Мгла

С самого детства Ангелина знала, она отличается от других. Причиной тому служил не скромный нрав, не острота ума, и даже не необъятный талант. Только родившись, она была обречена на другую судьбу. Не суждено было прискоком резвиться по уголкам родного двора, или отправиться на секцию художественного танца. Неизменным спутником были лишь крепкие, мамины объятия, перед очередным походом в больницу. На все это было одно простое, но удручающее объяснение — порок сердца. Это словосочетание сквозь года, тянулось утяжеляющим грузом на плечах Аксеновой. На третий день от ее появления на свет, был поставлен этот громкий диагноз. Прогнозы от врачей были неутешительны, не иначе как приговором звучала цифра — пять лет. Именно в такой промежуток, они предопределили продолжительность жизни девочки. Одинокая мать — Людмила, не находила себе места, рождение Лины, само по себе было случайностью, непредвиденным обстоятельством на пути девушки. А нежданная болезнь усугубляла ситуацию в сто крат. Горе-отец, испарился еще в момент объявления о пополнении, так что надежда на поддержку была лишена всякого смысла. Но все же, помощь пришла. В лице, женщины с говорящими именам — Надежда Алексеевна, по совместительству новоиспеченной бабушки. В первый же год, по содействию родственницы, была проведена сложная и дорогостоящая операция. Отчаянная Людмила воспрянула, словно бы появился шанс, некий проблеск на лучшее будущее. Так и было, последующие года, вплоть до третьего дня рождения, казалось жизнь пошла на поправку. Малышка развивалась нормально, что позволило матери найти работу, и выдохнуть с облегчением. Однако, чуда не произошло. Рецидив проявился внезапно, и абсолютно нежданно. Ребенок в один миг заходится в неровном дыхании а щемящая боль провоцирует поток детских слез. Больница встретила печальными известными: повторная операция может стать летальной, теперь поддержание жизни ложиться лишь на медикаментозное лечение, и соблюдение всех предписанных рекомендаций. С этого момента, Ангелина знала — если она хочет жить, она обязана бороться. И сейчас это было как никогда кстати. Теперь кроме нависающей тени болезни, она ощущала не менее угрожающую. В лице парня, что в любой момент мог устранить её, будто она столь незначительна, как пылинка на плече пиджака. Конечно это пугало. Абсолютно и безоговорочно. Но, Аксенова ощутила и другое чувство, именуемое решимостью. Казалось, теперь у нее появилась возможность сделать что-то значимое, что-то, что могло заставить ее почувствовать собственную ценность в этом мире. Как если бы ее никчемное и скорее всего недолгое, существование, смогло бы дать плоды. Теперь у неё был шанс, повернуть события и возможно спасти кого-то, от бессердечности поступков этого бандита. Думая об этом девушка наполнялась смелостью, хоть и понимала, эта идея была пустой. Циничный разум не поддавался наивным мечтаниям о справедливости, она трезво оценивала факты. Ни правосудия, ни возмездия не предвидится. Окружающий мир был наполнен до самых краев, одной лишь грязью и бесчестием. И как бы велико не было стремление к переменам, эту машину не разрушить одним лишь маленьким винтиком в виде её упорства. Оставалось только одно, то что ей давалось с трудом, и то, что по содействию злого рока, приходилось проживать ежедневно. Смирение. В