя за собой лишь ритмичный цокот… Тишина. Иоаким стоял в полном одиночестве, всё ещё чувствуя напряжение тяжёлых рук на своей шее. Как же так? Сбили с ног. наорали… избили… Разве это справедливо? Почему. почему никто того не увидел? Никто не пошёл разбираться за правду… вернее за человека, который прожил в этой деревне всю свою жизнь? Никого. Местный люд занимался своим делом. Деревенщины гуляли, отпивая ядреные напитки со своими товарищами. Женщины развешивали бельё, думая о скором обеде. Рабочие ставили новый забор на своём участке. И никому не было дела до жалкого флиумского мальчишки. Похоже, Иоаким совсем забыл о том, что друзей у него не было. Простолюдин опустил взгляд, поглаживая ладонью щёку. Нарастающая обида затаилась в его груди, когда тот стиснул зубы, нашёптывая гадости себе под нос. — Кошелёк… — пробурчал он, — .кошелёк?! В луже, где ранее искупался аристократ, лежал мешочек, пропитавшийся влагой. Должно быть Леонард случайно выронил его, когда, в порыве ярости, небрежно снимал с себя смокинг. — Идиот… что же мне теперь делать.? — флиумец наклонился, схватив мешок в ладонь, а затем поднёс его к своему лицу. Он осторожно огляделся по сторонам, а затем, хитро улыбнувшись, заглянул внутрь. — Мать честная… — пробурчал Иоаким, поднявши брови. Горсть златых монет, каждая из которых сверкала бликом на солнце, лежала в кошельке. Их округлые грани были гладки, совсем не такие, как шершавые и колючие огрызки металла во Флиумской казне. С каким изяществом на них был высечен профиль неизвестного мужчины, властно смотрящего вдаль, словно царь, оглядывающий свои владения. И с каким благородством в нижней части монеты была гравировка надписи: «Динарий». — Э-. это же… — парень побледнел, отпрянув назад, пытаясь скрыться с глаз людских, — огромные богатства… Он закрыл рот ладонью. Капли пота выступили на его лбу. Злое, противоречивое желание захлестнуло в душу парня, когда тот пересчитал сумму денег, что была буквально в его власти. — Можно купить всё…! Одежду. еду. мебель. животных.! Жить, как в сказке.! В ничем себе не отказывать! — Иоаким уже было возжелал спрятать мешок в свой карман, да убежать прочь. — но… Простолюдин бросил недовольный взгляд на деньги, охмурив брови. — Это. мне не принадлежит! Эти. с виду чистые, но.! Грязные монеты. осквернят и меня самого… Флиумец вознёс длань над головой своей, затаив дыхание. и кошель рухнул в лужу, затаившись под смутной пеленой воды. — Ты сам прекрасно знаешь, что открыто. — раздражённо пробурчал Фридрих, неохотно расправив широкие плечи свои, словно пытаясь сделать мнимый вид полной готовности. С протяжным скрипом ветхая дверь медленно распахнулась. Длинная тень выступила из порога. И тут же за ней, как будто в родной дом, зашёл мужчина. Его крупное и высокое тело было облачено в доспехи, покрытые многолетними трещинами, полученные в кровавых боях. Увесистыми шагами он прошел, оглядывая округу уставшим, казалось, недовольным взором, а затем вальяжно уселся за стол. — Я ждал тебя. — тихо промолвил хозяин, недовольным взглядом одарив человека напротив, — брат. — Фридрих Броден, — наконец вырвалось из уст мужчины, когда тот взирал на него серыми глазами, — в какой же дыре ты живёшь… — Не тебе меня судить, Вильгельм. Рыцарь задорно улыбнулся, раскрыв свои белоснежные зубы. Его глаза ехидно прищурились, когда тот тихо посмеялся. — Пра-а-авильно, — протянул блондин, облокотившись на спинку стула, размахивая руками, — кто я такой, чтобы судить тебя за твои ошибки? — Мне напомнить, как я тебя бил в детстве? — Хочешь повторить то славное время, когда мы правда были братьями? Я не против. — он резко пододвинулся ближе к старшему, подперев кулак под жёсткую щетиной щёку, — поборемся? — Нет. У меня спина болит, — хладно ответил мужчина, отвернувшись в другую сторону. Голубоглазый во мгновение изменился видом. Он опустил глаза вниз, поджав губы. Поникнув взглядом, тот почесал затылок, неуверенно хихикнув. — М-да… ну, старик, ты и трухлявый ветхий пень, — он перевел глаза на пластырь, — гляжу, тебя уже неплохо досталось. — На себя посмотри, — Фридрих скрестил руки на груди, просверливая взглядом гостя, — ты младше меня, а выглядишь, как дед. — Впрочем, иного разговора со своим братцем я и не ожидал, — невозмутимо ответил Вильгельм, похлопывая по столу ладонью. Знаете, хоть они и обременены братством, но совсем друг на друга не похожи. Будто капли разных алкогольных напитков. Названия разные, вкусы слегка отличаются, а исход одинаковый — похмелье. Отличие братьев соразмерно их схожести. Белокурый лицом и рядом не стоит со своим старшим. Он бледен, подобно каждому Виллионцу. Нос его четкий и прямой. Его челюсть, скулы и форма лица… будто сияли благородством. Жаль, что красота молодости быстро иссякла старостью, а небритая блондинистая щетина служила тому доказательством. — Ладно. Ближе к делу, — прервал тишину Фридрих. — Виола приняла новую колониальную политику. — Даже не начинай. Я всё уже знаю. — Ох, ну. раз ты всё знаешь, то должен понимать, что армии нужна новая кровь, — Вильгельм сцепил руки в замок и бросил многозначительный взгляд на брата, — а моя задача — собрать всю эту кровь в единый сосуд. — Я уже отвоевал своё. Услышав фразу Фридриха, рыцарь тихо рассмеялся, став медленно покачивать головой. — А кто сказал, что я пришёл за тобой? После этой фразы Фридрих тут же умолк, его глаза немного расширились, когда тот осознал истинную цель визита брата. Его ступор, запечатанный на лице, стал медленно переходить в гнев. — Что.? Белокурый мужчина не стал ожидать, пока старший что-то скажет и отвёл взгляд от него, повернув голову в сторону механизма, стоящего в углу комнаты. Это были старинные часы. Громоздкие, высокие и не вписывающиеся в интерьер дома. Вроде, в них не было ничего особенного. Деревянный корпус, за которым скрывалось куча шестерёнок и циферблат, закрытый стеклом. Сама конструкция, похоже, была давно забыта своим владельцем, о чём свидетельствует слой пыли и паутины, скопившийся на них. Кроме всего этого, сами часы не выполняли свою прямую функцию. Корпус из ветхих досок был усеян дырами, через которые можно было увидеть некоторые шестерни, стекло образовывало своеобразный узор из трещин, а стрелки на циферблате перестали издавать присущее тиканье. — И что же произошло с часами? — удручённым голосом обратился Вильгельм к брату, всё ещё смотря на сломанный механизм. — Иоаким. мой сын. В детстве. Не специально. Блондин тут же перевёл взгляд на Фридриха, нахмурив брови. Он смотрел прямо в лицо брату, а взгляд его был полон разочарования. — Отец их любил, эти часы были гордостью Фамилии Броденов… А вы. Когда тот увидел, что черноволосый стыдливо отвёл взгляд, Вильгельм тяжело вздохнул и потянулся к поясу. Достав из-под стола вместительную армейскую флягу и одним движением откупорил её. Из сосуда тут же повеял резкий запах спирта и смеси из разнообразных ягод. — Ах. Забудь, — Вильгельм поджал губы и добродушно улыбнулся, протягивая флягу Бродену старшему. Черноволосый молча взял сосуд в руки, поднёс горлышко к носу и принюхался. Немного поморщившись, тот молча кивнул брату и прильнул губами к сосуду с алкоголем. — Моя жена научила меня делать такой напиток. — похвастался рыцарь, прикрыв очи. Сделав пару затяжных глотков, мужчина убрал фляжку от лица и зажмурился, тяжело дыша. Сознание слегка помутилось от алкоголя, Фридрих почувствовал небывалое расслабление, которое позволило на некоторое время забыться. — Ух…! Бр-р! Ну и жёнушка у тебя.! — Царство ей Небесное. Вильгельм взял флягу в ладонь, поднеся к своим устам. Он прикрыл глаза, когда горький напиток просочился сквозь сжатые зубы. Мужчина на мгновение успокоился, склонившись ближе к столу, лишь удерживая голову ладонью. — А я, гляжу, ты стиль сменил… — пробурчал Фридрих, усмехнувшись, — вот эти кольца в ушах твоих. ты прям… как голубоглазая блондинка. — А мне не идёт? — вопросил светлый, сверкнув золотыми серьгами. — Ты стал похож на морского разбойника с огромными амбициями. — Это, кстати, украшения моей жены… — За последнее мгновение, когда мы виделись, ты сильно изменился… — поменял тему Фридрих, вглядываясь в угрюмое лицо младшего, — ты постарел… и… ты зачем налысо сбрил вески, дурик? — С моей седой гривой было тяжело в бою, поверь. — Настолько тяжело, что ты потерял свою красную мантию? Тогда ты был подобен льву. — В самом деле? — Дерзкий, резкий, целеустремлённый. Помню, что с тобой никто не мог сравниться в отряде… — Фридрих на мгновение замолчал, а затем добавил, — кроме меня. — А сейчас? — А сейчас… — старший оглядел гостя с головы до ног дерзким взглядом. — Сейчас я служу стране, которую терзают голодные гиены, а должность моя вызывает уважение главнокомандующих. Я больше не тот безумный выскочка, коим был раньше. Я гусар. И я хочу, чтобы твой сынишка стал таким же… Служил нашей Родине. — Хах. — язвительно усмехнулся Фридрих, в сомнении подняв густые брови, — Родине? Не путай службу и