Морская симфония. Пристанище заблудшего путника

— Почему вы его не убили? — квартирмейстер неодобрительно покачал головой. Анри поднялся с кресла, налил полкубка отменного красного вина, немного покрутил его в чаше и, отхлебнув глоток, с улыбкой ответил: — Дорогой друг, к чему лишняя жестокость? Даже к побежденному врагу стоит относиться с уважением. Особенно если он прославленный в боях адмирал. Негоже убивать его, как какую-то шваль. Но старпом бесцеремонно прервал праздные рассуждения корсара: — Вам платят не за воинскую честь, а за сделанную работу… капитан. Внутри Анри все вскипело. Руки чесались врезать по роже забывшемуся старпому, но поборов в себе порыв, он расплылся в улыбке и промурлыкал: — А вам платят за то, чтобы вы ведали командой, а не оспаривали мои решения, Ганс. Решив, что одной колкости недостаточно, Анри продолжил: — Кстати, Ганс, раз уж вы ничем не заняты, не могли бы вы проверить, надраены ли полы в моей каюте? — унизительней задания для старшего помощника не придумаешь. Пусть знает свое место. Метнув в корсара убийственный взгляд, старпом удалился. Анри вздохнул. Квартирмейстер весьма недвусмысленно напомнил ему, что у него куда меньше свободы, чем того бы хотелось. Сегодня младший по званию уличает его в самоуправстве, а завтра… Мда, в будущем это может стать проблемой. А пока… не проверить ли ему раненого адмирала? Разом повеселев, Анри спустился в трюм, предварительно одернув рукава обшитого галуном кафтана и поправив на шее белоснежное жабо. А как иначе, когда идешь на встречу с адмиралом самой могущественной морской державы? Пройдя сетью узких коридоров, Анри наконец дошел до импровизированной комнаты, где держали пленного. Знаком подав сигнал караульному, что тот может быть свободен, Анри вошел. Его гость уже пришел в себя и на скрип досок повернулся. Это был крепкий мужчина лет тридцати. Лицо его обрамляли спутанные каштановые кудри, в пламени свечи отливающие медью, а серо-зеленые глаза смотрели честно и решительно. «Красивое лицо», — решил про себя Анри. И с улыбкой поприветствовал гостя: — Рады встречать вас на борту, адмирал Уайндлер. Пленник пристально посмотрел на него и спросил: — С кем имею честь разговаривать? — Ах, я совсем забыл представиться. Анри Дрейзен, капитан «Доминики». В глазах Уайндлера мелькнуло недоверие. Он оценивающе оглядел Анри и пробормотал: — Морской дьявол, стало быть? По губам Анри скользнула усмешка: он привык к подобной реакции. При упоминании морского дьявола людям рисовался грозный пират под два метра ростом, весь в татуировках, с огромными ручищами и желательно без ноги. Или хотя бы глаза. Анри был не таков. Несмотря на свои двадцать три, он сохранил изящество подростка. Стройное тело, тонкие руки, аристократическая внешность. Ничто в нем не подходило для жизни корсара, и тем не менее без малого пятнадцать лет он провел в море. Обделенному физической силой, ему с детства приходилось полагаться на ум и острый язык. А позже прибавились револьверы. Молодому капитану льстило, что за последние годы его похождения наделали столько шуму, что о нем прознал сам Теодор Уайндлер. Анри уже предвкушал занимательную беседу о морях и сражениях, однако следующей же фразой его вернули в реальность, в которой один из них был пленником на борту вражеского судна: — Что с командой «Каэльи»? — речь адмирала звучала ровно, но Анри уловил, как напряглись его плечи, а пальцы впились в полотно гамака в ожидании ответа. И поспешил успокоить собеседника: — Всех раненых мы поместили в трюм и оказали помощь. На этих словах плечи Уайндлера чуть опустились, но пальцы продолжали быть плотно сжаты. — Что же вы планируете дальше с нами делать? Анри ответил без утайки: — Через три дня мы пристанем в порту Инвы. Там вы пробудете до проведения мирных переговоров. Когда Каллария выплатит Нильдрему контрибуцию и уступит часть морских путей, вас и других пленных вернут на родину. Тут адмирал рассмеялся. Такой рассыпчатый, сухой звук, будто опавшие листья шуршат на ветру. Полтора года