мнгновенния когда чувства одолевали потоком, намереваясь перелиться через край, Лина отдавала всю эту гамму эмоций — виолончели. Ровным счетом как и сейчас. Знаменитая композиция, великого Чайковского — «Лебединое озеро», в которой раз навевала непроходимую печаль. Брюнетка безусловно превозносила музыку, всеми фибрами отождествляла себя с этим искусством. Однако, именно это произведение пробуждало в девушке несбыточные мечты, о том как она заходится в головокружительном пируэте, отыгрывая роль белого лебедя. Аксенова всегда с упоением наблюдала за балетом, горечь осознания застилает глаза. Возможности попробовать себя в этом, у нее никогда не было, очевидно уже и не будет. Нахлынувшее разочарование вынуждает закончить исполнение на половине. Прикрыв глаза, делает глубокий вдох. Все хорошо. Все хорошо. Тебе нельзя волноваться. Неизменная мантра крутится в сознании. Несколько дней назад, она повторяла тоже самое, сбегая из злополучной квартиры Валерия. Даже имя его вызывало проблеск негодования. Оно звучало слишком благородно для такого человека. По приходу домой, в тот вечер, девушка сразу получила звонок от переживательной Нины с расспросами о причине ухода. Честный ответ, что жених приятельницы зажал ее в ванной комнате, рассыпаясь угрозами, конечно же не прозвучал. Пришлось сослаться на плохое самочувствие, чему Маякова безоговорочно поверила. Далее последовала череда сплетен и расспросов, касаемо гостей вечера: — А как тебе Вахит? — голосок подруги звенел любопытством. Вахит. Тот самый бритоголовый, что был сообщником жестокого убийства. Действительно, как же он ей? — Нормальный. — ложь и только, — слушай а чем они вообще занимаются, кто по профессии эти ребята? Как бы невзначай прозвучал наводящий вопрос. Ей необходимо было знать, в курсе ли рыжеволосая о темной стороне жизни своих друзей. Нина прокашливается спустя недолгое молчание, и чуть тише проговаривает: — Учитывая их внешний вид, думаю ты и сама легко догадаешься. Это не телефонный разговор. — голос звучит безоговорочно ровно. Она все знает. И так просто с этим смирилась. — И-и, тебя это не смущает? — А должно? — незамедлительно раздается в ответ, — Ты не глупая девочка, должна знать, в наше время «либо ты, либо тебя». Понятно. Маякова приняла эти бандитские постулаты, даже не подвергая их сомнению. Спорить с приятельницей не хотелось, она обручена, и мнение бывшей однокурсницы вряд-ли изменит ситуацию. — Просто… береги себя, ладно? Девушка хихикает в трубку, в миг сменяя серьезность на дурачество: — Ангел, твоя тревога обо мне очень мила. Кстати, ты так быстро умчалась, что забыла свою папку, — на том конце слышится шелест бумаги, — ноты какие-то, весьма корявые, растратила навык? — Это моих деток, а точнее учеников, — быстро исправляется, пока легкая улыбка трогает уголки губ. — Точно, позабыла совсем. Заберешь сама или занести? Несколько секунд брюнетка размышляет. Возвращаться в убежище монстра она определенно не собиралась. — Если не затруднит, сможешь занести? — Без проблем, на днях забегу, поболтаем. Во сколько ты обычно освобождаешься? — К девяти точно буду дома. Не слишком поздно? — неловкость скользит в вопросе. — До встречи. — однозначный ответ звучит радушным голосом, перед тем как сбросить звонок. До встречи… Отвечает в эхо пустой квартиры.