прислуживание, братец. — А ты? — проронил Вильгельм, поднявшись на ноги, — Как ты до жизни такой докатился? Ты вообще работаешь? Кто ты. по сравнению со мной? Сидишь здесь. в этой глуши, бездельник! Мы с тобой служили вместе! Кровь проливали ради нашей семьи! Я брал тебя в пример, думал, что и ты поймёшь меня! А ты. бросил меня одного. — Выговорился? Молодец, — он скрестил руки, невозмутимо гладя в глаза брата, — а теперь послушай сюда меня, гусар. Вот ты говоришь, что я тебя бросил, а сам, подлец, орденами грудь свою украсил. На фронте воевал, да? Хвалю, а к чему это привело? На какой черт тебе нужна такая жизнь? Покорности, смерти и страха. эти войны, сам знаешь, ужасны, а ты, дурак, по приказу призываешь и других в эту мясорубку. — И с каких это пор ты стал такой человечный? — блондин плюхнулся на стул, отпив алкоголя с фляги. — С тех самых, как я обрёл сына. — Или с тех, как совершил позорное? — Пойми, Вильгельм. Я хочу лучшего для нас. Брось ты эту армию, как и я! Будем жить. и не знать горя. Голубоглазый замолк, угрюмо глядя себе под ноги. Его и так серые глаза покрыла мутная пелена мрака. Он тяжело вздохнул, приоткрыв уста. — …Нет, — наконец вырвалось сквозь его зубы, — Я не могу. Уже слишком поздно. — М-да. — огорчился мужчина, отпив из фляги брата, — когда-нибудь ты поймёшь, что давно ослеп. — Где Иоа-.? Вдруг дверь со скрипом отворилась, перебив вопрос рыцаря протяжным визгом. Блондин тут же перевел взгляд в сторону. Стоило его глазам лишь на мгновение привыкнуть к резкому свету, как очертание силуэта появилось на пороге. Тот парень вальяжно стоял, скрестив руки на груди и прижавшись спиной к стене. Фридрих в то же мгновение поник взглядом, даже не оборачиваясь на вошедшего гостя. Он смахнул большим пальцем капли напитка со своих усов, а затем приоткрыл рот. — Ты как раз во время, — тихо прошептал мужчина, глядя в отчаянии на стол. — А это и есть Иоаким? — Кто это такой? — вопросил флиумец, охмурив брови на отца. — Мой друг. — Вильгельм Броден. Заместитель командира пятого гвардейского гусарского полка Королевства Вио-. Не успел рыцарь и договорить, как Иоаким закатил глаза, ладонью имитируя быстро открывающийся и закрывающийся рот. — Бла-бла, гусар почетный, бла-бла, пришел забрать меня. Так ведь? — простолюдин нагло встал напротив Вильгельма, надменно глядя ему в морщинистое лицо, — Выпендриваться будем? Тогда я почетный пастух Флиумского Царства. Будем знакомы. — Имей уважение, Иоаким, — прохрипел Фридрих, ткнув пальцем в стол. — А ты вообще молчи, алкоголик! Я месяц тебя не видел, а ты уже с чужеземцем тут бухаешь! — грубо крикнул парень, указывая на своего старика ладонью, — Там по всей деревне солдаты ходят! Кто за Флиум стоять будет?! — Нет больше никакого Флиума… — хмуро отозвался отец, глядя исподлобья на сына, — есть только губерния. Простолюдин замолк, отпрянув назад. На его лице остался ступор, переливающийся в злобу. — Что…? — Прости, парень. — промолвил Вильгельм, протянув флягу старшему, — совсем скоро это место будет другой страной. — Этого не может быть! — крикнул парень, ударив кулаком по столу. — Перестань истерить. Ничего не изменится от твоих психов, можешь стучать по столу сколько хочешь, но от этого Флиум не останется независимым. Голубые глаза Иоакима расширились, когда тот увидел мрак во взгляде блондина, полный серьезности. Парень схватился за голову ладонью, в недоумении скривив брови. — Но. как? Почему? Неужели никто не будет отстаивать эту землю…? — Ты наивный, подобно своему отцу, — сказал рыцарь, переведя унылый взгляд на брата, — Как бы тебе того не хотелось. я правда здесь, чтобы забрать тебя в армию. У нас идёт война. Нам нужна помощь. Пастух во мгновение обернулся на отца, просверливая его недовольным взглядом. Их глаза встретились, казалось, столкнувшись в вечном противостоянии. Будто разные стороны баррикад. Разные интересы. Конфликт, который будет идти сотни лет. Век нынешней, да век минувший… — И ты правда отдашь меня… ему? — вопросил Иоаким, поникнув взглядом. — Прости. Это зависит не от меня… Сынок, — на выдохе закончил предложение ласкательным словом Фридрих. — Пошёл ты! Ты и впрямь никчёмный отец. Жена от тебя ушла и в армии над тобой глумились. Никакой ты не старший. Ты падаль и друг твой такой же, — произнес он, кивнув Вильгельму. Вдруг мужчина во мгновение поднялся и тут же его жилистый кулак умчался в лицо простолюдина. Кровь брызнула наружу, окрасив синюю рубашку красным цветом. Иоаким отпрянул назад, схватившись за нос. — О, правда? Похоже, что я давно тебя не воспитывал, — усмехнулся Фридрих, разминая шею, — Не бабу же я учу жить. Пастух провёл ладонью под своим носом, смахнув багровую жидкость в сторону. Глаза его загорелись в ярости, когда тот вознёс длань над головой. Рывком он умчался на отца, собираясь уже ударить того в челюсть! Но вдруг его кулак молниеносно схватили в цепкой хватке. — Я гляжу, тебе мало. Фридрих поднял длань сына вверх, а затем ударил его в открытый корпус. Иоаким весь скривился от нарастающей боли, ноги его искосились и он свалился на своё колено, опустив голову. — Извиняйся, — прокряхтел сквозь зубы старик, встав перед сыном. Голубоглазый медленно поднял голову, дерзко глядя в лицо отцу. На его смуглой мордашке появилась хитрая ухмылка, когда тот прищурил очи. — Пошел ты.! — Куда? — Туда! — выкрикнул парень и устремил крепко сжатый кулак меж ног отца. И вдруг Фридрих почувствовал острую боль в паху, соразмерную с мучительными родами женщины. Мужчина протяжно прохрипел и взялся за причинное место двумя руками, немного сгорбившись и прикрыв глаза. — Давай, малой, задай ему! — усмехнулся блондин. Посмотрев на свой кулак, флиумец ухмыльнулся и принялся наносить быстрые боковые удары, которые впивались в старые кости рёбер Фридриха. Удары Иоакима были отнюдь не сильными, но крайне неприятными. Словно укус пчелы, которая раз за разом молниеносно жалила беззащитную кожу. — Вот такие-то люди нам и нужны в армии! — воскликнул Вильгельм и стукнул массивной флягой по столу. Иоаким тут же повернул голову к блондину, устремив свой разгневанный взгляд в его лицо, слегка нахмурив брови. И стоило ему на мгновение потерять бдительность, как на его волосах почувствовалась крепкая хватка. Немного приподняв голову сына, Фридрих слегка отошёл в сторону от стола. Сделав одно резкое движение рукой, отец устремил голову Иоакима в дряхлую мебель, словно флиумец был тряпичной куклой, что буквально ничего не весит. Раздался грохот, послышалась неприятная для ушей ругань. Иоаким непроизвольно улёгся на стол, распластав руки в разные стороны. Удивительно, что ветхий деревянный стол выдержал такую нагрузку. Пока парень был в неудобном положении, его отец в порыве гнева единожды топнул по деревянному полу, а затем той же ногой резко пнул сына, удар пришёлся прямиком по пятой точке. — Поторопился я с выводами. — почесав затылок высказал Вильгельм, как на него вновь устремился разъярённый взгляд, который уже принадлежал Бродену старшему. В порыве отчаянного гнева, Фридрих выхватил тяжёлую флягу из руки брата. Взявшись за горлышко, Броден покрутил её в руке. Убедившись в её увесистости, тот расслабил свою руку. Кисть, держащая сосуд, стремительно опускалась вниз. Это была словно огромная наковальня, которая быстро падала на затылок парня, набирая скорость… Через некоторое время, фляга почти опустела и перестала быть настолько тяжёлой. Все трое сидели за столом: Иоаким по центру, а братья Бродены по бокам. Иоаким тихо шипел, поглаживая воспалённый затылок двумя пальцами, недовольно оглядываясь по сторонам. Заметив это, Фридрих сжал в руке полотенце и прислонил его к носу парня, после чего на ткани появился багровый след. — Держи, это притупит боль, — протянул Вильгельм парню раскрытую флягу. Флиумец молча взял флягу, недовольно закатив глаза, а затем запрокинул голову назад, прильнув губами к её горлышку. Выдохнув, пастух мгновенно опустошил её. — Вот плут, даже не поморщился! — Фридрих шлёпнул сына по затылку, а затем устремил недовольный взор на брата. — Ну весь в тебя, а? — усмехнулся рыцарь, хитро улыбаясь, — Помнишь, как мы с тобой в казарме тайно распивали… — Молчи. Ему всего двенадцать. — Мне уже давно шестнадцать, отец, — возразил Иоаким. — Ох, какой ты взрослый стал. Самостоятельный. И толку с тебя? — сквозь зубы прошипел мужчина, оглянувшись на отпрыска. — А с тебя? Фридрих на мгновение замолк, охмурив брови. Но он лишь выдохнул, покачав головой. — Вопросов нет. Вильгельм постучал пальцем по столу, громко кашляя, якобы желая вернуться к изначальной теме. — Так, салаги. Вопрос, я полагаю, мы решили, — произнес блондин, мгновенно поднявшись на ноги, — Пойдем, Иоаким, поговорим. — А я и не знал, что мой отец так легко продаст родного сына… — с иронией ответил парнишка, недовольно поглядывая на Фридриха. — Слушай… — вдруг вырвалось из уст старика. — Чего? Мужчина вновь замолк, будто обдумывая зародившуюся идею. Он слегка поник взглядом, обернувшись на старые