назад, когда Анри покидал Фельм, тоже шуршали листья… Закончив смеяться, адмирал посерьезнел и голосом полным убеждения объявил: — Его величество Эдуард ни-ког-да не согласится на подобные условия! Анри отмахнулся: — Будто у него есть выбор. Ваш флот разбит, суда уничтожены. Что ему еще остается делать? По лицу Уайндлера пробежала тень. Неожиданно он спросил: — Зачем вы сохранили мне жизнь, мистер Дрейзен? — и тихо добавил, — благородней бы было дать мне умереть, защищая флот своего короля. Игравшая на губах Анри улыбка застыла. Не то чтобы он не ожидал подобного исхода: о том, как Уайндлер печется о своей чести, ходили легенды. И все же, когда спасаешь чью-то жизнь, рассчитываешь хоть на толику благодарности… Действительно, зачем Анри его спас? Вопрос вернул корсара к событиям минувшей битвы: вокруг летали доски и щепки, от порохового дыма глаза слезились, а от свиста пуль звенело в ушах. И посреди этого ада гарцевал он. Адмирал калларийского флота, гроза Кентарианских морей. Исход битвы был предрешен: на стороне корсара был численный перевес и большая огневая мощь. Но Уайндлер и не думал сдаваться. Казалось, понимая безнадежность своего положения, он решил пасть в бою, прихватив на тот свет как можно больше вражеских солдат. Когда Анри направил на него пистолет, то невольно залюбовался. Китель адмирала был разодран, половина лица в крови, на животе зияла рана, но сжатый в руках клинок продолжал танцевать, одну за другой отбирая жизни нильдремских солдат. Столько гнева, ярости и страсти. Так яро бьющаяся жизнь… Анри не смог заставить себя ее оборвать. Такое не объяснишь в двух словах человеку, с которым знаком от силы пару минут. Особенно после того, как атаковал и разбил его армию, а потом взял в плен. Поэтому Анри ограничился лишь пространным: — Меня наняли уничтожить ваш флот, а не чинить расправу. — А вы всегда делаете то, что вам велят? Анри ухмыльнулся. Адмирал его провоцирует? Что ж, прекрасно! Тем интересней беседа. Он закинул ногу на ногу и в привычной полушутливой манере ответил: — Только если за это хорошо платят. — Готовы лизать пятки каждому, кто заплатит. Как портовая девка! Глаза Анри сузились: — Моя мать была портовой девкой. Аккуратнее выбирайте выражения, адмирал, иначе я исполню ваше желание быть отправленным на тот свет. Уайндлер подался вперед, но Анри был быстрее. Мгновение — в лоб адмирала смотрело дуло пистолета. Но вместо того, чтобы отступить, тот приблизился еще на шаг, и, глядя на Анри взглядом полным презрения, бросил: — Трус. Настоящий мужчина дерется саблей. На море вы тоже напали исподтишка. Ваши действия жалки и бесчестны. Анри владел саблей и неплохо, но этого было… недостаточно. При встрече с грубой силой он неминуемо уступал. Пару раз это почти стоило ему жизни. Поэтому, когда в руки Анри попал револьвер, он счел это знаком судьбы. Вот то оружие, с которым он сможет чего-то добиться. С адмиралом их разделяло расстояние вытянутой руки. Реши Анри выстрелить, мозги адмирала уже забрызгали бы комнату. Возможно, именно это удержало корсара от порыва пустить в лоб гостя пулю. Да и подобные грубые методы не в его стиле. Поэтому, прокрутив револьвер меж пальцев, Анри сунул его за пояс и, без стеснения встретив взгляд собеседника, ответил: — Мои действия дают результат. Вы в плену и обязаны мне жизнью. Анри склонил голову к плечу и полюбопытствовал: — Почему вам так не терпится с ней расстаться, адмирал? — он искренне не понимал. Сам нередко шел на риск, зная, что тот оправдан, но так отчаянно желать смерти… противоестественно. Дело в уязвленной адмиральской гордости? Запятнанной чести? Фанатичной преданности своему монарху? Или в том, что победы и ранг были единственной опорой этого статного мужчины? Единственным, что придавало его жизни смысл? Привыкший примерять чужой опыт на себя, Анри подумал, что стерпи он хоть тысячу поражений, все равно бы не пожелал расстаться с жизнью. Ведь, чтоб не утонуть в пучине отчаяния, достаточно одной-единственной души, которой есть до тебя дело. Одногодома, где тебя ждут.