***

Среда заканчивается утомительным занятием с Коленькой. Мальчику было девять лет, и он излучал абсолютное непоседство, хоть талант и проглядывался. Сорок минут разучивания новой композиции окончились, позволяя выдохнуть с облегчением. К счастью, жил он неподалеку, всего десять минут размеренной ходьбы. Мысли кишат прожитым днем, на часах время уже близится к девяти. Кабы успеть совершить все банные ритуалы и прочесть хоть несколько глав новой книги. Времени на себя совершенно не хватало, но оно и к лучшему. Свободные минуты непроизвольно наполнялись событиями того дня, чего хотелось избегать любыми способами. Преодолев бетонную арку, ведущую в родной двор слышит неприятный свист в купе с улюлюканьем. — Эй, девушка — грубый голос окрикивает где-то сзади. Аксенова ускоряет шаг, до дома осталось совсем недолго. Непроглядный туман стоит неподвижно, сгущая темноту осеннего вечера в ещё более мрачные краски. За спиной раздаются шаги приближения, пробуждая желание к побегу. Бедное сердце не выдерживает такого количества потрясений, тем самым заходится в неровном ритме, сбивая дыхание Лины. — Вы знаете, девушка, игнорировать не хорошо, — двое парней поравнялись с ее шагом, окружая с обеих сторон. — мы ведь со всей душой, может проводить вас хотели, глядите темень то какая, опасно ходить. — мерзкий смешком звучит от обоих, заставляя ее вздрогнуть. Тактика упорного безразличия, кажется не срабатывает. До подъезда осталось каких-то две минуты, как мужчина справа, на вид лет тридцати, хватает плечо своей лапищей вынуждая прервать путь. — Ты глухая? — скрипящий голос уже не прикрыт веселыми нотками. — Отпустите, мне не до ваших знакомств. Губы Аксеновой сжимаются в тонкую линию, а тошнота плещет в пустом желудке. Господи, хоть бы они отвязались. — Ишь какая, чем же мы тебе неугодны барыня? — она пытается вырваться, но порывы остаются безуспешными. Ситуация стремительно набирает пугающие обороты, второй мужчина подходит сзади помогая удерживать бушующую девушку. Наугад брюнетка стучит каблуком, попадая прямиком в ступню одного из них. Тот громко шипит, но рук не отпускает: — Тварь, — единственное, что раздается у нее в ушах, перед звонкой пощечиной. Ее никогда не били. И такое обращение приводит в шок. Противные пальцы скользят по девичьему пальто, а она лишь в силах шепотом произносить «Помогите». — Ага, сейчас поможем, — вновь этот ублюдский смех. Ей кажется, сейчас произойдет что-то неизбежное, но тишину её слез нарушает знакомый голос: — Давайте и я помогу.

***

Уже битый час, как Туркин торчал под подъездом этой гребанной виолончелистки. Нинка умотала к матери, по каким-то срочным делам касающимся планированию свадьбы, а его отправила отдать толстенную папку этой праведной деве. Как-будто других дел у него нет. Лишь потому что, пацаны обещали устроить спарринг в качалке, согласился на просьбу благоверной. Дом Аксеновой был неподалеку. Ну и Нина, пообещала порадовать чем-то приятным и очевидно сексуальным, взамен на услугу доставщика. Однако, ожидать под девятиэтажкой, не иначе как верный пес свою хозяйку, он был не намерен. Терпение иссякло. Надо будет — своими ножками придет и заберет то, что впопыхах убегая от него, забыла. Идя по разбитому тротуару в направлении к подвалу, слышит странный диалог, что с каждым шагом звучал все громче. Двое мужиков облепили девчонку со всех сторон, явно намереваясь удовлетворить собственную никчемную похоть. Таких ублюдков он просто на дух не переносил, и сейчас отвращение накрывало своим увесистым одеялом. Подойдя еще ближе, в глаза сразу же бросается копна локонов. Та самая, которую не спутать, ведь такой цвет, его любимых карамельных ирисок, он видел лишь раз. Теперь отвращение отходит на второй план. Из ниоткуда, подобно стихийному бедствию, парня настигает ярость, которую подкрепляют следующие слова: — Ага, сейчас поможем — бормочет мужик, в ответ на тихие девичьи мольбы. Три широких шага, и он рядом. Вечно разбитые кулаки непроизвольно сжимаются. — Давайте и я помогу. Идиоты, резко переключают внимание на грубый