часы. На его томном лице появилась лёгкая ухмылка. — Ничего. У меня есть мысль. — Надеюсь, это что-то стоящее, — пастух встал с места, медленно пройдя к двери. Рыцарь возложил ладонь на его плечи, одарив скромной улыбкой. Вильгельм спокойно открыл дверь, ведя новобранца за собой. — Эй, чемпион. Иоаким остановился, оглянувшись на отца через правое плечо. — Дам тебе один совет. — А? — Если кто и встанет против тебя… — Фридрих поднял свое лицо, подмигнув, — бей по яйцам. На смуглой мордашке флиумца засияла хитрая ухмылка. Он, усмехнувшись, кивнул. Дверь с грохотом захлопнулась. Целая толпа людей. Будто каждый человек, что некогда проживал в этом скудном месте, пришел посмотреть на событие. Они стояли, раскрыв рты, подобно удивлённым баранам. Шум разрывали слова, которые воспевались в грозной мелодии, а барабаны вторили ей раз за разом. «Виола, Виола, о братья, Виола!» Флиумец беглым взглядом оглядел округу. На знакомых домах уже развесили чужеземные штандарты. Деревня преобразилась во мгновение. Над входом в любимую пекарню развивался красноперый флаг, а ведь недавно там были букеты розмаринов. Что же стало с мирным домом? Теперь он походит на казарму. — Что же вы натворили…? — вопросил простолюдин, растерянно глядя на блондина. — Я-. — В соответствии с условиями заключенного договора… — вдруг перебил их басистый голос, — Флиумские территории подлежат передаче под управление Виолы, где будет учреждена губерния. К сожалению, ввиду преклонного возраста, ваш Государь решает отречься от престола. Но, я уверяю, что Высший Сенат проведет голосование для избрания достойного кандидата на эту высшую должность. Пастух обернулся в сторону, глядя на силуэты, что стояли на высокой платформе. Высокий мужчина, облаченный в белую рубашку, говорил свою речь, держа в крепкой длани длинный лист. Не сказать, что он выглядит подобно трухлявому пню. Тому доказательством служит гордая осанка и мускулистое тело, жаль, что морщины выдавали в его лице приличный возраст. — Цель нашей политики стоит на том, чтобы превратить эту отсталую страну в эталон наследия Великой Империи, — Денница скрестил руки за спиной, осматривая здешний люд, собравшийся на поминки, — Ваши земли подобны Райскому Саду, который медленно зарастает чумой. От блаженства вы совсем забыли про насущные беды мира сего. Близиться голод. Сможете ли вы противостоять ему? Не превратиться ли ваша жизнь в проклятую борьбу за хлеб? Над толпой пронесся возмутительный гул. Люди с опаской переглядывались друг на друга, бормоча под нос. Казалось бы… как всё это произошло? Страх переливался в отчаяние, наполненное ужасом. Алые линзы позолоченных очков заблестели на лице Денницы, когда тот поднял свою руку с раскрытой ладонью. — Но именно для этого мы и здесь. Чтобы защитить. Как мать оберегает младенца. — Кто это такой…? — Иоаким в недоумении взглянул на друга отца. — Принц Денница Викториан, — раздался до боли знакомый голос позади. Пастух судорожно обернулся назад… Изумрудные глаза отдавались слащавым бликом, подобно сахару, которые так и манили к себе. Алан стоял напротив, укутавшись в белую мантию. Казалось, что он выделялся среди серой толпы своей лучезарностью. Будто точно не из здешних мест. — О! Это же ты. Ал-. Алин? — Алан. — спокойно ответил рыжий, покачивая головой. — Ну и имя у тебя сложное. — Я и сам едва выучил. — Но и Виоле требуется поддержка с вашей стороны, — прозвучал уже другой голос со сцены, — это часть ваших обязательств за наши услуги. И это был Леонард, скромно стоявший позади принца. Он накинул на себя фиолетовый мундир, что казался ему явно великоват. Лицо флиумца мгновенно преобразилось, искривившись в злобе. Он склонился к земле, зачерпнув в длань свою камень. Он вознёс руку над головой своей и уже собирался бросить его в лицо аристократа, как чья-то ладонь опала на его плечо. — Не надо, Иоаким… — нежным тоном усмирил Алан друга. — Услуги?! — Да, Иоаким, наш милый Флиум правда не выстоит в одиночку. Но я и не догадывался, что это начнется слишком быстро… — Долгие годы нашу страну разрывает Отечественная Война с Империей Фальцефор, не отдавая нам и мгновение на передышку. Мы даём вам честь вступить в Первый Флиумский Полк. Братья, это исторический шаг вашего народа, который определенно привнесет вам славу! И тут же толпа возликовала, поднявши длани в небо. Боевой клич волной прошел по всей деревне. Будто вся тяжесть жизни во мгновение отпала. — Нет, Алан, ты понимаешь? Нас заставляют воевать за чужую страну! — Это будет нам во благо. — Благо.? В каком месте? — Ты чего раскричался то? — промолвил Вильгельм, ткнув пастуха локтем. — Почему я должен молчать? Почему обязан склонить голову? — Ты, говоришь, патриот, да? — Да! — Ну так и вступи во Флиумский Полк. Пусть молва о твоем доме пройдет по всей Виоле. Разве ты не этого желаешь? — Я… — Иоаким ответ взгляд, посмотрев на Алана, — просто хочу, чтобы отец любил меня. — Ох, малой, ты не представляешь, как он тебя любит! — с улыбкой промолвил рыцарь, хлопнув парня по спине, — Знаешь сколько он для тебя сделал? — И не слышал никогда. — Но одним днём поймёшь… — блондин приклонился к уху длинноволосого, нашёптывая, — а ведь твой папаша в армии говорил мне, что мечтает воспитать сильного и благородного сына, который будет защищать невинных…. — Правда? — А ты не будешь доверять человеку, которого видишь первый раз в своей жизни? — усмехнулся Вильгельм, отпрянув назад. — Иди ты… — Поверь, первый год вы будете отсиживаться в казарме. — А потом? — Ну… потом посмотрим, — пробубнил блондин, почесав затылок. Иоаким неуверенно кивнул, оглянувшись назад. И точно, наступает осень. Всё меняется. На стены вешают дешёвые плакаты, на которых непонятными буквами описаны призывы. Солдаты разгуливают по улицам, сопровождая новобранцев и с вожделением поглядывая на девушек. И все так просто смирились. Как будто ждали этого всю жизнь. Все чувствовали себя частью великого движения, словно их сердца наполнились смыслом и гордостью. Один пастух остался в сомнениях, будто потерял всех своих овец. — У твоего батьки мало денег, парень… — Вильгельм вынул из кармана скудный мешочек с монетами, протянув голубоглазому, — Поэтому возьми мои. Сейчас они тебе не помешают. Иоаким молча схватил мешок, что был лёгкий, подобно пёрышко. — О… самое главное… — раздался протяжный лязг, когда тот обнажил клинок, — Его меч, знаю, старый, но можно будет обменять на пиво, когда выдадут новый. Ах, эта сталь была подобно ржавой бритве, покрытая сотнями царапин. Меч будто пережил все возможные войны, передаваясь по наследству. Казалось, что он станет прахом при малейшей возможности. Но, разумеется, будто у всех есть выбор.? Иоаким плюхнулся в повозку, запрокинув голову назад. Он уставшим взглядом оглядел мужчин, которые сидели в ней, охмурив на них брови с осуждением. Молодые парни, чуть старше его самого. Все смелые и с улыбками на лице, обсуждали грядущую службу. Он часто видел их, работающими в поле, но никогда не пересекался лично. Неужели их жизнь здесь была так скучна? — Иоаким! Парень бегло посмотрел в сторону, оглядываясь на Вильгельма, что с добродушной улыбкой провожал его следом. — Ты… береги себя, хорошо? — мужчина поднял свою руку, — Ради своего батьки! Не наруби дров! — Да какие ещё дрова… — парнишка ухмыльнулся, прикрыв свои очи, словно стараясь скорее заснуть. Вильгельм опустил длань. Его грудь во мгновение уменьшилась, когда тот с лёгкостью выдохнул, словно окончив долгую молитву. Он закрыл глаза, собираясь с мыслями, будто чувствуя, что совершил нечто ужасное. И тут же поводья хлопнули, а повозка во мгновение тронулась со своего места… Колосья медленно качались из стороны в сторону под нежными ласками позднего лета. Почти вся пшеница созрела, а значит, что суровая зима не сможет забрать голодом жизни людей. Но кажется, что с каждым годом её становится всё меньше… Денница провёл ладонью по пушистым злакам. Его взгляд был направлен вдаль. Огромное, как казалось, поле. Он ухмыльнулся, когда его очки отразили лучи Солнца, что медленно двигалось к горизонту. Мужчина в блаженстве закрыл глаза. И ведь то не секрет, принц любит находится вдали от суеты людей, где он предоставлен самому себе. Наслаждение и покой. Он совсем забыл об отдыхе. — Прекрасная речь, Леонард. Слуга стоял позади, не смея и дышать в сторону своего господина. Он выглядел тревожным. — Благодарю. — Нет, правда… — Викториан обернулся к парню, довольно смотря на него, — я удивлен, что ты умело нашел общий язык с флиумцами. — Вы это говорите из-за приподнятого настроения? — Что? — возмутился Денница, слегка потупив взглядом. — Почему вы меня так ненавидите? Неужели я правда бездарность.? Вы постоянно на меня кричите, а толком не разговариваете… К чему такая жесткость? — А как по твоему закаляется сталь? — Простите? — удивился Леонард, похлопав глазами. — Ну как же ты не понимаешь, Леонард… Я учу тебя жизни так же, как и учили меня. Думаешь, что я просто так срываюсь на твои