В памяти всплыло милое сердцу лицо Мари… но приятные воспоминания были прерваны грубым: — Чтоб не становиться должником такого как вы! — Уайндлер попытался подняться, но пошатнулся, и Анри, пропустив очередное оскорбление мимо ушей, поспешил придержать его: — Адмирал, ваши раны еще не зажили. Вам стоит беречь себя. — Какое вам дело до моих ран?! «Такое, что это я, наживая врагов среди нильдремских солдат, чьи друзья и братья пали от вашего клинка, перевязывал их, и будет обидно, если мои усилия пойдут коту под хвост», — пронеслось в мыслях Анри. В слух же он сказал: — Адмирал, будьте благоразумны. Если вам недорога жизнь, подумайте о своих людях. Смею предположить, они простые солдаты, не обремененные высокими принципами. Наверняка они мечтают вернуться домой. Вы нужны им. Так что не делайте глупостей, и лучше выпейте со мной вина. — Я не пью, — холодно ответил адмирал. Анри пожал плечами. Значит, ему придется пить за двоих, дабы вечер не оказался испорчен окончательно. И, отхлебнув глоток из припрятанной за поясом бутылки, произнес: — И все же в одном вы правы, адмирал: вы обязаны мне жизнью. Как долг собираетесь выплачивать? — лицо Уайндлера потемнело. Анри же беззаботно продолжил: — Что скажете насчет приятной беседы? Взгляд Уайндлера все тяжелел. Ярость бессилия мешалась в нем с презрением и горечью: — О чем вы хотите поговорить? — проглатывая злобу, прохрипел адмирал. — О доблестном пути бравого калларийского адмирала! — на этих словах Анри примостился на ящик с провиантом, так что их с Уайндлером глаза оказались на одном уровне, и, слегка склонив голову набок, поинтересовался: — Почему вы выбрали море, адмирал? — тот взглянул на него с непониманием. Он, наверное, ожидал коварных вопросов, призванных вытянуть из него военные тайны государственной важности. Но Анри это было ни к чему. Он не принадлежал ни одной из держав и был верен только себе и своим пистолетам. А еще его всегда занимали судьбы людей. Особенно ярких. Обдумывая каждое слово, Уайндлер медленно сказал: — Я его не выбирал. «Только не говорите, что оно само выбрало вас. Такая банальщина», — мелькнуло в мозгу Анри. — Это был единственный шанс выбиться в люди. Следующий вопрос? Но Анри не собирался отвязываться так быстро. И с играющей на губах улыбкой попросил: — Адмирал, я жду подробностей! Глаза Уайндлера полыхнули зеленым пламенем. Он холодно отчеканил: — Отец умер, мать зарабатывала гроши, и мне светило такое же безрадостное будущее, но по счастливой случайности, — голос его сочился сарказмом, — началась война, и я сбежал добровольцем на фронт. После войны, где меня удостоили парой наград, мне выпал шанс поступить в училище, где я получил офицера, после чего служил на судах и повышал звание. — Теперь вы довольны, Дрейзен? — голос Уайндлера был холоднее льда, — если да, то ваши вопросы себя исчерпали, прошу меня оставить. Анри стало не по себе. Он-то надеялся силой обаяния растопить лед вражды! А вместо этого копнул слишком глубоко и окончательно отвернул Уайндлера от себя. О продолжении беседы не могло быть и речи. Покидая комнату, Анри не удержался и бросил на адмирала прощальный взгляд. Уайндлер выглядел уставшим и разбитым. Зеленое пламя в глазах погасло, оставив за собой неприкрытую пустоту. Сколько же боли сокрыто в этом человеке? Анри хотел бы утешить адмирала, сказать, что все будет хорошо, но, сознавая бессмысленность подобных заявлений, только тихо произнес: — Вряд ли вас это утешит, но я тоже терпел поражения. Один проигрыш не определяет нас. И действуй я честно, исход был бы другим, — на этих словах он оставил Уайндлера в одиночестве. Вернувшись в каюту, Анри погрузился в раздумья, наблюдая, как огонек свечи трепещет под его пальцами. Грустно, что все так сложилось. Он правда считал, что встреться они при других обстоятельствах, то могли бы стать друзьями. Остается надеяться, что судьба не будет к Уайндлеру слишком жестока, поражение не сломит его дух и им еще предоставится шанс поговорить по душам.