голос, что позволяет девушке выскользнуть из крепкой хватки. Голова Лины опущена вниз, видимо в попытке прикрыть горькие слезы. На разговоры Туркин не настроен. Вся эта картина сводит терпение на нет. — Да че ты, парень, мы просто знакомились — сразу сыпется отговорками ублюдок, видимо заприметив кипящую злость зеленых глаз. — Знакомься — с этими словами первый и сразу же точный удар прилетает в кривоватый нос. Сила столкновения позволяет услышать долгожданный хруст сломанной переносицы, тем самым вынуждая противника осесть с воплями на землю. Второй пытается подобраться сзади, но его ждет таже участь. Одним перехватом он опрокинут на асфальт, а одним ударом в живот с ноги — обречен на крики боли. Облегчение расползается в груди парня, ещё несколько размашистых ударов по обоим и он находит такое нужное успокоение. Стряхнув собственную кровь с костяшек обращает внимание к девушке. Она все также неподвижно застыла, пряди прикрывают бледное лицо, но этот фирменный взгляд он видит даже так. Полный горечи, неподъемного страха и еще чего-то, что считать не выходит никак. Устоять под вниманием этих огромных глаз становилось трудно. Сглотнув, указывает головой в сторону ее подъезда. — Домой. Сперва брюнетка не реагирует на его указания, лишь продолжает переводить взор от валяющихся мужланов к нему, и обратно. Пару секунд уходит, видимо на то, чтобы очнуться. Как результат, паника вновь хлынет на юную натуру и она быстрым темпом спешит в нужную сторону. Недолгий путь проходит в оглушающей тишине. Валера покрепче сжимает папку, размышляя над тем, что сказать. И нужно ли вообще. — Тебе, Ангел, лучше вообще из дому не выходить. Имеешь привычку оказаться не в том месте, не в то время. Та лишь хранит безмолвие. Хоть он и посоветовал ей молчать, сейчас это начинало раздражать. — Зачем помог? — тихий, слабый голос настигает его слух. Остановившись около нужного подъезда он разворачивается, и приближается на непозволительно близкую дистанцию к Лине. — Потому что, такие отбросы, должны отвечать за свои действия — возвышается над девушкой, пока её голова все так же устремлена вниз. — Чем же, ты от них отличаешься? — голос вновь обретает силу, и тот самый смелый тон, — твои грехи менее значимы? Эта святая праведность действует на нервы. Какого черта, она вообще лезет судить его поступки со своей колокольни? Она не была в его шкуре, и не ей предопределять что правильно, а что нет. — С хера ли, я обязан перед тобой отчитываться? Или это твой способ выразить благодарность? Наконец-то Аксенова запрокидывает макушку, позволяя столкнуться взглядами. Помимо поразительной синевы глаз, на лице сияет отчетливый красный след от удара. Турбо кажется на миг теряет способность вздохнуть. В голове нет ни одной идеи почему его это заботит, но гнев с новой силой хлынет по венам. На секунду, даже взбрела ненормальная идея коснуться этого пятна кончиками пальцев, но он лишь отдергивает себя со словами: — Их работа? Во взгляде Ангелины мелькает недоумение, но быстро сообразив прикладывает маленькую ладошку к щеке. Это негодование обязано выплеснуться, парень хотел уже ступить обратно и добавить еще несколько существенных повреждений этим подонкам, но прохладная рука цепляющая его собственную, останавливает. — Хватит. Достаточно на сегодня насилия. Валера и не намерен был слушать, ни одно её слово не несло для него существенный вес. Но женский голос на середине вздрогнул, а васильковый цвет наполнился стеклом, перетекающим в слезы. Парень был не из тех, кого трогали женские рыдания, и тому подобные изобилия проявления чувств. Но почему то, неизгладимая печаль этих глаз не дает пошевелиться. Турбо застыл, глотая холодный воздух жадными порциями, в попытках успокоить тревогу. Тревога была крайне редким гостем в его душе, как и страх, но сейчас он ощутил оба эти чувства с невероятно оглушительной силой. Выбираясь из наваждения, вручает в слабые, женские руки несчастную папку, стремительно разворачиваясь в противоположную сторону. Он знал, от таких сильных переживаний стоит бежать. Бежать незамедлительно.