ошибки? Слуга промолчал, отведя взгляд в сторону. Денница медленно приблизился к парню, глядя в его лицо, подобно на провинившегося котёнка, которого жалко наказывать. — Ты совсем не понимаешь этот мир… — он посмотрел на свой мундир, который надел на себя сероглазый, — Какой-то плут испачкал твою одежду. Что ты сделал ему в ответ? — Ударил… — промямлил тот, поникнув взглядом, — накричал…. — Вот и всё отношение, которое к тебе испытывает общество. Оно жестоко… и безобразно. Хочет просто унизить тебя. Лишь я один, кому ты можешь верить, — принц возложил свою длань на плечо Леонарда, его голос впервые звучал спокойным, — Я один твой друг. Денница схватился за воротник своего подчинённого, медленно поправляя его. Он расправил ладонями складки на мундире, придавая ему более солидный вид. — Я кормлю тебя и одеваю. Я, кто был опорой для тебя. Ты думаешь, что я могу возненавидеть того, кто соразмерен мне, как сын? Парень не смел даже поднять взор. — Может мне. уйти? Я. всего лишь обуза для вас… — Я не смотрел на тебя с издёвкой, что есть во взгляде остальных людей. Как я смогу тебя защищать, если тебя не будет со мной? Подумай о своей сестре. В воздухе нависла томная тяжесть, подобная басовой мелодии органа. — Ты хоть помнишь, что я тебе сказал, когда мы впервые встретились? — Что я должник… — И всем ты должен. Был загрязнённый злой судьбой твой род ничтожный, — он указал ладонью в сторону деревни, — а эти твари смеются над тобой! Ведь без меня ты не нужен и ничтожен. Ты соразмерен тряпке без меня. И весь люд жаждал всех твоих мучений, пока не появился я! — Я всегда хотел, чтобы меня уважали. — Бери пример с меня, — он положил жилистую руку на свою грудь, будто обрамляя себя на фоне других, — Ты сам видишь, как меня бояться. Как при мне они опускают наглый взгляд. Меня уважают, а значит, что со мной будут и тебя. Принц засунул свою длань в карман. Бусы. Красное украшение, которое было собрано вновь и блестело ярче звёзд. Слуга распахнул очи в удивлении, глядя на так дорогой ему предмет. — Я не сочту извинение перед тобой за проявление слабости, Леонард. Парень не мог поверить, что сам принц собрал всё до единого ради него. Он с опаской взял бусы, а на лице выступил румянец стыда. — Я… — Поверь, Леонард, мне известно, как много они для тебя значат. Прости. Я уверен, что Алину получится освободить тоже. — Вы так добры к моей ничтожной судьбе. — Долой распускать сопли, Леонард. Мне нужен мой мундир, — Денница отвернулся, сложив руки за своей спиной, — Мы обождем в деревне мгновение. Постираем твой смокинг и двинемся в столицу. — У меня есть одно дело. — неловко ответил аристократ, почесав затылок. — Я верю, что ты с ним справишься, — Денница устремил свой взор на клумбу красочных цветов. Он обхватил растение двумя пальцами, а затем лёгким движением сорвал его. Приятное благоухание ударило его в нос, когда тот поднёс цветок к своему лицу. Этот аромат был подобен свободе. Яркий, сладкий, подобно меду. — Господин Денница, вам понравились здешние бархатцы? — поинтересовался слуга, подойдя ближе, — Этот цветок считается символом Флиума. — Я хочу его забрать с собой. — Иоаким…? — раздалось неразборчивое эхо. Пастух поморщился, недовольно приоткрыв уставшие глаза от дремоты. Ночь. Звёздное небо. Тишина. В такой час он любил проводить досуг в поле. А теперь едет куда-то вдаль… — Ты спишь.? — прошептал Алан, проницательно смотря на своего знакомого. — Теперь нет. — пробурчал флиумец, оглядываясь по сторонам, — .ты чего хотел? Лес. Кругом деревья. Кажется, что это совсем другая земля. Фоном слышен цокот копыт, которому вторит скрип старой повозки. Иоаким прочувствовал лёгкий голод и неприятный горький привкус во рту, что сочетается в сонливой усталости. — Да так… мне скучно, — рыжий улыбнулся, добродушно прикрыв глаза, — сижу тут весь день, поговорить не с кем. — Алан…? — парень наконец-то пригляделся в собеседника, прищурившись. — Ну хоть имя моё запомнил. — Ты чего здесь делаешь? — удивился пастырь, отпрянув назад. И верно. Всё таки племянник короля. Благородный парень с какой-то челядью в одной повозке. Где это можно увидеть, как только не в славном Флиуме? А ведь то не просто поездка по городу. Они едят на службу. — Я то? Всего лишь по той же причине, как и ты. — На войну? — А как же. — Тебя ведь никто не заставляет! Ты же знать! Тебя и не просил никто! Ушел бы и всё! — А зачем? Путешествовать по миру? — усмехнулся рыжий, закатив глаза, — Дядя больше не король. Я в иерархии едва выше тебя. И что мне… умереть и не оставить после себя ничего? Благодарю душевно, но, пожалуй, нет. — И ты решил оставить после себя кровь невинных? — Верно. Безусловно, война — ужасно. Но, знаешь, не всегда можно её избежать, — улыбка на мгновение спала с его губ, — Я иду туда, чтобы попытаться защитить этих самых невинных. Вернуть им мирное небо над головой, которое некогда было и у нас. — И ты готов это сделать ради чужого народа…? — в удивлении прошептал Иоаким. — Я верю, что аналогично поступают и они с нами. — Ясно… что-то погода портиться… — Иоаким отвел взгляд в сторону, поникнув. — Осень называется. Алан перевел любопытный взор на смуглое лицо простолюдина, вглядываясь в свежий синяк на щеке. — Дрался с кем-то уже? — А.? — в недоумении отозвался парень, — Да так. с батей… — Хах! Хорошенько он тебя воспитывает! — Я ему тоже надавал нормально! — возмутился длинноволосый, ткнув в грудь рыжего. — Небось и до этого было с кем-то? — Было… Одного придурка побил. — За что? — За дело, — Иоаким тяжело выдохнул, скрестив пальцы в замок, — Он у Натальи воровал яблоки. — И? — И меня унижал. Но не в этом дело. — А я думал, что ты за себя драться пошел… — За себя? — усмехнулся пастух, скривив брови, — А какая разница? Пусть говорят о мне, что хотят. Главное, чтобы близких не трогали… — И чем же всё закончилось? — Ну дал я ему в нос разок, чего бубнить… — Иоаким закатил глаза, — Мамка его жаловалась. Отца требовала на разборки. А его тогда не было неделю дома. — Красиво! — титулованный глядел с интересом, подперев кулаком щёку, — А ты совсем не похож на флиумца по менталитету. — Быть может не такой глупый, как собратья? — Ты и сам внешне не походишь. Кожа смуглая, глаза голубые, нос прямой… — Моя мать, по словам отца, была голубоглазой блондинкой. Да и я сам под солнцем постоянно, вот и загорел. Батя ещё говорил, что мы этнически из более южной части. — В Виоле тебе тяжело будет, — с тоской на сердце ответил зеленоглазый, покачав головой, — У них там обожание бледной кожи. Прям мода на неё. А ещё любят чёрные волосы. Грациозные, что аж меры нет. — Только идиоты будут смотреть сперва на внешность. — Верно. — И вообще! Эти Ви-.! — А ну заткнись, сопляк! — вдруг рявкнул лысый ямщик, бросив недовольный взгляд на парня, — Разорался тут! Не спишь, так другим дай поспать! Всю дорогу они ехали в тишине. Иоакима постоянно клонило в сладкий сон. Частенько он поддавался соблазну и засыпал. Но Алан тут же будил его, оправдываясь своей скукотой. Уж больно он желал общения с новоиспеченным товарищем. Смешно слушать, как быстро преобразился диалект титулованного. Будто он намеренно говорит простыми словами, чтобы особо умному другу было понятно. — Да ты мне дашь поспать или нет, а.? — в раздражении пробурчал флиумец, укутавшись белой мантией рыжего. — Кто же спит на рассвете? — Тот, кому мешали ночью! — Да ты посмотри! — Я устал! Ты не представляешь, как мне тяжело поднять голову! — Ты улёгся на моих коленях, придурок, я что подобие кровати? — Око за око! — Посмотри, дурак, говорю! — Да что там?! — разгневался пастух, поднявшись, — Ни-…! Высочайшие ворота виднелись вдалеке. Громоздкие стены создавали впечатление великой защиты, а стражники были тому доказательством. В атмосфере будто запела труба рыцарского турнира. Какое великолепие! Какая… досада? Недалёко от башен располагалась деревня, которая, подобно бедному родственнику, оказалась за стенами всеобщего торжества. Было впечатление, что простой люд не заслуживает такого же внимания. Но сколько раз внимание пастуха возвращалась к фортификации. Подобное он видит первый раз в жизни. Это невозможно описать словами. Хотя, нет, возможно. — Невероятно… Чем дальше повозка приближалась к стенам, тем сильнее чахлая деревня преображалась в подобие города. Уже появлялись знатные здания, многократно превосходящие скромные хатки простолюдина. И вот, пересекая ров по длинному мосту, перед лицом Иоакима оказалась надпись… «Виллион» Столица медленно просыпалась от шума толпы, торопящейся по узким улочкам города. Где-то вдалеке урчали голуби, а пению птиц вторили басистые колокола храма. На улицах царила невероятная суета. Разноцветные лавки с тканями, приправами и едой образовали ковёр бесценных товаров, собирающийся из всего континента. Веселые купцы кричали о своих низких ценах, стараясь привлечь внимание покупателей, а уличные музыканты создавали мелодию, смешиваясь с гомоном толпы. Иоаким впервые почувствовал на себе сотни разных запахов, ароматов и звуков. Здесь всё совсем по другому. Люди здесь не здоровались в объятиях, а скромно кивали друг другу вслед. В самом центре стоял величественный дворец, высокие башни которого тянулись к небу. Здесь собирались дворяне, рыцари и вельможи, ведя оживленные беседы и обмениваясь вежливыми улыбками лицемерного уважения. Сам дворец был окружён дополнительным ограждением от простого люда. Столица казалась муравейником, в котором каждый занимал своё место, создавая калейдоскоп жизни и движения, которому не будет конца. Под тенью каменной стены казармы, где звучал рыцарский гул, располагался скромный медпункт. Здание, построенное из массивного камня, скромно вписывалось в общий интерьер солдатской рутины, не претендуя на роскошь. Лишь фасад был украшен белым гербом в центре которого запечатанный красный крест. Вход в него обрамлен деревянной рамой, украшенной лозами. — Приехали, — холодно отозвался ямщик, остановив лошадей. — Ну, Иоаким, надеюсь, что ты не голодный, — возгласил рыжий, со всей грацией спрыгнув со своего места. — Издеваешься? — недовольно прокряхтел сквозь зубы простолюдин, едва поднявшись со своего места. Несколько ступеней вели ко двери. Венчала вход змея, выгравированная на двери, которая обнимала крест. Очередь новобранцев вошла внутрь. В интерьере царила скромность, но каждая деталь была продумана с заботой. Простые деревянные столы и стулья, покрытые чистыми белыми простынями, уютно располагались в углах помещения. Стеллажи с флаконами, наполненными ароматами трав и лекарств, а на полках стояли деревянные ящики, наполненные медицинскими инструментами. — Следующий! — раздался голос из кабинета, вслед за которым в комнату удалился очередной новобранец. — Определенно мы тут с тобой надолго, — Алан уселся на скамейку, ожидая своего часа. — Тут ведь время такое же быстрое, как и в остальном городе, да? — Ну как сказать… — зеленоглазый неловко отвёл взгляд, отрицательно качая головой. — Слушай… — промолвил Иоаким, прикусив губу, — А что мне делать в битве…? Я ведь никому не хочу вредить! — А кто хочет? Иногда, Иоаким, тебе будет суждено побороться за себя. Поэтому. не тормози, как ты это обычно делаешь. Действуй, даже если затея кажется безумной. — А ты уверен…? — Я ведь сейчас не в своих покоях, — Алан ухмыльнулся. — Следующий! — вновь раздалось ворчание, когда из кабинета целеустремлённо вышел парень, держа в руках листок. — Иди. — Я? — пастух отпрянул назад. — Да. Столкнись с проблемой, а не прячься от неё. — А ты? — А я найду тебя. Деревянный стол, мастерски выточенный профессионалом, стоял в середине комнаты. На нём лежала белая простыня, придавая хоть что-то стерильное такому месту. Открытые книги раскинулись на его поверхности, страницы которых были покрыты каллиграфией врача. С трудом можно было разглядеть какие-то имена и названия в смеси закорючек. Перо и чернила лежали рядом с ещё незажжёнными свечами. На полках красовались флаконы лекарственных трав, благоухание которых перебивало противный запах. Луч солнца едва проникал сквозь приоткрытые тяжёлые шторы, опадая золотым светом на кучу одежды, лежащую у стула. — Ну-ка, дружок, повтори, — тихо прошептал картавый лекарь, поправляя свои старомодные пенсне на тонком и остром носе. — Иоаким. Шестнадцать лет. Родился пятнадцатого августа… вроде как. Парень сидел напротив врача по пояс голый. Он неуверенно скрестил руки на груди, неуверенно поглядывая по сторонам. Родимое пятно окрасило его смуглую кожу в районе сердца. Сам он выглядел довольно хилым и непримечательным, как и большинство его ровесников. — Откуда? — медик провел пером по бумаге, создавая очертание новой записи. — Из региона Фэлиет. — Получается, твой год есть семьдесят седьмой, — он поднял взор на новобранца, вопросительно искривив тонкие брови, — Фамилия? — Нет её у меня. — Не удивлен, — усмехнулся врач, зачеркнув что-то в книжке, — быть у тебя прочерк в фамилии, как и половина призывников. О…! Хах! Иоаким Прочерк! Как тебе? — Нормально. — он с тяжестью выдохнул, покачав головой. — Вот смотреть на тебя, думать, нормальный парень, — заявил мужчина, рассудительно оглядев того с головы до ног, — Высокий, почти метр восемьдесят. Худой, правда, но, знаешь, дело есть поправимое. Вдруг дверь позади медика открылась. Знакомая фигура вальяжно вошла в помещение, гордо расправив плечи. Этот красный смокинг можно узнать из тысячи. Казалось, что Иоакиму он станет сниться в кошмарах. Изысканный и роскошный, отличающийся высоким стилем и богатством. Казалось, что после стирки от грязи он стал ещё больше шелковистый. Леонард встал подле лекаря, положив ладонь на его плечо. Медик слегка дрогнул, оставив пятнистую кляксу на старой бумаге. Надменный взгляд слуги пал на простолюдина. Разумеется, что тот узнал его в то же мгновение. Парнишка неуверенно отвёл взгляд, будто встретив знакомого, здороваться с которым не самое удовольствие. Его голубые глаза закрылись, стараясь не ловить пронзительное недовольство аристократа. — Какой вердикт ты ему выдал? — вопросил русый, наклонившись над мужчиной, устремив свой взор в его лицо. — Ох, Леонард! Ты хоть предупреждай. — выдохнул медик, улыбнувшись, — Небось вы прийти геморрой свой полечить? Аристократ молча глядел в глаза мужчины. Его зрачки были подобны кольям, что вонзались в душу. Он определенно был не в духе для таких шуточек, что доказало его напряжённое дыхание. Его уста искривились в жуткой ухмылке. Он медленно покачал головой, сжимая плечо мужчины, ближе наклоняясь к нему. — Призыв, Ульрих, — вырвалось из его уст невозмутимым, сладким тоном, — докладывай. Лекарю сразу стало не по себе. Казалось, что всегда зажатый Леонард вдруг изменился. — Ну… много флиумцы есть отличный бойцы! Фэлиэтский! Некоторые, конечно, не подходить для сражение, но служить работа в тылу.! — А этот? — он перекинул быстрый взгляд на Иоаким, охмурив брови. Лекарь нервно проглотил застоявшуюся в горле слюну, поправляя пенсне, а затем оглядел новобранца, прикусив губу. — Этот? Лучший Экземпляр. Этот есть образец солдата Флиумского Полка, — усмехнулся мужчина, неловко улыбнувшись, — Годен. Вполне. Очень пригодится в армии. — Годен.?! — казалось, удивился Леонард, брезгливо отпрянув назад, — Такого. и в армию Виолы? Браун, да ты только посмотри на него! Аристократ указал ладонью на простолюдина, скромно сидевшего на стуле. — Загорелый недобиток! Хилой, никчёмный простак. Ничтожество, которые не вписывается в нашем обществе! Дикарь. — прошипел парень сквозь зубы, прищурившись, — Такого только в рабы, а не на защиту Родины. Пастух молчал, не подовая виду. Казалось, ему было без разницы, что твердил ему благородный. Его мысли были сфокусированы на голоде, который медленно терзал его изнутри. — Послушать, т-так нельзя! — заикнулся лекарь, похлопав глазами, — Леонард, наши войска соразмерны золоту! — Так пусть они и будут золотом, — несколько монет с дребезгом опали на стол, прокатившись перед руками медика, — Ты только подумай… как это повлияет на престиж нашей страны? Каждую дворнягу к себе подбирать будем? Хочешь, чтобы фальцефорцы смеялись над нами? — Леонард! — крикнул лекарь, в недоумении глядя на динары, — Денница дать приказ принимать всех! Сейчас Чрезвычайный die Situation! — Для тебя он есть Господин Денница. И его новая реформа требовать воссоздать армия, — он прильнул ближе к мужчине, сквозь зубы процедив, — равная Фальцефору. Мужчина дрожащей рукой снял с себя очки. Капли пота заблестели на его лбу, стекая по лицу. Слуга отпрянул назад, вновь опрокинув недовольный взгляд на Иоакима. Фыркнув, русый обернулся спиной, собираясь выйти из кабинета. — Хах… идиотизм… — прошептал картавый, покачивая головой. — Ты назвал нашего принца идиотом? — промолвил Леонард, остановившись. — Ч-что.! Я-. Я не это иметь ввиду! Я иметь ввиду не справедливость! — После всего того, что он для тебя сделал? — перебил он лекаря. — Лео.! Ну ты чего! — Моё имя Леонард. Я удостоверюсь в том, чтобы Господин Денница и городское руководство узнали о твоей оплошности, — хладнокровно произнес парень на выходе, громко хлопнув за собой, — Лечить людей не твоя прерогатива. Иоаким в недоумении бросил быстрый взгляд на мужчину, поджав губы. — Не годен! Проваливать отсюда! — Что.? — вырвалось из его уст спустя мгновение молчания, — Как? В смысле.? — В прямом! Уходи! Не подходить ты! — медик поставил жирное пятно на бумаге, перелистывая страницу, — Следующий! — Но. как мне вернуться? Мне же негде жить! У меня денег, как у вас вежливости! — Прочь отсюда негодник! Verdammt! Охрана! Флиумец поднялся, подхватив одежду с пола в кулак. Он с разочарованием глянул на медика, задравши голову. — Тц. — цокнул он, надевая свой плащ на белую рубаху, — Сам уйду. — Следующий! Звук тяжёлых шагов эхом разносился по улицам столицы. Парень медленно шел, спрятав руки в карманы и угрюмо глядя под свои ноги, стараясь не привлекать внимание. И в то же время голод терзал его всё сильнее. Смешно глядеть на то, как город быстро меняется с другого ракурса. Я бы назвал это место трущобами, как и весь политический строй прогнившей до основания страны. Узкие и тесные улицы напоминали своим видом клетку без выхода. Запах мертвечины всё усиливался. Бездомные и больные возлегали на холодной дороге, прячась от глаз людских под завалами досок. Казалось, что обычным жителям не было до них дела. Лицемерие — первое отличие от деревенской жизни. Парнишка чувствовал на себя язвительные взгляды посторонних, криво пялившихся на него косым глазом. С какой гордостью они проходили мимо него, задирая голову. Прям, как и говорил Алан. Интересно, а где он сейчас? Нет удивления в том, что его приняли в ряды, подобно горячему пирожку. Нежное благоухание пронзило воздух, наполнив его сладким ароматом, когда пастух завернул за угол одного из высоких домов. Хлебная лавка. Маленькая и скромная, затаилась под изогнутой крышей. Она едва выделялась на фоне серых форм своей простотой. Казалось, что только в ней горел ламповый и приятный взгляду огонь, который способен по настоящему согреть сердце. Иоаким дернулся с места, помчавшись к прилавку со счастливой улыбкой на лице. Он возложил длани свои на столик, оглядывая диким взглядом аппетитные изделия. — Тебе чего? — вопросила девушка, стоявшая напротив. Это была, казалось, простая с виду и молодая девчонка, чей черный фартук испачкан в муке. Она стояла, запыхавшись тяжёлой работой и смахивая ладонью капли пота со своего лба. Её растрёпанные рыжие волосы были взяты в косичку, заплетенную явно в спешке. Иоаким поджал губы, прищурившись. Он всмотрелся в очертание сочной булки, что лежала на полке вдалеке, излучая блаженный аромат. Голубоглазый навалился телом на прилавок, чуть ли не развалившись на нём. — Булочку хочу… — жалобно протянул пастух, похлопав глазами в отчаянии. Рыжая тихо выдохнула, покачивая головой. Облако густого дыма рассеялось в воздухе, когда та хлопнула в ладони, облаченные толстыми перчатками. Развернувшись, та подхватила горячую буханку, возложив её на стол перед простолюдином. Парнишка уж было потянулся за сладким угощением, как вдруг получил резкий щелбан в лоб. Он тут же отпрянул, возмущенно глядя на то, как девушка отрицательно покачивает пальцем перед его глазами. — Не-а! Пятьдесят динар! — недовольно промолвила она, похлопав зелёными глазами. — Кого.? — но понял Иоаким, скривившись лицом. — Пять серебряных монет, — рыжая закатила глаза, скрестив руки на груди. Загорелый потупил на неё взглядом, устремив длань в свой карман. Он заглянул в свой никчёмный кошелёк… Пятнадцать серебряников. М-да, вот это сказочное богатство. — Может скинешь чуток.? — Пф! Ещё чего! — усмехнулась девушка, отрицательно покачав головой, — Хлеб на вес золота, уважаемый. — Почему так? Чего так дорого то? — Мы потеряли плодотворный регион, откуда поступала половина злаков. Теперь так и живём, — с тяжестью выдохнула девушка, отведя взгляд в сторону. — Ну хоть за троечку… — Я тебе только три раза по лбу дать могу, — она скрестила руки на груди, охмурив брови. — Знаете… — Иоаким прикусил нижнюю губу, положив ладонь под свою челюсть, — У вас очень красивые глаза… — Да ты что? — Как два ярких изумруда. — Скидку не дам. — Не подавись, — пять серебряных монет с дребезгом рухнули на стол, раскатившись перед руками рыжей. Девушка цокнула, закатив глаза. Она собрала серебро в ладонь и небрежно бросила в сумку на другом краю прилавка. — Придёшь сюда ещё раз — оторву пальцы. Иоаким впился зубами в теплую мякоть. Сладкий ванильный вкус пробежал по языку флиумца. Он блаженно закрыл глаза, в удовольствии промычав. — Да. — чавкнул парнишка, облизнувши губы, — стряпня здесь уж очень вкусные, я, пожалуй, зайду. Рыжая ухмыльнулась, уперев руки в бока. — Знаешь почему? — Удиви, — он, будто не обращая внимания, жевал вкусность. — Начинка из Флиумцев. — Мм-м, — протянул пастух, покачивая головой, — не знал, что я сладкий, как мёд. Длинноволосый приоткрыл рот, собираясь вновь вкусить угощения, как вдруг почувствовал чьи-то руки на своём плаще. Они дёргали за мантию, настойчиво и упрямо. Иоаким недовольно оглянулся через плечо, но пред собой никого не увидел. — Д-дяденька… — порывистым дрожанием вырвался тонкий голосок, — д-дайте денюж-жку. на покушать… Его глаза медленно опустились вниз. Беспомощный. Истощенный. Беззащитный ребёнок. Он стоял, отчаянно держась за дешёвую ткань, глядя на флиумца в забытой надежде. От него нельзя было увести взгляда. Грязь покрывала его израненные щёки. Длани содрогались подобно осенним листьям на ветру. Редкие волосы мальчика были небрежно растрёпанные, как у дворняги. Единственное, что отличало его от животного — глаза. Иоаким свалился на колени, потянувшись руками к его лицу. Ладони едва дотронулись до щёк мальца. Голубоглазый боялся говорить. Он поджал губы, всматриваясь в мордочку бездомного дитя. И что же сделать? Дать ему деньги? Безнадежному существу, которое ты видишь раз в своей жизни? Лёгким движением пальцев он смахнул пыль со щеки ребёнка. Брови Иоакима скривились, когда тот увидел извилистый шрам, пролегающий на лице невинного дитя. Безумство. Длинноволосый отпрянул назад, сглотнув застоявшуюся в горле слюну. Он бегло перевёл взгляд на девчонку, что с недоумением глядела на него. Иоаким тяжело выдохнул, покачивая головой со стороны в сторону. Десять жалких сребреников. Сотня динаров. Парень был не богаче этого ребёнка. На них едва можно купить две булки, которые придется растягивать месяцами. А ведь нужно возвращаться домой. Кто же повезёт этого наивного идиота назад? — М-да. — прошипел смуглый, томно глядя на монеты в кошельке, — Иногда деньги совсем не соразмерны… Мешок рухнул в дрожащие ладони бездомного. Длань Иоакима легонько опустилась на макушку мальчика, поглаживая его взъерошенные волосы. Парень молчал. Он во мгновение расправил плечи и с гордостью развернулся к рыжей, ухмыльнувшись. — Повёлся, неудачник! — мальчик ринулся с места, удирая со всех ног. Блаженное лицо флиумца во мгновение преобразилось. Он охмурил брови, огорчённо опустив голову. Иоаким не обернулся вслед. Не окликнул обманщика благим матом. Он лишь тихо вздохнул, возвращаясь вниманием к булочке, что лежала на столе. Рыжая тихо хихикнула, прикрыв ладонью свои бесстыжие уста. — Здесь наивных любят… — она скромно улыбнулась, возвращаясь к привычному делу. — Не от хорошей жизни таким занимаются, — бедолага потянулся к булке, желая перебить горечь разочарования. Раздался протяжной стон. Грохот. Иоаким резко обернулся. Мальчик, обманувший его ранее, рухнул в кучу мусора. Кровь стекала с его носа, окрасив никчёмную рубашку алым цветом. — Вы поглядите-ка, кто здесь… — промолвил солдат, совсем молодой юноша, стоявший напротив мальца. Четыре гвардейца, как шакалы, окружили лежащего на асфальте ребёнка. — Я-! — всхлипнул мальчишка, пытаясь встать. Грозная рука тут же ухватилась за его волосы, а затем устремила лицо в колено. Бездомный с криком рухнул, ссутулившись. Он дрожал. Серебро с дребезгом рассыпалось по окровавленному булыжнику рядом с ним. — Хах! Вы посмотрите! Бедняк ограбил другого бедняка! — усмехнулся один из солдатов, харкнув в лицо воришки. — А ну, Каин, собери деньги! — приказал стражник, ухватив мальчика за шкирку. Пугливый ребёнок попятился назад, но его тут же прижали к стене, придавливая локтем тонкую шею. — Ну, чего ты, мразь, здесь шастаешь, гадёныш? — сквозь зубы прохрипел солдат, охмурив брови. — А мы тебе говорили, — промолвил другой с презрением, — И не раз! Мальчик же в этот момент тихо кряхтел, жадно пытаясь вдохнуть воздух в лёгкие. Он жалобно смотрел в глаза обидчика, во взгляде проглядывалась нотка ужаса. Солдат сжал длань свою в кулак и вознёс над собой. Он уже собрался ударить ребёнка по лицу, как его что-то остановило. Смуглая рука. — Не смей. Иоаким удерживал кулак гвардейца в крепкой хватке, глядя тому в свирепые глаза. — Ох! Это кто такой смелый? — усмехнулся солдат, оттолкнув от себя простолюдина. Стоило стражнику на мгновение ослабить хватку, как мальчик свалился на землю, тяжело дыша. — Вы зачем ребёнка избили, ироды? — Ребёнка? — удивился стражник, — Это нечестивый разбойник и попрошайка! — А сами вы кто? Не разбойники? Солдат отпрянул назад, переглянувшись со своими товарищами. Он скрестил руки на груди, на лице заиграла надменная ухмылка, которая перерастала в тихий смех. — А ты сам то кто? — сквозь смех спросил неприятель, оглядывая флиумца с ног до головы. — Человек. — невозмутимо ответил Иоаким, слегка нахмурив брови. — Хах! Человек? — усмехнулся ирод, покачивая головой, — Посмотри на себя, чудовище. Смуглый оборванец. Как тебя в столицу вообще впустили, козёл вонючий? Иоаким промолчал, глядя мёртвым взглядом на солдата. Молчаливый. Грозный. Казалось, он пытался запугать наглого гвардейца лишь одним своим взором, а его оскорбления, что были призваны подавить волю, парня лишь наоборот раззадоривали его. — А ты ведь не гражданин Виолы, да? Даже не близко. — гвардеец перевёл взгляд на меч, что свисал на поясе флиумца, — И уж тем более не наёмник. Откуда у тебя оружие, чучело? Бандит что ли? Или тоже украл? — Не твоё дело. — А ты знал, мой милый, что в этом городе есть комендантский час? — стражник приблизился к парню, горделиво всматриваясь в его лицо, — Или ты язык мой не понимаешь, деревенщина? Их взгляды столкнулись, просверливая друг друга насквозь. Дрожащее напряжение возникло между соперниками. Иоаким, едва удерживающий последнюю каплю спокойствия, стиснул зубы, будто желая разорвать лицемера в клочья. — И что? — прошипел парень, подняв брови. — А то, что ночью ни одна живая тварь, как ты, не имеет права находится на улицах столицы, — он ткнул пальцем в его грудь, слегка отстранившись, — Все должны спать в своих уютных домиках. — И? — А домик-то у тебя есть, малой? — Нет. — Как и документа, что позволяет находится вне дома, — он оглянулся на сослуживцев с злорадной ухмылкой, — Нас, парни, повысят скоро! — Какой комендантский час.? Ещё даже не вечер! Почему ты-. — Тик-так, — перебил солдат флиумца. Раздался дребезг стекла. На другом конце улицы пронеслась фигура женщины, как тут же появился и мужской силуэт, что быстро сокращал дистанцию до бегущей. — Вор! Помогите! Вор! — эхом разносился вопль женщины, которая выбежала из дома, судорожно оглядываясь во время погони. Флиумец поглядел за солдата, возмущено охмурив брови. — Эй. там это! — промямлил парень, неловко указав пальцем в сторону. — Денег у тебя тоже нет. Темница — твой единственный дом. И я, как исполнитель закона, удостоверюсь, чтобы ты туда попал. — горделиво говорил стражник, словно пропуская мимо ушей весь балаган, который происходит неподалёку В конце концов разбойник нагнал девушку, обхватил её руками и тут же произвёл удар в живот. От этого женщина скрючилась, а когда хватка грабителя ослабла, та и вовсе рухнула на землю. — Парни, там! Там грабят! — воскликнул Иоаким, стиснув зубы. — Какая нам в жопу разница? Сегодня не наша смена! Это не входит в мои обязанности! — он усмехнулся, оглядываясь по сторонам. Флиумец во мгновение оцепенел от наглого и прямолинейного ответа. Его расширившиеся глаза наполнились гневом. Сделав глубокий вдох, простолюдин заговорил: — Как тебя зовут? — прокряхтел Иоаким. — Саймон. Кровь хлынула наружу, когда парень устремил свой кулак в нос стражника. Раздался хруст кости, за ним последовал протяжный крик. Гвардеец в шоке отпрянул назад, схватившись за лицо. — Ты разбойник, Саймон. — вырвалось из уст флиумца, когда тот наблюдал за тем, как скорчился неприятель, — и кенты твои такие же! Простолюдин вальяжно протёр кровь о свои штаны, принимая стойку. — Убейте его, уроды! —с паникой и гневом в голосе заорал раненный, отходя назад и держа руку у переносицы, чуть ли не рыдая. На парнишку выбежал Каин. Он свирепо вознёс свой кулак, рассекая воздух ударом. Иоаким резко выхлестнул ладонь вперёд. Раздался протяжный крик, когда пальцы впились в глаза стражника. Ослеплённый боец стал беспорядочно махать руками по сторонам, издавая вой подобный подбитому стрелой зверю. — Ах ты сука! Пацаны! Иоаким сделал резкий выпад вперёд. Его длань вонзилась в брюхо противника. Каин рефлекторно согнулся от нарастающей боли. Стоило ему упасть на колено, как по виску пришелся удар локтем. Каин рухнул без сознания на землю. Украденные деньги рассыпались под его тушей. — Твою мать! — пискнул самый младший, неловко пятясь назад, — Я за подмогой! — Не смей сваливать, мразь.! — прохрипел Саймон, резко повернув голову к младшему и разъярённым взглядом посмотрел на него, давая понять, что он сделает с ним в случае вероломного побега. И в то же мгновение новобранец дернулся с места и устремился прочь из поля битвы. Третий солдат, самый крупный, медленно стал шагать на флиумца, закатив рукава. Его толстый кулак устремился в лицо парнишки. Длань Иоакима приняла всю боль на себя, блокировав первую атаку. И тут же целая серия сокрушительных ударов обрушилась на флиумца. Каждый последующий был сильнее прошлого. Кулак проскользнул между руками простолюдина и молниеносно устремился прямо в челюсть. Волна боли прокатилась по всему телу Иоакима. Парень содрогнулся. Он неуклюже попятился назад, не чувствуя трясущихся ног, едва сдерживающих ослабшее тело. Боль пронеслась от челюсти по всей голове, в ушах зазвенело, а в разуме на секунду пронеслась мысль о том, что удар железной флягой чувствовался намного легче. В глазах помутнело, а образы, окружающие его вокруг, поплыли извилистыми движениями. Парнишка зажмурил очи, стиснув зубы. Он хватился за голову, чувствуя, как силы стремительно иссякают. — Хах! Ну какого тебе геройствовать? — язвительно усмехнулся толстяк, расслабившись. Длинноволосый в отчаянии набросился на жирного. Он сомкнул его в своих объятиях, не позволяя вырваться. Иоаким прижался к мягкому, подобно подушке, пузу, найдя мгновение на передышку. — Ты чего творишь…?! — удивился стражник, пытаясь высвободиться. Его руки были плотно прижаты к бокам. Иоаким, чувствуя, как туман рассеивается, поднял голову. На его смуглой мордашке заблестела хитрая ухмылка. Он сделал резкий рывок вперёд и его лоб врезался прямо в кадык толстяка. С глухим кряхтением стражник отпрянул назад, едва способный вдохнуть воздуха. Он неуклюже споткнулся об лежащую тушу и с грохотом свалился на товарища. — Куча идиотов… — Саймон расправил плечи, с омерзением сплюнув под ноги, — и ты с ними. — Ты ведь у нас борец за справедливость? — с иронией усмехнулся смуглый, держа окровавленные кулаки перед собой. — Срать я хотел на эту справедливость! Нам жрать всем нечего! — он устремился к флиумцу, замахнувшись. Длань пролетела мимо лица Иоакима, когда тот наклонился в сторону, увернувшись. И тут же удар парня столкнулся с глазом стражника. Саймон отскочил назад, зажмурив очи. Стоило Иоакиму опомниться, как в его голову прилетела жестяная крышка мусорного бака. С глухим треском она стукнулась об его лоб и отлетела в сторону. И тут же кулак Саймона взмыл в лицо простолюдина. Твердый удар. Кровь брызнула наружу из рассеченной губы. Смуглый попятился назад, как его схватили за длинные космы. — Я твоей смертью мать прокормлю! Стражник крепкой хваткой сжал волосы Иоакима и грубо впечатал его лицо в стену. Затем, усмехнувшись, тот стал водить смуглой мордой по кривому кирпичу, словно сыром о ржавую тёрку. — Скормлю собакам! Тонкая нить густой крови протянулась со стены, оставив красное пятно на её поверхности. Стоило флиумцу отпрянуть назад, как его шею схватили в объятиях. Саймон прижал к себе голубоглазого, крепко сдавливая его горло. Задыхаясь, смуглый ухватился о предплечье стражника, чувствуя, как ослабевают его конечности. В отчаянии длинноволосый занёс свободную руку за спину. Он молниеносно схватился за пах солдата безжалостной хваткой, едва нащупав его онемевшей ладонью. А затем, что есть мочи, порывистым движением ударил его между ног. — Мразь! — прохрипел сквозь зубы солдат и отпрянул от противника, схватившись за причинное место. Саймон истошно промычал, искривив свой лик болезненной физиономией. Он, тяжело дыша, обхватил рукоять меча своего, просверливая флиумца взглядом. — Сражаешься, как шакал… — утвердил солдат, охмурив брови, — и как такого зверя, подобно тебе, ещё не приняли в наёмники? — Я и не собираюсь. — Иоаким протёр кровь с губы ладонью. — Твоя воля. — с протяжным лязгом сталь обнажилась наружу, — Пора с этим заканчивать. Саймон помчался на флиумца, замахнувшись клинком. Блестящее лезвие просвистело в воздухе. Оружие врезалось в стену, оставив на ней протяжную царапину. Раздался гулкий звук металла, что эхом пронесся по тёмной улице. — Ох… — вырвалось из уст дрожащих стражника. И тут же он грохнулся на землю, а меч с позорным лязгом слёг рядом. Это и стало символом поражения. Девушка стояла напротив Иоакима, невольно одарив его недовольным взглядом. В руках она держала сковородку, которой, разумеется, и ударила солдата. Голубоглазый вопросительно посмотрел на рыжую, приоткрыв окровавленный рот. — Не, ну а чё он? — с возмущением ответила девушка, скрестив руки на груди, — Эти мерзавцы ко мне долги вышибать пришли! — А. — на выдохе произнес парень, пару раз коротко кивнув, — Ну. справедливо. Вдруг он пошатнулся, прильнув уставшей спиной ко влажному кирпичу. Он медленно соскользнул и свалился на колени. — Матушки. у тебя морда вся в фарш… — промолвила она, прикусив губу. Теплый ручеёк воды, смешавшись с багровой кровью, медленно стекал по носу парня, падая небольшими каплями на плащ. Розовый платочек впитал грязь лёгким движением, когда зеленоглазая провела им по смуглому лицу. — Ай.! — прошипел сквозь зубы длинноволосый, зажмурив глаза. — Терпи, дурак, сам полез же. — А я должен был смотреть? — возмутился Иоаким, опрокинув недовольный взгляд на девушку, — Стоять и глядеть, как мелкого мутузят? — Как можно быть таким наивным. — покачав головой, та отвернулась, тяжело вздохнув. Голубоглазый прищурился, устремив свой взгляд на острые ушки, едва торчавшие сквозь рыжие локоны зеленоглазой. — Эй. а чего это с твоими ушами? — недоумённо спросил тот, наклонив голову вбок. — Ничего! — она во мгновение прикрыла уши ладонями, наклонив голову, — У тебя сотрясение! Вот и мерещится всякое! — Ага… — Иоаким погладил лоб, а затем, пошатываясь, приподнялся на ноги. — Знаешь, это без следа не останется. — Я уверен. — Тебя могут и в розыск… — рыжая прикусила губу, топая со стороны в сторону, — и казнить! — Я понял. — Слушай! А может… — она перевела взгляд на парня, оглядев того с ног до головы, — .можно к дядюшке Флавию! Он никому не откажет кровом в своём храме! — Ещё чего. — усмехнулся смуглый, покачивая головой, — Я считаю, что это оскорбление… Дом молитвы не предназначен для дикарей. — Не говори ерунду! Флавий всем помогает! В Виллионе. — Я уйду. — Что.? Куда? — Куда-нибудь, — длинноволосый отвернулся, глядя на желтеющее небо, — Попытаюсь вернуться домой. Темная ночь. Тусклый свет фонаря едва освещал извилистую дорогу леса. Её тропинка была бесконечной на фоне кривых деревьев, выделяющихся грозными силуэтами. Карета, покачиваясь, двигалась вдоль этого пути прямо во тьму. Леонард обхватил чашечку чая, прильнув к ней устами. Горьковатый вкус. Русый, казалось, не переносил сладкое. Возможно причиной тому стало привыкание, когда жизнь перестала приносить бывалое удовольствие. Он хмыкнул, облизнувши губы. Его ладонь ухватилась за перо, что во мгновение стало выводить красивые буквы на листе. За работой Леонарда было всегда приятно наблюдать. Когда он брался за перепись бумаг или заполнение документов, можно было посчитать, что он был полностью окутан работой. Это заметил и Денница, доверяя ему важнейшие труды Королевства. Но Викториан углядел в своём слуге деталь важнее. Дипломатичность. — Многоуважаемый Вальтер, являясь политическим представителем Королевства Виола, я, действуя от лица Денницы Викториана, имею честь предложить вашей стороне предложение об двустороннем обмене военнопленными, — тихо проговорил парень, поставив точку на листе. Аристократ перевел взгляд в небольшое окошечко, всматриваясь вдаль, будто стараясь подобрать нужные слова. И этому способствовало всё. Блаженная тишина, что была стихией сероглазого, царила кругом. Казалось, что ничего не способно отвлечь его от работы. — На протяжении десятилетия нас интересует высвобождение Принцессы Эделии, что является знаковой фигурой всей нашей державы. Я прекрасно осведомлен, что она находится именно в вашем распоряжении, а её потеря отрицательно скажется на вашей репутации. Он сделал протяжный глоток, когда его глаза бегали по написанному заявлению. — Нас волнует приказ главнокомандующего, что Эделию могут казнить в ближайшие сроки. Я желаю выдвинуть взаимовыгодное сотрудничество, которое предотвратит невинную сме-. Карета резко остановилась, содрогнувшись на месте. Капля чернил окрасила край письма пятном. Леонард в спешке ухватился за чашку, содержимое которой собиралось выплеснуться на лист. Он недовольно охмурил брови, демонстративно кашлянув, чтобы прочистить горло. — Чего встали, месье? — вопросил виллионец, оглядываясь по сторонам. В ответ раздалась томная тишина. — К утру мне нужно быть немедленно в Семиречье. Уважаемый, я не потерплю долгих остановок, — его длань уже собиралась схватится за бусы, как вдруг он остановился. Леонард сфокусировал свой взгляд в окно. Тёмную пелену разрубил блик меча. На карету медленно двигался силуэт мужчины, чье лицо закрыто капюшоном. — Разбойники… — на выдохе прошептал парень, отпрянув назад. Его глаза мельком опали на лезвие тонкой шпаги, что лежала напротив него. Он выиграл её на конкурсе фехтования в университете. С тех самых пор она подле его руки. Русый ухватился за рукоять своего оружия, задержав дыхание. Он возложил свою ладонь на ручку двери, слегка пригнувшись. Тень проскользнула по двери, когда силуэт встал напротив кареты… Дверь резко отворилась, когда Леонард сделал выпад, пулей вылетев из кабины. Лезвие устремилось в лицо разбойника, просвистев в воздухе! Он сорвался с места, отскочив назад, едва увернувшись от смертельного удара. Парень выпрыгнул, со всей грацией приземлившись на землю. Он, чувствуя превосходство над соперником, гордо расправил плечи, держа шпагу перед своей грудью. Леонард прищурился, когда противник дрожащими руками ухватился за меч, медленно пятясь назад. Самодовольно хихикнув, стройные ноги слуги заскользили по земле, приближаясь к врагу. Взмах! Удар! Вспышка искр озарила разбойника, когда тот умудрился заблокировать атаку. И тут же нога аристократа устремилась в живот соперника. Его колено врезалось в диафрагму мужчины, вышибая весь воздух из его лёгких. Разбойник рухнул на землю, закрыв лицо своё ладонью. Клинок со свистом помчался в его голову, рассекая воздух! Лезвие тут же застряло в почве, когда соперник перекатился в сторону, минуя смерти. Он тут же поднялся на ноги, подхватив в руки меч. — А ты прыткий… — усмехнулся парень, с лёгкостью вынув сталь из земли. Вдруг враг рванулся на Леонарда, замахнувшись оружием. Русый ринулся на встречу сопернику. Его лезвие заскользило по клинку разбойника, парируя удар. И тут же навершие его рукояти устремилось в челюсть врага. Не успел бандит и опомнится, как его длань была ранена точечным уколом. Кровь хлынула из раны, а меч выскользнул из хватки, упав на землю. Невозмутимый аристократ ударил разбойника по лицу, а затем пнул его по ногам. Соперник грохнулся оземь, прокряхтев от боли. Леонард встал напротив бандита, глядя на него с ухмылкой на лице, зная, что победа за ним. Он ухватился двумя дланями за свою шпагу, вознеся её над головой. — Умри! — протяжно закричал он, навалившись всем телом на противника. Жгучая боль прокатились по телу Леонарда. Он тут же вскрикнул, когда шпага выпала из его рук, свалившись на землю. Пот выступил на его лбу. Он приоткрыл рот, судорожно дыша. Он опустил взор, глядя, как край лезвия впивается в его брюхо. Его глаза расширились. Он вцепился в клинок, пытаясь высвободиться, но сил, как будто, больше не было. — П-проклятье.! — прокряхтел он, когда кровь выступила на его устах. Он, покачиваясь, отпрянул назад. Его ноги тряслись. Леонард, держа ладонь на окровавленной ране, едва стоял, опираясь рукой за карету. Разбойник медленно поднялся, подкрадываясь ближе к парню. Но стоило ему встать напротив аристократа, как русый со всей силой врезал ему по морде. Капюшон сорвался с головы соперника. Луч мутной лампы опал на смуглое лицо простолюдина. — Э-.! — удивился Леонард, похлопав глазами, — Э-это же ты.! Голубые глаза Иоакима бегали по телу аристократа. Слезы наворачивались, собираясь перелиться в горькое рыдание. Он весь содрогался, прикусив губу. Воздух наполнила тяжесть. — Я.! — вырвалось из уст флиумца, когда тот потянулся к титулованному, будто желая схватить его в объятиях, — Я н-не.! Лицо аристократа преобразилось в отвращение. Леонард с грохотом свалился на землю, не удерживаясь на ногах. Брови искривились в изнеможении, когда режущие муки ударили в его живот. Он весь скрючился, дрожащими руками удерживаясь на коленях. — А-. Алина… — жалобно простонал русый, выплюнув перед собой кровавую массу, что стала медленно впитываться в рыхлую почву. Иоаким ринулся прочь. Он бежал, не оглядываясь. Его сердце билось в отчаянии. Споткнувшись об корягу, его тело неуклюже устремилось в кусты. Пастух рухнул на землю, прокатившись по ней всем своим брюхом. — Ч-что я наделал.? — всхлипнул парнишка, содрогаясь. Он не мог встать. Его тело тянуло вниз. Ноги не держали. Воздуха не хватало. Он казался душным. Изнурительный голод мучал его. Голод. Еда. Вот ради чего он на это пошёл. — Что я наделал….? — вновь прокряхтел Иоаким, схватившись за голову. Всё вокруг казалось мертвым. Будто жизнь вытекла из этого места. Вытекла, подобно крови Леонарда. Пастух перевел взор на свои грязные и покрытые багровой смесью руки, которые казались ему чужими. Он не мог поверить. Он не хотел поверить. Как он и не хотел этого делать. Флиумец перевел взгляд на меч. С его ржавого лезвия стекала ещё свежая кровь. Парень во мгновение отполз от него, быстро покачивая головой. Он со страхом глядел на кровавое лезвие, пока его грудная клетка бесперебойно расширялась. Он чувствовал, будто все на него смотрят. Но никто, кроме изогнутых деревьев, не лицезрел его отчаяния. Мёртвая тишина. — Что я наделал..? Что я наделал? Что я наделал?! Господи! Что же я натворил?! — закричал он во весь голос. Он вцепился ногтями в плоть своих рук, сдирая кожу в кровавое мясо. Горячие струи стекали по его дланям, оставляя за собой алый след. Горечь во рту. Слёзы. Стыд. Страх. Всё сплотилось в одно. Ледяная вода окутала его руки. По узкому ручью стекал багровый след. Иоаким мыл свои ладони. Натирал их друг об друга так усердно, что, казалось, мог стереть с них всю плоть. Все попытки, как он думал, были тщетными. Он мыл и мыл. Мыл и мыл. Он видел лишь кровь, а на водной пелене смерть. Смерть Блаженной Жизни.